Анархия и сверхцентрализация

В Высшей школе экономики прошел семинар, посвященный одной из самых сложных для изучения проблем советской истории: «Политическое руководство СССР в годы Великой Отечественной войны. Структуры, практики, модификация диктатуры». О том, каким образом в военные годы реализовывалась высшая политическая власть, к началу войны сосредоточенная в руках Иосифа Сталина, рассказал докт. ист. наук Олег Хлевнюк, один из ведущих сотрудников Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий, главный специалист Государственного архива Российской Федерации.

По словам директора центра, Олега Будницкого, докладчик «знает о Сталине даже больше, чем Сталин сам знал о себе». Олег Хлевнюк — признанный авторитет в истории сталинизма, автор множества книг, статей и документальных публикаций, из которых самыми важными, по мнению Будницкого, являются «Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры» и «Холодный мир. Сталин и завершение сталинской диктатуры» (в соавторстве с профессором Манчестерского университета Йорамом Горлицким).

В зале собрались в основном специалисты-историки — из РГГУ, МГУ, ВШЭ, Института государства и права и других вузов, в том числе зарубежных, — а также много студентов, интересующихся этим сложнейшим периодом в истории нашей страны. Сложность и наличие больших пробелов в его изучении Олег Хлевнюк подчеркнул, приведя, во-первых, цитату из книги военного теоретика Карла фон Клаузевица «О войне» (издание 1932 года было в личной библиотеке Сталина): «На войне всё очень просто, но даже самая простая вещь на войне является сложной», во-вторых, отметив, что многие документы до сих пор имеют секретный статус и доступ к ним получить невозможно.

Прежде чем приступить к рассказу о том, каким образом осуществлялось политическое управление страной в годы войны, историк рассказал о том, что нынешний доклад — часть нового проекта, которым он сейчас занимается и который «должен заполнить тот разрыв, который образовался у нас в изучении политической истории». «Мы достаточно неплохо знаем советскую историю довоенного и послевоенного периодов, но страдаем оттого, что многого не знаем о войне», — подчеркнул Олег Хлевнюк.

Он начал с постановки множества вопросов: «Очень широко распространено мнение о том, что в годы войны централизация военно-политического руководства СССР достигла высшего уровня, и это стало важнейшим преимуществом системы и страны, благодаря которому и была одержана победа. Однако что на самом деле означает эта простая на первый взгляд истина? О чем свидетельствует создание такого единого центра власти, как Государственный комитет обороны, и формальная передача Сталину большого количества новых должностей — и наркома обороны, и верховного главнокомандующего, и председателя ГКО, вдобавок к прежним должностям — секретаря ЦК партии и председателя Совета народных комиссаров? Можно ли полагать, что без всех этих должностей Сталин был ограничен в своей власти? Всегда ли мы проводим какую-то необходимую разграничительную черту между символической и реальной централизацией? Что такое централизация вообще? Политическая централизация в годы войны наблюдалась во всех воюющих государствах, даже в демократической Великобритании. Но была ли централизация по-советски равна централизации по-британски или по-американски?»

Олег Хлевнюк обозначил два исходных пункта: во-первых, изучение изменений требует сравнительного подхода и хронологических выходов за рамки рассматриваемого периода, то есть небольшие экскурсы в довоенный и послевоенный периоды. Во-вторых, для большей ясности историк предложил разделять понятия политической и административно-бюрократической централизации, несмотря на то что на практике эти явления тесно переплетались и взаимодействовали.

«Политическая централизация может рассматриваться как ограничение круга лиц и структур, которые принимали реальные политические решения стратегического и оперативного характера. А административно-бюрократическая централизация (упорядочение административно-бюрократических структур) можно рассматривать в веберовском понимании — как процесс иерархической устойчивости, функциональной специализации, единообразия процедур, правил, предсказуемости кадрового передвижения и т.д.», — пояснил свою мысль Хлевнюк.

Историк сосредоточил внимание слушателей прежде всего на деятельности специфического, уникального органа власти, сформированного в начале войны для упрощения и большей оперативности в принятии важных решений, — Государственного комитета обороны. Чтобы была понятна роль этой «узкой руководящей группы», фактически навязанной Сталину 30 июня 1941 года, Хлевнюк рассказал о том, как происходило управление государством незадолго до войны и почему система политического и административно-бюрократического аппаратов, сложившаяся к 1941 году, не могла выдержать испытаний в силу своего несовершенства и сразу обернулась военными катастрофами:

«В предвоенные годы, отмеченные последствиями террора и окончательным утверждением сталинской диктатуры, сложилась так называемая «пятерка»: Сталин, Молотов, Ворошилов, Микоян, Каганович. И эта новая «пятерка» становится выражением высшей формы политической централизации. Историки не располагают большим количеством данных о работе руководящей группы, но то, что известно, позволяет говорить о ней как о некоей переходной форме организации власти, формального пережитка коллективного руководства. Политбюро к этому моменту давно уже не собиралось, более того, Сталин отождествлял «пятерку» с политбюро, однако она не осуществляла коллективного руководства в традициях 1920–1930-х годов, а была только совещательным органом при Сталине. Все важнейшие решения, включая знаменитый пакт с Германией, не обсуждались коллективно, а были личным творчеством вождя, в лучшем случае результатом его консультаций с Молотовым. Суть административной централизации выразил сам Сталин (эти слова сказаны в январе 1941 года и записаны в дневнике одного из совнаркомов Вячеслава Малышева): «Мы в ЦК уже четыре-пять месяцев не собирали политбюро, и вопросы подготовляют Жданов, Маленков в порядке отдельных совещаний со знающими товарищами, и дело руководства от этого не ухудшилось, а улучшилось». Здесь интересно обратить внимание на дату высказывания: это период, связанный с падением Франции, которое достаточно сильно напугало Сталина и заставило его пересмотреть представления о перспективах войны и дальнейшего развития страны».

Подводя итоги, Хлевнюк отметил, что перед войной наблюдались, с одной стороны, укрепление единоличной власти Сталина и утверждение административной централизации, с другой, превращение партийного и правительственного аппарата в исполнительные комиссии при вожде с четким разделением функций, чего не было раньше: партийный аппарат занимался идеологией, кадровыми вопросами и не вмешивался в хозяйственные дела, которыми занималось правительство. «Надо всем стоял Сталин как высшая инстанция, и при этом наблюдалась относительная кадровая стабильность, что означало окончание террора. Высшим выражением централизации в это время стало самоназначение Джугашвили на пост председателя Совета народных комиссаров в мае 1941 года». Это сопровождалось тенденцией сменить в ближайшем окружении старые кадры новыми: так, перед войной Сталин попытался отодвинуть Молотова и заменить его Вознесенским.

Никто из историков, даже тех, кто снисходительно относится к Сталину, не отрицает, что несовершенство созданной им системы управления и неограниченные возможности вождя влиять на процесс принятия решений стали одной из причин начальных катастроф войны: «Все надеялись, что Сталин знает, что нужно делать. Оказалось, что тот тоже не знал, что нужно делать».

Первые поражения в войне и малоадекватные ответные реакции, осознание того, что никто не контролирует ситуацию (ни Сталин, ни руководство Наркома обороны в лице Жукова и Тимошенко), послужили предпосылками для изменения высшей власти, и центральным событием стал инцидент 30 июня 1941 года, который завершился созданием Государственного комитета обороны. Именно тогда Сталин, бросив всё, уехал на дачу — отсутствие первого лица в такой сложной ситуации всех напугало. И члены политбюро совершили крайне смелый, но единственно возможный поступок: собрались сепаратно от вождя и выработали ряд решений, что делать дальше. Затем без вызова явились на дачу к вождю и предложили образовать Государственный комитет обороны во главе с самим Сталиным.

Состав ГКО был ему фактически навязан: в частности, первым заместителем был назначен уже гонимый в тот момент Молотов, а Вознесенского в состав ГКО предложили вообще не включать. И Сталин согласился. «Пятерка», составившая ГКО, повторяла «пятерку» 1939 года. «Все эти нарушения протокола диктатуры были облечены в форму демонстративной политической лояльности вождю, — подчеркнул Хлевнюк. — Создание ГКО не нарушало принципов диктатуры, так как работа узких руководящих групп уже была опробована до этого, и ГКО мог восприниматься именно так». Этот инцидент положил начало существенной перегруппировке высшей политической власти.

ГКО занимался широким кругом вопросов, решения по которым официально оформлялись от имени разных структур: ГКО, политбюро, Совнаркома. В каком-то смысле это была символическая структура, созданная в качестве представления военной власти, которая была на слуху и у армии, и у народа. Хлевнюк привел знаменитую фразу Жукова: «Я часто не мог понять, на заседании какого органа присутствую», чтобы показать, насколько это был виртуальный орган. Не было собственного делопроизводственного подразделения, протоколы заседаний не велись, поэтому мы лишены возможности изучить, каким образом и кем принимались конкретные решения.

Во время войны ГКО приобрела существенные административные функции; по свидетельству Микояна, на заседаниях была создана «атмосфера доверия», на членах ГКО лежала определенная ответственность, благодаря чему они обрели некоторую политическую свободу, а также вырос их политический и административный вес. Таким образом, создание ГКО было определенной уступкой Сталина традициям коллективного руководства. Кроме того, это был компромисс между линией вождя на омоложение своего окружения и желанием старой гвардии остаться в строю — это особенно хорошо видно на примере противостояния Молотова и Вознесенского.

«Политическая уступка, на которую Сталину пришлось пойти 30 июня 1941 года, ему самому не очень нравилась, и поэтому, когда война стала подходить к концу, он снова начал атаки против своих старых соратников, против членов ГКО». Хлевнюк привел в пример демарш против Микояна в сентябре 1944 года. Примерно в это же время Сталин начинает критиковать военное руководство, в частности, маршала Жукова. Подобные атаки на своих ближайших соратников в 1944 году историк назвал «попытками вождя дисциплинировать свое зазнавшееся окружение, которые получат соответствующее развитие после войны».

ГКО был распущен в сентябре 1945 года, сразу после завершения войны, и преобразован в руководящую «пятерку», в которую входили Сталин, Молотов, Микоян, Берия, Маленков. После войны Иосиф Виссарионович предпринял новые действия против бывшего ГКО, особенно против Молотова, после чего руководящая группа фактически была распущена, последовала опала Берии и Маленкова и пополнение «пятерки» Вознесенским и Ждановым.

Обобщая сказанное, Олег Хлевнюк сделал вывод о том, что во время войны происходила явная децентрализация власти, а в конце и после войны — возвращение к централизации. Децентрализация во время войны была существенной и заметной и заключалась в том, что Сталин поручил часть административно-политических функций своим соратникам, которые часто собирались и принимали решения вообще без вождя. Более сложной была децентрализация административно-бюрократической системы, которая распадалась на множество центров административной власти, упрощалась. Для решения конкретных задач появлялись чрезвычайные комиссии, уполномоченные и другие временные структуры.

Априори считается, что децентрализация власти была эффективна и сыграла важную роль в победе. Однако после шока первых поражений руководство само стремилось вернуться к централизованному управлению, поскольку децентрализация бюрократического аппарата имела ряд существенных недостатков: произвольность выполнения решений, неумелое распределение ресурсов, выборочная обработка запросов и плохое их выполнение. Олег Будницкий, подводя итог семинару, высказал мысль о том, что в годы войны наблюдались одновременно анархия и сверхцентрализация. «Ну что ж, я не вижу здесь противоречия», — согласился Олег Хлевнюк.

См. также:
Международный центр истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий http://hist.hse.ru/war.