О заявлении Совета молодых ученых и сотрудников Математического института имени Стеклова, вызвавшем такие острые споры в социальных сетях, ТрВ-Наука поговорила с Александром Буфетовым, председателем этого Совета. Александр — вед. науч. сотр. МИАН и ИППИ РАН, профессор факультета математики Высшей школы экономики, директор исследований Национального центра научных исследований во Франции (CNRS). Беседовала Наталия Демина.
— Как появилось заявление Совета [1]? Кто стал его инициатором?
—Мы написали это заявление, потому что мы верим в то, что там написано!
С инициативой написания письма выступил член нашего Совета Сергей Горчинский. Следуя процедуре, я поставил его предложение на обсуждение, получившееся очень живым. Тех, кто принял самое активное участие в дискуссии, я попросил составить рабочую группу и подготовить соответствующий документ. В рабочей группе было четыре человека из разных отделов нашего института: два члена Совета и два не члена Совета. Тем самым, на мой взгляд, она представляла разные группы МИАН. Рабочая группа подготовила проект обращения. Потом мы его вместе редактировали, потом состоялось голосование по этому проекту.
Мы голосовали и как коллектив молодых сотрудников МИАН, и как Совет. При голосовании коллектива было много голосов «за», звучали, разумеется, и голоса «против», а многие сотрудники просто воздержались от голосования. В итоге в коллективе обращение не прошло — для большинства не хватило двух голосов. Совет же горячо поддержал эту инициативу. Я думаю, это связано с тем, что мы ближе к решению административных вопросов, нас этот вопрос больше занимает.
Дискуссия и голосование по ключевым вопросам проходит у нас всегда очень живо. В частности, мои коллеги совсем не стесняются голосовать против того, что предлагаю я.
— Вы удивлены той реакцией [2], которую это заявление вызвало?
— Да, я немного удивился. Оскорбление личности — любимый полемический прием наших оппонентов. Впрочем, это в России не вчера началось: Пушкин этому удивлялся. С другой стороны, предложение Эдуарда Гирша рекомендовать ограничение срока нахождения на руководящем посту кажется мне конструктивным вкладом в дискуссию. Имеет ли смысл такая рекомендация — вполне можно было бы обсудить.
— Самую большую критику вызвал пункт, в котором вы предлагаете увеличить максимальный возраст директора института до 70 лет.
— Я вообще противник жестких правил. Как известно, в Европе ученые в определенном возрасте уходят на пенсию. В частности, математики. Однако многие математики прекрасно работают после 65 лет. Эрнест Борисович Винберг в одном из интервью говорил, что очень счастлив от того, что работает в России, потому что в Германии его бы давно уже выгнали на пенсию. Эрнест Борисович — всемирно прославленный математик и блестящий лектор. Конечно, было бы величайшей потерей для московской математики, если бы закон предписывал отправить Винберга на пенсию в 65 лет. Григорий Иосифович Ольшанский и я вместе руководим семинаром. Григорию Иосифовичу в этом году исполнилось 65 лет — что теперь, нам семинар отменять? А вот во Францию, например, теперь нельзя позвать его приглашенным профессором — и кому от этого лучше? Моему научному руководителю Якову Григорьевичу Синаю 21 сентября исполнилось 79 лет. Синай — ординарный профессор Принстонского университета, он активно работает с аспирантами, а я завидую полноте его сил и оптимизму! Мне кажутся разумными мягкие правила — как в Принстоне.
— Есть мнение, что на Совет молодых ученых МИАН было оказано некое давление сверху…
— В Институте Стеклова вообще любят дискутировать, в том числе, разумеется, и младшие со старшими. Мы многое обсуждаем вместе и, естественно, постоянно обсуждаем крайне болезненную для всех нас реформу РАН. Но чтобы кто-то на меня давил, этого нет. В этом смысле я действую в условиях значительной свободы. Наш институт совершенно не авторитарный. У нас другая атмосфера. В нашем институте люди не стесняются высказывать разные, в том числе категоричные, мнения. В частности, очень часто Совет и коллектив голосуют против того, что предлагаю я. У нас такого рода письмо может пройти только в том случае, если оно действительно выражает мнение значительной части сотрудников института.
— Вам могут сказать, что российской науке нужна ротация кадров, что ключевые позиции заняты пожилыми людьми, которые не всегда уже отвечают требованиям времени. Многие из них в прошлом хорошие ученые, но надо давать дорогу молодым.
— Проблема ротации кадров есть вообще в любом коллективе. Это вопрос очень деликатный. Его не стоит решать сверху. Коллектив, который правильно сам себя регулирует, проведет ротацию своими силами.
У директора нашего института (академика РАН В.В. Козлова. — Ред.) есть три заместителя-математика: первый заместитель директора Армен Сергеев и два заместителя по научной работе Дмитрий Трещев и Дмитрий Орлов; есть еще заместитель по административно-финансовой работе Татьяна Кузьминова и заместитель по общим вопросам Вадим Подстригич. Дмитрий Орлов начал работу в дирекции сравнительно недавно.
Совсем недавно в нашем институте поменялся ученый секретарь. Новым ученым секретарем стал Александр Печень, член нашего Cовета. Еще раз скажу, ротация кадров — это важнейший вопрос, но вряд ли запреты являются конструктивным шагом, как мы и написали в письме.
— Вам могут сказать, что Стекловка — один из уникальных институтов, где действительно судят по способностям. Но вы предлагаете убрать ротацию по возрасту во всех институтах, в том числе и там, где молодежь — на вторых ролях.
— Не мы предлагаем! Напомню, что дискуссию начали не мы. Мы возражаем против того, чтобы все институты России стричь под одну гребенку. Инициатива исходит не от нас.
— Давайте представим себя на месте Котюкова или ФАНО. Оно стоит перед проблемой омоложения кадров. Думает, как же нам ротацию кадров провести…
— Кадровые проблемы — трудная часть работы любого администратора. Руководитель ФАНО Михаил Котюков — чрезвычайно опытный администратор. Я думаю, что у него есть ресурсы для ее решения. Конструктивными могут быть рекомендации, конструктивными могут быть поощрения для тех институтов, которые ведут разумную кадровую политику. Однако жесткие предписания, на мой взгляд, деструктивны по определению. Позитивного результата в деликатной проблеме нельзя добиться формальными требованиями.
Фото Н. Деминой
Цитата: «Проблема ротации кадров есть вообще в любом коллективе. Это вопрос очень деликатный. Его не стоит решать сверху. Коллектив, который правильно сам себя регулирует, проведет ротацию своими силами.»
————
У российской науки тромбы по всему телу и нет надежды на то, что она «сама себя отрегулирует» — тут уже нужно доктора посылать. Ограничение в 65 лет — это мягкое симптоматическое лечение, которое вводит новые граничные условия и корректирует ложную систему ценностей. Ведь как сейчас заведено: кто дольше всех на стуле просидел, тому и дают порулить, пусть даже рулит «не приходя в сознание». И тут, внезапно, новое правило, что старше 65 — это плохо, и требуются другие критерии…
Категоричные ответные письма тоже деструктивны. Нужно предлагать разумный компромисс.
К сожалению, у нас нельзя разрешить только некоторым в виде исключения, так как сразу начнутся злоупотребления и кумовство, если не коррупция. Поэтому придется категорично запретить, потому что проблему решать необходимо.
Кто бы мне объяснил, почему когда речь заходит об ограничении на занятие АДМИНИСТРАТИВНЫХ постов противники любят приводить примеры ученых, работающих на ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ или преподавательских позициях до преклонного возраста.
С радостью отвечаю: потому что сходство между предлагаемым законом в России и существующим законом в Европе кажется мне более существенным, чем различие между административными и исследовательскими позициями, на котором делаете акцент Вы.
Это сходство косвенно подтверждается и тем, что сторонники российского закона любят ссылаться на европейский, при этом не деля его на его административную и научную составляющие. Иными словами — с позицией: надо ограничивать возраст и для учёных, и для администраторов —- я не согласен, вот примеры. Если Вы говорите: для администраторов надо, а для учёных нет — то вопрос к Вам — почему тут да, а там нет? На более практическом уровне — не вижу оснований исключить, что следующий шаг после
закона о возрасте для администраторов — это закон о возрасте уже для всех. А такого закона мне бы очень не хотелось.
Цитата: «Проблема ротации кадров есть вообще в любом коллективе. Это вопрос очень деликатный. Его не стоит решать сверху. Коллектив, который правильно сам себя регулирует, проведет ротацию своими силами.»
————
У российской науки тромбы по всему телу и нет надежды на то, что она «сама себя отрегулирует» — тут уже нужно доктора посылать. Ограничение в 65 лет — это мягкое симптоматическое лечение, которое вводит новые граничные условия и корректирует ложную систему ценностей. Ведь как сейчас заведено: кто дольше всех на стуле просидел, тому и дают порулить, пусть даже рулит «не приходя в сознание». И тут, внезапно, новое правило, что старше 65 — это плохо, и требуются другие критерии…
После сталинской чистки армии полками стали командовать лейтенанты. Известно, что из этого получилось в 1941-м. История повторяется.
В войну отсев негодных происходил быстро, а в нашем случае процесс затянется на десятилетия.
Правильно говорят, что единственный урок истории состоит в том, что из нее никто еще уроков не извлекал.
Уважаемый г-н МНС!
Французы как-то угадали, что, по их известной пословице, никакие сравнения не доказывают ровным счётом ничего, покуда все возможные аналогии хромают, часто на все ноги сразу.
Задача науки — поиск истины, задача армии — уничтожение живой силы и техники вооружённого до зубов супостата. Где-то, на узкой полосе имеется непустое пересечение.
Но, похоже, Вы склонны поставить фельдфебеля в Вольтеры и построить всех членов научного сообщества в 3 (три!) шеренги. Или я ошибаюсь? Или Ваш исторический заёмный опыт сродни опыту литгероя полковника Скалозуба? Науку, разумеется, делали и на войне — это другая отдельная песня, причём вопреки, а не благодаря. Но уподоблять научное сообщество армейской структуре считаю даже в мыслях контрпродуктивным. Не те цели и задачи, стало быть и организация другая в принципе.
Уважающий Вас, Л.
Математика просят решить задачу: «На плите стоит чайник, горит огонь и вода кипит. Как поддерживать кипение?»
— Я бы снял чайник с плиты. На столе он смотрится лучше.
— А вы уверены, что он будет кипеть?
— Мне это не важно, — я уже попил чаю. Но хорошо, есть более деликатное решение, чем плита. Я бы предложил снять его на 5 минут. Это точно решит проблему. Если нет, то стоит подождать еще. Возможно в чайник даже стоит добавить льда. Все чайники разные, не говоря уже про воду. Не известно, что сработает. Я знаю несколько молекул воды, которые испарилась и без кипячения. Этот единичный пример убеждает лучше любой статистики. Поверьте мне, как математику. Есть вероятность (и ненулевая), что молекулы воды сами договорятся и закипят!
— Ну хорошо, а что бы вы сделали для омоложения кадров в РАН? Сейчас там действуют возрастные ограничения, аналогичные тем, что в научных учреждениях Европы.
— Это сложный вопрос. В социологии, как и в физике с математикой, нет никаких законов. Результат труднопредсказуем. Но мы и здесь предложили решение. Читайте мое интервью ТрВ.