Образ венгерского революционера, — так я с гордостью называла в разговорах прадеда, Андрея Александровича Шугара, не зная ничего ни о нем, ни о революции, — благодаря проекту «Последний адрес» начинает для меня понемногу оживать.
Его забрали в декабре 1937 года, когда моей бабушке, его единственному ребенку, было 15 лет. Самому Андрею Александровичу было тогда 44.
Я знаю, что такое дочерняя любовь. Но каково это — много лет ждать и хранить надежду на встречу с отцом — представить невозможно. Особенно по нынешним меркам. Больше всего меня пронзил случай, когда бабушка, уже со своей дочкой, пришла в гости к родственнице, а та, с порога, говорит (имея в виду давнего приятеля или еще кого): «Знаешь, кто к нам приехал?» Мне рассказывали, что такого леденящего душу крика никто из присутствующих никогда не слышал.
Мой прадед был осужден по обвинению в участии в контртеррористической организации и шпионаже и расстрелян в тот же день, 20 июня 1938 года. Последние месяцы перед арестом он вел хозяйство на фабрике звукозаписи Всесоюзного радиокомитета. А до этого работал в Мосэнерго, где, по-видимому, ему и дали квартиру на Садовнической улице, ставшую его последним адресом.
Сейчас на месте дома 31, где жил мой прадед и откуда его забрали, идет стройка. На одном из соседних к нему зданий будет установлена памятная табличка. Для Бэллы Андреевны, моей бабушки, это было бы успокоением. Казалось бы, просто табличка… а что мы еще можем.