ДНК-демагогия Анатолия Клёсова

Рис. О. Фейгельман
Рис. О. Фейгельман

На прошедшей в конце 2014 года академической конференции «Этногенез, этническая и социально-политическая история, генезис языка и культуры карачаево-балкарского народа» выступил докт. хим. наук Анатолий Клёсов, утверждающий, что он создал новую науку, которая по формулам химической кинетики реконструирует историю народов. Это событие вызвало негативные отклики ученых — антропологов, археологов, историков, генетиков, лингвистов. Ученые обеспокоены не столько активной пропагандой А. А. Клёсовым его псевдонауки, сколько снижением иммунитета научного сообщества, допустившего дилетантское выступление на академическую трибуну.

Новая генеалогия от химика

Мы перестали удивляться появлению на телеканалах странных искажений реальности, выдаваемых за достижения науки. Однако включение в программу академической конференции доклада, трактующего историю народов на основе методов химической кинетики вопреки фактам, надежно установленным антропологами, генетиками, лингвистами и историками, — событие неприемлемое для научного сообщества.

Докладчик А. А. Клёсов известен публике утверждением в фильме Михаила Задорнова, что история славян насчитывает 9 тыс. лет и от них произошли скандинавы [1]. Мы все знаем, что фильмы могут исказить слова ученого и необходимо смотреть его публикации в научных журналах. Но в случае с А. А. Клёсовым это проблематично. Свои идеи он излагает в основном в Интернете и книгах, не имеющих грифа научного учреждения. Да еще в двух журналах, которые называет научными. Тематика первого — «Вестника Российской академии ДНК-генеалогии» («Академия» учреждена им самим) — широка: статьи по генетике соседствуют с расшифровкой Влесовой книги и анализом изменений климата по знакам зодиака. Второй журнал (Advances in Anthropology, главный редактор А. А. Клёсов, издается Scientifc Research Publishing) не входит в общепризнанные базы научной периодики, зато входит в список подозрительных изданий, зарабатывающих взиманием платы за публикацию чего угодно [2]. До увлечения историей человечества А. А. Клёсов занимался химией и имеет по этой специальности научные статьи и патенты. Академия наук Грузии даже ввела его в свой состав по специальности «биохимия». Возможно, как и академика А. Т. Фоменко, известного математика, Анатолия Клёсова подвело желание «навести порядок» в чуждой ему области науки.

Ученые и любители

Исследования генетического разнообразия человечества ведутся уже без малого сотню лет. Популяционная генетика изучает генофонды по всё новым маркерам: группам крови, митохондриальной ДНК, Y-хромосоме, а теперь и по полным геномам. Данные генетики давно используются как один из многих источников, рассказывающих о миграциях человека. Сегодня анализ своей ДНК стал доступен каждому — его сделали уже более миллиона человек. Благодаря наработкам популяционной генетики каждый из них может проследить миграции своих прямых генеалогических линий (мужской и женской) на тысячи лет вглубь. Эта прикладная отрасль генетики получила название генетической генеалогии, хотя в России чаще называлась «ДНК-генеалогия». Она и оказалась питательной средой для А. А. Клёсова. Используя готовые базы данных и выдергивая из обширного инструментария популяционной генетики Y-хромосому (изредка мтДНК), он добавляет к одному из методов генетических датировок несколько формул, узурпирует термин «ДНК-генеалогия» и, эксплуатируя всё возрастающий интерес к генетическим реконструкциям истории народов, объявляет всё это «новой наукой», а себя — ее создателем [3].

Как славян сделать ариями

А. А. Клёсов использует приемы, которыми можно вывести происхождение любой группы населения от каких угодно предков. Вот пример: «Восточные славяне — представители рода R1a1. Их потомки, по всей Европе и по всему миру, вплоть до Аравии, Катара, Объединенных Арабских Эмиратов — представители рода R1a1, потомки славян. Или праславян, что в данном контексте одно и то же» [4]. Как обосновать происхождение арабов от славян? Легко — при помощи подмены понятий: «В ДНК-генеалогии „восточные славяне“ — это члены древнего рода R1a1» [4]. Генетический термин «гаплогруппа» А. А. Клёсов подменяет социальной категорией «род», вкладывая в него биологический смысл. Был ли общий предок рода реальным или мнимым, целиком зависит от истории, а не от А. А. Клёсова. Поэтому жесткая привязка А. А. Клёсовым рода к биологии — попытка биологизации социальных категорий.

«Члены рода R1a1 на Балканах, которые жили там 12 тыс. лет назад, через 200 с лишним поколений вышли на Восточно-Европейскую равнину, где 4,5 тыс. лет назад появился предок современных русских и украинцев рода R1a1. Еще через 500 лет, 4 тыс. лет назад, они вышли на южный Урал, еще через 400 лет отправились в Индию, где сейчас живут примерно 100 млн их потомков, членов того же рода R1a1. Рода ариев. Потомков праславян или их ближайших родственников» [4]. В этой занимательной «истории» несколько раз использован прием подмены терминов. Сначала термин «славяне», имеющий совершенно определенные лингвистическое и этнологическое значения, произвольно толкуется как «древние носители гаплогруппы R1a1», при этом игнорируется, что гаплогруппа R1a1 была у многих других народов. Затем, когда расселение «рода R1a1» доводится до Индии, на биологических носителей гаплогруппы R1a1 переносится название языковой группы «арии», при этом игнорируется, что арийские (индо-иранские) языки разделились на пару тысяч лет раньше, чем русский и украинский. Теперь осталось приравнять конец долгой миграции к ее началу — и восточные славяне станут ариями (а арабы — потомками славян).

Формально А. А. Клёсов, конечно, признает, что у одного народа много гаплогрупп (что же ему поделать с этим фактом?). Реально — рисуемые им картины миграций основаны на такой идеологии: на всем протяжении существования гаплогруппы она является биологической меткой реально существовавшей этнополитической или социальной общности.

Такое жесткое увязывание биологических и социальных параметров выходит далеко за рамки науки.

Как произвести человечество с Русской равнины

Такими методами можно опровергать всё что угодно, например «выход» человека из Африки. «Теория выхода человека из Африки в настоящее время принята только как инструмент борьбы с расизмом. К науке она не имеет никакого отношения» [5], утверждает А. А. Клёсов. При этом даже новых данных не надо — можно использовать те же данные генетики, которые мировое научное сообщество принимает как бесспорные доказательства выхода человека из Африки. Трюк прост: объясняем максимальное генетическое разнообразие в Африке не миграциями оттуда, а миграциями туда [6]. Неважно, что для теории «множества входов в Африку» требуется бездна допущений: на протяжении сотен тысячелетий должны идти друг за другом целенаправленные миграции из Евразии в Африку, и это множество генетических линий обязано в Африке хоть и тесниться, но выживать, тогда как в Евразии эти линии по воле А. А. Клёсова должны исчезать без следа. В сочинениях А. А. Клёсова высказывается гипотеза о том, что русский Север — прародина человека разумного: «160 тыс. лет назад человек жил на Русской равнине, или на севере Русской равнины, и отсюда часть его сородичей ушли на юг, в Африку, прибыв туда после долгой миграции примерно 140–120 тыс. лет назад» [7]. Разбор фантастических построений А. А. Клёсова уже приведен в книге археолога Л. С. Клейна [8] и антропологами на сайте «Антропогенез» [9]. На том же сайте представлен и постепенно пополняется подробный анализ и генетических искажений, для аргументированного разбора которых здесь нет места [15].

Мастер мимикрии

Создатель «новой науки» демонстрирует не только агрессивный напор, но и отличное умение мимикрировать под академические стандарты, что порой вводит в заблуждение не только телезрителей, но и ученых. Так, в статье для научной аудитории фамилии генетиков М. Хаммера, Т. Карафет, Л. Животовского перечисляются в числе предтеч его «новой науки» [3], а в публикациях, рассчитанных на любителей, генетика объявляется мусором, к которому отнесены те же самые ученые [10].

Мимикрируя в ответ на критику, А. А. Клёсов пишет: «Славяне и арии принадлежат разным эпохам. Это всё равно, что сказать, что князь Владимир был советским. Даже если среди нас есть его потомки. Ни в какой научной статье у меня нет, что арии — это славяне, и наоборот» [11]. В действительности же как раз о том, что славяне — это арии, А. А. Клёсов написал несколько книг (см. выше). Искусный популист, А. А. Клёсов выдает ожидаемый результат на потребу публике. Каждому А. А. Клёсов дает желаемое истолкование его истории, не брезгуя при этом и политическими выводами. Но тот, кто искренне интересуется происхождением своего народа, вряд ли найдет в построениях А. А. Клёсова своих настоящих предков.

Переформатирование наук

«Новая наука», призванная «переформатировать представления о прошлом», отрицает результаты не только генетики и антропологии, но и лингвистики, и археологии. Например, переименовывает праиндоевропейский язык в праславянский (с тем же успехом его можно назвать прагерманским, но аудитория не та). Языкам навязывается жесткий биологический контекст: если два народа обладают одной гаплогруппой, то их языки обязаны состоять в родстве: «По ДНК-генеалогии арии и славяне (во всяком случае, от половины до трех четвертей славян) это один и тот же род, имевший общего предка, и языки у них обязаны расходиться из одного общего корня» [12, с. 35]. Ну и зачем теперь лингвистика? Протестировал несколько человек в коммерческой компании — и сразу «можно классифицировать языки по-другому», по А. А. Клёсову [12, с. 83].

Не менее решительно расправляется А. А. Клёсов и с вечной проблемой археологии — соотношением этнической общности и материальной культуры. По «новой науке», каждый этнос ассоциирован со «своей» главной гаплогруппой. Поэтому надо лишь найти для каждой гаплогруппы цепь сменяющихся во времени археологических культур: «Атрибутика Аркаима… по сути, относит его к ожидаемой гаплогруппе R1a» [11]. Если же подходящей общности нет, ее следует выдумать: для носителей гаплогруппы «R1b» по созвучию создан фантом — древний народ «эрбины».

Особенно густо фантазиями химика-генеалога насыщены его книги. Одна — в соавторстве с изобретателем «русантропа» (современника питекантропа и одновременно предка нынешних русских) A. A. Тюняевым, которого Комиссия РАН по борьбе с лженаукой называет в тройке наиболее известных лжеученых. Другая книга — в соавторстве с самодеятельным автором из Владивостока, много лет доказывающим, что великороссы являются древнейшим на Земле народом. Ее, как и другие ненаучные «достижения» А. А. Клёсова, рекламирует юморист М. Задорнов. Ученый мир его ДНК-генеалогию не приемлет. Не помогает даже Государственная премия, полученная за достижения в химии. Не спасает и заявленное на разных сайтах звание профессора Гарварда. Запрос в Гарвард показывает, что А. А. Клёсов когда-то был лишь «visiting professor» (должность, мягко говоря, не соответствующая российскому «профессор»). И потому А. А. Клёсову приходится оглашать весь список: «Давайте начистоту, хотя я не люблю бряцать регалиями. Но они — объективная реальность. Вы кого сравниваете? Я — академик Всемирной Академии, созданной по инициативе А. Эйнштейна, академик Национальной академии, лауреат разных премий, в том числе Госпремии СССР по науке и технике, автор сотен работ, большинство из которых написал сам, без соавторов, автор более двадцати книг на разных языках, доктор наук и профессор с тридцатилетнего возраста, и кого Вы мне (неявно) противопоставляете? Каких-то N? (Имена пропущены по этическим соображениям. — Ред.) Которые обезумели настолько, что называют меня „лжеученым“? Которые не понимают основ того, о чем говорят? Которые являют собой полный отстой, серость?» [11]. Такому списку соответствуют и планы Нью-Васюковского масштаба [13]: в «первоочередные задачи ДНК-генеалогии» входит, помимо всего прочего, добиться «решения Правительства РФ о поддержке нового направления ДНК-генеалогия на уровне Федерации» [11].

Опасные фантомы

Резюмируем: «новая наука» А. А. Клёсова де-факто не является научной концепцией и не может поэтому служить предметом научной дискуссии. Эта паранаучная концепция, к сожалению, отнюдь не безобидна. Признаки языка и культуры передаются не так, как гаплогруппы или цвет кожи, это два разных механизма. Фантомы А. А. Клёсова, в которых биологическое перемешано с социальным, — популистский инструмент управления опасными и скрытыми силами. Его упаковка в модную псевдонаучную форму льстит обывателю своей доступностью и привлекает читателей, национально-политические амбиции которых не удовлетворяет научная картина мира. Стремясь получить известность не только на просторах Интернета, А. А. Клёсов прямолинейно выискивает политическую злобу дня, включая и украинскую карту [14], в расчете оказаться востребованным если не наукой, то телеидеологией и телепропагандой. Дилетантизм на телеэкране научное сообщество может лишь комментировать, но дилетантизм на академической трибуне недопустим.

Е. В. Балановская (генетик, докт. биол. наук, проф.),
С. А. Боринская (генетик, докт. биол. наук),
А. П. Бужилова (антрополог, член-корр. РАН),
В. Г. Волков (генеалог),
М. М. Герасимова (антрополог, канд. ист. наук),
Е. З. Година (антрополог, докт. биол. наук, проф.),
Н. А. Дубова (антрополог, докт. ист. наук),
А. В. Дыбо (лингвист, член-корр. РАН),
Л. М. Епископосян (генетик, докт. биол. наук, проф.),
А. С. Касьян (лингвист, канд. филол. наук),
В. Ф. Кашибадзе (антрополог, докт. биол. наук),
Л. С. Клейн (археолог, докт. ист. наук, проф.),
А. Г. Козинцев (антрополог, докт. ист. наук., проф.),
О. Л. Курбатова (генетик, докт. биол. наук),
Н. В. Маркина (научный
журналист, канд. биол. наук),
Д. В. Пежемский (антрополог, канд. биол. наук),
И. В. Перевозчиков (антрополог, докт. биол. наук),
А. Б. Соколов (редактор
портала «Антропогенез»),
Е. Я. Тетушкин (генетик, канд. биол. наук),
В. И. Хартанович (антрополог, канд. ист. наук),
Ю. К. Чистов (антрополог, докт. ист. наук),
В. А. Шнирельман (этнолог, докт. ист. наук),
Ю. М. Юсупов (этнолог, канд. ист. наук),
Л. Т. Яблонский (археолог, докт. ист. наук, проф.)

1. polit.ru/article/2013/06/15/pchelov;
trv-science.ru/2012/12/25/voinstvuyushhijj-diletantizm-na-ehkrane

2. scholarlyoa.com/publishers

3. Клёсов А. А. Биологическая химия как основа ДНК-генеалогии и зарождение «молекулярной истории» // Биохимия. 2011. Т. 76. № 5. С. 636–653.

4. rodstvo.ru/forum/index.php?showtopic=1132&pid=26060&mode=threaded&start

5. Клёсов А. А., Пензев К. А. Арийские народы на просторах Евразии. М.: Книжный мир, 2014.

6. pereformat.ru/2013/11/nashi-predki

7. http://pereformat.ru/2013/06/hyperborea

8. Клейн Л. С. Была ли гаплогруппа R1a1 арийской и славянской? // Этногенез и археология. Т. 1. Ст. III, 9. СПб.: Евразия, 2013. С. 385–396.

9. antropogenez.ru/review/814

10. pereformat.ru/2014/10/popgenetika-bez-prikras

11. pereformat.ru/2014/11/klyosov-penzev

12. Клёсов А. А. Происхождение славян. ДНК-генеалогия против «норманнской теории». М.: Алгоритм, 2013.

13. http://ilfipetrov.ru/soc1.htm

14. pereformat.ru/2013/03/ostrov-ukraina

15. http://antropogenez.ru/klyosov-1

2 807 комментариев

  1. Я должен извиниться что нечетко сформулировал мысль. Я говорил не о названии императорских гвардейцев верингов, а о собственно происхождении этих отрядов. Этот вопрос хорошо разобран у В.Г.Васильевкого.
    ________________________________
    По этому вопросу я писал в комментарии
    Axel Wintermann:
    12.02.2015 в 19:51
    К сожалению, Василевскому было неизвестно Жизнеописание патриарха Ефимия, а аналогичное место из «О церемониях!» Констанитна Багрянородного он оставил без внимания. Гедеонов попытался истолковать слова Константина, как указание на ферганское происхождение императорской охраны, но был опровергнут в советское время.Но если о соотношении фарган-варанг еще можно спорить, то использование Продолжателем Феофана не позднее 960-х термина фараг и указание самим Василевским на существование формы фаранг, которую он сам признает тождественной варанг, не оставляет сомнений.
    В комментарии же
    Axel Wintermann:
    13.02.2015 в 19:31
    Я показываю шаткость позиций антинорманистов. Исходя из способа построения их доказательств можно доказать всё что угодно на той же базе.

  2. Прошу прощения, конечно же Васильевскому…

  3. @Denny

    «Я бы по своим личным убеждениям отправил и норманизм и антинорманизм ровно туже же, куда и прочие «измы», то есть к околополитическим спекулянтам. Есть вполне конкретные гипотезы и аргументы про и контра. Давайте их и обсуждать. Что еще надо? Какая кому польза от жонглирования ярлыками?»

    Совершенно согласен. Как и Вы, я возражал ЛСК и Губареву на предмет отсутствия «норманизма» при наличии «антинорманизма». Если убирать, то оба ярлыка сразу.

  4. Axel Wintermann:
    13.02.2015 в 19:31

    Полностью согласен.

    И несогласен с Дени и Германом стремящимися на одну доску поставить наук и лженауку и приравнять одно у к другому. Антинорманизм имеет в себе положительное зерно как критика скандинавской гипотезы. Эта критика помогает сделать ее лучше, улучшить ее, избавиться от недостатков и ошибок. С позитивной стороны антинорманизм бесплоден.

    Приведу длинную цитату, но по делу одного из крупных историков-мединевистов Е.А.Мельникоавой ( она объясняет почему нельзя япотуги антинормантсов рассматривать и обсуждать всерьез):

    «Источниковедческими вопросами не утруждают себя и антинорманисты. В первую очередь они отсекают (по необъяснённым и необъяснимым причинам) практически все ранние (до XV века) источники по истории Восточной Европы и Древней Руси. Вот в монографии В. В. Фомина глава с многообещающим названием «Этнос и родина варяжской руси в свете показаний источников»24. Так и ждёшь анализа 9-ой главы сочинения «Об управлении империей» Константина Багрянородного (интересно ведь, как интерпретировано, например, сообщение о славянах как пактиотах, то есть данниках росов, как перетолкованы бесспорно скандинавские «росские» названия Днепровских порогов), обсуждения знаменитого известия Бертинских анналов о росах, которые на поверку оказались свеонами25, сведений многих других источников. Хорошо, «росы», как можно понять, не интересуют автора (хотя неясно, почему — ведь если доказывать, что скандинавов в Восточной Европе не было до конца Х века, то принципиально важно опровергнуть сведения о скандинавском происхождении росов, которые определенно находились в Поволховье по крайней мере с середины VIII в., а в Среднем Поднепровье — с первой трети IX столетия26) — его внимание приковано к «варягам». Но тогда почему не только не рассматриваются, но даже не упоминаются византийские военные трактаты Х века, где росы и варанги называются как подразделения византийского войска, скандинавские родовые саги, повествующие о вэрингах в Византии? Сообщений о варягах немного, но тем легче обозреть их и тем важнее их исследовать. Но речи нет ни о них, ни о древнерусских источниках, кроме Повести временных лет (ПВЛ), хотя варяги упоминаются и в Правде Ярослава, и в Киево-Печерском патерике, и в «Вопрошаниях» Кирика… Выбор источников, конечно, дело самих антинорманистов, но результат очевиден — выборочность и нерепрезентативность источниковой базы.

    К Повести временных лет автор обращается — однако и здесь нет анализа полной выборки упоминаний варягов (единственно возможный метод в современном исследовании)27: цитируются в качестве аргумента отдельные пассажи, время происхождения которых, их источник, их место в структуре произведения никогда не оговариваются. А ведь Повесть временных лет крайне сложный по своему происхождению и составу памятник. Однако автор полностью игнорирует источниковедческие исследования Повести28, в результате чего глава открывается утверждением, что «сводчики [!] ПВЛ» трудились «над нею со второй половины Х до начала XII века»29 со ссылкой на соображение А. Г. Кузьмина, которое не было поддержано никем из летописеведов и уже поэтому требовало бы дополнительной аргументации. Вводная часть ПВЛ почему-то относится автором к концу Х же века, хотя ее позднее происхождение не вызывает сомнений ни у кого из специалистов — другой вопрос, когда именно оно было составлено: в конце XI или начале XII столетия, что интенсивно обсуждается в последние годы.

    Впрочем, ПВЛ не занимает у Фомина большого места — ей посвящено всего две страницы. Важнейший и главный источник сведений о Руси IX-XI веков для автора — это сочинения по преимуществу XVI-XVII вв. (например, «Хронограф» С. Кубасова (1626), Белоцерковский универсал Богдана Хмельницкого (1648) — вплоть до «Синопсиса» И. Гизеля 1674 года), в порядке исключения — XV века. Вот здесь-то автор и находит главные аргументы своей концепции. Недоумевающий читатель может вполне логично спросить, каким образом писатели даже и XV, не говоря о XVII столетии, могли больше и точнее знать о событиях Х века, чем современники событий или их ближайшие потомки? У них были ранние источники? Какие? Ответ прост — «традиция, освящённая временем и имевшая широкое распространение»30 — понятно? А ведь в профессиональном исследовании историк обязан сначала аргументированно обосновать существование такой традиции, а уже потом апеллировать к ней.

    Итак, у современных антинорманистов анализ полного корпуса древнейших свидетельств заменяется цитированием некоторых мест весьма ограниченного числа ранних текстов, тогда как поздние, вторичные источники априорно принимаются за достоверные. Впрочем, антинорманисты во все времена не отягощали себя сложными источниковедческими объяснениями31. Написано, например, у Сигизмунда Герберштейна (первая половина XVI века), что варяги это вагры — вот и хорошо32. Ровно то, что требуется поборнику балтийского происхождения варягов. Откуда и почему возникло это представление (кстати, опирающееся на «народную этимологию») — обсуждению не подлежит, ибо сразу стала бы понятна «книжная», возникшая в рамках европейских историографических концепций эпохи Ренессанса подоплёка сей легенды. Впрочем, и учёное, и позднее происхождение легенд, например, «августианской» (как её называет Фомин) в «Сказании о князьях владимирских», не смущает антинорманистов: «имеются факты, подтверждающие это мнение» (о древности представлений о происхождении Рюрика из балтийских славян)33 — вот и вся недолга. Фактом же — единственным! — оказывается появление легенды о Гостомысле в летописных сводах конца XV века. Но хорошо бы сначала доказать, что а) легенда о Гостомысле архаична (в чем высказывались большие сомнения), б) изначально была связана с легендой о призвании Рюрика и в) если соединение двух легенд произошло позже — то когда и почему.

    Фомин убедительно показывает, что в XVI-XVII веках в определённой части отечественной и европейской историографии существовало представление о происхождении Рюрика (и варягов) от рода Августа через его потомка Пруса (основано на созвучии рус — прус), переселившегося на Балтику, что, впрочем, не является открытием Фомина34. Анализ происхождения и бытования этой легенды полезен для характеристики исторической мысли того времени, но никоим образом не может пролить свет на историю IX-XI столетий. Использование сочинений Нового времени в качестве основополагающих источников для реконструкции событий пятисотлетней давности мало чем отличается в методологическом отношении от наивного представления Тура Хейердала (не имевшего, заметим, исторического образования в отличие от современных антинорманистов) о достоверности учёной легенды об азиатской прародине скандинавов.

    Таким образом, наши антинорманисты — в традициях, существовавших до возникновения научного источниковедения в конце XVIII в., — проявляют достойное средневекового хрониста доверие к источникам35 — но почему-то только к поздним…

    Не лучше обстоит дело у антинорманистов и с системой аргументации. Фактически в их работах присутствуют четыре основные группы доказательств.

    Первый и главный способ аргументации отражает методологию современного антинорманизма — абсолютное доминирование историографии над источниковедением. Конечным (и высшим) аргументом в полемике является ссылка на суждение предшественника-антинорманиста, главными из которых являются С. А. Гедеонов, поскольку именно его идеи повторяются ныне, и А. Г. Кузьмин, ученики которого и взяли на себя бремя возрождения антинорманизма. Апелляция к авторитету заменяет собственное исследование, подменяет обращение к источнику, превращается нередко в самоцель. Я уже цитировала, например, «обоснование» достоверности «сведений», восходящих к устной традиции. Но такие отсылки, причем к старым, давно уже забытым по причине очевидной ошибочности мнениям — не случайность, а норма, они бросаются в глаза на каждой странице «антинорманистских» сочинений. Вот на странице 422 сочинения В. В. Фомина: «Земля же «Агнянска» — это не Англия, как ошибочно считают поныне, а южная часть Ютландского полуострова, на что впервые указали в XIX в. антинорманисты И. В. Савельев-Ростиславич и И. Е. Забелин». А почему то, что считают ныне, «ошибочно»? и как и чем Забелин и др. доказали, что летописец начала XII в. знал (или хотя бы мог знать) о проживании племени англов на юге Ютландии до V в.? С. 425: «С. А. Гедеонов видел в «августианской» легенде (о родстве Рюрика с римскими императорами. — Е. М.) общенародное предание о южнобалтийском происхождении варяжской династии». Но аргументация Гедеонова не приводится, а следует дополнительная ссылка на мнение А. Г. Кузьмина, который «связывает истоки «августианской» легенды с Южной Балтикой, указывая, что в ее пределах «очень рано (это когда? — Е. М.) существовали предания¸ увязывавшие основание разных городов Юлием Августом.»» (так в тексте. — Е. М.). Повторение одного и того же, даже и другими словами, убедительности не добавляет.

    Апелляция к авторитетам — один из основополагающих принципов средневекового историописания — и средневекового мышления вообще. Каждое слово Библии, каждое слово Отцов церкви — было безоговорочно истинным и потому не требовало доказательств. Но книги С. А. Гедеонова или А. Г. Кузьмина — отнюдь не Библия и даже не сочинения Василия Кесарийского или Августина, современные же антинорманисты обучались не в монастырских школах VIII века, а в университетах и пединститутах века XX-го…

    Вторая группа доказательств — это ссылки на источники (в исторических исследованиях принято не «ссылаться» на источник, а интерпретировать его с учетом его источниковедческих характеристик). Как видно из уже сказанного, источники привлекаются выборочно, и этот выбор не обосновывается, источниковедческий их анализ и интерпретация конкретных сообщений отсутствует полностью; любая информация — если она соответствует взглядам автора — принимается за чистую монету. Тем самым доказательная сила таких ссылок приближается к нулю.

    Третья широко применяемая группа «доказательств» (не рискую назвать ее «данными языка» или «лингвистической аргументацией») — отождествление слов, имеющих разное происхождение и значение. Этот способ аргументации был одним из важнейших в труде С. А. Гедеонова36, концепция которого о балтийско-славянском происхождении варягов возрождена антинорманистами 2000-х годов. «Этимологии» Гедеонова были частично заимствованы из сочинений более раннего времени (вплоть до Герберштейна), частично придуманы им самим, но и те, и другие в подавляющем своем большинстве основывались на принципе народной (ложной) этимологии путём сближения созвучных слов37. Для Герберштейна, да и для историков XVIII века (к народным этимологиям широко прибегал М. В. Ломоносов и другие) подобные сопоставления являлись нормой: языкознание как наука делало только первые шаги, а этимологизация как гносеологический метод была широко распространена в Средневековье и в Новое время, основываясь на представлениях о внутренней связи слова и обозначаемого им предмета или явления38. Но уже в то время, когда писал Гедеонов, наука о языке существенно продвинулась вперед, были заложены основы сравнительного языкознания, и его этимологические изыскания подверглись резкой критике лингвистов, которые отмечали глубокое несоответствие его выводов современному (середины XIX столетия) уровню развития науки39.

    Вот, например, центральное для построения Гедеонова и его нынешних последователей соотнесение: вагры = варяги. Именно им доказывается балтийско-славянское происхождение варягов. Этноним wagrii (множественное число)40 известен в латинской передаче и устойчиво сохраняет приведенную форму, в которой выделяется корень wag(r)-. Происхождение и значение этнонима неясно (предложено несколько равноценных этимологий). Слово варягъ (мн. ч. варязи) морфологически членится на корень вар- и суффикс -ягъ. Этот суффикс происходит из древнескандинавского суффикса -ing, обозначающего принадлежность к определенному роду («Инг-л-инг», «Вулф-инг») или иной общности («вик-инг»), и зафиксирован в древнерусском языке в таких словах, как бур-ягъ, колб-ягъ, ятв-ягъ — заимствованиях с этническим или этнопрофессиональным значением. Оставив в стороне этимологию корня вар- (по общему мнению скандинавскую — от слова var «обет, клятва»), зададимся простым вопросом, на основании чего сопоставляются как родственные корни wagr- и var-? Если они действительно этимологически связаны, то откуда взялось -g- в wagr- или почему оно пропало в var-? Можно предполагать, что «этимологи»-антинорманисты не сумели отделить в слове варягъ корень от суффикса и считают все его одним корнем. Но и тогда остается вопрос — каким образом конечное -г оказалось посередине слова? Звуки не появляются и не пропадают просто так, случайно или по недоразумению. Законы языка не менее непреложны, чем законы математики или физики. Никто ведь не станет утверждать, что 234 = 24 — подумаешь, одна-то цифирка выпала. Так же и в языке. Но, разумеется, ни Гедеонов, ни его последователи даже не задумались об этом, не говоря уж о попытке дать хоть какое-то объяснение. Именно такое соположение сходно звучащих слов (ср. хейердаловское ас / Азия) и называется народной этимологией, не имеющей ни малейшего научного значения, но зато вполне убедительной для людей, забывших школьную программу русского языка.

    «Вагры = варяги» далеко не единственный случай «народного этимологизирования» антинорманистов. Прекрасно в своей наивности отождествление со словом русь любого европейского этнонима, начинающегося на ру-/ро-: рутены, руги/роги, руяне, росомоны, роксоланы… Вполне логичным результатом стало «размножение» руси — в последних работах А. Г. Кузьмина их насчитывается несчётное количество. Автор скромно назвал в заглавии статьи всего две — в Прибалтике, но, как следует из его текста, даже и в Прибалтике их существенно больше: «широкий круг… источников указывают на наличия ряда Русий по южному и восточному берегам Балтики и на прилегающих к этим берегам островах. На восточном побережье выделяется «Русия-тюрк» [!], являющаяся ответвлением донских русов-аланов, на острове Рюген и на побережье, в той или иной степени удаленном от моря, вплоть до Немана, упоминается несколько изолированных друг от друга, но восходящих к единому корню, Русий «красных»… С этими же Русиями — вполне обоснованно — увязывались и разные «Русии» в Подунавье и примыкающих к Дунаю областях. В Причерноморье же смешивались «Руси» разного этнического происхождения»41. Полагаю, что комментарии тут излишни.

    Обсуждать последнюю группу аргументов — наличие «массовых» балтийско-славянских древностей на территории Древней Руси42 — я не стану, не будучи археологом. Отмечу лишь крайне незначительное число находок, которые могут быть соотнесены с поморскими славянами (не путать с западными!), и их локализацию исключительно в Приладожье. Напомню также, что фризские древности ни в коей мере не могут быть отнесены к балтийским (как это делает Фомин)43, поскольку фризы — германцы — населяли побережье Северного, а не Балтийского моря. И, наконец, верну антинорманистам их собственный «аргумент»: если, по их мнению, многочисленные и распространенные по всей территории Восточной Европы скандинавские находки являются результатом торговых связей, то почему же немногие и узко локализованные предметы поморского происхождения должны обязательно свидетельствовать о присутствии балтийских славян в Восточной Европе? А ведь использование «двойных стандартов» (ср. выше отклонение сообщения Бертинских анналов о росах-свеонах, но принятие мнения Герберштейна о ваграх-варягах) — в политике — считается аморальным!

    Меня всегда поражала удивительная непродуктивность антинорманизма. На протяжении почти 250 лет антинорманисты не ввели в науку ни одного нового источника и предложили всего-навсего две сколько-нибудь обсуждавшиеся интерпретации истории восточного славянства без скандинавов: об основании Древнерусского государства балтийско-славянскими варягами (Гедеонов) и среднеднепровской русью (академик М. Н. Тихомиров)44. Однако ни одна из этих концепций не была оригинальна: первая восходила к историографии XVI-XVII веков, вторая — к народным этимологиям Ломоносова (русь = ираноязычные роксоланы и загадочные росомоны). И вот снова пережёвывается все та же этноопределительная жвачка! Ну не скучно ли? Ведь кругом столько нерешённых, а временами и не рассматривавшихся проблем. Даже в русле антинорманизма — сколько можно было бы найти новых исследовательских поворотов. Ведь действительно, связи Руси с балтийскими славянами — если они существовали — неизвестны. Вот широкое поле деятельности: есть ли упоминания таких связей в источниках (разумеется, ранних, а не XVII века), если есть, то что об этих связях рассказывается, как они изображаются… Проделать бы такую работу вместо того, чтобы Бог знает в который раз утверждать, что русь и руги одно и то же?

    Ну и, конечно, хорошо бы антинорманистам аккуратнее относиться к собственным утверждениям и используемым материалам. Так, Сахарову, равно как и Фомину стоило бы не писать об отсутствии имени Рюрик в средневековой Скандинавии45, а заглянуть в любой из многочисленных справочников скандинавских личных имен, ну, например, Линда или Мудера, или Янцена, можно еще — в словарь личных имен рунических надписей Лены Петерсон, где перечислено около 10 Хрёреков, несколько Торвардов и т. д.46 Хорошо бы В. В. Фомину знать, что фамилия шведского историка XVII в. — Видекинд, а не Видекинди: окончание -и — это окончание родительного падежа фамилии автора на латинском зыке в наименовании «Widekindi Historia…» («Видекинада История…»)47. Досадно, что подобные ляпы или ошибки находишь чуть не на каждой странице их сочинений.

    В последние десятилетия историки48 — и не только историки49 — не раз пытались осмыслить феномен мифотворчества в науке. Обобщая свои наблюдения, они выдвинули несколько основных признаков, характерных для этого явления50. Все они типичны и для мифотворчества в сфере истории.

    1. Прежде всего, вера в непогрешимую истинность своей и только своей точки зрения, которая не только не основана на доказательствах, но и не нуждается в них (как писал один из отцов церкви Тертуллиан, «верую, потому что нелепо»). Любые другие точки зрения априорно ложны и достойны только поношения.

    2. Органическое неприятие достижений современной науки. Для «антинорманизма» это прежде всего полное игнорирование результатов источниковедческих исследований, но также и археологии, нумизматики и пр.

    3. Противопоставление своей теории «официальной» науке, которая погрязла…, закоснела… и т. д., то есть своего рода «окопное» сознание51. Резкий антагонизм по отношению к академическому сообществу присущ и антинорманизму: ведь «отъявленными норманистами» — в трактовке Сахарова, Фомина и др. — оказываются практически все летописеведы, историки, археологи и языковеды, отказывающиеся признать варягов балтийскими славянами. Более того, едва ли не основные усилия нынешних антинорманистов направлены на создание в лице «норманистов» образа врага: для этого хороши любые средства, вплоть до использования лексики 1930-х годов и отнюдь не академических эпитетов и характеристик.

    4. Обращение к широкой публике, которая якобы способна понять и оценить «новое слово» в противоположность ученым-ретроградам и, соответственно, интенсивное использование СМИ.

    5. Немотивированная агрессивность52.

    Все эти особенности в полной мере присущи и «антинорманизму». Но есть у него и еще одна поразительная черта — «средневековость» сознания. Она проявляется и в возрождении концепций XV-XVII вв., и в подмене научной аргументации ссылками на предшественников-антинорманистов, и в обращении к народным этимологиям, и в отсутствии источниковедческого обоснования исторических конструкций, и в априорном доверии к некоторым (по преимуществу поздним) источникам…

    Вступать в дискуссию с «мифотворцами» бессмысленно: невозможно объяснить верующему, что объект его веры — фантом. Он верит и будет продолжать верить, невзирая на все доводы рассудка. Одержимость идеей, особенно если эта идея приносит конъюнктурную выгоду, делает человека глухим к любым рациональным аргументам. Мы говорим на разных языках — поэтому размышления мои обращены не к «мифотворцам», которые способны только разразиться новыми потоками брани, а к тем, кого действительно интересует прошлое нашего Отечества.»

    Е.А.Мельникова.
    Ренессанс средневековья? Размышления о мифотворчестве в современной исторической науке

    Источник: Родина, № 3, 5. – 2009

  5. Олег Губарев: 13.02.2015 в 20:25 «если есть вполне конкретные гипотезы, хотелось бы их услышать.С одним-двумя доказательствами (много не нужно)вместо голословных предположений что так «должно было быть по логике и здравому рассудку».»

    Так не бывает. Если есть доказательства, то нет гипотез. Что обсуждать, когда есть доказательства? Гипотезы строятся по иному принципу. Они должны опираться на факты, но промежутки между отдельными фактами заполняются гипотетически, исходя из логики, здравого смысла, аналогий etc. Если угодно, гипотеза представляет собой аппроксимацию набора фактов аналитической функцией. Именно поэтому гипотезы и ОБСУЖДАЮТ.

    У Вас же получается, что в теме вообще обсуждать нечего. Ну ладно, я не в счет со своей гипотезой. Не достоин обсуждения. Но у «настоящих ученых» есть гипотезы в этой области, которые заслуживают обсуждения? Приведите что-нибудь для затравки. Мы с удовольствием обсудим. Чтобы не вариться впустую, пережевывая то, что не заслуживает обсуждения. Только не про антинорманизм, плиз…

  6. Для того чтобы составить представление об аргументах другой стороны привожу ответ В.В.Фомина на цитированную статью Е.А. Мельниковой. оценку где наука, а где хамство и разглагольствования вместо научного подхода давайте сами.

    В.В. Фомин

    «Скандинавомания» и ее небылицы

    В 2012 г. исполнится 1150 лет призванию варягов и варяжской руси, сыгравших весьма важную роль в становлении русской государственности. Отсюда и споры по поводу их этнической принадлежности. И эти споры давно были бы завершены, если бы наука не испытывала тотального давления со стороны норманистов, за отсутствием аргументов старающихся дискредитировать и очернить инакомыслящих. Свеженьким примером тому является статья Е.А.Мельниковой «Ренессанс Средневековья? Размышления о мифотворчестве в современной исторической науке» (журнал «Родина», 2009, № 3, 5). Но в таком случае резонен вопрос: «А судьи кто?».
    В 2001 г. единомышленники Е.А.Мельниковой преподнесли ее в качестве человека, который «играет судьбоносную роль в изучении древнейшей истории Руси» . И это не юбилейное преувеличение, ибо на протяжении многих лет она стоит во главе Центра «Восточная Европа в древности и средневековье» (Институт всеобщей истории РАН) и является ответственным редактором сборников, посвященных «древнейшей истории Руси». Тем самым Е.А.Мельникова очень серьезно определяет вектор изучения истории Руси, хотя и не имеет к ней никакого отношения ни по базовому образованию (она – филолог), ни по специальности докторской диссертации, защищенной по всеобщей истории, да и сам этот вектор не блещет научностью. Ибо имя ему, как сказал в 1836 г. Ю.И.Венелин, «скандинавомания», т.е. одержимость идеей выдавать, вопреки источникам, варягов и варяжскую русь за шведов. И, ведомая этой одержимостью, Е.А.Мельникова решение исторического вопроса – варяго-русского – сводит только к знакомой ей сфере – лингвистике.
    В «лингвистический набор» Е.А.Мельниковой входят, прежде всего, якобы скандинавская этимология имени «Русь», якобы скандинавские названия днепровских порогов и якобы скандинавские имена правящей верхушки Древней Руси. И в связи с тем, что ни в Швеции, ни в Скандинавии вообще не существовало народа «русь», норманисты предполагают, а этому предположению давно придан вид истины, что имя «Русь» якобы образовалось от финского названия Швеции Ruotsi, исходной формой которого якобы было слово *roP(e)r, означавшее, утверждает Е.А.Мельникова, «“гребец, участник похода на гребных судах”… Так, предполагается (курсив мой. – В.Ф.), называли себя скандинавы, совершавшие в VII–VIII вв. плавания» в Восточную Прибалтику, в При-ладожье, населенные финскими племенами, которые «усвоили их самоназвание в форме ruotsi, поняв его как этноним». А уже от них восточные славяне заимствовали это «обозначение скандинавов, которое приобрело в восточнославянском языке форму русь» .
    Но, во-первых, норманны совершали множество походов на гребных судах по рекам Западной Европы, но гребцами-«русью» они там местному населению не представлялись. И понятно почему: они воины и только воины, независимо от того, как преодолевали расстояние, и оскорблять себя низким прозвищем «гребцы», да еще при встрече с противником, в руках которого оружие, викинги, естественно, не могли. Во-вторых, слово Ruotsi в отношении Швеции зафиксировано лишь применительно ко времени XVI–XVII вв. И потому, чтобы брать во внимание факт наименования Швеции Ruotsi и проводить между ним и названием «Русь» какие-то связи, надо сначала доказать, а это одно из непреложных правил исторической критики, что финны называли Швецию Ruotsi и в IX–XI вв. (к тому же название Rootsi-Ruotsi распространялось не только на Швецию, но и на Ливонию).
    В-третьих, идею, что посредством финского названия Швеции Ruotsi имя «Русь» якобы восходит к шведскому слову rodsen-«гребцы», высказал в 1844 г. А.А.Куник. Но в 1875 г. он отрекся от нее. И отрекся потому, что против этой догадки, пояснял в 1899 г. лингвист Ф.А.Браун, говорит «столько соображений, как по существу, так и с формальной точки зрения, что сам автор ее впоследствии отказался от нее». А эти «соображения» привел в 1860-х гг. антинорманист С.А.Гедеонов. И норманист М.П.Погодин соглашался в 1864 г. с Гедеоновым, что Ruotsi «есть случайное созвучие с Русью» .
    Надуманность скандинавской этимологии имени «Русь» признавали и другие норманисты. Так, немец Й.Маркварт и русский И.П.Шаскольский отмечали, что финское Ruotsi было бы передано в русском языке скорее через Ручь, чем через Русь. В 2002 г. немецкий лингвист Г.Шрамм, охарактеризовав идею происхождения имени «Русь» от Ruotsi как «ахиллесова пята», т.к. не доказана возможность перехода ts в с, подчеркнуто сказал, «уберите вопрос о происхождении слова Ruotsi из игры! Только в этом случае читатель заметит, что Ruotsi никогда не значило гребцов и людей из Рослагена, что ему так навязчиво пытаются доказать».
    В 2006 г. российский языковед К.А.Максимович подытоживал, что скандинавская версия «остается не более чем догадкой – причем прямых лингвистических аргументов в ее пользу нет» и что в лингвистке, как и в математике, доказательства типа «определения одного неизвестного (*rôp(e)R) через другое (Ruotsi)… не имеют силы» . Проведенный в 2008 г. автором этих строк обзор норманистских вариантов происхождения имени «Русь» можно выразить словами Гедеонова, в 1876 г. заметившего по поводу желания увязать название «Русь» с эпическим прозвищем черноморских готов II–III вв. Hreidhgotar, что «с лингвистической точки зрения догадка г. Куника замечательна по ученой замысловатости своих выводов; требованиям истории она не удовлетворяет» .
    В-четвертых, искусственность скандинавской окраски имени «Русь» де-монстрирует большое число свидетельств о древнем пребывании руси на юге Восточной Европы. Так, например, в схолии к сочинению Аристотеля «О небе» говорится, что «скифы-русь и другие иперборейские народы живут ближе к арктическому поясу», готский историк VI в. Иордан применительно к событиям IV в. называет в районе Поднепровья племя «росомонов» («народ рос»), а сирийский автор VI в. Псевдо-Захарий народ «рус» (hros), живущий к северу от Кавказа. Академик лингвист О.Н.Трубачев, констатируя, что в ономастике Приазовья и Крыма «испокон веков наличествуют названия с корнем Рос-», пришел к выводу, давно присутствующему в трудах историков, о бытовании в прошлом Черноморской Руси, к которой германцы (скандинавы) не имели никакого отношения .
    Не вписываются в норманскую теорию и южнобалтийские Русии, на су-ществование которых указывают многочисленные памятники. Например, остров Рюген, известный по источникам как Русия (Russia), Ругия (Rugia), Рутения (Ruthenia), Руйяна (Rojna), а его жители – руги и русские. И если бы Е.А.Мельникова заглянула в западноевропейские хроники Х–XI вв., то бы не возмущалась, что антинорманисты заостряют внимание на связи двух названий – ругов и русов, а сама бы убедилась в их тождестве (имя руги почти повсюду постепенно вытеснится названием русы).
    Так, под 959 г. Продолжатель Регинона Прюмского, повествуя о посольстве княгини Ольги к Оттону I, подчеркивает, что «пришли к королю… послы Елены, королевы ругов (“reginae Rugorum”), которая… просила посвятить для сего народа епископа и священников». В этом же случае хроника Гильдесгеймская говорит, что «пришли к королю Оттону послы русского народа (“Ruscia”)…». Далее Продолжатель Регинона Прюмского сообщает, что в 960 г. «Либуций… посвящен в епископы к ругам (“genti Rugorum”)», что в 961 г., в связи с его кончиной, таковым стал Адальберт, которого «благочестивейший государь… отправил с честию к ругам (“genti Rugorum”)», и что на следующий год «возвратился назад Адальберт, поставленный в епископы к ругам (“Rugis”)…». Согласно Корвейской хронике, «король Оттон по прошению русской королевы послал к ней Адальберта…». И знаменитый Ругиланд на Дунае (Верхний Норик) авторы разных лет именуют Руссией, Ругией, Рутенией, Русской маркой .
    Многие имена героев нашей истории IX–XI вв. не являются славянскими, но это не повод для Е.А.Мельниковой объявлять их шведскими: по ее уверению, «скандинавский именослов в Древней Руси обширен: он насчитывает, по моим подсчетам, 89 антропонимов» . Цена этим подсчетам видна из того, что имя Рюрик в Швеции не считается шведским, в связи с чем оно не встречается в шведских именословах. Вот почему норманисты, начиная с 1830-х гг., навязывают науке идею, что летописный Рюрик – это датский Рорик Ютландский. Но при этом в силу своей «скандинавомании» даже не видя, что, как заметил в 1997 г. О.Н.Трубачев, «датчанин Рёрик не имел ничего общего как раз со Шве-цией… Так что датчанство Рёрика-Рюрика сильно колеблет весь шведский комплекс вопроса о Руси…». И шведское имя «Helge», означающее «святой» и появившееся в Швеции в ходе распространения христианства в XII в., и русское имя «Олег» IX в. также не имеют связи между собой. Сказанное полностью относится и к имени Ольга (к тому же оно существовало у чехов, среди которых норманнов не было).
    Исходя же из того, что саги называют княгиню Ольгу не «Helga», как того следовало бы ожидать, если послушать норманистов, а «Allogia», видно отсутствие тождества между именами Ольга и «Helga». А в отношении якобы скандинавской природы имени Игорь немецкий историк Г.Эверс в 1814 г. с улыбкой сказал: но бабку Константина Багрянородного «все византийцы называют дочерью благородного Ингера. Неужели етот император, который, по сказанию Кедрина, происходил из Мартинакского рода, был также скандинав?». Но у Е.А.Мельниковой этнос византийских Ингеров не вызывает сомнений. И она утверждает, апеллируя к свидетельству Жития Георгия Амастридского (написано между 820 и 842 гг.) о черноморских русах, этническая принадлежность которых в памятнике не обозначена, что «тогда же в Византии появляются люди, носящие скандинавские имена: около 825 года некий Ингер становится митрополитом Никеи; Ингером звали и отца Евдокии, жены императора Василия I (родилась около 837 го-да)» .
    В науке давно замечено, что имена сами по себе не могут указывать ни на язык, ни на этнос их носителей. «Почти все россияне имеют ныне, – задавал в 1749 г. М.В.Ломоносов Г.Ф.Миллеру вопрос, оставленный без ответа, – имена греческие и еврейские, однако следует ли из того, чтобы они были греки или евреи и говорили бы по-гречески или по-еврейски?». Справедливость этих слов особенно видна в свете показаний Иордана, отметившего в VI в., в какой-то мере подводя итоги Великого переселения народов, что «ведь все знают и обращали внимание, насколько в обычае племен перенимать по большей части имена: у римлян – македонские, у греков – римские, у сарматов – германские. Готы же преимущественно заимствуют имена гуннские» . Точная оценка всем «лингвистическим открытиям» Е.А.Мельниковой также давно дана в науке и дана человеком, в свое время очень серьезно «переболевшим» норманизмом, но, к счастью, преодолевшим этот смертельно опасный для науки недуг. В 1773 г. Г.Ф.Миллер, приехавший в Россию недоучившимся студентом, но в ходе многолетнего занятия русской историей ставший крупным специалистом в области ее изучения, резонно заметил, что лингвистические выводы только тогда приобретают силу, когда они подтверждаются историей: «Язык показывает нам происхождение народов. Однакож настоящий этимологист недоволен еще некоторым сходством частных слов… по чему и заключает он о сходстве в народах, не прежде как по усмотрении, что оное и историею подтверждается» .
    Но история не подтверждает, а рушит мифы норманистов. Так, согласно древнейшей летописи – Повести временных лет, варяги и русь, прибывшие в 862 г. в северо-западные земли Восточной Европы и этнос которых в ней прямо не прокомментирован, говорили на славянском языке, ибо построили там города, которым дали чисто славянские названия: Новгород, Изборск, Белоозеро и другие (среди наименований древнерусских городов IX–X вв., возведенных варягами и русью, совершенно отсутствуют, заключал в 1972 г. польский лингвист С.Роспонд, «скандинавские названия» ). И вряд ли кто будет отрицать, что названия поселениям дают именно их основатели, в связи с чем эти названия четко маркируют язык последних, а зачастую и их родину. Так, и славянский язык пришельцев точно указывает на их родину – южный берег Балтийского моря, где проживали славянские и славяноязычные народы, создавшие высокоразвитую цивилизацию, приводившую соседей-германцев в восхищение. То, что варяги вышли с южного берега Балтики, со времени М.В.Ломоносова речь вели многие ученые. Об этом они говорят и сейчас, в том числе такой крупнейший знаток русских древностей, как В.Л.Янин. «Наши пращуры», констатировал в 2007 г. академик, призвали Рюрика из пределов Южной Балтики, «откуда многие из них и сами были родом. Можно сказать, они обратились за помощью к дальним родственникам» .
    То, что скандинавы не имели никакого отношения ни к Рюрику, ни к варягам и руси, свидетельствуют исландские саги, вобравшие в себя память скандинавских народов. И эти чрезмерно хвастливые саги, ничего не упускавшие из подвигов викингов, из русских князей первым упоминают Владимира Святославича, княжившего в 980–1015 гг. (об Ольге они говорят лишь по припоминаниям самих русских). А данный факт означает, что скандинавы стали появляться на Руси только во времена его правления (этот вывод полностью согласуется с археологическим материалом: рамками вторая половина X – начало XI в. датируется подавляющее большинство самого незначительного числа скандинавских находок в Восточной Европы ). И по этой причине они не знали никого из предшественников Владимира, включая Рюрика – основателя правящей на Руси династии. Как верно заметил М.В.Ломоносов, что если бы Рюрик был скандинавом, то «нормандские писатели конечно бы сего знатного случая не пропустили в историях для чести своего народа, у которых оный век, когда Рурик призван, с довольными обстоятельствами описан». В 1808 и 1814 гг. Г.Эверс, удивительно точно охарактеризовав отсутствие у скандинавов преданий о Рюрике как «убедительное молчание», действительно, лучше любых слов подтверждающее их полнейшую непричастность к варягам и руси, правомерно заключил: «Всего менее может устоять при таком молчании гипотеза, которая основана на недоразумениях и ложных заключе-ниях…» .
    В сагах точно названо и время первого появления скандинавов в Византии. Крупнейший византинист XIX в. В.Г.Васильевский доказал, что скандинавы приходят в Империю и вступают в дружину варангов (варягов) значительно позднее ее возникновения в 988 г. Он также установил, что византийские источники отождествляют «варангов» и «русь», говорящих на славянском языке, и отличают их от норманнов. «Сага о людях из Лососьей Долины», которую ученый охарактеризовал как «древнейшая и наиболее достоверная историческая сага», не только приводит имя первого норманна, служившего в 1027–1030 гг. в корпусе варангов, но и особо акцентирует внимание на том, что по прибытию в Константинополь «он поступил в варяжскую дружину; у нас нет предания, чтобы кто-нибудь из норманнов служил у константинопольского императора прежде, чем Болле, сын Болле» .
    И в связи с тем, что скандинавы стали приходить в Византию лишь с конца 20-х гг. XI в., они, естественно, не могли сообщить Константину Багрянородному, умершему в 959 г., «русские» названия днепровских порогов (в якобы скандинавских названиях последних усомнился даже А.Л.Шлецер, сказав в отношении их скандинавской трактовки шведом Ю.Тунманном, что некоторые из них «натянуты» ). И уж тем более там в первой половине IX в., вопреки утверждениям Е.А.Мельниковой, не могли появиться «люди, носящие скандинавские имена» и ставшие митрополитами и тестями византийских императоров. Никакого отношения не имеют шведы и к свеонам Бертинских анналов, ибо видеть, в силу лишь созвучия, в свеонах свевов (самоназвание svear) – это то же самое, что видеть в немцах ненцев и уверять в полнейшей тождественности этих народов (Тацит, поселяя свионов «среди Океана», т.е. на одном из островов Балтийского моря, отделяет их от свебов-шведов, живших тогда в Германии).
    На фоне полнейшего отсутствия на территории Руси скандинавских то-понимов весьма показательно наличие в огромном количестве скандинавских названий там, куда действительно устремляли свои набеги норманны и где они затем действительно оседали. Так, «приблизительно 700 английских названий, включающих элемент bu, без сомнения, доказывают, – констатировал в 1962 г. крупнейший английский специалист по эпохе викингов П.Сойер, – важность скандинавского влияния на английскую терминологию». А сверх того, добавлял он, в Англии «существует много других характерно скандинавских названий топографических объектов»: thorp, both, lundr, bekk, и что в целом «в английских названиях присутствует множество скандинавских элементов, но наиболее характерны и часто встречаются bu и thorр». И шведский ученый И.Янссон отмечал в 1998 г., что в Британии и Ирландии скандинавы «оказали значительное влияние на… местную топонимику». Также во Франции насчитываются сотни скандинавских топонимов, например, с суффиксом –bec (др.-сканд. bekkr), -bu (bú), -digue (dík), -tot (topt, toft) и т.п. , а название области расселения скандинавов – Нормандия – до сих пор хранит память о них.
    Е.А.Мельникова, с легкостью «обнаружив» в 2002 г. скандинава-митрополита в Никеи в 825 г., чуть ранее «изобрела», чтобы ликвидировать столь досадный пробел для норманской теории, скандинавский топоним в Восточной Европе. Таким ей показалось название урочища Коровель в районе с. Шестовица, якобы состоявшее из двух скандинавских слова: kjarr – «молодой лес, подлесок, заросли молодого леса или кустарника», а vellir – «поле, плоская земля», т.е. «заросшие густым подлеском поля» или «покрытая кустарником долина». Но благодаря такой «лингвистике» и в названии мордовского села Вельдеманово на Нижегородчине, родине патриарха Никона, можно спокойно увидеть немецкие и «wald» – «лес», и «weld» – «дикий», и «mann» – «человек» («мужчина»), т.е. «лесной (дикий) человек (мужчина)». У Е.А.Мельниковой как «лингвиста-словопроизводителя» имеется предшественник – шведский норманист XVII в. О.Рудбек, который в своей «скандинавомании» дойдя до мысли, что Атлантида Платона есть древняя Швеция и что она, являясь «прародиной человечества», сыграла выдающуюся роль в мировой истории, в том числе древнерусской, «доказывал» эти бредни переиначиванием древнегреческих и русских слов в скандинавские. Как отмечал С.М.Соловьев, Рудбек своими словопроизводствами, основанными «на одном только внешнем сходстве звуков», возбуждал «отвращение и смех в ученых». Современные шведские исследователи Ю.Свеннунг и П.Бейль констатируют, что Рудбек «довел шовинистические причуды фантазии до вершин нелепости» и что его эмпиризм «граничил с паранойей» .
    Прошлое открыто для изысканий всех исследователей, и в этом им не должно быть никаких ограничений, кроме, разумеется, ограничений науки, которая не может быть или патриотичной, или непатриотичной: она либо есть, либо она отсутствует. Точно также считали те норманисты, которые прекрасно знали работы оппонентов, а не судили о них предвзято. Так, в 1931 г. В.А.Мошин, отвергая «весьма ошибочное мнение» о дискуссии норманистов и антинорманистов как противостояние «объективной науки» и «ложно понятого патриотизма», с нескрываемой иронией заметил, что «было бы весьма занятно искать публицистическую, тенденциозно-патриотическую подкладку в антинорманистских трудах немца Эверса, еврея Хвольсона или беспристрастного исследователя Гедеонова» .
    К этим словам следует добавить, что в первой половине XVIII в. немец-кие ученые И.Хюбнер, Г.В.Лейбниц, Ф.Томас, Г.Г.Клювер, М.И.Бэр, С.Бухгольц были, говоря современным языком, антинорманистами, т.к. доказывали южнобалтийское происхождение варягов. Еще ранее, в 1544 и 1549 гг., два других немца-«антинорманиста» С.Мюнстер и С.Герберштейн сообщали, как хорошо всем известный факт, о выходе варягов и их предводителя Рюрика из южнобалтийской Вагрии . Но сегодня археолог Л.С.Клейн клеймит антинорманизм как «ультра-патриотизм», которому противостоят норманисты с их «объективными исследованиями», видит в нем «застарелый синдром Полтавы!» и полагает, что «само его наличие в российской науке (и больше нигде), хотя и постыдно, но… даже полезно», т.к. он критикует слабые места норманизма .
    Патриотами были все российские норманисты и антинорманисты без исключения. Нисколько не сомневаюсь, что русскими патриотами являются и Е.А.Мельникова, и Л.С.Клейн. А безответственные разговоры об антинорма-низме М.В.Ломоносова и его последователей лишь как продукте их неумеренного патриотизма и ненависти к немецким ученым прямо говорят об отсутствии у норманистов аргументов и о их желании перевести разговор о варягах и руси в далекую от науки сторону (раздел об антинорманизме Е.А.Мельникова озаглавила – и без кавычек! – «Немцененависть на новый лад», тем самым выставив его сторонников оголтелыми экстремистами. Все как в старые добрые времена, когда А.Л.Шлецер в 1802 г. объявил, в бессилии опровергнуть доводы давно покойного оппонента, что «русский Ломоносов был отъявленный ненавистник, даже преследователь всех нерусских». Или когда в 1870-х гг. датчанин В.Томсен представил русских антинорманистов в качестве носителей «нерассуждающего национального фанатизма». Или как в 2007 г. украинский доктор исторических наук Н.Ф.Котляр, распалился таким гневом на современных русских ученых-антинорманистов, что, не церемонясь, как-никак представитель «незалежной» исторической науки, заклеймил их как «средневековых обску-рантов», «квасных» и «охотнорядческих патриотов», не способных «на ка-кую бы то ни было научную мысль» ).
    И эти безответственные разговоры дискредитируют не только науку, но и светлое чувство патриотизма, которое настойчиво выставляется в качестве воинствующего невежества и национализма. А такой навязанный науке и обществу комплекс очень мешает ученым выступать против провокаций в отношении родной истории, ибо все эти выступления можно ловко свести, а таких случаев уже немало, да еще с уничижительной иронией и издевательством, к «патриотизму», «ультра-патриотизму» и «национализму» (как здесь не вспомнить того же А.Л.Шлецера, который «считал за ничто физическое отечество; привязанность к нему он сравнивает с привязанностью коровы к стойлу» ). И тем самым развязать руки «мародерам на дорогах истории» и позволить им уродовать нашу память, обливая, например, грязью Александра Невского, Великую Отечественную войну и ее героев. Но такого не должно быть. Историки, подчеркивал в 1994 г. антинорманист А.Г.Кузьмин, «обязаны остановить потоки лжи», а те, предупреждал он, «кто, наблюдая мародеров, не пытаются их остановить или хотя бы осудить, сами становятся таковыми. Причем в самой важной для выживания обществе форме» .
    И самой грандиозной ложью в нашей истории является миф о норманстве варягов и руси, который был вызван к жизни «шовинистическими причудами фантазии» шведской донаучной историографии XVII в. И этот миф – часть мифов об эпохе викингов, «сфабрикованной», констатировал в 1962 г. скандинавист П.Сойер, историками. Ныне ученые Франции и Германии Р.Буае и Р.Зимек требуют избавить эпоху викингов от мифов, вышибающих, по их словам, «почву из-под ног историка» . А эти призывы западноевропейских коллег нам грех будет не поддержать».

  7. Denny:
    13.02.2015 в 19:59
    ________________________—
    Вопрос, была ли первичная притирка кровавой, очень полемичный. Судя по всему, в ходе первичного освоения Приладожья скандинавами война интересовала их в последнюю очередь., поскольку там была фактически лесная пустыня. Судя по огромной временной разнице между старейшими известными захоронениями Приладожья и по обилию артефактов из абсолютно разных мест циркумбалтийского региона, найденных во втором захоронении, Скандинавы пришли на пустое место и застолбились там, ведя меновую торговлю с весьма немногочисленными окрестными финскими и славянскими племенами. Это же подтверждается археологическими данными о скандинавском происхождении основателей Ладоги. Никто никому не мешал, оттуда и отсутствие массовых погребений погибших в бою наподобие таких, как были найдены на Саарема. Ситуация начинает меняться с конца 8 века. Приток финских переселенцев с запада и славян с юга изменили ситуацию. Вот тут начинается притирка по настоящему, с драками и выяснением отношений. Но скандинавы уже прочно вросли в эти места и уступать никому не собирались…. Ладожские раскопки показывают грандиозный пожар в середине 863-5 гг, который связывают с военными действиями. Схожий пожар уничтожил Рюриково городище чуть позднее 867 г. В этот же период уничтожены Сясевское городище, Холопий городок, Любушанский городок, городище Камно(рядом со Псковом). Война прокатилась по Северной Руси немалая…

  8. Я повесил большой пост с ответом В.В.Фомина на цитированную статью Мельниковой. Читайте и судите сами, есть там что обсуждать или нет.
    И еще мне не нужно строить гипотезы. Есть исторческие факты которые я очень кратко и неполно перечислил.Факты эти можно интерпретировать по разному — но в целом они говорят о том что варяги и русы — скандинавы и по иному этот комплекс свидетельств воспринимать невозможно. При здравом и научном подходе.

    На основе этих фактов можно строить гипотезы — как гипотеза Шепарда о возвращении посольства русов через Скандинавию в район Ладоги и Рюрикова Городища.

    Естественно каждое отдельное свидетельство можно оспорить и, вывернув наизнанку, представить «по-другому» — только зачем?Только затем чтоб ни при каком раскладе не призанть что варяги и русы — скандинавы?

    Я, например, если мне будет представлено убедительное доказательство, что варяги и русы не скандинавы, готов скорректировть свою точку зрения и признать свои ошибки. Готовы это сделать антинорманисты? Или еще сто лет они будут талдычить одно и то же, не признавая никакие доказательства?

    Антинорманисты эти факты вообще отказываются признавать. Видели как лихо Л.П.Грот разделалась с археологией и ее свидетельствами?

  9. Извините пост со статьей Мельниковой тоже ожидает проверки.Читая эти две статьи двух ученых можно составить себе полное представление об уровне аргументации и приемах полемики сторон.

  10. Денни:
    «А дальше привожу цитаты. Из Клейна. И конунг норманизма и еврей-русофоб растворяется в пять минут. И исчезает сам предмет противостояния». —

    Так мы, выходит, очень близки к согласию. Мы одинаково уважительно и внимательно относимся к оппонентом. Я вижу только одно существенное расхождение. Вы, как и многие, принимаете меня за беспредельно либерального и толерантного человека. А моему либерализму и моей толерантности есть четкий предел. Я уважительно отношусь к человеку, пока считаю его специалистом в том деле, за который он взялся и по крайней мере готовым учиться. Когда же я вижу, что передо мной хам, наглец и прохвост, от которого страдает наука, к таким я совершенно нетерпим и отношусь к ним не как к оппонентам, а как к противникам, говоря мягко.

    Именно это произошло с моим отношением к Клёсову. Я относился к нему с большим уважением, которого требовали его прошлые заслуги, пока не убедился, что его не интересует научная истина, а только успех у публики и что ему абсолютно наплевать на научные принципы, лишь бы получше оформить свой популизм. Но даже Фомина, который ругал меня последними словами, я не называл лжеученым и не позволял себе по отношению к нему резкостей в ответ на его грубость.

    Наука — это не только поиски истины. Это борьба с оппонентами (вежливая), с конкурентами (спортивная) и — самая суровая — с врагами науки. Уклонение от борьбы — это либо наивность, либо красивая поза.

Comments are closed.

Оценить: