Нельзя сказать, что расстрел редакции «Шарли Эбдо» расколол российское общество. Оно уже было расколото ко времени этих выстрелов. Так что оно среагировало именно как расколотое общество – диаметрально по-разному. Одни шли к французскому посольству, несли цветы и плакатики «Я – Шарли», а другие с разной степень откровенности кричали: «Так им и надо», «Сами виноваты», «Ну, конечно, убивать нехорошо, но…». В первой категории оказались сторонники свободы, толерантности, западных ценностей и христианства или ислама в европейском понимании, а во второй – сторонники воинствующего ислама, исламского и православного фундаментализма, неприкосновенности религиозных чувств верующих.
Наши правительственные органы оказались в неудобном положении: с одной стороны – у нас провозглашено светское государство, отделение церкви от государства, с другой – у нас принят закон о защите религиозных чувств верующих. Поскольку религиозные чувства верующих – понятие расплывчатое, а территориальные границы их вовсе не обозначены, то в идеале защита религиозных чувств верующих означает запрет на любые выражения религиозного инакомыслия. Поэтому, скажем, в числе глав государств на демонстрации в Париже нашего президента или премьер-министра не было, хотя были даже главы Палестины и других мусульманских стран, с другой – все-таки шествовал министр иностранных дел Лавров.
Я атеист, как и большинство ученых (что у нас, что в набожной Америке). Я готов спорить по мировоззренческим вопросам, но учитывая, что для моих оппонентов их религиозные взгляды сопряжены с почитанием неких святынь, я стараюсь эти святыни не унижать (хотя и считаю их никчемными) и безусловно не оскорблять. Но вот высмеивать полагаю возможным – это ведь часть полемической аргументации. Точно так же я готов выслушивать уничтожающую аргументацию, обращенную на святые для меня принципы атеизма, свободы мышления, ценности человеческой жизни и индивидуального творчества. Готов выслушивать ехидные замечания, иронию, смех.
Стиль высмеивания журнала «Шарли Эбдо», принятый в этом издании по отношению не только к пророку Мухаммеду, но и к Христу, папе римскому, политикам, нациям и вообще всему, мне не импонирует. Обсценные рисунки не кажутся мне смешными и даже такими уж забавными. Но у французов свои традиции, своя старая смеховая культура. На своей территории они вправе смеяться над чем им угодно и как угодно. А те, кто к ним прибыли и поселились, должны приучаться к уважению их традиций. Или убираться в свои страны (или в страны своих родителей).
Точно так же я не одобряю кривляния Pussy Riot и Femen в храме: делайте любой перформанс на площади, но не в храме, святом для верующих. В героинь их превратили неумные меры властей.
В целом же карикатуры нельзя ограничивать чем-либо помимо этических норм, и эти нормы должны устанавливать сами художники и их зрители. Первые – признанием в своей среде одних мастерами, а других изгоями, вторые – отказом смотреть и покупать. Если же найдутся потребители и у такой продукции – что ж, пусть в своей узкой среде и потребляют. Это как с порнографией.
Иначе нормы и запреты очень легко расширяются и закрывают всё, что чувствует себя уязвленным: коррупцию, бюрократию, милитаризм, нацизм и т. д.
Вернемся к закону об оскорблении чувств верующих. Он не защищает чувства некой категории людей, а провоцирует выходки типа выходки братьев Куаши, потому что придает им ореол законности и справедливости. Ведь выходит, что они отличаются от сил правопорядка всего лишь мерой избираемого наказания и самочинностью. Но действуют в том же направлении. Я надеюсь, что этот закон будет вскорости отменен.
Сколь велика категория людей, якобы защищаемая этим законом? Здесь есть сомнения. Церкви всячески преувеличивают количество верующих своей конфессии. Русская православная церковь склонна считать, что большинство в нашей стране (свыше 80%) составляют православные, а уж с другими конфессиями (всего традиционными у нас считаются четыре) это почти всё население нашей страны. Но социологи, как бы ни обвиняли их в зависимости от властей и традиционных представлений, насчитывают в стране всего 58% православных. Если же мы посчитаем сколько из граждан нашей страны на праздниках оказывается в храмах, цифры совсем другие. В 10-милионной Москве на самых крупных православных праздниках оказывается в храмах всего 100–150 тыс. человек, то есть 1% населения. На рождественском богослужении 2015 года присутствовало в храмах, по данным ГУВД Москвы, 118 тыс. человек. Возможно, это лишь внутри храмов, а были еще снаружи и приходившие на утро. Но даже если увеличить эту цифру втрое-впятеро, то это несколько процентов населения. Таким образом, хулиганы-фундаменталисты типа Энтео представляют не народ, а его очень небольшую часть.
То же в странах Европы. В Чехии 7 из 10 граждан атеисты. В Швеции только 18% верующие. Во Франции 19%.
Более того, я считаю, что нужно учитывать не формальную принадлежность (сигнализируемую крестиком на шее), а место в сознании. Оставим в стороне сознание атеистов и агностиков. Минуем и посещающих церковь иногда (на всякий случай) людей, в сущности далеких от веры. Возьмем истово верующих. Каждый из них из всех наличных богов – православного бога в виде Троицы, католического бога Саваофа (у католиков Троица не занимает такого места, и бог-отец более значителен), иудейского Иеговы, мусульманского Аллаха, восточного Будды, богов шаманизма – языческих богов Сибири, неоязыческих Перуна, Велеса и Даждьбога и т. д. – из всех этих богов он признает только одного бога, своего, а всех других яростно отвергает. И приведет бездну очень убедительных аргументов в пользу такого отвержения. То есть по отношению ко всем остальным он выступает как атеист, и лишь по отношению к одному – как верующий. То есть он минимум на 99% атеист, и лишь от силы на 1% – верующий.
Если под этим углом зрения взглянуть на наше население, оно в основном атеистическое.
Наконец, и абсолютных атеистов нельзя представлять себе как людей, не имеющих ничего святого. У них есть свои принципы, для них святые, есть свои чувства, ранимые, как у всех людей, чувства, связанные с их убеждениями, с их мировоззрением. Почему нет закона о защите чувств атеистов, почитающих науку, как верующие почитают религию? Наука также нуждается в защите от воинствующих невежд и от лжеученых, которых расплодилось видимо-невидимо. Не пора ли принять закон о защите науки?
Карикатуры оскорбляющие нациков, чиновников, педо-лобби католическое — которое прятало преступления против детей внутри церкви, кровавых сионистов и даже Кирилла с жёлтыми волосатыми яйцами вместо ушей. Креационистов, где Христос с кроликом в шляпе.
Много добра.
Высмеивали кино про Иисуса и рекламу на нем, Мухаммеда в облике террориста — каким его видят изнутри эти же экстремисты, высмеивали их видение.
Заметьте, не самого Мухаммеда, литературного, мифологического персонажа, а представления и методы религиозных шизиков ведомых религией.
Барыню пославшую Герасима топить Муму, можно высмеивать а Моисея, к примеру, нельзя?
У кого больше чувства задеты?
Закон о защите чувств верующих в высокие идеалы нарушается повсеместно и ежесекундно, скажем, в сфере торговли, в которой покупателя обманывают, подставляют, используют и даже травят самыми изощренными способами. Опять же, многочисленными оскорблениями чувств верующих в идеалы науки нашпигованы псевдонаучные, и даже научные журналы, регулярно публикующие пустые, непроверенные, недостоверные и фальсифицированные ”результаты”. Так что, новых законов о защите не требуется – достаточно грамотно применять формулировки существующих.
В методологическом смысле вера — это убежденность в истинности (догмата,
гипотезы, умозаключения). Вера одинаково присуща и религиозному и научному сознанию. Конфессиональные веры (православие, ислам и др.) являются комплексами догматов. Атеизм противопоставляется конфессиональным верам тем, что отрицает их основной догмат: наличие бога. Но не отрицает веру как метод: атеисты верят в то, что они не верят в бога. Понятие веры формирует фундамент любого вида познания, предшествует логике. Поэтому противопоставление: вера-наука — ошибочно (учёный верит в «недоделанные» теории). Более того, такие
противопоставления содержат зачатки экстремизма, поскольку предполагают
неполноценность одних (верующих) по сравнению с другими (людьми науки) чего в действительности нет.
Требование включить науку в сферу действия закона о защите прав верующих, на мой взгляд, могло бы быть правомерно, поскольку это явления одного класса. Но избыточно, ведь конфессиональные верующие вроде-бы не покушаются на науку. Закон нуждается в совершенствовании, но в направлении развития понятия оскорбления.
Расколотость общественного мнения проистекает в большой степени от недостаточного публичного обсуждения вопросов. В этом смысле статья полезна, хотя и выглядит как хохма: всё перепутано.
Так мне кажется.
Сходите в библиотеку, там есть книженция, довольно тонкая, специально для фриков, по (ф.) логике. Прежде чем тут софистику маргинальную разводить.
Это вы «в защиту науки» произнесли? Быстро зачатки прорастают. Igordftree — не Иван ли Иванов? Экстремизм начинаетсчя при отсутствии аргументов и при большом желании оставить последнее слово, любезный.
Если отвлечься от эмоций, которые неизбежны при событиях типа терактов, то проблема достаточно сложная и широкая. Ибо есть глубокие противоречия в подходах.
1. Мультикультурализм vs традиционные ценности.
«А те, кто к ним прибыли и поселились, должны приучаться к уважению их традиций. Или убираться в свои страны (или в страны своих родителей).»
Это просто чеканная формулировка защитников традиционных ценностей. Именно так говорят наши патриоты, например, выступая против гей-парадов. Однако европейский курс на мультикультурализм подразумевает совсем иное отношение. В том числе и к ценностям разных культурных и религиозных меньшинств.
2. Свобода слова vs политкорректность.
На самом деле вся культура и нормы человеческого общения по сути являются ограничениями свободы слова. Где-то эти ограничения носят моральный характер, а где-то и установлены законом. Понятие «оскорбление» гораздо шире закона о чувствах верующих. Ну вот не принято в той же Америке называть темнокожих неграми. На самом деле просто потому, что им это не нравится. Ибо никаких рациональных оснований такого ограничения не имеется.
Противоречия эти совершенно объективны. Проблема в том, что люди имеют склонность выбирать (и менять!!!) определенную сторону в зависимости от своих конкретных пристрастий.
«никаких рациональных оснований такого ограничения не имеется»
Основания, конечно, имеются. Но у мусульман тоже имеются основания возражать против карикатур, и гораздо более веские. Можно спросить: есть ли причины, по которым мнение негров в Америке учитывать надо, а мнение мусульман в Европе — не следует? ЛСК, вероятно, ответил бы примерно так: негры не виноваты, что попали в Америку, так что белые им должны; а мусульмане в Европу понаехали, значит, должны терпеть. Вне зависимости от того, что бы мы ни думали о такой логике, для России тут вопроса нет: мусульмане нас не просили, чтобы мы их завоёвывали, так что проявить уважение к их чувствам вполне разумно.
То есть я согласен, что как-то принципиально нельзя разрешить противоречие между политкорректностью и свободой слова (как и противоречие между свободой слова и неприкосновенностью личности), но на практике это тем не менее делается — в рамках взаимоотношений больших групп. Негры и расизм, евреи и Холокост, мусульмане и карикатуры, расстрел «Шарли» и «Я — Шарли» — ходы в Большой Игре.
Денни, Ваши рассуждения интересны. Но пассаж о неграх неточен. Неграм не нравится обозначение «негры» не с кондачка, а потому, что оно приобрело в Америке унизительный смысл. Пока у нас слово «негры» имело сочувственный оттенок, оно не вызывало возражений. Сейчас, наверное, начнет вызывать.
Это как со словом «жид». Было это славянизированным произношнением самоназвания евреев («йид»). Но в России оно стало носить осудительный характер, как бы ругательством («не жидись!»), и евреям оно стало ненавистным. Не желая оскорблять евреев, и русские изъяли его из своего обиходного языка. А в Польше оно сохранилось в своем прежнем качестве и никого не обижает.
Не вижу противоречий. Я именно это и имел в виду, когда приводил пример «негров». В каком-то сообществе в силу сложившихся специфических условий определённые слова или действия приобретают резко негативный оскорбительный смысл. В других местах нет. То есть никаких всеобщих фундаментальных оснований к неприятию «негров», «жидов» или определенных карикатур нет.
Так ведь политкорректность в том и заключается, чтобы ограничивать свои слова и действия таким образом, чтобы не наносить оскорбления другим людям. Даже при том, что Вы или я сами подобное оскорблением не считаем. Или у Вас другое понимание (что вполне возможно)?
Это как раз тот случай, когда буквальное прочтение Императива Канта не работает. Ведь матерящийся в автобусе алкаш его тоже в буквальном смысле не нарушает. Он не делает другим то, чего не хочет по отношению к себе. Он ведь не против, чтобы от остальных тоже разило перегаром и чтобы остальные выражались таким же манером.
В этом смысле политика французов непоследовательна. Они провозгласили в той или иной форме мультикультурализм и политкорректность. Они именно под этими лозунгами данных людей приняли и дали им права гражданства. Эти люди вправе ожидать, что к их религиозным и культурным особенностям отнесутся соответственно. И что общество будет по крайней мере защищать их от оскорбительных (с точки зрения их культуры и веры) выходок.
Кстати, о непоследовательности французских властей в этих вопросах есть прекрасный текст на «Эхе».
Забавно, я только что хотел написать про негров :) Кстати, США определённо дистанцируются от кампании «Я — Шарли». Разумеется, тут дело не в принципах, а в политической целесообразности. Надо отметить следующие обстоятельства: «Шарли» издевался не только над исламом, но над всеми религиями. И — это, как я понимаю, специализированное такое издание: не хочешь — не смотри. А вот если теперь, в рамках акции, отдельно антиисламские карикатуры да ещё и публиковать в обычных газетах — это действительно оскорбление всех мусульман вообще. Если европейцам оно надо — флаг им в руки.
«никого не обижает»
Кстати, интересный вопрос. Может быть, полякам просто всё равно, обижает оно кого-то или нет.
Ивану.
Атеизм неверно называть верой в отсутствие бога. Дело в том, что по логике бремя доказательств лежит на утверждающем, а не на отрицающем. Следовательно, отсутствие бога — не есть тезис, который нуждается в доказательствах, и вера в его отсутствие — нонсенс.
Отсюда неверность всей Вашей цепочки рассуждений.
ИМХО, Вы путаете атеизм со скептицизмом и агностицизмом. Утверждения что бог есть и что бога нет равноправны с точки зрения логики.
«Христос воскрес» и «Христос не воскрес» совсем не равноправны, и именно первый-то и надо доказывать.
Утверждения «бог есть» и «бога нет» равноправны не логически, а тем, что они оба антинаучны. Поскольку мы не знаем, как, откуда и почему возникла Вселенная, и как откуда и почему появилась жизнь на Земле, мы не имеем права утверждать, что ни одно разумное существо не имело никакого отношения ни к тому, ни к другому. Утверждение «бог есть» содержит в себе массу неявных утверждений: один и тот же «разум» создал и вселенную, и жизнь, и человека, дал человеку заповеди, оценивает его поступки, внимает его молитвам, будет его впоследствии судить и т.д., не говоря о массе мелких подробностей. Эти утверждения имеют разный статус: что-то неверно, что-то неправдоподобно, что-то голословно, а что-то в принципе возможно. Если под атеизмом понимать «все эти утверждения неверны», то атеизм ненаучен и бездоказателен. Если под агностицизмом понимать «все эти утверждения не доказаны» — это верно, но слишком слабо, ибо многие из них гораздо хуже, чем просто недоказанные. Если же сказать, как есть, то идеологический эффект будет нулевым.
ЛСК:
12.01.2015 в 17:41
Ивану.
Атеизм неверно называть верой в отсутствие бога. Дело в том, что по логике бремя доказательств лежит на утверждающем, а не на отрицающем.
……
Это по научной логике. Увы, у верующих логика другая. Они считают, что вопрос о существовании Бога метафизичен и требует ответа (соответственно не может быть отвечен).
Иногда требуют ответа с пристрастием.
Бремя доказывания (в смысле «больше проблем») ложится на более новую теорию по сравнению с традиционной. По этой логике у конфессий больше оснований требовать доказательств от атеизма с его антитезисом. И хотя до сего дня мы окончательных доказательств не услышали, оставил бы вопрос о сушествовании бога XVI-XVIII векам, сейчас он не имеет той остроты. С тех пор и атеизм утвердился и приобрел в бытовом сознании признаки догмата. И научный метод развился так, что во многих учёных головах существует как догматический конгломерат.
Заметил о другом: при всем прогрессе религиозное сознание благополучно сосуществует с самым продвинутым, научным и исчезать не собирается. Каждый ребенок начинает с веры и только позже переходит к рассуждению и доказыванию. Вера, уверенность — сам куст понятий раскрывает его — это убеждённость в истинности. Фундаментальное понятие, без которого едва ли можно от простого формулирования тезиса (условно, истины) перейти к операциям с ним: рассуждениям и доказываниям. Это объясняет, почему вера неистребима, присутствует в научном мышлении, да и научные теории часто сами трансформируются в догматы при определённых условиях. Если тезис о фундаментальности веры не принимать, то противопоставление веры и науки неизбежно будут скатываться к доказательству неполноценности. То есть объективно более продвинутый научный метод будет доказывать неполноценность религиозного сознания. А поскольку эти «стили мышления» привязаны к социальным группам, то вот причина для розни и экстремизма.
Почти в том же и причина проблем Запада с тероризмом. Они давят мощные социальные группы, как у себя так и по всему миру, навязывая то с чем те не могут согласиться: считая их неполноценными, неровней себе. Причём сами эти группы интенсивно переносятся в Европу и США якобы для усиления экономики и ускорения роста.
Вышесказанное относится ко всем видам религии, однако экстремизм и терроризм характерен в основном для одного, вполне определенного религиозного направления, культивирующего понятие ‘неверные’ и, тем самым, ставящего своих адептов над всеми остальными — неверными. Так кто же кого считает “неполноценным”?
Статистика мирового терроризма, США ведет до сих пор, надо найти ссылочку.
На первом месте во второй половине 20 века таки христианский терроризм, сюда же можно включить всякие куклукскланы и белые братства, религия там как идеология, то есть национализм на основе религии у них, по сути религиозные ордена.
Не только дома взрывали но и врачей убивали за аборты.
Сейчас конечно мусульманский.
Не хилый в Индии терроризм, индусский.
В Африке так идет религиозная война на истребление между христианами и мусульманами.
История, безусловно, богата примерами насилия, проявляемого представителями разных конфессий, но конкретно в религиозном терроризме (направленном против светских устоев) в настоящее время доминирует одна конфессия. И ”неполноценными” для них является именно неверующие (неверные), а не наоборот.
И всё таки нет изначального «зверства ислама» по сравнению с другими конфессиями. В норме он эволюционирует в светском направлении. В агрессивное состояние некоторых его представителей переводят гегемонистские потуги Запада. Примеры даже нет смысла перечислять.
“Гегемонистские потуги Запада” являются одним из множества провоцирующих факторов, но они действуют на всех (включая и агностиков), а не направлены на конкретную конфессию. Радикализм же эти потуги провоцируют именно у той конфессии, которая в силу своих религиозных особенностей к этому наиболее склонна.
Терроризм не одобряю.
И если кто-то назовёт терроризмом действия США (Запада) в мире, пусть даже демократическим — спорить не буду. Тем более, что «наскок» идёт и на Россию.
Согласен, терроризм – штука обоюдоострая, и террористы с обеих сторон друг друга ”достойны”
Один к одному: «одна лошадь — одна перепёлка».
В качестве переносчиков террористической заразы перепёлки гораздо эффективнее.
Ивану:
Вы исходите из естественности веры, религии. На деле ребенок не начинает с веры (религии). Он начинает с незнания. Если он не приобретет знания о вере от взрослых, то ее и не будет. И первобытный человек не начинает с веры. Как можно судить по погребениям, они, а сними и вера в потусторонний мир и продолжение жизни в нем, появилась у неандертальцев, а это Homo sapiens. У всех предшествующих форм человека (а их множество) погребений не было. У животных богов нет.
Разве что для домашних — богами являемся мы.
Понятие вера не тождественно религии. Вера элементарнее.
Уже простое сопоставление образа и артикуляции, например, «мама». Это акт запоминания (отражения), то есть «на веру». Ещё нет понятий, рассуждений, тем более понятия о боге и религии. Отраженная информация, по-видимому, изначально имеет статус «истинно» и используется соответственно. Механизмы замещения информации, изменения статуса и развития её мерности это уже врожденные инструменты анализа и синтеза. Дальше мы видим везде опережающие позиции механизмов отражения («на веру») и в онтогенезе человека и в истории. Всё, что требует рассуждений, анализа и тем более синтеза, сложнее и развивается медленнее.
Религиозное сознание и научное сознание (современные) — это категории одного, высшего уровня. Культивирование отношений неполноценности между ними разрушительно для обоих.
Ивану:
На мой взгляд — пример с детским восприятием, как вариантом «веры» (даже если и кавычках) неудачен. Это, в основном, простой животный механизм обучения/запоминания, природная необходимость.
A вот этот пассаж заставил улыбнуться: «Вера одинаково присуща и религиозному и научному сознанию» :-) Понятно, насколько далёк его автор от фундаментальных наук с их статистическим анализом, оценками вероятности, доверительным интервалом, необходимостью перекрестных проверок и т.д. Что подразумевает скорее постоянное сомнение и необходимость нахождения «аргументов и фактов», нежели веру.
«Во многая знания много печали» (с). А вовсе не бездоказательного безусловного восприятия (неизменяемых/статичных) догматов.