Списки Сойфера (к 20-летию программы ISSEP)

Программа ISSEP (International Soros Science Education Program) стартовала два десятилетия назад и подробно с большим количеством цифр и фактов описана в литературе (прежде всего в Соросовском образовательном журнале и в книге руководителя программы — профессора Валерия Сойфера «Интеллектуальная элита и филантропия. Десять лет Соросовской Образовательной программы» (М.: ДДФ Фаундэйшн, 2005). До сегодняшнего дня ISSEP остается безусловным лидером по широте тематики и объему инвестиций частного капитала в научное образование. В дополнение к уже опубликованным материалам Александр Денисенко, руководитель проекта Соросовских олимпиад школьников, рассказывает о той части программы, которая касалась школы, — это прежде всего Соросовские олимпиады школьников и помощь учителям.

Прежде всего хочется напомнить о тех временах и о положении дел в образовании. Уже отгремели танковые залпы по Белому дому. На Кавказе была передышка. Еще не было Интернета в его теперешнем состоянии, но уже можно было купить билет в два конца до Вены. Новому государству было не до научного образования. Больше того, энергия «новых людей» с неизбежностью была направлена на слом старой образовательной системы. Кто из нас сегодня вспомнит, про что был первый президентский указ (тогда еще РСФСР)? Про ваучеры, жертв репрессий, колбасу и ракеты? О мире или о земле? Нет, он был про школу (Указ Президента РСФСР № 1 от 19 июля 1991 года «О первоочередных мерах по развитию образования в РСФСР»).

Школу предстояло менять. Роль школьного учителя в судьбе страны объяснял еще Бисмарк. Это понимали и большевики. Но в России под видом перемен школу нередко просто ломали, притом разными путями. Одно из направлений — отказ от усвоения основ наук в пользу «воспитания». Если в старой школе тон задавали химики (включая уровень министров), математики (школа Колмогорова), физики (И. Кикоин, Ю. Осипьян, Н. Карлов), то на смену им пришли столь же известные психологи, писатели, спортсмены и моряки-подводники, даже методологи. Новые руководители школьного образования не считали обязательным даже знание школьником таблицы умножения (есть же калькуляторы!), но заботились о сексуальном просвещении, несли «общечеловеческие ценности». На это и «наставников» найти было проще, не требовалось дорогостоящего оборудования и курсов подготовки-переподготовки. Научному образованию в этой ситуации грозила катастрофа: если в чем и были едины конфликтующие между собой партии, так это в том, что школа должна заниматься воспитанием, а не знаниями. Одну сторону представляли «Огонёк» и академик А. Яковлев, другую — «Наш современник» и Е. Лигачёв.

Приказ № 540 и голодные обмороки

Указ Ельцина № 1 появился за месяц до путча, а за три дня до ГКЧП назначен новый министр образования. Перлом того времени был знаменитый приказ № 540 «о трех двойках», открывавший дорогу в вузы невеждам и бездельникам. По нему аттестат с тремя двойками годился даже для приема в вуз. Приказ все-таки был вскоре отменен. На общем собрании Академии наук перед выборами новых академиков вышел на трибуну аксакал из ядерщиков: «Какие выборы, лучше послушайте, что я вам скажу: вот приказ министра образования», — прочитал, сказал «спасибо за внимание», сел на место. Про реакцию зала и говорить не стоит… Вскоре вместе с отменой приказа сменили и министра.

Помощь пришла, откуда ее не ждали… ISSEP! Зачем это нужно было частному иностранному фонду? Мы особо не задумывались, главное, что наши цели совпадали. Так и включились. Нам было достаточно формального одобрения или молчаливого согласия государственных инстанций вплоть до налоговых.

Сегодня многие уже не представляют, как в 1990-х в какой-нибудь российской глубинке выживали учителя и студенты. Речь даже не об отсутствии всяких гаджетов и компьютеров, а о том, что нечего было есть. Профессор ходил в тайгу по ягоды и по грибы, чтобы продать это и купить домой хлеб.

Когда команда школьников ехала из Москвы в Могилёв на олимпиаду по информатике, один из детей в тамбуре упал в голодный обморок. Деньги в тот раз собирали по кругу — будущий академик РАО и РАН Алексей Семёнов сразу не поскупился — дал сколько попросили… Поразительно, что всего десятилетие спустя учителя того мальчика отказывались вспоминать ту историю, воспринимая ее как клевету на страну… В Грозном учителя не получали зарплаты годами, родители школьников по очереди приносили им еду (автор жил в доме, где было трое детей, — хозяин резал курицу, помидоры и хлеб, нагружая авоську, когда была его очередь), студенты Грозненского университета сидели по трое в шубах на парте в холодной аудитории. Не было ни книг, ни даже стульев, уходивших в печи на обогрев…

Программа ISSEP не имела и не могла иметь поддержки в новом руководстве страны и образования. Одни ее ругали как иностранную (им бы вспомнить, северные морские конвои, грузовики по Иранскому плоскогорью, лендлизовские станки для наших авиазаводов!). Другие ее просто игнорировали, как идущую не в русле «руководящих установок» уже новой страны. Количество статей с абсурдными обвинениями, а то и прямых доносов в самые серьезные инстанции сейчас представляется лишь историческим курьезом… Было ощущение, что и в самом Фонде бытовали разные настроения.

Но программа вызвала неожиданный энтузиазм учителей и школьников, родителей и многих работников образования, без участия которых она была бы обречена. Симпатии научно-образовательной среды росли по мере публикации материалов программы. Первое — это открытость процедуры отбора грантополучателей. Поначалу некоторые учителя столичных элитных школ пробовали заранее «повлиять», пока не стало ясно, что это бессмысленно — практически все достойные попадали под удачно выбранную Сойфером процедуру безо всяких махинаций. Подозрения в предвзятости отбора быстро рассеялись — открыто опубликованные списки кандидатов и участников не давали оснований для обвинения в каких-либо пристрастиях. Правда, организаторы явно благоволили к так называемой глубинке (в то время как наши родные власти уже ставили крест на сельской школе). Впрочем, против этого ветераны научно-образовательного сообщества особо не возражали. На фоне общей картины безобразных задержек с выплатой даже мизерных зарплат столичные учителя все-таки поддерживались властью, и «училки» нередко получали больше своих мужей-полковников.

Олимпиадный проект с самого начала выглядел вызывающим — в стране была своя многолетняя практика и традиции, было хорошо оформленное движение. Авторитет отцов-основателей (А. Савина, И. Слобо-децкого, Н. Васильева, И. Шарыгина, Н. Константинова, А. Егорова, Н. Розова, А. Зильбермана, C. Козела, А. Недоспасова, В. Загорского, В. Вавилова, И. Ященко, А. Абрамова, Ю. Брука, Е. Юносова, С. Кротова, M. Беркин-блита, С. Рукшина, А. Жердева, Н. Носкова, С. Семенова и многих других) был неоспорим, и без их одобрения проект был бы обречен. Был и журнал «Квант» под крепкой командой физиков. Провести олимпиаду в традиционном понимании было просто немыслимо. Уже годом ранее деньги на олимпиаду в Минске приходилось собирать буквально на Ленинском проспекте города — от малого бизнеса до академических институтов, которые впоследствии были уже не в состоянии никому помогать. Сегодня можно раскрыть секрет: самые дорогостоящие фазы Соросовских и российских олимпиад в глубинке были объединены, а расходились на заключительных этапах. У фонда были деньги и воля, у олимпиадного сообщества — авторитет, люди и отлаженная десятилетиями структура по всем регионам. Профессор Сойфер говорил, что ему повезло с кадрами в нашей стране. Ключевой фигурой во взаимодействии программы с государством и олимпи-адным движением, безусловно, был Николай Карлов — ректор МФТИ, председатель Высшей аттестационной комиссии и многолетний глава жюри всесоюзных школьных олимпиад. На крутых поворотах, когда проект оказывался буквально между молотом и наковальней, нас спасали его авторитет и взвешенная доброжелательная позиция. Можно сказать, что в этом проекте отношения нашего нового государства с частным иностранным фондом оказались успешными благодаря взаимопониманию между двумя учеными — Сойфером и Карловым. Николай Васильевич находил мужество противостоять многочисленным любителям всё на свете «контролировать».

Идея открытой публикации списков грантополучателей (в народе — «списков Сойфера»), особенно учителей, казалась поначалу весьма спорной. Опасались, что это окажется подобно обнародованию списков выигравших в лотерею в сильно криминализованной стране. Но опасения оказались напрасными. К сожалению, не удалось сохранить тысячи отчетов, написанных учителями, о том, куда они потратили свои гранты (такие отчеты были положены по нормам налоговых органов). Однако по результатам анализа, оперативно проведенного сотрудниками программы, эти приличные по тем временам деньги тратились большей частью даже не на себя, а на покупку оборудования, литературы, краски… Какой-нибудь профессор мог наконец отдохнуть в Крыму, талантливый студент — купить байдарку… польза для научного образования несомненна (тогда Игорь Шарыгин выразил общее мнение: «Родина — это я. И то, что полезно мне, выгодно Родине»).

Олимпиадная ботва и амбарные коты

Содержание задач и правила подведения итогов мы определяли без какого-либо давления и вмешательства извне. Мы могли позволить себе такую степень свободы, которая раньше давалась с боями. Без особых трудностей решались вопросы об адекватных выплатах авторам задач и проверяющим, о количестве призов, о компенсации транспортных расходов для детей и сопровождающих. Кто бы раньше позволил разногласия жюри обращать в пользу участника (пусть даже за счет увеличения числа победителей)?! Бывало и некоторое озорство в содержании задач (про мордобой депутатов или любимое вино Гитлера), но без ущерба для содержания. Наличие заочного тура выгодно отличало нашу олимпиаду от государственных. Школьникам, конечно, на этом этапе помогали. Но, как сумел всех убедить Сойфер, это только в плюс — так завязывались плодотворные контакты, ведь помогали соседи, учителя, друзья… На очных этапах все лишние отсеивались.

В целом олимпиада оказалась дешевле советских прототипов (весь бюджет — стоимость обычной московской квартиры) и обошлась без административного ресурса, который заменила помощь многих добровольцев. Зачин был буквально подхвачен снизу. Проверка десятков тысяч работ первого тура происходила со скоростью приемной комиссии МГУ. А в штабе олимпиады кроме руководителя был один штатный сотрудник — Татьяна Баронова. Мешки тетрадок уходили-приходили, как на вещевом рынке. Но нынешним сетевым магазинам такое не представить. Учителя помогали в технической работе. Задачки поставлялись из самых неожиданных мест. Даже из Лефортова, где сидел, по сути, «на шарашке» тогдашний цвет нового поколения аналитической химии — победители международных олимпиад. В Чечне тетрадки вывозили под бомбежкой… Их не трогали вооруженные люди ни с какой стороны (включая армейскую контрразведку, людей Дудаева и наших казаков). На финал олимпиады в Москву школьница из Сибири смогла добраться с папой-летчиком в кабине самолета (пусть и не с рыбным обозом, как Ломоносов). Московский центр непрерывного математического образования (И. Ященко, В. Фурин) оперативно печатал материалы и помогал квалифицированными людьми в самые тяжелые моменты.

Апофеозом народной поддержки был финал: приехали школьники из тех стран, с которыми отношения казались разорванными на века, — из Прибалтики, Армении, Казахстана… Про Украину, где были организованы такие же олимпиады ISSEP, — отдельный разговор (есть надежда, что он еще состоится). Школьники из Дагестана попали в итоге в МФТИ. Решениями деканатов ведущих вузов и факультетов сотни победителей зачислялись в студенты, а от Фонда сразу получали студенческие гранты. Приемная комиссия Физтеха работала в холле гостиницы.

Были, разумеется, и серьезные проблемы. И агрессия прессы, уважаемых людей, даже коллег… И с деньгами были проблемы. Ну, не успели прийти деньги к началу финала. Тысяча детей с учителями-родителями добралась до столицы и поселилась в приличных гостиницах. Первые дни съедалось в разы больше обедов-завтраков, чем по планам. А денег не было… И всё могло кончиться громадным скандалом… Но деньги нашлись. Притом вовремя. Научное образование в тот момент получило реальный импульс. И хотя школу еще долго потом ломали и будут ломать, учителя оказались настоящими амбарными котами, стерегущими зерновые запасы культуры (по выражению Бродского), и на наших просторах до сих пор возникают «иные» мальчишки, читающие чуть не с горшка «иные» книжки. По сути, проект ISSEP сохранил на службе тех самых амбарных котов в лихую годину, когда амбары фараона были пусты, его цепные псы разбежались, а по школам побрели коты диванные — за откатами, распилами…

За 20 лет многие профессора ушли навсегда, студенты в массе своей разъехались. Проект угас естественным путем — за ненадобностью в новые времена, когда зарплата учителя позволяет выживать даже в глубинке и удалось восстановить лучшие олимпиадные традиции (по числу участников нынешние олимпиады сравнимы с рекордами Соросовской олимпиады, достигнутыми Борисом Миропольским, а до этого — редакцией «Кванта»). Словом, ничего страшного с олимпиадным движением не произошло. Но его историю пора писать. И Соросовские олимпиады — одна из поучительных страниц.

Чем так ценны олимпиады? Следует понять, что победители олимпиад (сотни школьников) не главный их результат. Сам соревновательный процесс — это своего рода ботва, выполнившая свою роль в течение ограниченного времени, а реальный урожай — это тысячи детей, вовлеченных в нужном возрасте в предмет вместе с друзьями, учителями, родителями.

К сожалению, мы уже не услышим голоса ярких участников проекта — Александра Зильбермана (физика), Игоря Шарыгина (математика), Андрея Недоспасова (химия), Михаила Балашова и Николая Карлова.

Креативные идеи Валерия Сойфера

Всеволод Борисов, директор Московского офиса ISSEP в 1994-1998 годах

Мне довелось познакомиться с Валерием Сойфером весной 1958 года. Он тогда был студентом четвертого курса Тимирязевки и собирался осенью поступать на первый курс физического факультета МГУ. Валерий считал, что для исследований в области современной биологии физика не просто нужна — она необходима. Кроме того, он был твердо уверен в преимуществах систематического образования. Никакие паллиативы его не устраивали. На физическом факультете он проучился четыре года, но диплом получил все-таки в Тимирязевке.

Не буду долго описывать его дальнейшие, весьма успешные занятия наукой. Скажу только, что в середине 1970-х в Одессе он защитил докторскую диссертацию. Я много раз бывал в Одессе, и мне довелось общаться с теми, кто присутствовал на докторской защите Валерия Николаевича. На мой вопрос, как прошла защита, мне неизменно отвечали: «С блеском».

Валерий Николаевич в то время был заместителем директора одного из биологических НИИ. Один из оппонентов его докторской решил не самым достойным образом воспользоваться его административными возможностями, угрожая, в случае отказа, отозвать из ВАК свой положительный отзыв. Что он и сделал. В результате докторский диплом Валерий Николаевич получил только через 20 лет, когда тогдашний председатель ВАК Николай Васильевич Карлов сумел во всем разобраться.

В 1988 году Сойфер получил возможность выехать в США. К тому времени он уже много лет был лишен возможности всерьез заниматься наукой. И опять пошел своим путем: в кратчайшие сроки систематическим образом освоил комплекс экспериментальных методов современной биологии. Стал вскоре там профессором, принялся читать лекции, затем получил звание заслуженного профессора в Университете Джорджа Мейсона (Фэрфакс, штат Виргиния).

При этом активно общался с учеными, приезжавшими из СССР (а затем из России и Украины), всячески способствовал организации разных форм сотрудничества. Входил в состав правления Международного научного фонда, действовавшего в 1993–1996 годах большей частью в России и предоставлявшего российским ученым помощь в виде грантов, присуждавшихся на конкурсной основе.

В феврале 1994 года Валерий Сойфер по личной инициативе и по согласованию с фондом Джорджа Сороса организовал Международную соросовскую программу образования в области точных наук. В отличие от Международного научного фонда, эта программа была ориентирована на исследователей, принимающих активное участие в образовательной деятельности.

При этом Сойфер предложил (что было одобрено Фондом) существенную часть финансирования направить на помощь лучшим российским (а также украинским, белорусским и грузинским) учителям математики, физики, химии и биологии.

Как отбирать лучших? Вот здесь-то и сказались креативные способности профессора Сойфера. Он решил организовать массовые опросы студентов ведущих российских вузов (практически по всем регионам России): предложил назвать лучшего из известных им учителей по каждому из четырех названных выше предметов — по одному на каждый.

В эту затею мало кто верил: ну скольких учителей вообще знает студент? Одного-двух по каждому предмету. То есть может назвать лучшего, на его взгляд, учителя своей школы. А надо же отобрать лучших по всей стране!

Скептики предсказывали, что фактически всё будет отдано на волю случая.

Действительность превзошла все ожидания. Когда мы встречались с отобранными учителями, то испытывали белую зависть к их ученикам: нам бы у таких учителей учиться — хоть прямо сейчас садись за парту!

Я имел возможность детально анализировать полученные результаты. Мы проводили такой опрос несколько лет подряд и могли сравнивать списки учителей, сформированные в разные годы. Как оказалось, воля случая все-таки была, но его влияние не выходило за пределы 10%. Иными словами, вместо 10% отобранных учителей могли попасть другие 10%. Но и попавшие в эти 10% немногим уступали остальным 90% (если вообще уступали).

Следует признать, что, хотя профессия учителя считается одной из самых благородных, высокой квалификацией обладают далеко не все. Можно сослаться, например, на хорошо известный двойной отрицательный отбор: в педагогические вузы поступают обычно не самые способные выпускники школ, а из выпускников этих вузов учителями становятся в среднем тоже не самые способные. Поэтому квалификация статистически среднего учителя обычно оценивается не слишком высоко.

Среди отобранных программой учителей этих «средних» мы не видели. Мы даже и не подозревали, что могут быть столь замечательные учителя — те, кого назвало в анкетах наибольшее число студентов.

В конце концов нам удалось понять секрет успеха метода, предложенного профессором Сойфером. Во-первых, у хорошего учителя процент учащихся, успешно поступивших в вуз, заметно выше, чем у менее талантливых учителей. Это обеспечивает хорошим учителям первую преференцию. Но еще бóльшую преференцию дают им сами ученики. Если учитель не оказал существенного влияния на данного выпускника, этот выпускник, став студентом, уже через несколько месяцев обучения в вузе начисто забудет имя-отчество учителя, не говоря уж о фамилии. Возможно, он будет помнить фамилию учителя, с которым у него были постоянные конфликты. Но такого учителя он и сам не назовет. Поэтому не удивительно, что значительное число студентов сдавали анкеты, в которых не было вообще названо ни одного учителя.

Выручала массовость опроса. Конечно, сотрудники программы не имели возможности опросить всех российских студентов. Опрос проводили выборочно и только среди студентов первого, второго и третьего курсов. Эти студенты еще помнили своих учителей. В первый год удалось опросить 40 тыс. студентов, во все последующие годы эту цифру довели до 100 тыс. Надо отдать должное организаторам этих опросов: Михаилу Михайловичу Балашову, Михаилу Вадимовичу Никифорову и Альбине Ивановне Резчиковой.

К отобранным учителям их коллеги в большинстве случаев относились весьма уважительно. Это уважение, конечно, было завоевано еще раньше. Что еще раз показывает, насколько плодотворной оказалась идея Сойфера.

Находились, конечно, отдельные индивиды, которые где только можно кричали, что отобранные учителя получают помощь от иностранцев, а иностранцы, по их мнению, спят и видят, как бы России навредить. Считая, видимо, что самую большую пользу стране приносит нищета и невежество.

Но тут есть одна важная деталь. По законодательству США получатели любых грантов благотворительных фондов обязаны оповестить фонд о том, на какие цели израсходован данный грант. Так же устроены сегодня и российские фонды — цели, на которые пойдет грант, должны быть указаны еще в заявке.

Программа Валерия Сойфера была построена по другому принципу: отберите самых достойных — и эти достойные своим трудом грант многократно окупят. Причем самим учителям не надо было подавать никаких заявок.

Так или иначе, чтобы примирить разночтения с законодательством, нам пришлось затребовать у получателей грантов информацию: на какие цели они использовали средства гранта.

Выяснилось, что большинство учителей использовали почти все средства по гранту на цели, непосредственно связанные с их преподавательской деятельностью. Многие купили компьютеры как подспорье для подготовки к урокам. Кто-то на эти деньги организовал экскурсии для лучших учеников, знакомя их с разными достопримечательностями России, а иногда и других стран. Учителя физики пополнили приборами свой физический кабинет. Кто-то из учителей поправил свое здоровье. И так далее.

Надо сказать, что учителя знали, каким образом им достался грант. Фактически это была благодарность от их воспитанников. И это их особенно радовало.

Учительский грант составлял 1200 долл. в год. В те времена доллар «весил» больше, чем сегодня. Каждый год мы направляли в разбросанные по России отделения Сбербанка списки на выплату грантов примерно четырем тысячам учителей. Аналогичные опросы и выплаты проводились в Украине, Белоруссии и Грузии.

Программа Сойфера включала и многие другие мероприятия. На конкурсной основе гранты выдавались также профессорам, доцентам, аспирантам и студентам. Получившие грант профессора разъезжались затем по всем регионами и рассказывали местным учителям о достижениях современной науки. Издавался и рассылался по школам ежемесячный «Соросовский образовательный журнал» (СОЖ) с популярными статьями. Рассылались также учебники для более углубленного изучения предметов — в расчете на их использование учителями в своей работе. Проводились олимпиады. Выдавались гранты школам, в которых работало сразу несколько отобранных учителей. Небольшое число грантов выдавалось на поддержку разного рода инициатив (летние школы, кружки, ознакомительные поездки и т.д.). Всем грантополучателям были выданы дипломы.

И все-таки наибольшее внимание было отдано учителям. А через них — еще большему количеству школьников. Кстати, учителя нередко привозили школьников на упомянутые выше конференции.

За четыре года работы по реализации программы нам стало ясно, что российская система образования обладает огромным потенциалом. Для того чтобы добраться до неиспользуемых резервов, как раз и нужны были такие креативные люди, как Сойфер. Они есть, безусловно, и на местном уровне. Объединив их усилия, можно горы свернуть.