Среди наших современников, как, впрочем, наверное, и среди людей других, прошлых и будущих поколений, идея интеллигентности и сам образ интеллигентного человека неизбежно ассоциируются со слабостью, гибкостью и опустошающей жизненный путь нерешительностью. Об этом парадоксе в свое время замечательно вспоминал Юрий Лотман. Я склонен называть это предположение парадоксом главным образом потому, что истинная интеллигентность не может быть сформирована на основе человеческой слабости. В ее основе всегда лежит сила. Сила, но не насилие. То, что отличает силу интеллигентности от привычного нам понимания силы, заключается в ее сокрытости от нашего внешнего взора. Эта сила, внутренняя сила души человека и человеческой воли, проявляется в интеллигентном человеке в те самые роковые минуты его жизни, когда ситуация предоставляет ему выбор между совестью и безопасностью. Голос совести — внутренний голос души человека, который направляет его на пути его жизни, — остается для интеллигентного человека высшей степенью и высшим мерилом разграничения добра и зла, должного и невозможного.
Весна и лето 1939 года. Дитрих Бонхёффер пребывает с визитом на территории Англии, а затем и Америки. В то же время в его родной Германии назревают военные приготовления, а до начала события, которое перевернет устоявшийся, казалось бы, мир, остается всего несколько месяцев. К тому моменту Бонхёффер уже успел в полной мере вкусить плоды установившейся в его стране «новой эры». Будучи бескомпромиссным противником бесчеловечных ценностей, навязываемых нацизмом его родному народу, он понимал, что новое обострение и тем более грозящая миру война не оставят ему шансов на спокойное и безопасное существование и, тем не менее, решает вернуться на родину, несмотря на многочисленные предложения остаться в более безопасной стране.
Для основателя прямо оппонирующей нацистской идеологии Исповедующей церкви1 это означало одно — скорый арест и возможную гибель. Однако Бонхёффер принимает единственно приемлемое для своей совести и принципов решение — вернуться.
«Я должен разделить эту тяжкую пору национальной истории с христианским народом Германии. Я лишусь права участвовать в восстановлении христианской жизни Германии после войны, если не разделю с моим народом испытания этого времени», — напишет он Рейнгольду Нибуру в июле 1939 года2.
Бонхёффер возвращается в Германию. Судьба подарила ему еще несколько лет свободы. Хитросплетения разведывательной и дипломатической игры позволили выезжать за рубеж, и всё же конец весьма предсказуем. В апреле 1943 года Дитрих Бонхёффер арестован и отправлен в тюрьму. Тегель, Принц-Альбрехтштрассе, Бухенвальд, Флоссенбург — таков был его путь. Путь, на котором Бонхёффер сохранял верность своим идеалам и своему долгу — быть мыслящим свидетелем эпохи, в которой ему волею судьбы или провидения довелось оказаться.
Как известно, находясь в заточении, Бонхёффер работал над своими записями — рассуждениями о жизни, в которых содержался его завет нынешнему и грядущему миру3. С самоотверженностью, присущей лишь людям высочайшей силы воли и силы веры, предполагая неизбежный трагический конец своего заключения, в своих письмах он рассуждает о присущих и необходимых людям добродетелях, способных когда-нибудь изменить мир.
История жизни Бонхёффера, его жизненный опыт позволяют ему взглянуть назад, в прошлое, чтобы удостовериться в своих выводах, а его ум и надежда открывают перед ним путь, на котором возможно будущее возрождение.
«Грандиозный маскарад зла смешал все этические понятия4, — пишет Бонхёффер. — То, что зло является под видом света, благодеяния, исторической необходимости, социальной справедливости, вконец запутывает тех, кто исходит из унаследованного комплекса этических понятий, — говорит он, указывая на судьбу и трагедию своего мира. — Не вызывает сомнений поражение разумных, с лучшими намерениями и наивным непониманием действительности, пребывающих в уверенности, что толикой разума они способны вправить вывихнутый сустав. Близорукие, они хотят отдать справедливость всем сторонам и, ничего не достигнув, гибнут между молотом и наковальней противоборствующих сил. Разочарованные неразумностью мира, понимая, что обречены на бесплодие, они с тоской отходят в сторону или без сопротивления делаются добычей сильнейшего».
Вопрос о нравственном выборе человека, сохранившего разум, становится одним из главных для размышлений Бонхёффера.
«Человек с совестью в одиночку противится давлению вынужденной ситуации, требующей решения. Но масштабы конфликтов, в которых он принужден сделать выбор, имея единственным советчиком и опорой свою совесть, раздирают его… Избегая публичных столкновений, человек обретает убежище в приватной порядочности. Но он вынужден замолчать и закрыть глаза на несправедливость, творящуюся вокруг него. Он не совершает ответственных поступков, и репутация его остается незапятнанной, но дается это ценой самообмана. Что бы он ни делал, ему не будет покоя от мысли о том, чего он не сделал. Он либо погибнет от этого беспокойства, либо сделается лицемернее всякого фарисея». Выход Бонхёффер находит в свободе: «Гражданское же мужество вырастает только из свободной ответственности свободного человека».
Но что могут сделать свобода, совесть и разум в столкновении с человеческим помешательством?
«Глупость — еще более опасный враг добра, чем злоба. Против зла можно протестовать, его можно разоблачить, в крайнем случае его можно пресечь с помощью силы; зло всегда несет в себе зародыш саморазложения, оставляя после себя в человеке по крайней мере неприятный осадок. Против глупости мы беззащитны… глупость представляется скорее социологической, чем психологической проблемой. Она не что иное, как реакция личности на воздействие исторических обстоятельств, побочное психологическое явление в определенной системе внешних отношений. При внимательном рассмотрении оказывается, что любое мощное усиление внешней власти (будь то политической или религиозной) поражает значительную часть людей глупостью. Создается впечатление, что это прямо-таки социологический и психологический закон. Власть одних нуждается в глупости других… Став теперь безвольным орудием, глупец способен на любое зло и вместе с тем не в силах распознать его как зло. Здесь коренится опасность дьявольского употребления человека во зло, что может навсегда погубить его».
Но что же можно противопоставить этой стихийной, всё нарастающей силе? Бонхёффер дает ответ на этот вопрос: «Становится совершенно ясно, что преодолеть глупость можно не актом поучения, а только актом освобождения». Бонхёффер говорит о внутреннем освобождении, которое, конечно же, должно предваряться освобождением внешним. Пока этого не произошло, мы должны оставить все попытки воздействовать на глупца убеждением. В личной свободе, «внутреннем освобождении человека для ответственной жизни» видит Бонхёффер ключ к победе над человеческой глупостью.
Вместе с тем он уберегает от возможности впасть в злодеяние презрения к людям: «Презирая людей, мы предаемся как раз основному пороку наших противников. Кто презирает человека, никогда не сможет что-нибудь из него сделать… Мы должны научиться оценивать человека не по тому, что он сделал или упустил, а по тому, что он выстрадал. Единственно плодотворным отношением к людям (и прежде всего к слабым) будет любовь, то есть желание сохранять общность с ними». Любовь… любовь к людям. Как часто мы отодвигаем понимание этого простого закона в самые дальние глубины сознания…
«Большинство людей извлекает уроки лишь из опыта, изведанного на собственной шкуре. Этим объясняется, во-первых, поразительная неспособность к предупредительным действиям любого рода: надеются избежать опасности до тех пор, пока не становится поздно; во-вторых, глухота к страданию других. Сострадание же возникает и растет пропорционально растущему страху от угрожающей близости несчастья».
Что же всё это означает? Не то ли, что впору было бы опустить руки, предоставить свое существование воле судьбы и оставить всякую надежду на появление добродетели?
«Разумнее всего быть пессимистом: разочарования забываются, и можно без стыда смотреть людям в глаза. Оптимизм поэтому не в чести у разумных людей… Они верят, что в хаосе, беспорядке, катастрофах и заключен смысл современных событий, и потому сторонятся (кто разочарованно и безучастно, кто в благочестивом бегстве от мира) ответственности за дальнейшую жизнь, за новое строительство, за грядущие поколения…
Мысль о смерти за последние годы становится всё более привычной. Мы сами удивляемся тому спокойствию, с каким мы воспринимаем известия о смерти наших сверстников. Мы уже не можем ненавидеть смерть, мы увидели в ее чертах что-то вроде благости и почти примирились с ней…
Мы были немыми свидетелями злых дел, мы прошли огонь и воду, изучили эзопов язык и освоили искусство притворяться, наш собственный опыт сделал нас недоверчивыми к людям, и мы много раз лишали их правды и свободного слова, мы сломлены невыносимыми конфликтами, а может быть, просто стали циниками — нужны ли мы еще? Не гении, не циники, не человеконенавистники, не рафинированные комбинаторы понадобятся нам, а простые, безыскусные, прямые люди. Достанет ли нам внутренних сил для противодействия тому, что нам навязывают, останемся ли мы беспощадно откровенными в отношении самих себя — вот от чего зависит, найдем ли мы снова путь к простоте и прямодушию…»
Подлинная история пастора Шлага
Имя Дитриха Бонхёффера (Dietrich Bonhoeffer, 1906–1945) в массовом сознании часто ассоциируется с героем романа Юлиана Семёнова. Активный участник антифашистского сопротивления, «агент» германских спецслужб, участник круга заговорщиков против Гитлера, Бонхёффер последовательно выступал в качестве обличителя бесчеловечности нацисткой власти. Судьба этого человека наполнена трагическими событиями, которые вместе с тем демонстрируют потрясающую силу духа и гуманистических убеждений.В качестве подставного агента германских спецслужб он мог осуществлять выезды за рубеж для контактов с единомышленниками. Во время этой работы помог семи евреям сбежать в Швейцарию. Арестован в апреле 1943 года. Казнен 9 апреля 1945 года в лагере Флоссенбург.
См. также www.jewish.ru/history/
press/2010/01/news994281735.php
Выход для Бонхёффера найден. И этот выход столь прост, сколь и трудноисполним для человека в любую эпоху: «Для нас лишь остается очень узкий и порой едва различимый путь — принимать любой день так, как будто он последний, и всё же не отказываться при этом от веры и ответственности, как будто у нас впереди еще большое будущее… Мыслить и действовать, не теряя из виду грядущее поколение, сохранив при этом готовность без страха и забот оставить сей мир в любой день, — вот позиция, практически навязанная нам, и храбро стоять на ней нелегко, но необходимо». Дитрих Бонхёффер выстоял, до конца оставшись верным своему долгу, чувствам и своим идеалам. В одной из своих заметок Бонхёффер напишет: «Неизмеримо легче страдать, повинуясь человеческому приказу, чем совершая поступок, сделав свободный выбор, взяв на себя ответственность. Несравненно легче страдать в коллективе, чем в одиночестве. Бесконечно легче почетное страдание у всех на виду, чем муки в безвестности и с позором. Неизмеримо легче страдать телесно, чем духовно». Кто знает, был ли он прав. Что чувствовал он, зная о приближающемся и неизбежном конце? Его путь на Голгофу пролегал сквозь муки души, и сквозь эти муки до нас дошли его слова — слова, обращенные ко всему человечеству: «Оставайтесь людьми, будьте преданными человечности, храните в своем сердце любовь и не бойтесь оценивать, несмотря ни на какие внешние обстоятельства», — свидетельствуют нам его мысль и его подвиг.
В апреле 1945 года, когда бесчеловечный режим рейха в агонии доживал свои последние дни, а залпы американских орудий уже были слышны узникам Бухенвальда, Дитрих Бонхёффер проделал последний свой путь. По свидетельствам тех, кто видел его в эти последние дни и часы, он до конца хранил смирение и верность своим идеалам. Свидетели говорили, что перед отправкой в свое последнее путешествие Дитрих Бонхёффер сказал: «Это конец. Но для меня это начало жизни!»
Говорят, что люди живут до тех пор, пока о них помнят. А потому Бонхёффер был прав, и сегодня мы можем вспомнить о его завете для нас — людей будущих поколений, свободных от внешних стеснений и способных обрести ту самую «внутреннюю свободу для ответственной жизни», которая и наполняет истинным смыслом наше существование в окружающем мире».
Святослав Горбунов,
аспирант РУДН
1 Наряду с Мартином Нимёллером и другими видными теологами и пасторами по всей Германии. Исповедующая церковь во многом была основана в качестве альтернативы Имперской церкви, поддерживавшей идеи нового германского правительства, но бесконечно далекой от идеалов и духа подлинного христианства.
2 Подробнее см.: Метаксас Э. Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего рейха. — М.: Эксмо, 2012. Гл. 21–22.
3 Впервые собрание этих записей было опубликовано в 1951 году в виде книги Widerstand und Ergebung («Сопротивление и покорность»).
4 Здесь и далее цит. по кн.: Бонхёффер Д. Сопротивление и покорность. М.: Прогресс, 1994.
Спасибо Святославу!
Вы сумели явить образец политкоректности — поведали о достойном человеке в жестких границах и эжоповым языком, адекватным этому сайту.
Так сразу и не поймешь: не то поблагодарили, не то пожурили =)
На самом деле задачей максимум (также как, собственно, и задачей минимум) было обратить внимание и вспомнить об этом замечательном человеке, об образе его мысли. Вне каких-либо контекстов. Если кого-нибудь из читателей затронет история Бонхеффера, я буду считать свою задачу полностью выполненной.
нудануда — и то и то 8). вот чего я не ожидал — что на этой площадке реализуется вариант высказывания в лучших образцах совковой цензуры. вобщем как говорил бывало о.Георгий(Митрофанов) цитируя какогото нашего политика — наше будущее прошло, наше прошлое у нас впереди.
Тут могу лишь полностью согласиться.