Александр Михайлович Абрамов (05.06.1946 — 24.05.2015)

Евгения Абелюк, заслуженный учитель РФ, зав. лабораторией филологического образования МИРОС в 1996– 2002 годах:

Жил на свете такой человек — Александр Михайлович Абрамов. В конце 1980-х создал институт — МИРОС, Московский институт развития образовательных систем. Это был не обычный НИИ советского времени. МИРОС — и исследовательский институт, и одновременно издательство. Здесь появились первые российские альтернативные учебники. А вместе с тем МИРОС и институт, в котором учились учителя.

Впрочем, слово «учились» не вполне точно. Потому что приходившие на занятия в лаборатории МИРОСа (профиль лаборатории соответствовал преподаваемому предмету) очень часто становились соавторами тех, кто вел занятия. Люди приходили и не уходили. Не уходили по десять лет. Знаю, что это творческое время многие вспоминают до сих пор. Только вчера я привела детей на ЕГЭ по литературе в одну из московских школ и среди коллег, сопровождавших на экзамен своих учеников, увидела одну нашу слушательницу. Услышала радостные теплые воспоминания, услышала рассказы о том, как тогдашний МИРОС направил, сформировал сегодняшнего крепко стоящего на ногах учителя. Даже не помню, в который раз слышу я такие рассказы. За всем этим — Александр Михайлович Абрамов.

По образованию — и, в общем, по роду деятельности — математик. А вместе с тем не меньше, чем математик, Александр Михайлович — гуманитарий. Всегда легко цитировал. Первая изданная в МИРОСе книга — «Евангелие и древнерусская литература» Н. В. Давыдовой. А сколько потом всего появилось! И между прочим, кроме пособий и учебников, которые можно было использовать непосредственно для школы, — переводы Сергея Аверинцева, статьи Владимира Лакшина, книга о Гоголе Юрия Манна… Впрочем, пособия и учебники тоже были не вполне традиционными: это и первые задачники по истории, географии, истории науки, и первые хрестоматии по истории, составленные из документов. Они появились именно в МИРОСе.

Всё это были книги, необходимые для народного просвещения. Александр Михайлович всегда говорил о том, что нам, стране, нужно не школьное образование, а народное просвещение для всех возрастов.

Кадровый состав такого института должен быть и был необычным. Это и серьезные ученые, часто специалисты с мировым именем, и яркие школьные учителя. И так в каждой лаборатории. Понятно, что при таком составе большинство сотрудников — совместители. В отличие от большинства руководителей, Абрамова это не смущало. «Присутственных дней» тоже никто не требовал — главным был результат. А результаты работы такого содружества были замечательными.

Мне повезло: я попала в институт Александра Михайловича в первые дни его существования, а пожалуй, даже до его появления, когда организовался временный научный коллектив — такое в те годы не редкость — под названием «Школа». Помню, как Александр Михайлович говорил мне и другим коллегам из педагогического сословия: «Надо писать». И начали писать. Хотя поначалу это казалось почти невозможным. А потом мы стали говорить то же самое нашим слушателям, приходившим в институт на курсы.

Романтические девяностые закончились, начались двухтысячные. Совсем не романтические. И, мне кажется, на какое-то время романтик Абрамов растерялся. Нужно было понять, как быть, какую позицию занять. Мало того что работать как прежде стало невозможно, вскоре и институт фактически ликвидировали: сменили название… изменили направленность. Говорят, что потом снова и снова меняли и директоров, и задачи. Этого я уже не застала: после отставки Абрамова народ стал уходить лабораториями.

А Александр Абрамов, всегда чувствовавший на себе ответственность ученика великого А. Н. Колмогорова, занял позицию критика образовательных реформ. Он всегда масштабно и системно мыслил. И теперь масштабно и системно говорил об образовании и его реформировании. Считал, что образование должно стать национальным проектом, видел в проблемах образования проблемы национальной безопасности. Сравнивал сегодняшнюю модернизацию образования с утопическим проектом переброски северных рек.

Он стал борцом; не буду бояться этого «пафосного» слова, произнесу его. И фактически стал публицистом. Жизнь заставила. Его выступления, посвященные образованию — проблемам, пробелам, потерям, — можно было прочитать, услышать по радио, увидеть на экране телевизора и компьютера.

Своих бывших сотрудников он из виду не потерял: часто звонил, советовался, советовал. Проверял на собеседниках, удачно ли придумал новое хлесткое словцо, которое можно использовать в полемике. Вслед за Н. С. Лесковым писавший об «административной грации» (Абрамов А. М. Административная грация — XXI. М.: Фазис, 2005), он часто «играл словом». Придуманные острые словечки использовал почти как термины: говорил об экспериментах «в особо крупных размерах», о принципе «воинствующего экономизма» в образовании, о «защите от диссертаций», которые делил на настоящие, «липовые» и «дубовые». Шутил, что профессию учителя скоро нужно будет вносить в Красную книгу…

24 мая, несколько дней назад, Александр Михайлович Абрамов умер. Умер внезапно. Для всех нас неожиданно. Говорят, что за несколько часов до смерти обсуждал с редактором журнала «Эксперт» очередную свою статью.

Жил такой человек — Александр Абрамов. И такое чувство, что он ушел, а осталась дыра. Как у Бродского: «дыра в сей ткани». Его многие из нас долго будут помнить. Но оставшуюся лакуну уже не заполнить. А заполнять нужно. В том числе в память об Александре Михайловиче Абрамове.

«Без Саши не было бы и феномена Григория Перельмана»

Сергей Рукшин, профессор РГПУ, зам. директора Президентского физико—математического лицея № 239:

Хочу напомнить, что без Саши не было бы и феномена Григория Перельмана. Гришу бы просто не взяли на матмех, если бы Абрамов не стал руководителем сборной страны на Международную математическую олимпиаду. Без его немыслимых усилий в Москве по обработке Министерства и людей на Старой площади (и моих с Куксой, школьным учителем Перельмана, в Ленинграде, когда Николай Моисеевич пообещал положить на стол партбилет, а я — членский билет Совета молодых ученых и специалистов обкома ВЛКСМ, если Перельману не дадут выездную характеристику) Грише бы не дали загранпаспорт и не включили в состав сборной страны на ММО.

Как это удалось Абрамову, чем он, «выездной» (в начале 1980-х годов!), тогда рисковал и кого он привлек — отдельная и долгая история. Всего лишь за год до того в сборную СССР не взяли моего ученика Леонида Лапшина и киевлянку Наташу Гринберг (занявших два первых места на Всесоюзной олимпиаде)… Он сумел пробить стену лбом в 1982 году, еще при Брежневе. Гришу, вопреки желанию декана, приняли на матмех как члена сборной страны. А заодно еще пару таких же — если уж хоть один еврей просочился, то, как сказал декан Боревич, можно взять еще парочку сильных…

…Сказать, что мне будет его не хватать, — ничего не сказать. Не нас — меня стало меньше. И когда дней моей жизни осталось уже мало, я хочу сказать ему спасибо за то, что столько лет и десятилетий он был моим другом.

Полностью отклик С. Е. Рукшина см. здесь: www.ug.ru/article/840