Адмирал Тирпиц как могильщик империй

Как флот погубил Германию (и не только ее)? Почему вообще началась Первая мировая война? Многие считают, что причиной стало убийство наследника австро-венгерского престола в Сараево 28 июня 1914 года. Или желание Франции смыть позор 1870 года и вернуть себе Эльзас и Лотарингию. Или неоправданное упорство России в поддержке Сербии. Или просто нужно вести речь о совокупности множества причин.

Но ничего как будто не предвещало войны, и до последнего момента казалось, что ее удастся избежать. Вот, к примеру, что писала лондонская The Times 8 июля 1914 года, спустя десять дней после выстрелов Гаврилы Принципа: «Визит английского флота в Киль, завершение которого хоть и было омрачено трагедией в Сараево, прошел с большим успехом и стал примером братства всех моряков мира и германской гостеприимности. Прием был теплым и искренним. Визит не был похож на обычные подобные мероприятия, которые позволяют королям и императорам почувствовать себя главнокомандующими своих армий и флотов, при помощи которых они соревнуются, а иногда и обмениваются ударами. Это был скорее символ братства по оружию — когда в Киле император Вильгельм поднял британский адмиральский флаг для короля Георга V, когда сэр Георг Уоррендер и президент Лиги германского флота обменялись вдохновенными речами в ратуше Киля, когда британские и германские моряки прошли парадом по набережной».

Братство по оружию, совместный парад, все ликуют, германский император поднимает британский флаг! Даже не верится, что до Великой войны — так ее называли до Второй мировой войны — осталось двадцать дней. Да и тогда никто не хотел верить.

«Немыслимо. Невозможно. Безрассудство, страшные сказки, никто не решится на такое в XX столетии. Темнота полыхнет огнем, ночные убийцы нацелятся в горло, торпеды разорвут днища недостроенных кораблей и рассвет откроет истаявшую морскую мощь нашего, теперь уже беззащитного острова? Нет, это невероятно. Никто не посмеет. Цивилизованность, как и прежде, возобладает. Мир спасут многие установления: взаимозависимость наций, торговля и товарооборот, дух общественного договора, Гаагская конвенция, либеральные принципы, лейбористская партия, мировые финансы, христианское милосердие, здравый смысл», — поэтично писал об этом Черчилль. Но тут же обеспокоенно спрашивал: «А вы полностью уверены в этом?» В том, что мир спасут.

Прошло сто лет, наступил очередной просвещенный век, люди должны были бы поумнеть, но этого не произошло, и нет уверенности, что катастрофы не случится. Но вот, что важно: основной причиной Первой мировой войны, скорее всего, была гонка военно-морских вооружений. Конечно, причин на самом деле было много, но эта наиболее вероятна и весома, хотя бы по количеству сил и средств, вложенных в строительство гигантских флотов. Конец XIX — начало XX века недаром называли «эпохой нового маринизма».

Действительно, это был период зарождения и господства теорий морской мощи американца А.Т. Мэхэна и англичанина Ф. Коломба, влияние которых вышло далеко за рамки адмиралтейств и морских штабов. Это была также эпоха индустриального развития, давшая в руки практиков войны на море новое оружие. И она сама породила их, воплощавших теории в жизнь и готовивших великие армады своих империй к схватке за мировое господство. Самыми известными из них стали, пожалуй, Джон Фишер в Англии и Альфред фон Тирпиц в Германии. Наверное, ни один из морских деятелей в истории не имел подобных возможностей так влиять на политику своего государства. И уж они воспользовались предоставленной судьбой возможностью!

Именно им мы обязаны гонкой морских вооружений, в которую они вовлекли свои страны и которая, наряду с иными европейскими противоречиями привела в конечном итоге к глобальному конфликту. Они построили огромные линейные флоты, но линкоры не любят стоять без дела, они должны себя окупать, будучи при всей своей величине и величии всего лишь инструментом ведения дел. Война есть продолжение бизнеса иными средствами.

К тому же, в отличие от сухопутных вооружений, боевые корабли тогда быстро устаревали и ружье, демонстративно вывешенное на международную морскую сцену — а бронированные монстры составляли предмет национальной гордости, их скрупулезно подсчитывали и учитывали, как вот сейчас ядерные боеголовки, — это ружье, как правило, очень скоро начинало стрелять! В том числе и по режиссерам…

Вспомните американо-испанскую или русско-японскую войну: не успели США построить броненосцы, как набросились на одряхлевшую империю, над которой уже давно зашло солнце. Как только Россия и Япония обзавелись броненосными флотами, они тут же сцепились в бою — за чужую землю. Ну и, главное, такая морская гонка вела к мировой войне, ибо в те времена она неизбежно означала вызов владычице мира — Англии. Со всеми вытекающими последствиями.

Человек, соблазнивший Германию

Кажется, та давняя война во многом связана с провалом теории адмирала Тирпица. Он называл ее «теорией риска» и она подвела Германию. Еще раз вернемся к прессе июля 1914 года. Шесть дней спустя после лондонской статьи Л. Персиус, капитан военно-морского флота Германии, сообщал в Berliner Tageblatt: «Количество военного персонала ВМФ впервые было серьезно увеличено в 1912 году. Тогда у нас было 6 500 человек, в 1913 году — 73 115, а сейчас — 79 386 человек… В 1912 году британский флот насчитывал 136 461 человека, а сегодня эта цифра составляет 151 363 человека. При этом водоизмещение английских кораблей в целом составляет 2,205 миллиона тонн, а немецких — только 1,019 миллион… 2 миллиарда 245 миллионов 633 тысячи марок заплатили мы в этом году нашим сухопутным войскам и флоту. Ни один народ в мире не тратит столько на собственные вооруженные силы. Русские платят 1834,9 миллионов, а англичане 1640,9 миллионов марок… содержание сухопутных войск и флота Франции в этом году достигло 1,44 миллиарда марок. Австрии сухопутные войска обходятся в 575,9 миллионов, флот — в 150,7 миллионов марок, Италия платит своей армии 369,4 миллионов, а флоту — 260,2 миллионов марок».

Цифры германского капитана вполне объясняют, почему началась война — во-первых, Германия и Россия к ней явно готовилась, а во-вторых, Германия стала представлять угрозу британскому флоту, а значит, и самой морской империи. Которую недаром величали владычицей морей!

Так, 26 июня 1897 года, когда англичане пышно праздновали бриллиантовый юбилей царствования королевы Виктории, на рейд Спитхэда прибыло 165 военных кораблей. В их числе были 21 эскадренный броненосец 1-го класса и 25 броненосных крейсеров. Чествовали не только королеву, но и ее флот. «Наш флот, — писала „Таймс“, — без сомнения, представляет собой самую неодолимую силу, какая когда-либо создавалась, и любая комбинация флотов других держав не сможет с ней тягаться. Одновременно он является наиболее мощным и универсальным орудием, какое когда-либо видел мир».

Действительно, в конце XIX века одна за другой принимались дорогостоящие морские программы и строились целые серии мощных однотипных броненосцев. Тогда и была сформулирована величественная доктрина «стандарта двух держав», согласно которой британский флот должен быть сильнее объединенных двух других крупнейших флотов (то есть России и Франции). Она означала апофеоз морской мощи Британии!

Но не прошло и трех лет, как в клуб сильнейших военно-морских держав решила войти Германия. Причем сделала она это столь стремительно, что еще через несколько лет вышла на второе место в мире (флот США тогда мало кто принимал в расчет), вынудив Британию изменить свою европейскую стратегию и тем самым заложив основы будущей мировой войны.

Как же и почему немцы дошли до жизни такой? Ведь сам Мольтке Старший, победитель Австрии и Франции, один из создателей Германской империи и дядя не менее знаменитого Мольтке Младшего, предупреждал: «Среди великих держав лишь Англии непременно нужен сильный союзник на Континенте, и она не найдет лучшего, чем объединенная Германия; никто, кроме нас, не отвечает всей совокупности британских интересов: мы никогда не притязали на власть над морями».

Мольтке был прав! И Бисмарк его поддерживал, мол, мы в самом центре Европы и нам не следует со всеми ссориться. Особенно с Британией. Наполеон вон тоже с ней ссорился — и чем кончил? А на что уж крут был!..

Почему же немцы отошли от их заветов? Дело в том, что незадолго до указанного юбилея королевы Виктории, 15 июня 1897 года талантливый контр-адмирал Тирпиц представил вниманию кайзера меморандум о развитии германского флота. Главным противником определялась Британия, а главным театром конфликта — район между Гельголандом и Темзой. Для чего, естественно, требовался мощный броненосный флот. Не крейсерами же воевать с мощными «Маджестиками»! Это броненосцы такие были, и было их у Британии много. Кайзер и рейхстаг прислушались, на основе меморандума Тирпиц подготовил кораблестроительную программу и добился, чтобы ее приняли в качестве закона.

Сие требовалось для дисциплинирования морского ведомства, рейхстага и самого кайзера с его богатой фантазией. Германия не могла себе позволить создавать музей из разнотипных кораблей, а флот следовало развивать, будучи уверенным, что выделение средств будет гарантировано законом. Так начинался немецкий Hochseeflotte — Флот открытого моря. Ну, то, что кайзер внял, неудивительно, он был человеком мечтательным и военные красоты обожал, а вот согласие рейхстага — это уже любопытнее. Кажется, народ был под стать своему кайзеру…

Что касается самого Альфреда Тирпица, то уже к концу 1880-х был он хорошо известен не только в правительственных кругах и на флоте, но и среди крупных промышленников — сторонников колониальной экспансии. Он занимал пост морского министра (статс-секретарь по морским делам) почти двадцать лет — с 1897 по 1916 год, а его концепции оказали глубокое воздействие на весь курс внешней политики кайзеровского рейха.

Поэтому вторую судостроительную программу разработали уже с учетом соперничества Германии и Англии — как раз шла англо-бурская война, в которой Германия помогала бурам. Британские крейсера перехватывали немецкие транспорты с оружием, и Тирпиц откровенно сказал в декабре 1899 года — прямо в рейхстаге! — что программа предусмотрена на случай столкновения с самым сильным флотом в Северном море. Понятно, с каким. Но такое столкновение, пояснил он, требует создать соотношение сил, при котором борьба с германским флотом стала бы рискованной для англичан. И 1900 год стал переломным: Германия приняла Морской закон.

Преамбула коего гласила: «В сложившихся условиях для защиты германского товарооборота и коммерции нам не хватает лишь одного: линейного флота, достаточно сильного для того, чтобы даже самый мощный из возможных неприятелей увидел в морской войне с нами угрозу собственному превосходству на морях».

Итак, Германии в том году не хватало только мощного линейного флота!? Насколько мощного? К началу XX века Англия имела 38 эскадренных броненосцев и 34 броненосных крейсера, а Германия, соответственно, только семь и два. Однако первой программой предусматривалось, что через 5 лет Германия будет иметь уже 19 эскадренных броненосцев и 10 броненосных крейсеров. А по второй программе, продленной до 1920 года, основу германской морской мощи должны были составить уже 38 эскадренных броненосцев и 20 броненосных крейсеров!

Кайзеру идеи адмирала понравились: властителем он был весьма воинственным — этакий Партобон Храброватый, собой молодцеватый — и большим любителем военных забав, церемоний и ритуалов. Ну и оружия, само собой, тем более столь представительного, как броненосцы. Тирпиц сам писал в воспоминаниях: «Император Вильгельм II, еще будучи кронпринцем, чертил схемы кораблей и, не имея прямого отношения к Адмиралтейству, завел себе специального судостроителя, который помогал ему в любимом занятии». Прямо немецкий Пётр I!

Во время маневров он круглые сутки проводил на палубе флагманского броненосца, с «явным удовольствием» командуя стрельбой по плавучим щитам. Начальника Генерального штаба Альфреда графа фон Вальдерзее даже пугает «военно-морская страсть» кайзера: «Для нас это уже чересчур!» В детстве правитель зачитывался книгами о морских путешествиях, теперь же он самостоятельно разрабатывает «идеальные корабли, которых еще не видел свет». «Наше будущее — на волнах», — заявляет он в 1898 году на открытии Штеттинской гавани, легкомысленно оспаривая до того неприкосновенное военно-морское могущество Англии.

Избавившись от мудрого Бисмарка, остерегавшего от молодцеватых глупостей, в контр-адмирале Тирпице кайзер нашел даже более агрессивного соратника, чем он сам, которому мощный флот виделся не только внешнеполитическим инструментом, но «отличным лекарством против социал-демократов». Флот для Тирпица был общенародной задачей, способной сплотить нацию и укрепить державу. Капитаны растущей промышленности, издатели и журналисты, пасторы, школьные преподаватели — все с готовностью платили новые акцизы на шампанское, с которых идет финансирование строительства новых кораблей. Появился военно-морской журнал; школьники за сочинения на военно-морские темы получали награды; премировались художники и писатели, посвятившие свое творчество военно-морскому делу. Даже известный либерал Фридрих Науманн описывает себя как «христианина, дарвиниста и страстного любителя флота»! Общество содействия флоту стало одной из самых многочисленных организаций, а маленькие немцы поголовно носили матросские костюмчики.

Характерная деталь: в июне 1902 года Вильгельм II после визита в Россию покинул Ревель, подняв на прощание на яхте «Гогенцоллерн» заносчивый и двусмысленный сигнал: «Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана». Намек на раздел сфер влияния не только подталкивал Россию на противоборство с Японией, но и предупреждал Британию о непомерных амбициях Германии…

«Теория риска»

Но к делу. Определяя судостроительную политику, Тирпиц должен был считаться с тем, что для Германии совершенно необходимо содержать огромную сухопутную армию. Поэтому она не могла ассигновать на флот такие же средства, как Великобритания — самая мощная в мире финансовая держава, имевшая лишь небольшую профессиональную армию. Исходя из этих обстоятельств, Тирпиц и разработал свою знаменитую «теорию риска».

Он полагал, что если удастся создать мощное соединение эскадренных броненосцев в Северном море, они составят серьезную угрозу Англии, особенно в условиях разбросанности соединений британского флота по отдаленным морским театрам. И тогда та не рискнет начать войну против Германии, поскольку даже в случае победы ее морская мощь окажется настолько подорванной, что ситуацией поспешит воспользоваться какая-либо третья держава. С другой стороны, обладание первоклассным военным флотом должно было, по мнению Тирпица, превратить Германию в ценного союзника для всякого, кто рискнет поколебать могущество «владычицы морей».

О достоинствах и недостатках теории мы поговорим позже, а вот практическое ее воплощение впечатляет. Патриотичные и трудолюбивые немцы засучили рукава, затянули пояса — и дело закипело! Немецкая промышленность быстро доказала, что она мало чем уступает британской, и ни одна страна мира никогда не демонстрировала таких темпов роста военного флота! Вслед за первой пятеркой броненосцев сошла со стапелей вторая, за ней последовала закладка третьей — и в итоге к 1906 году Германия имела двадцать эскадренных броненосцев, близких по тактико-техническим данным, что весьма облегчает управление эскадрами и эксплуатацию кораблей. Блестящее достижение промышленности!

И хотя в том же году наступил некоторый перерыв по техническим причинам, о котором мы еще поговорим, длился он недолго и даже пошел на пользу плану Тирпица.

Фишер против Тирпица

А что же предполагаемый противник? Поначалу германские морские программы не вызвали особой тревоги в британском Адмиралтействе. Однако уже в 1902 году появились первые признаки беспокойства, и в итоге реакция Англии оказалась не той, какую ожидал Тирпиц. По его прогнозам, она не могла соревноваться в гонке морских вооружений с Германией, одновременно поддерживая господствующие позиции на других потенциальных морских театрах, и в конечном итоге должна была пойти на уступки.

Однако заключенный в 1902 году англо-японский союз, имевший антирусскую направленность, после Цусимского разгрома избавил англичан от необходимости держать тяжелые корабли в водах Китая. А затем Британия вышла из долгой и блестящей островной изоляции, вернулась на континент и по своей старой практике создавать союзы против сильнейшей европейской державы уже в 1904 году заключила соглашение с Францией, а затем и с Россией. В результате франко-русский союз трансформировался в Антанту, тогда как отношения Германии с той же Японией и Россией быстро портились.

До изменения политики Британии Тройственный союз был сильнее Франции и России. Теперь же из него фактически вышла Италия, предупредившая, что не будет воевать с Англией, и Германия оказалась в кольце враждебных государств. Она никак не могла рассчитывать на победу, если борьба затянется. Поэтому на суше, чтобы избежать гибельной войны на два фронта, ей пришлось придумывать сомнительный план Шлиффена, этот предшественник блицкрига. В таких условиях открывать третий фронт, морской, было очевидно самоубийственно, и даже самонадеянные немцы должны были это понимать. Но не понимали — их, как и всех тогда, завораживало державное величие, совершенно необходимым атрибутом которого был мощный флот. Величие сие мерялось числом броненосцев! А раз уж Германия стала лидером континентальной Европы, то и флот у нее должен быть соответствующим. А там рукой подать и до мыслей о соперничестве с Британией…

Но что касается дел на море, то там немцы сразу же получили жесткий британский ответ. Когда в октябре 1904 года первым морским лордом стал известный адмирал-реформатор Дж. А. Фишер, он сразу забил во все антигерманские колокола! Первый морской лорд — это глава Королевского ВМФ и всех ВМС Великобритании. Он должен быть профессионалом, в отличие от первого лорда Адмиралтейства, который председательствовал в Адмиралтейском комитете, осуществляя политическое руководство, — и служить противовесом последнему в случае необходимости.

Так началось противостояние Фишера и Тирпица. Мы уже писали, что последний надеялся на разбросанность британского флота по всем морям и океанам — и тут Фишер нанес первый удар: он собрал основные силы в водах метрополии. Число новейших броненосцев в Средиземном море сократилось с 12 до 8, а вслед за ними и все пять современных броненосцев, составлявших главную ударную силу английской эскадры в водах Китая, были отозваны в Англию. Если в 1902 году в гаванях метрополии базировалось 19 эскадренных броненосцев и броненосных крейсеров, то в 1907-м — 64, то есть 3/4 общего числа. И они были сосредоточены именно против Германии.

Фишер не только использовал растущие антигерманские настроения, но и раздувал их в борьбе за увеличение военно-морского бюджета. Как и Тирпиц, он привечал издателей и журналистов, давал прессе множество материалов и не скрывал свои кровожадные взгляды (а он пару раз обращался к Эдуарду VII с предложением внезапно напасть и уничтожить германский флот, пока не поздно). И многие в Германии, включая самого кайзера, верили в реальность его планов. Слух «Фишер идет!» вызвал настоящую панику в Киле в январе 1907 года: там родители два дня не пускали детей в школу, ожидая появления на горизонте английского флота. Навряд ли кайзер не знал об этом и не мечтал о возмездии…

Но особую роль сыграл Фишер в раскручивании нового витка гонки морских вооружений, связанного с «Дредноутом». Этот знаменитый линейный корабль воплотил принцип «как можно больше тяжелых орудий одного калибра» (all-big-gun). И был построен беспрецедентно быстро. Его заложили 2 октября 1905 года, а в декабре 1906 года он вступил в состав флота! Обычно в те времена на строительство линкора уходило не менее трех лет.

Если эскадренные броненосцы при водоизмещении 13–15 тыс. тонн несли четыре 305-миллиметровых орудия и развивали с помощью паровых машин скорость до 18 узлов, то турбинный «Дредноут» при ненамного большем водоизмещении (18 100 тонн) нес десять таких орудий, имевших к тому же централизованное управление огнем, со скоростью более 21 узла! Не удивительно, что дредноуты практически свели к нулю боевое значение прежних броненосных флотов.

Внезапное появление «Дредноута» опрокинуло все планы соперников, и Фишер ликовал: «Тирпиц подготовил секретную бумагу, в которой говорится, что английский флот в 4 раза сильнее германского! И мы собираемся поддерживать британский флот на этом уровне. У нас 10 дредноутов, готовых и строящихся, и ни одного германского не заложено до марта»!

Казалось бы, Британия надолго обеспечила себе безусловное лидерство, однако радость была преждевременной. Немцы приняли вызов и в июне 1906 года заложили «Нассау» — головной корабль первой серии германских дредноутов. В закон о морском строительстве 1900 года внесли поправки: впредь все новые линейные корабли будут только дредноутного типа. Озаботились и линейными крейсерами, а всего к 1920 году Германия решила иметь 58 линкоров и линейных крейсеров.

Как только все эти факты стали известны в Англии, там разразился политический кризис, получивший название «морской паники 1909 года». Сложилась парадоксальная ситуация: до появления «Дредноута» Англия обладала подавляющим превосходством своего линейного флота за счет накопленного запаса броненосцев. Но немцы строили линкоры так же быстро, как и англичане. Это означало, что теперь отставание германского флота резко сократится, и если приложить усилия, его можно ликвидировать!

Неожиданно вышло так, что Англия, создав супероружие, своими же руками отдавала господство на морях. Поэтому 25 января 1910 года Фишер, получив пэрство и титул барона, вынужден был уйти в отставку. Но, думаю, в душе он был доволен, ибо добился своего: виконт Реджинальд Эшер давно рекомендовал ему использовать страх перед Германией для увеличения военно-морского бюджета и усиления флота: «Страх перед вторжением — это Божья мельница, которая намелет вам целый флот дредноутов и поддержит в английском народе дух воинственности!»

В ответ на планы немцев британцы решили брать мощью, и начался новый виток вооружений. В октябре 1911 года Черчилль занял пост морского министра и решил поднять планку повыше: создать еще более мощные дредноуты, вооруженные 381-миллиметровыми (15-дюймовыми) орудиями, что ему горячо рекомендовал Фишер. Закладку знаменитого «быстроходного дивизиона» линкоров типа «Куин Элизабет» предусмотрели в программе 1913 года. Эти отличные корабли: при водоизмещении 27 500 тонн и хорошем бронировании они имели высокую скорость хода — 25 узлов, а их главная артиллерия состояла из восьми 381-миллиметровых орудий. Благодаря смелости и настойчивости Черчилля они начали вступать в строй уже в 1915 году и сыграли важную роль в Ютландском сражении. Тирпиц же опоздал, и еще более мощные германские «Байерны» с 381-миллиметровыми орудиями появились тогда, когда кайзер уже отказался от риска линейных сражений.

Гонка вооружений съедала огромные средства: если стоимость «Дредноута», уже устаревшего к началу войны, составила 1,7 млн фунтов стерлингов, то линейный крейсер «Худ», заложенный в 1916 году, стоил уже 12 млн. Германия, справедливо опасавшаяся сухопутной войны на два фронта, вынуждена была треть средств, уходивших на оборону, тратить на флот (вместо того, чтобы сформировать и вооружить еще 4–5 дивизий).

Чего же она добилась в конечном итоге? Как оправдала себя «теория риска»?

Крах надежд и иллюзий

Первую мировую войну соперники начали при следующем соотношении сил: по додредноутным броненосцам Англия имела подавляющее превосходство (55 против 25), которое, впрочем, уже не имело большого значения. Важнее было иное: 25 линкоров и 10 линейных крейсеров англичан против 17 и 6 немецких соответственно. Считать ли такое соотношение (3:2) удовлетворяющим теории Тирпица? Практика показала, что вряд ли. А к лету 1916 года, когда наступил момент решающей пробы сил флотов, ситуация еще дополнительно ухудшилась для Германии: 39 английских тяжелых кораблей против 23 германских. Иными словами, ситуация была безнадежной.

Не знаю, когда Тирпиц понял, что Британия, оценив всю опасность брошенного ей вызова, никогда не позволит ему иметь флот, сравнимый со своим по мощи, что кайзеровский Флот открытого моря так и останется вторым флотом, не способным выстоять против английского в долгой войне. Кажется, очень скоро после начала войны, когда стало ясно, что он так и не смог создать стратегии преодоления сокрушительного военно-морского превосходства англичан. Но неужели нельзя было предвидеть действий владычицы морей? Она стерпела бы любое усиление немецкой сухопутной армии, но флот — это принципиально! Это святое для морской империи, которая только на нем и держится.

В конечном итоге единственным достижением лелеемых линейных сил стало подтверждение старой пословицы о том, что второй по силе флот столь же бесполезен, как и вторая по силе комбинация в покере, когда приходит пора выкладывать карты на стол. Немцам не удалось ни защитить свою морскую торговлю, ни прорвать блокаду и разрушить торговлю вражескую, ни нанести противнику неприемлемый ущерб.

Началась война, и с первых же ее дней «теория риска», в принципе агрессивная, ибо направлена была на смену мирового порядка, вдруг обернулась своей теневой практической стороной. Во-первых, в условиях своего подавляющего численного преимущества рисковать могли скорее англичане, что и показало Ютландское сражение. Для немцев же риск мог обернуться слишком дорого, воевать же по принципу пан или пропал не в их стиле.

Во-вторых, осознав это, столь решительный ранее кайзер теперь начал трястись над своими драгоценными линейными кораблями — и не пускал их в море! А вдруг с ними что-нибудь случится? Их так мало, они так дорого стоили Германии, а там, в холодном Северном море, рыщут по волнам, всматриваются зрачками орудий в серый горизонт и щелкают клыками эти кровожадные, эти беспощадные англичане!

Действительно, несколько попыток немецких линейных крейсеров обстрелять английское побережье с целью подорвать моральных дух населения и выманить часть британского флота в море — под удар основных линейных сил, закончились поражением в бою при Гельголанде, которое вообще могло обернуться разгромом. И флот сидел в базе, в Вильгельмсхафене.

В предвоенные годы в кают-компаниях германских дредноутов морские офицеры частенько поднимали тост за «дер Taг» — за «День», когда в решающем сражении сойдутся флоты Германии и Британии. Но прошел 14-й год, 15-й, весна 16-го, а «дер Таг» всё откладывался, и Тирпиц — сам Тирпиц! — изменил своей мечте: видя, что опаздывает с окончанием строительства новых линкоров и что германский флот не может снять блокаду Северного моря, он стал сторонником неограниченной подводной войны. Немецкие подлодки, на которые до войны никто не смотрел как на серьезный вид военно-морских сил, неожиданно показали чрезвычайную эффективность! Черчилль недаром говорил, что если он и опасался за Англию в той войне, то только из-за немецких подлодок.

Однако кайзер после драматического потопления «Лузитании» и под жестким нажимом США отклонил предложение о неограниченной подводной войне и даже не привлек Тирпица к совещанию по этому вопросу. Адмирал сделал вид, что обиделся, обратился с очередным прошением об отставке и получил ее 17 марта 1916 года. Так закончилась его военная карьера. На мой взгляд, полным фиаско.

А через полтора месяца закончилась и активность детища его жизни, линейных сил Германии. Новый командующий флотом энергичный Шеер добился разрешения кайзера и сделал наконец то, чего так требовал Тирпиц: вывел свои линкоры на решительный бой. «Дер Таг» наступил 31 мая 1916 года, когда армады двух империй наконец-то померились силами. Два дня длилось грандиозное Ютландское сражение, в котором участвовали с немецкой стороны 16 линкоров, 5 линейных крейсеров и 6 броненосцев, не считая легких крейсеров и миноносцев, против английских 28 линкоров, 9 линейных и 8 броненосных крейсеров!

Но решительный бой ничего не решил и к стратегическому результату не привел. Точнее, результатом стало сохранение стратегического преимущества англичан: несмотря на то, что их потери в кораблях и людях были больше, стало ясно, что одержать верх над ними и снять блокаду германского побережья не удастся. В итоге флот лишь позволял кайзеру цепляться за идею, что его еще можно будет использовать для торга на мирной конференции.

На том и закончилась боевая активность линейных сил Германии, более в море они почти не выходили за исключением последнего похода в место пленения, английскую базу Скапа Флоу. Там они и были затоплены летом 1919 года своими же экипажами. Тем и завершилось практическое применение тирпицевской «теории риска». Таким оказался результат двадцатилетних, поистине титанических усилий немецкого народа по созданию могучего флота.

А ведь кто знает, как пошла бы война, если бы Германия вместо колоссальных затрат на флот сформировала и вооружила хотя бы несколько дополнительных дивизий? Да завела бы, пользуясь мощью своей промышленности, инженерным гением и золотыми руками народа, приличную авиацию и армейскую автотехнику. Кто знает, случилось бы «чудо на Марне», если бы в августе 1914-го у фон Клука была пара лишних пехотных корпусов, господство в воздухе и хотя бы тысяча-другая грузовиков?

P. S. Подводя итоги, можно заключить, что Тирпиц завершил XIX век, обрушив по ходу дела четыре империи. Но лишь недавно, уже написав этот текст, я узнал, что схожих взглядов придерживается и Edward Luttwak, видный военный аналитик, советник американских президентов. Он писал, что если бы в 1910 году Германия продала весь свой флот хотя бы Бразилии, Англия потеряла бы к Германии весь интерес, и дело до войны не дошло бы…