Две Тысячи Шестнадцатый уже невдалеке. Специальный корреспондент газеты «Троицкий вариант — Наука» Алексей Огнёв, воспользовавшись всеми благами электронной почты, задал крупным российским ученым несколько важных вопросов об итогах года в науке и личных стратегиях поиска энергии на Арканаре. Публикуем самые интересные ответы. Сегодня наши собеседники: неутомимый молекулярный генетик Константин Северинов; физик элементарных частиц и высоких энергий, а заодно коллекционер редких вин и автор ужасной и могучей диссерорубки Андрей Ростовцев; знаток древнерусских летописей, скандинавских саг и стихов Серебряного века Фёдор Успенский; японист Александр Мещеряков, на досуге сочиняющий стихи и прозу. По ту сторону листа бумаги — несговорчивое время и мрачные власти.
Константин Северинов, доктор биологических наук, завлабораторией регуляции экспрессии генов элементов прокариот Института молекулярной генетики РАН, заведующий лабораторией молекулярной генетики микроорганизмов Института биологии гена РАН, профессор Университета Ратгерса (США), профессор Сколковского института науки и технологий (SkolTech)
— Какие события Вы полагаете самыми яркими в Вашей области науки в уходящем году?
— В 2015 году продолжалось стремительное развитие методов геномного редактирования на основе систем бактериального адаптивного иммунитета CRISPR-Cas. Работы в этой области идут очень широким фронтом и в плане развития технологий/патентования и привлечения очень существенных средств от частных инвесторов, и в расшифровке молекулярных механизмов действия этих систем, и в биоинформатическом поиске систем новых классов. Сообщение об использовании CRISPR-Cas для редактирования человеческих эмбрионов произвело маленькую сенсацию. 2015 год завершился важной коференцией по этическим и философским аспектам использования этой технологии на людях. В общем, интересно, биология переживает CRISPR craze. Происходит революция, подобная той, которая привела к развитию молекулярного клонирования после открытия ферментов рестрикции ДНК в начале семидесятых.
— Соответственно, каких событий больше всего ожидаете в следующем?
— Никаких не ожидаю. Наука непредсказуема, в этом ее очарование и привлекательность. Поэтому ожидать и предсказывать научные результаты — пустое дело.
— Что запомнилось из научно-популярных книг и мероприятий?
— Из «мероприятий» запомнилось больше всего закрытие «Династии». Несмотря на это печальное событие, поток научпопа в стране постоянно увеличивается, но в целом он, по-моему, какой-то мутный. Появились профессиональные популяризаторы, которые делают вид, что они ученые. Очевидно, что запрос на информацию о науке, знаниях и т. д. есть и со стороны людей, и со стороны государственных структур. Значит, есть бюджеты. Появляются те, кто эти бюджеты осваивает. Это может привести к нежелательным последствиям. По-моему, базовое образование важнее, чем просвещение, информация о последних научных новостях, премиях и т. д. Сейчас, мне кажется, упор делается именно на последнее, что приводит к появлению огромного количества совершенно дремучих людей, бойко употребляющих самые последние научные термины, но совершенно не представляющих, что они значат, и не знающих основ, не имеющих понятия о научном методе, статистике и вообще находящихся не в ладах со здравым смыслом.
— Обстановка в России тревожная. Террористы взрывают наш пассажирский самолет над Синаем. Наши военные летчики гибнут в небе над Турцией. Госбюджет стабильно игнорирует науку, образование, медицину, культуру. Вам это сильно мешает в работе? Как Вы абстрагируетесь? Где находите энергию?
— Гражданских жертв террористических атак всегда жалко независимо от того, где происходят эти атаки и против кого они направлены. А у профессиональных военных такая работа, в этом смысл их профессии.
В России мое основное место работы в Сколтехе и поэтому проблемы научного финансирования не так остры. С другой стороны, опыт сотрудников моих академических лабораторий, а также лаборатории в питерском Политехе, скорее, говорит о том, что средства для научной деятельности и возможность их получить в результате сравнительно честных конкурсов есть. Другой вопрос, что воспользоваться этими средствами и потратить их на что-то разумное бывает крайне сложно. Это мешало и мешает, но непосредственно с ухудшением обстановки и падением рубля не связано.
Энергию, я думаю, не надо специально искать. Она внутри: либо есть, либо нет. Кроме работы стараюсь каждый день бегать или играть в теннис до изнеможения, а вечером читаю Достоевского.
Андрей Ростовцев, доктор физ.-мат. наук, и.о. ведущего научного сотрудника лаборатории № 5 («Квантовая физика и информация») Института проблем передачи информации им. А. А. Харкевича РАН, один из создателей вольного сетевого сообщества Диссернет.
— Какие события Вы полагаете самыми яркими в Вашей области науки в уходящем году?
— Нобелевская премия по физике за экспериментальное наблюдение нейтринных осцилляций.
— Соответственно, каких событий больше всего ожидаете в следующем?
— Ожидаем «неожиданных» событий на Большом адронном коллайдере.
— Что запомнилось из научно-популярных книг и мероприятий?
— Церемония вручения премии «За верность науке», книга Бориса Штерна «Прорыв за край мира» и фильм Дмитрия Завильгельского «В ожидании волн и частиц».
— Обстановка в России тревожная. Террористы взрывают наш пассажирский самолет над Синаем. Наши военные летчики гибнут в небе над Турцией. Госбюджет стабильно игнорирует науку, образование, медицину, культуру. Вам это сильно мешает в работе? Как Вы абстрагируетесь? Где находите энергию?
— Наша сила в единомышленниках, с которыми мы постоянно сверяем часы Здравого Смысла.
Фёдор Успенский, доктор филологических наук, заместитель директора Института славяноведения РАН, ведущий научный сотрудник лаборатории медиевистических исследований Высшей школы экономики
— Какие события Вы полагаете самыми яркими в Вашей области науки в уходящем году?
— Наиболее яркие события 2015 года происходили, пожалуй, в сфере эпиграфики, причем не только древнерусской — здесь что ни год, то сенсация, — но и, скажем, эпиграфики Крыма, где впервые были найдены надписи на готском языке. В Швейцарии прошла очередная скандинавистическая конференция, на которую раз в несколько лет сьезжаются наиболее квалифицированные и вдумчивые читатели древнескандинавских саг, иными словами, те, кому было бы о чем поговорить с норвежцами эпохи викингов или, к примеру, с самым знаменитым из средневековых исландцев — Снорри Стурлусоном.
В издательстве «Новое литературное обозрение» вышла книга «Гипограмматика» израильского филолога Евгения Сошкина, целиком и полностью посвященная поэтике подтекста в стихах Осипа Мандельштама. И хотя многие филологи (и я в том числе) испытывают от поиска подтекстов у Мандельштама нечто вроде моральной усталости, остановить их пока не получается, а исследование Сошкина — едва ли не самое целостное и всеобъемлющее описание принципов работы поэта с подтекстом — подводит нечто вроде черты под разысканиями в данной области, есть надежда, что теперь, когда многое сведено под одной обложкой и подытожено, мандельштамоведение отвлечется от подтекста как единицы поэтики Мандельштама или, во всяком случае, хоть на время, но свернет с этого проторенного пути.
— Соответственно, каких событий больше всего ожидаете в следующем?
— Очень жду, что в будущем году состоится ряд диссертационных защит, которые по тем или иным причинам не состоялись в этом году. В их числе — работа одной моей сотрудницы о метафорическом использовании терминов кровного родства в древнерусских летописях. Почему,
например, князья домонгольского времени могли называть друг друга «брат», «отец» или «сын», не будучи братом, сыном или отцом того, к кому они обращались? Что стоит за подобным использованием терминов родства в переносном значении? Сотрудница эта давно и хорошо работает, много чего написала уже, а вот защитить кандидатскую всё руки не доходили… Но теперь, кажется, дело сдвинулось с мертвой точки. Надеюсь, будут и другие яркие защиты у нас в Институте славяноведения, например, уже написана и подана диссертация о глагольной префиксации в балто-славянском пограничье — я с предвкушением жду ее защиты.
К сожалению, в научной жизни нас ожидает не только хорошее, ведь в этом году истекает срок моратория на академические институты, всё замерло, как кролик перед удавом, и что-то мне подсказывает, что в 2016-м случится довольно много дурного в Академии наук. Опыт соприкосновения с ФАНО весьма быстро заставил меня поверить в «эффективность» этой бессмысленной и крайне вредной организации.
— Что запомнилось из научно-популярных книг и мероприятий?
— Не буду оригинален и обьективен — мне нравятся разные проекты, которые запустили независимо друг от друга «Арзамас» и «ПостНаука», от них есть обнадеживающее ощущение чего-то свежего, живого и интересного.
— Обстановка в России тревожная. Террористы взрывают наш пассажирский самолет над Синаем. Наши военные летчики гибнут в небе над Турцией. Госбюджет стабильно игнорирует науку, образование, медицину, культуру. Вам это сильно мешает в работе? Как Вы абстрагируетесь? Где находите энергию?
— Очень сильно мешает. И, в общем-то, абстрагироваться я так и не научился. Мне достаточно понятны, но в чем-то совершенно чужды различные формы эскапизма, разве что всё больше удовольствия приносит такое медленное и медитативное занятие, как курение любимых трубок, и это тоже сам по себе неутешительный симптом — раньше я этим наслаждался между делом и, что называется, на бегу, теперь же ловлю себя на том, что хочется как можно дольше просто сидеть и курить…
Александр Мещеряков, японист, переводчик, доктор исторических наук, профессор Института восточных культур и античности РГГУ, член редакционного совета журнала «Восточная коллекция», автор трех книг стихов и трех книг прозы
— Какие события Вы полагаете самыми яркими в Вашей области науки в уходящем году?
— В издательстве «Кругъ» вышла хорошая книжка С. А. Полхова «Законодательные уложения Сэнгоку даймё» про Японию XV–XVI веков. Эта проблематика была плохо освещена как в зарубежной, так и в отечественной литературе, теперь многое стало понятнее. Книжка Каппа Сэноо «Мальчик по прозвищу „Эйч”» (СПб., «Гиперион») тоже весьма интересна. Хотя по форме это роман, но не первой молодости автор собрал воедино свои и чужие впечатления от эпохи японского тоталитаризма (30–40-е годы прошлого века), которые позволяют прочувствовать колорит эпохи. Японский тоталитаризм во многом отличается от советского и немецкого, но он так же отвратителен.
— Соответственно, каких событий больше всего ожидаете в следующем?
— Наука — дело медленное и непрогнозируемое. Японское присловье гласит: «Когда человек говорит о будущем, черти потешаются». Больших прорывов не жду.
— Что запомнилось из научно-популярных книг и мероприятий?
— Потрясающе, что, несмотря на шельмование со стороны властей, Зимин нашел в себе мужество сохранить премию «Просветитель». Это мужественное смирение самой высокой пробы.
— Обстановка в России тревожная. Террористы взрывают наш пассажирский самолет над Синаем. Наши военные летчики гибнут в небе над Турцией. Госбюджет стабильно игнорирует науку, образование, медицину, культуру. Вам это сильно мешает в работе? Как Вы абстрагируетесь? Где находите энергию?
— Я историк и писатель, так что нынешние экзерсисы власти мне по-своему любопытны. Другое дело, что они губят науку, просвещение и нравственность. К власти я не имею особенных претензий, потому что уже давно не рассчитываю на нее и не соотношу себя с ней. Но большинство людей поддерживают ее человеконенавистнические инициативы, и это мне действительно обидно. Наше время войдет в историю как эпоха выдающихся воров. Глазеть на них любопытно. Беда в том, что в клетке находимся мы, а не они. Но то, что имеет начало, имеет и конец. Хотелось бы дожить.
Константин Северинов:
« По-моему, базовое образование важнее, чем просвещение, информация о последних научных новостях, премиях и т. д.»
По всей видимости, Константин Северинов не заметил тех тенденций, которые имеют место у наших забугорных коллег.
А вот они считают, что современные реалии диктуют инженерам и ученым необходимость выхода за пределы своих узкоспециализированных знаний и приобретение междисциплинарного мышления. Вместо вопроса «как сделать/рассчитать данный объект» необходимо задавать вопрос «как сотворить данный объект» с последующим обоснованием как с чисто технических решений, так и решений по рациональному включению своего творения в существующий «культурный ландшафт», а также проработкой решений по его адаптации при трансформации последнего в будущем. Технократ вчера – человек, разбирающийся в технике, сегодня – общественный деятель с широким кругозором.
Наши забугорные коллеги также считают, что в формировании современного технократа этика также важна, как математика. Они считают, что в их жизнь входит и считается естественным иное определение инженера, ученого и профессионала вообще. У них сегодня превалирует иная точка зрения: технократом должен быть общественный деятель, который до 50% своего времени посвящает техническим проблемам. А, если, например, технические проблемы занимают у него 90 – 100% времени это уже не инженер, а тот, к кому можно применить немецкое определение «Fachidiot».
http://www.unistroy.spb.ru/index_2015_30/4_orlovich_30.pdf
Приятно осознавать, что идеи академика Легасова не только нашли место, но и реализуются на практике в инженерных сообществах у наших забугорных коллег.
Учитывая, что смена определений инженера, ученого и профессионала вообще началась у наших забугорных коллег не с указаний сверху, как это у нас часто бывает, а на уровне инженерных сообществ, поэтому, по всей видимости, данный процесс можно отнести к процессу самоорганизации этих сообществ.
Случаен ли данный процесс?
Складывается впечатление, что данный процесс самоорганизации совсем не случаен, а закономерен.
На мой взгляд, как бы это парадоксально не звучало, но данную закономерность можно увидеть, только пройдя путь от Большого взрыва до биологической клетки. Буквально вчера Владик Аветисов в интервью Евгению Сатановскому к теме «Жизнь не могла возникнуть случайно. Её что-то создало с помощью нанотехнологий» продемонстрировал этот путь.
http://radiovesti.ru/episode/show/episode_id/37178
Он не только не оставил равнодушными слушателей, но заинтриговал их тем, что если ему повезет, то года через 2 – 3 он предоставит молекулярную машину, которая не будет связана с биологией.
Похоже, что я догадываюсь, какую молекулярную машину он имеет в виду, поэтому я думаю, что ему точно повезет.
Для этого необходимо ознакомиться с очень любопытной дискуссией к теме «Асимметрия и возникновение жизни» между Владиком Аветисовым и Рэмом Костяновским.
http://www.rgo-sib.ru/science/89.htm
Какова история развития этого вопроса?
Удивительно, то, что эта история началась с бочки вина и образования в ней солей тартрата.
Я не буду рассматривать превращение левого в правого, а отмечу одно важное замечание Владика Аветисова о том, что:
« кристаллизация – это всё-таки некоторый специальный процесс. Представить себе, что кристаллизация явилась, в действительности, тем самым процессом, который решил проблему нарушения симметрии на ранних стадиях предбиологической эволюции – это представляется несколько легкомысленным».
Кроме этого он подчеркивает, что это модель процесса. А процесс на самом деле связан с нелинейными химическими процессами. Лично меня заинтересовали критерии перехода от асимметричной среды к сложным структурам.
Владик Аветисов ставит любопытный вопрос:
« Ведь что такое построить гомохиральную цепочку? Это построить определённую последовательность, например, только из левых молекул. Из очень большого числа всевозможных последовательностей левых и правых молекул, которые можно представить. Оказывается, когда это число становится слишком большим, у вас есть два варианта. Вы должны либо очень точно собирать, либо отказаться от сборки.
Чтобы точно собирать, нужно иметь очень специальные процессы, которые могут обеспечить только такие специфические структуры, как белки, то есть такие процессы, какие мы наблюдаем в биологии. Но если у вас их нет, то тогда у вас только один способ: вы должны держать настолько чистой среду, чтобы в этой среде у вас были только, скажем, левые изомеры, из которых вы строите. А правых было бы исчезающе мало, настолько мало, чтобы вероятность появления неправильного звена была бы очень маленькой. То есть вы специфичность функций заменяете специфичным состоянием среды. »
Но, если с данного места и от бочки с вином, в которой образуются соли тартратов идти в несколько ином направлении, но с учетом среды кристаллизации, например, тартрата кальция, тогда мы точно придем к монографии американского ученого Г.Гениша «Выращивание кристаллов в гелях». Где отмечено, образовавшиеся кристаллы в этой среде бывают гораздо чище исходных реагентов, из которых они получаются. Будем иметь в виду, что используя различные кислоты и соли металлов, можно получить множество других кристаллов. Среди кристаллов, которые хорошо образуются и растут в гелях, можно назвать следующие: тартраты аммония, меди, кобальта, стронция, железа и цинка; оксалаты кадмия и серебра; вольфрамат кальция; иодид свинца; сульфат кальция; кальцит и арагонит; сульфиды свинца и марганца; металлический свинец; медь, золото и многое другое. Для нас имеет значение то, что второй реагент не обязательно должен быть в виде раствора. Можно использовать газообразные реагенты при различных давлениях. Кроме того, не обязательно, чтобы гель был кислым, а основу его не обязательно должен составлять метасиликат натрия; может быть использован, например, силикагель разных марок или гели агар-агара. Существует множество примеров роста кристаллов в других вязких средах, как природных, так и искусственных. Например, льда в мороженом, тартратов в сыре, серы в резине, солей цинка в сухих элементах, рост кристаллов тиомочевины в соединительных тканях и костях организма человека. На основании этого возникает вопрос о том, может ли существовать дисперсная система, которая бы обеспечивала необходимую чистоту среды кристаллизации?
Вернемся к Владику Аветисову, который говорит, что если будет найден какой-то способ, как пройти катастрофу ошибок, как перейти этот барьер, то тогда, как показывают теоретические оценки, нам не важно, в какой среде мы стартуем: в симметричной или в асимметричной. В этом смысле сценарий асимметричной среды для возникновения гомохиральных полимеров вовсе и не нужен. Основная проблема в вопросе возникновения гомохиральных последовательностей, это проблема катастрофы ошибок. И она вообще является проблемой, общей для всей эволюционной концепции, – как пройти катастрофу ошибок.
На мой взгляд, в данном случае вообще нет никаких проблем и ничего искать не надо. Если я правильно понимаю то термины «катастрофа» и «теория катастроф» были введены Рене Томом (René Thom) и Кристофером Зиманом (Christopher Zeeman) в конце 1960-х — начале 1970-х годов («катастрофа» в данном контексте означает резкое качественное изменение объекта при плавном количественном изменении параметров, от которых он зависит).
Эта «теория катастроф» хорошо наблюдается в гелях. Для этого достаточно использовать метод голографической интерферометрии. По мере диффузии, например, ионов кальция из верхнего раствора в гель, внутри геля возникают мощные напряжения с последующей релаксацией, которая приводит к образованию полостей и микротрещин и только после этих процессов в этих полостях и микротрещинах зарождаются кристаллы. Кроме этого этот процесс хорошо управляемый. При желании в пробирке с гелем можно получать от нескольких центров зарождения, до нескольких десятков, а то и сотен. А при желании можно получать не полости и микротрещины, а целые каналы, которые пронизывают гель сверху до дна пробирки и заполненные зародившимися кристаллами. А если есть желание увидеть результат нелинейных химических процессов, то и тут проблем нет: кольца лезиганга хорошо формируют зародившиеся кристаллы.
Почему-то мне кажется, что Владику Аветисову обязательно повезет. Суть не в этом, а в том, что очень похоже, что та молекулярная машина, которую ищет Владик Аветисов хоть и не будет связана с биологией, но может быть исполнительным механизмом сжатия и растяжения мембран клеток. А это, возможно, позволит решить проблему синдрома больного здания. А для решения такого уровня задач необходимы инженеры совершенно другого уровня. Поэтому та самоорганизация, которая происходит у наших забугорных коллег, необходима для перехода на новый технологический уклад.
У нас такой переход невозможен по объективным причинам. У нас в системе управления при принятии решений люди, подпадающие под немецкое определение «Fachidiot», которые могут управлять только лошадью и только с помощью кнута, поэтому мы двигаемся в обратном направлении.
Смешно излагаете свои фантазии. Не заблуждайтесь, разделение труда еще существует.
Уважаемый Админ!
Удаляйте, пожалуйста, мусор.
Большое спасибо.