8 февраля в Московском международном Доме музыки наградили лауреатов II Всероссийской премии «За верность науке», вручаемой по инициативе Минобрнауки России. По словам ведущих церемонии, главная цель новой премии — «поощрение лучших журналистов, ученых и общественных деятелей, внесших наиболее заметный вклад в популяризацию российской науки и выстраивание диалога между государством, широкой общественностью и научной средой». Все лауреаты (кроме обладателя «Антипремии») получили почетные призы и денежные сертификаты номиналом 100 тыс. руб. для дальнейшей реализации своих проектов.
Вот перечень лауреатов:
1. Лучшая телевизионная программа о науке:
«Вопрос науки» (программа телеканалов «Наука 2.0», «Россия 24»)
2. Лучший детский проект о науке:
«Учёные – детям» (лекторий музея «Экспериментаниум»)
3. Лучший онлайн проект о науке:
Научно-популярный портал N+1,
4. Специальная премия «За верность науке»
Сергей Попов, астрофизик, доктор физико-математических наук, ведущий научный сотрудник Государственного астрономического института им.П.К.Штернберга
5. Лучшее периодическое печатное издание о науке
Журнал «Кот Шрёдингера»
6. Лучший научно-популярный проект года
Проект “Science Slam Россия”
7. Лучшая фоторабота о науке
Фотопроект экспедиции «Акватилис»
8. Антипремия
ООО Научная корпорация «Российская академия психологии»
Спецкор «Троицкого варианта — Наука» Алексей Огнёв побеседовал с научным журналистом Ольгой Орловой, которая входила в оргкомитет премии.
— Ольга, что Вы думаете о научной популяризации в России в целом?
— Ситуация в области научпопа сейчас удивительная. Я констатирую расцвет. Несмотря на закрытие Фонда «Династия». Несмотря на большое вливание государственных денег. Ведь госденьги — это, как известно, «плохие» деньги, в том смысле, что они плохо стимулируют развитие. Но в нашей сфере это совсем не так, потому что качество научно-популярных проектов не зависит от того, на коммерческие или бюджетные деньги они запускаются. Возьмите портал ТАСС «Чердак» и «N+1». Два отличных проекта со своим лицом. И за последние десять лет я таких примеров могу привести очень много.
Я думаю о том, почему научный контент стал более востребован как разными целевыми аудиториями, так и разными типами СМИ, руководителями организаций и т.д. У меня только одна версия. За наукой теперь можно отсидеться. Эта такая территория безусловного добра, которую почти никто не решается отрицать и куда можно сбежать от противоречий, раздирающих наше общество. Поэтому руководители каналов стали чаще пускать в эфир программы о науке (безопасно же, мы же против всего плохого, за всё хорошее), родители чаще стали водить детей в научные музеи, потому что тут что-то уже безусловно полезное, молодежь чаще стала ходить на научно-популярные лекции и т.д. Рынок развивается, молодые ученые видят, что здесь можно быстрее заработать денег, и уходят в популяризацию. Очевидно, что большая часть научных журналистов — это бывшие, несостоявшиеся или действующие ученые.
— Расскажите, пожалуйста: в чем заключалась Ваша роль в оргкомитете премии? Как в принципе был сформирован оргкомитет и экспертный совет?
— В организационный комитет премии традиционно вошли представители Министерства образования и науки, представители компании- организатора премии и представители профильного сообщества научных журналистов. Как в прошлом году, в него входили Анна Усачёва и Сергей Салихов — руководители департаментов Минобрнауки, отвечающих за проведение и организацию премии. Вторая группа — представители коммуникационного агентства АГТ, которое выиграло конкурс на проведение премии. АГТ уже давно работает на рынке образовательных мероприятий, это не первый их проект с Минобрнауки. Надежда Малкина, директор по социальным коммуникациям агентства, и ее коллеги, собственно, отвечали за всю организацию премии в целом — от работы экспертов до постановки церемонии и согласования всех процедур с учредителем. Агентство пригласило в оргкомитет также научных журналистов — меня, Александра Сергеева и Александру Борисову, чтобы создать группу, отвечающую за отбор номинантов, проведение голосования, общение с экспертами и вообще координацию связи с научным сообществом. Костяк экспертного совета сохранился с прошлого года.
— А как его сформировали в прошлом году?
— Мы предложили составить экспертный совет из трех частей — научных журналистов плюс представителей пресс-служб, ученых и представителей Минобрнауки. Министерство согласилось, но со своей стороны отправило это предложение на рассмотрение Совета по науке при Минобрнауки. Из Совета получили предложения по кандидатурам в экспертный совет со стороны ученых. Это были очень ценные рекомендации. Дальше уже работали индивидуально. Не все захотели войти в экспертный совет, все-таки это утомительная бесплатная работа, а многие ученые и так сильно загружены. Но некоторые ответили согласием.
— Как изменился состав по сравнению с предыдущим годом?
— В этом году кто-то покинул совет, ссылаясь на перегрузку. А кто- то с удовольствием в него вошел. В экспертный совет были приглашены прошлогодние победители. Также мы постарались расширить список экспертов за счет региональных коллег. Так появился, например, Егор Задереев из Красноярска, известный ученый и популяризатор. Присоединился к экспертам и Дмитрий Мальков, руководитель отдела по научным коммуникациям Университета ИТМО из Санкт-Петербурга, который очень активно занимается научно-популярным контентом.
— Сколько заявок всего поступило в самом начале? Как проходил первый и второй отборочный туры? Какими критериями руководствовались выборщики?
— Поступило около 170 заявок. Люди и организации могли подать заявку на премию сами, а могли быть приглашены к участию оргкомитетом, ведь представить все качественные проекты — это часть нашей работы. Некоторые заявки не удовлетворяли тематике премии, например, были проекты образовательные, корпоративные или направленные на популяризацию бизнес-знаний. Были, конечно, и лженаучные проекты. И первой задачей нашей группы стало формирование вменяемого лонг-листа, чтобы эксперты не говорили: «Что это вы нам прислали? Здесь какой-то сумасшедший свой проект продвигает или маркетинговое агентство решает свои внутрикорпоративные задачи. Мы тут при чем? Зачем вы наше время тратите?»
Кроме того, мы отсекли несколько проектов из-за аффилированности с учредителем и с членами оргкомитета. Например, ни одна программа от канала «Общественное телевидение России», на котором я работаю, даже если я не имела к ней прямого отношения, не попала в лонг-лист. Научно- популярный портал ТАСС «Чердак» не попал из-за того, что это проект создан при поддержке Минобрнауки — учредителя премии, и т.д.
Также в соответствии с мировой практикой было принято решение не допускать повторного номинирования одних и тех же проектов: прошлогодними победителями мы усилили экспертный совет. Подчеркну, что «Экспериментаниум» победил второй раз, но подал заявку уже в новую номинацию.
Таким образом был сформирован лонг-лист (около ста номинантов), который был направлен экспертам для голосования в первом, отборочном туре. Мы попросили экспертов отметить те проекты, которые они бы хотели видеть в основном конкурсе, в итоге всё равно получилось проектов очень много, пришлось делать второй тур. Иначе бессмысленно было сравнивать в одной шеренге звезд и более слабые проекты. Поэтому первый тур был отборочным.
И уже во втором туре провели ранговое голосование. Эксперты должны были расставить свои приоритеты. В итоге в каждой номинации были определены победитель и двое финалистов
— Зачем нужна антипремия? Кто туда попадал?
— Кандидатуры номинантов на антипремию поступили от Комиссии по борьбе с лженаукой РАН. Александр Сергеев работает в этой Комиссии несколько лет и «держит руку на пульсе». Оргкомитет эти предложения одобрил. В необходимости антипремии у меня лично нет никаких сомнений. Сейчас, в эпоху нарастающего мракобесия, уж очень мало кто осмеливается сказать «Я против!» и вслух сформулировать свою позицию. Защищать прогресс, отстаивать критическое мышление, светское образование стало не просто невыгодно, а еще и небезопасно. И я считаю, что позиция министерства в этой области, о которой оно открыто заявляет, заслуживает поддержки и уважения. В прошлом году после церемонии премии Минобранауки натерпелось проблем от телевизионного канала «РЕН ТВ», который получил антипремию, и от организации антиГМОшников, которая тоже была номинирована на антипремию. Но, к чести Минобрнауки, и теперь никто из руководства не предложил оргкомитету убрать эту номинацию. И в этом году Сергей Салихов и Анна Усачёва решили лично назвать «победителя»: ООО Научная корпорация «Российская академия психологии». Никто из нас не ожидал, что представители этой лжеакадемии явятся на церемонию. Но они были в зале.
— Как сказано на сайте премии, ее организационными партнерами выступили благотворительный фонд «Искусство, наука и спорт» Алишера Усманова, а также Фонд информационного обеспечения науки. Расскажите, пожалуйста, о второй организации. Что она собой представляет?
— Это компания — оператор, через которую выплачивается денежное вознаграждение победителям. Любой человек, который работал с госучреждениями, знает, что у нас в стране существует колоссальное количество ограничений на передачу денежных средств от одного типа юрлиц другим, от юрлиц физлицам и т.д. И нет такой юридической возможности выплатить министерству денежную премию напрямую физлицам, которые не работают в министерстве. Я помню, что когда мне присуждали другие премии с денежным эквивалентом, я тоже получала их совсем не от той организации, которая была учредителем премии и за чей счет был банкет. В прямом и переносном смысле. То есть, видимо, это распространенная практика для госкорпораций или госведомств — работать через операторов.
— В фейсбучной группе «Клуба научных журналистов» Вы сказали: «Зная весь состав экспертов, я не могу упрекнуть их в отсутствии профессионализма, предвзятости или политической конъюнктуре. Некоторые эксперты присылали предупреждения о своей аффилированности с тем или иным проектом, персоной. Мы это учитывали при голосовании (точнее не учитывали их голоса и т.д.). Так что у меня есть более сложные соображения, почему эксперты голосовали так, а не иначе. Я не готова ими делиться прямо сейчас. Но могу порассуждать об этом после того, как премия пройдет. Это требует более пространного и спокойного рассуждения о том, что происходит на рынке популяризации». Поделитесь Вашими соображениями теперь?
— Во-первых, хочу подчеркнуть, что весь состав экспертов был известен не только мне, после формирования всё это было опубликовано на сайте премии. И я не могу упрекнуть экспертов в предвзятости или лоббировании кого-то конкретного. Но результаты их голосования у меня иногда вызывали удивление. Скажем, я не понимаю, почему в число финалистов оффлайн-проектов не вошел лекторий «Архэ». Он стал настолько заметным игроком на поле просвещения, что просто трудно его не оценить. Я очень расстроилась, что Новосибирский фестиваль «Эврика!Фест» остался явно недооцененным. Ведь ему много лет, его проводят известные популяризаторы, он объединяет многих просветителей разных поколений.
И уж совсем удивительно, что в персональной номинации второй год не нашлось места ни одной даме не то что среди финалистов, но даже в шорт- листе. Ведь сейчас в области популяризации работает сразу несколько поколений женщин, среди них есть и ученые, и журналисты: Светлана Боринская, Марина Аствацатурян, Елена Лозовская, Елена Наймарк, Ася Казанцева, Евгения Тимонова, Татьяна Черниговская, Любовь Стрельникова, Виола Егикова, Ирина Якутенко, Александра Борисова. Предположим, Борисова и Якутенко не могли быть номинированы в этом году, так как они сейчас работают в проекте «Чердак», который поддерживает Минобрнауки, но остальные-то даже в шорт-лист не попали. Я не утверждаю, что наши эксперты все сексисты. Но видно, что в популяризации науки действует тот же принцип, что и в самой науке: чем выше звание и должность, тем меньше женщин. Это не только в России, по статистике так дело обстоит почти во всех странах с развитой научной системой. В Германии, как и в России, докторов наук — женщин примерно 20% и на руководящих постах в науке они тоже в меньшинстве.
Не менее удивительно, что «Газета.ру», которая в прошлом году заняла второе место и совсем чуть-чуть уступила «Постнауке», в этом году не вошла даже в шорт-лист. Означает ли это, что «Газета.ру» вдруг стала плохо работать и наши эксперты перестали ее читать? Нет, конечно. Я предполагаю, что быстрый старт и расцвет новых проектов, таких как «Арзамас» или «N+1», иногда затмевает кропотливую работу ветеранов. А эксперты — они же не боги, обычные люди, ведутся на что- то новое, яркое. Не хочу сказать, что новое равно незначительному, нет- нет. Я сама в восторге от «Арзамаса». Но популяризация науки, как, кстати, и сама наука, держится на марафонцах. И мне жаль, что эксперты это не всегда замечают или понимают.
— Как бы выглядел Ваш личный список победителей?
— Я бы первое место в персональной номинации точно отдала бы нынешнему победителю — Сергею Попову, — но в шорт-листе были бы еще Светлана Боринская, Елена Наймарк, Марина Аствацатурян, Владимир Сурдин. В онлайн-проектах я бы первую премию отдала «Элементам», но «Газета.ру», «Арзамас» и «N+1» были бы обязательно в шорт-листе. В оффлайне — тоже бы первое место отдала «Сайнс слэму», но в шорт-листе был бы «Архэ». В детских проектах я бы первое место отдала детскому лекторию Политеха. В бумажных СМИ — «Популярной механике». Хотя выбор в пользу «Кота Шрёдингера» мне понятен, и я с большим уважением отношусь к «Коту», но «Популярная механика» все-таки заслуживает первенства по совокупности заслуг за долгую жизнь с высокой планкой. Это очень тяжело — много лет удерживать внимание читателя, выживать на рынке, искать, меняться и быть на плаву. Посмотрим, как с этим справится «Кот».
Антипремию я бы отдала ТНТ. Это очень влиятельный и творческий канал. На нем работают блестящие профессионалы. И то, что они столько лет снимают и показывают «Битву экстрасенсов», мне кажется таким же страшным и опасным явлением, как то, что блестящая Лени Рифеншталь снимала фильмы про фюрера. Когда талант встает на темную сторону, я чувствую себя беззащитной.
— Новостной фон не внушает оптимизма. Россияне участвуют в боевых действиях за пределами страны. Финансовый кризис, попытки террористических атак… Как Вы думаете, насколько сейчас велика угроза науке и просвещению в России в школах, в вузах, в СМИ? Чем питается Ваш пессимизм/оптимизм?
— Мой пессимизм, как и оптимизм, основан на исторической памяти. С одной стороны, очень много примет старого страшного времени. Экстаз милитаризма, которым прикрывают профессиональную беспомощность и невежество. Критический анализ внутренней и внешней политики приравнивают к предательству национальных интересов. Тех, кто беспокоится о правах и свободах, объявляют иностранными агентами.
Дорога на работу, в Останкино, в один конец отнимает у меня полтора часа. И в пробках почти ежедневно мне попадаются немецкие, американские и японские автомобили с наклейками на стекле, где один человек с серпом и молотом в руке принуждает другого человека со свастикой в руке вступить в гомосексуальную связь. И над этими человечками надпись: «Можем повторить». Или популярны еще наклейки с черной обезьяной и надписью «Обамачмо». То есть выпустить автомобиль, который бы конкурировал с «тойотой» или «ауди», мы не можем, а наклейку на ту же «ауди» налепить — это запросто. И в этом, как в зеркале, вся суть происходящего в стране. Мы боимся честной конкуренции, но не боимся войны. Мы смеемся над чужим президентом, забывая, что каким бы он ни был, он через два срока железно уйдет. Причем и он сам, и весь мир точно знают дату, когда он покинет свой пост и пойдет писать мемуары. А его страна останется, продолжая развивать солнечную энергетику, совершенствовать электромобили, бороться с Альцгеймером, регистрировать гравитационные волны.
Когда великий физик Ричард Фейнман понял причину гибели шаттла Challenger в 1986 году, он сделал вывод: «Для успешного развития технологий реальность должна быть важнее пиара». У нас сейчас во всех областях наоборот. Известно, к чему это приводит, — к гуманитарному коллапсу. Кстати, мои собеседники в передаче «Гамбургский счет» это много раз показывали. См., например, беседу с востоковедом Александром Мещеряковым об исторических уроках Японии [1].
С другой стороны, я ведь еду каждый день на любимую работу на федеральный канал. Мои коллеги, научные журналисты, работают в федеральных агентствах, печатаются в прекрасных издательствах. И память об ученых, сгинувших в лагерях и шарашках, не позволяет нам сетовать на судьбу. Пока у нас есть возможности говорить с людьми, надо не ныть, а трудиться.
И опять сошлюсь на героиню моей программы — Ирину Щербакову, руководителя образовательных программ общества «Мемориал». Она рассказывала, как осваивала метод устной истории и записала более трехсот свидетельств жен «врагов народа», отсидевших в сталинских лагерях. Самыми страшными были рассказы женщин, у которых отнимали маленьких детей и отправляли в детские дома для детей «врагов народа». Сама Ирина Щербакова была тогда молодым филологом-германистом с маленьким ребенком на руках. Тяжелый быт, безденежье, нет нянь, нет стиральных машин, в магазинах очереди. «Но после того, как я послушала их рассказы, — вспоминала Ирина, — я уже ни на что никогда не жаловалась». Я тоже часто думаю о том, что пережили наши дедушки и бабушки в XX веке, и потом говорю себе и своим коллегам, впадающим в уныние: «Соберись, тряпка!» Так что положительная повестка для популяризатора науки сейчас звучит так: остановить гуманитарный коллапс в России. А когда у тебя есть большая, но понятная задача, жить становится легче. Не то что когда ты каждый день открываешь глаза и думаешь: «Господи, зачем Ты отправил меня в этот страшный мир?» А Он тебе устами жены Дарвина отвечает: «Пока ты честно ищешь истину, ты не можешь быть противником Бога». Ты включаешь зажигание и говоришь: «Понятно. Едем искать».
1. Орлова О. Принуждение к просвещению // ТрВ-Наука № 172 от 10 февраля 2015 года — http://trv-science.ru/2015/02/10/prinuzhdenie-k-prosveshheniyu/
1 Comment