Прежде чем пригласить читателя побывать на новой и, увы, посмертной выставке Юрия Ларина (Малый Манеж до 24 апреля с. г.), хочется предварить увиденное его словами и несколькими собственными замечаниями.
Вот что вы прочтете на стенах выставочного зала, если сможете оторваться от работ художника с их предельной лаконичностью («впасть как в ересь в неслыханную простоту») и невыразимым притяжением взглядов и душ зрителей: «В борьбе изобразительного (сюжетно-литературного) начала с началом музыкальным (цветопластическим, абстрактным) возникает новое качество, возникает тогда, когда гармония и пластика сливаются в необъяснимое единство, на пределе борьбы, когда один шаг остался до того, чтобы работа сделалась вполне абстрактной. Это качество, по-моему, и есть живопись.
Я художник пластической идеи, а не места… Все мои размышления о русской природе касаются преодоления тоски, своего рода психотерапия. Всё равно я борюсь с этой природой и снова подхожу к концепции предельного состояния.
Все мои раздумья о российском пейзаже касаются борьбы за музыкальность против литературности. Художник всегда стремится к гармонии. Русская природа для меня печальна даже в традиционной красоте осени. Ярославский пейзаж: цепочка облаков… ритмический повтор в кустах… голубое небо. Но там разлита печаль. Пока я работаю, я радуюсь. Но вот я закончил работу, понял, что она гармонична, смотрю, и меня оторопь берет от образа этой земли».
Казалось бы, ничего необычного, особенно в размышлениях о территории пейзажа, внешние приметы которой, кстати, не столь существенны по сравнению с цветопластическими мотивами представленного на выставке и вообще наработанного мастером за почти полвека постоянного самосовершенствования.
Но как ни хотелось бы, не получится отделить живопись «саму по себе» от склада души и биографии художника, от пространства-времени, в котором прошла его жизнь и составившая ее суть вербально почти невыразимая «тоска по мировой культуре».
Возможно, знающий критик или пристальный наблюдатель усмотрит в ларинских пейзажах и портретах заметный привкус одиночества, оттеняющего главное: счастье существования в этом мире — столь совершенном по задумке и, как оказывается, глядя на работы Юрия Ларина, по исполнению, несмотря на всё привнесенное в него людьми зло. Специалисты говорят и пишут о свете и цвете, композиции и пластике его картин и акварелей, а не слишком искушенного зрителя покоряет то, что «внеположенное», неповествовательное несет радость общения с миром — художнику, а потому и нам. Надо ли было столько пережить Юрию в детстве и нелегкой юности, его родителям (Николаю Бухарину и Анне Лариной) с их большой и трагической судьбой, всей стране, чтобы прийти к таким видению и чувствованию, какими они передаются нам теперешним?
Конечно, Юрий Ларин был в первую очередь художником, человеком чувства и открытого сердца, который не просто получил в наследство ранимость и рисовальные способности «любимца партии», физическую и душевную красоту своей не менее замечательной матери. Он был по складу своего внутреннего мира одновременно наивным и глубоким человеком, что можно увидеть из «глубины» его работ.
Как и многие в его окружении, Юрий Ларин принадлежал к «уходящей» натуре, пастернаковской «музыке во льду», в котором то тонула, то всплывала страна. Его любимым присловьем было «ничего не понимаю», относившееся не только к общественно-политическим событиям нашего времени, но и ко многим поверхностным сторонам бытия. Его жизнелюбие было не потребительским и не богемным, не религиозным внешне и конфессионально, для «внешнего наблюдателя» труднопостижимым — и это манило с неочевидной силой. И продолжает притягивать вновь и вновь — теперь уже только картинами и общением «через них» с художником и человеком Юрием Лариным… На выставке можно узнать, что его творчество не было обделено вниманием при жизни. Были выставки, альбомы, покупались любимые работы — музеями и частными коллекционерами. О нем писали замечательные искусствоведы и просто умные люди того времени. И всё же остается какая-то тайна его взгляда на мир — в словах и, главным образом, работах, им оставленных нынешним и будущим зрителям. Тем, кто сегодня идет не только на Кранаха и Серова, а кому важно увидеть картину мироздания, каким оно представлялось лучшим мастерам нашего времени, к которым, безусловно, принадлежит Юрий Ларин.
