Новый ректор — веха для Сколтеха

Российские университеты попали в непростую ситуацию. Для того чтобы быть заметными на мировой карте образования и науки, необходимо играть по международным правилам. А их не так легко соблюдать в сложившейся международной обстановке. Как успешно развиваться российским университетам в условиях санкций? Об этом в программе «Гамбургский счeт» на Общественном телевидении России Ольга Орлова расспросила нового ректора Сколковского института науки и технологий Александра Кулешова. Публикуем отредактированную стенограмму беседы.

Александр Петрович Кулешов — специалист в области информационных технологий и математического моделирования. С 2006 по 2015 год руководил Институтом проблем передачи информации им. Харкевича РАН и возглавлял кафедры в МФТИ и Высшей школе экономики. В 2011 году избран академиком Российской академии наук. В 2013 году стал одним из инициаторов создания Комиссии общественного контроля за реформой науки. В 2016 году возглавил Сколковский институт науки и технологий в качестве ректора.

— Александр Петрович, в этом году премьер-министр Дмитрий Медведев подписал указ о Вашем назначении ректором Сколтеха. По поводу этого назначения много шутили: мол, произошло оно в рамках общего направления импортозамещения. Американца Эдварда Кроули, ректора Сколтеха из MIT, заменили на проверенного человека из оборонной отрасли и директора академического института, то есть во всех отношениях благонадeжного человека. Что Ваше назначение означает для такого глобального университета, как Сколтех, для его ориентации на международный рынок?

— Вообще говоря, это совершенно естественная ротация. Во-первых, Кроули давным-давно говорил, что есть определенный срок, на который было рассчитано его назначение. Поэтому здесь нет никаких неожиданностей, всё произошло абсолютно планомерно, постепенно. Мы несколько месяцев передавали полномочия. Он до сих пор остаeтся профессором в Космическом центре. То есть ничего драматического для Сколково не произошло. Да, был один руководитель, стал другой.

— То есть это не означает никакой перемены вектора развития Сколтеха?

— Нет, абсолютно. И я могу сказать, что сама идея была совершенно правильная. Я как раньше был в этом уверен, так и сейчас. И никаких революций не будет. Это эволюционное развитие.

— Хорошо. Смотрите, за последние два года Сколтех покинул целый ряд иностранных сотрудников —как исследователей, так и администраторов. Это сразу несколько видных фигур. При этом подразумевалось, что Сколтех ищет сотрудников и преподавателей на международном рынке. Но последние два года у нас, во-первых, серьeзная инфляция. Это раз. Это сказывается на зарплатах. Во-вторых, изменился имидж России на международной арене. На нас наложены санкции. И вот эти факторы — как они сказываются на кадровой политике Сколтеха?

— Да, некоторые сотрудники покинули Сколтех. Но ничего драматического не произошло. Три человека уволились, но на то были различные причины, начиная от болезни жены и заканчивая, действительно, некоторыми принципиальными вопросами. Но вообще говоря, мой собственный расчeт строится в основном на возвращении диаспоры, то есть тех людей, которые 10–20 лет отработали в лучших западных университетах. В начале 1990-х годов (может быть, Вы помните) в ходу был такой анекдот, не наш, американский: «Что такое американский университет? Это то место, где русские профессора учат китайцев и индусов». И в каком-то смысле это действительно так и было. Сейчас это уже совсем не так. Тем не менее очень значительная российская диаспора за рубежом существует. И я вижу свою задачу прежде всего в том, чтобы опереться именно на эту диаспору. Со всех точек зрения это гораздо более эффективно.

— Как Вы мотивируете людей поехать преподавать в Сколтех? Какие у Вас аргументы? Как Вы их убеждаете — почему нужно работать в Сколтехе?

— Никакой общей мотивации никогда не бывает. Все люди устроены по-разному, у всех разные обстоятельства. Я это прекрасно знаю, поскольку я этим занимаюсь очень давно, я в Институт проблем передачи информации РАН возвращал людей 10 лет. Например, есть такая на первый взгляд мелочь. Если дети пошли в школу и три года уже проучились, то с человеком бесполезно говорить. Он уже не может перевезти детей сюда. Они всё ещe говорят на русском, но уже плохо пишут. Это гигантская проблема. Либо ты должен разговаривать с тем, у кого нет детей или чьи дети ещe не пошли в школу, либо уже с тем, у которого дети разлетелись. Это просто жизненные обстоятельства.

— Это Ваш кадровый опыт?

— Конечно. Я просто твeрдо знаю, с кем можно разговаривать, за какие струнки надо дeргать. Да, это действительно большой кадровый опыт, это правда. Например, сейчас у нас возглавил новый Центр перспективных исследований профессор Игорь Кричевер, который был деканом математического факультета Колумбийского университета. Этот человек действительно звезда в мире математической физики. У него есть свои собственные соображения, которые я просто знал. Соображения, может быть, чудные, но реально существующие. Он говорит: мне нужно отучить своих внуков в 57-й школе, потому что такой школы в Америке нет. Конечно, университеты замечательные, а таких школ, которые ещe остались в Москве, в Америке нет. <…>

— То есть Вы практикуете точечный подход?

— У меня своего рода сеть по всему миру: все знают обо всех.

— Хорошо. А если всe-таки говорить про деньги, то ситуация сейчас в научных организациях сложная. У многих научных организаций бюджеты сократили сначала один раз на 10% в прошлом году, теперь в этом году снова на 10%. Это очень существенно. Что происходит с деньгами в Сколтехе и в связи с этим, соответственно, какие вы зарплаты предлагаете в среднем по рынку?

— Вы знаете, многие годы сотрудники «Роллс-Ройса» в графе «мощность» писали: «Достаточная». Я отвечу ровно так: достаточно. Наше руководство сделало всё, чтобы я на этот вопрос мог ответить просто «достаточно». Конечно, наша наука фантастически недофинансирована по сравнению не только с западной — по сравнению почти с любой зарубежной наукой. Это абсолютная правда. Но со Сколтехом для меня главный вызов состоит в том, чтобы показать, что вкладывать в науку выгодно. Обама в своe время объявил, что на каждый вложенный доллар в программу генома в американскую экономику пришло 140 долларов. (Каким это образом подсчитано, я не знаю.) Понимаете, задача Сколково — доказать, что подобное возможно и в России. А проблема в том, что если этого не произойдет, если это всё не дай бог кончится очередной липой, то следующие 30 лет это будет выжженная земля, потому что все будут вспоминать: а, да это же уже было — всё, никогда больше.

— Александр Петрович, а как это можно показать, если у нас Сколтех — это уникальный эксперимент? Всe-таки в такой ситуации и организационной, и финансовой, и даже психологической, пожалуй, сейчас находится только Сколтех. Раньше, где-то ещe 5–6 лет назад, у нас было два университета — РЭШ и ВШЭ, которые могли себе позволить нанимать преподавателей и профессоров на мировом рынке по мировым стандартам и по мировым зарплатам и ценам. Потом появился Сколтех, и он тоже смог это себе позволить. Но всe-таки у Сколтеха совершенно особое устройство, судьба и управление.

— Поймите, я работал в Физтехе и в Высшей школе экономики. Я хорошо понимаю общую ситуацию в университетах и Москвы, и России в целом. И я могу сказать: мнение, что у нас профессорско-преподавательский корпус совершенно себя изжил, что он дегенерировал полностью и не способен ни на что, — абсолютная неправда. Да, в Сколтехе сейчас собран действительно уникальный междисциплинарный небольшой коллектив — всего около 150 человек. По своей квалификации, по междисциплинарности он действительно уникален для России. Это правда. Я прекрасно знаю, что есть великолепные профессора и в МГУ, и в МФТИ, и так далее. <…> Собрать такого рода коллективы очень трудно. А у нас они собрались с самого начала. <…>

— Вы назвали одним из очень серьeзных конкурентных преимуществ Сколтеха мультидисциплинарность: сильные исследователи могут решать комплексные сложные задачи. Какие Вы ещe видите сильные стороны Сколтеха? В чeм его уникальные конкурентные преимущества на образовательном рынке?

— Как ни странно, это английский язык. В Сколково официальным языком является английский. Вся внутренняя переписка идeт на английском. Лекции читаются на английском. Семинары ведутся на английском. Это крайне важно. Знаете, в чeм проблема? У нас есть задача, поставленная указом президента, — о повышении уровня публикационной активности. Но у нас огромное количество людей просто не умеют писать статьи на английском. И вы знаете: можно нанять любого самого лучшего переводчика, но он тебе профессиональную статью не переведeт. Она сразу пойдeт в корзину. Надо повышать публикационную активность. Но за счeт чего? Например, в старых институтах, таких как Институт проблем передачи информации, мне наиболее близкий, — да, там старые учат молодых и всё естественным образом идeт. Нет переводчиков. Все пишут по-английски сами. Идeт изустное обучение. <…> Ученые должны путешествовать, устанавливать свои собственные связи, искать возможности. Никакой Интернет не заменит личного общения. Никакое чтение статей не заменит погружения и совместную работу с коллегами в других странах. Это абсолютно необходимая компонента любой научной работы сегодня.

— Александр Петрович, несколько лет назад высказывались весьма скептические мнения в связи со Сколтехом из-за того, что не было полноценных лабораторий. Их ведь в чистом поле даже за год не создашь. Какая сейчас ситуация с лабораторной базой в Сколтехе?

— Первоклассная. Просто первоклассная. Сегодняшняя лабораторная база в Сколтехе просто первоклассная.

— По каким направлениям?

— Фотоника, материалы, робототехника — всего не перечислишь. Сегодня в Сколтехе абсолютно первоклассное научное оборудование. Я знаю ведущие университеты мира не понаслышке, а я многое видел. Я прекрасно знаю и MIT, и Стэнфорд, и USC, и французские университеты, и немецкие университеты. Поверьте мне, у нас сегодня первоклассная лабораторная база. У нас сейчас проблема в другом. Мы страдаем от недостатка площади. Мы сейчас снимаем помещения на территории «Реновы». А что значит снимать? Через год будет кампус. Сняли уже 1,5 тыс. кв. м, чтобы поставить там нефтехимическое сложное оборудование.

— И студенты, и аспиранты имеют к нему доступ и могут уже работать, участвовать в экспериментах?

— Конечно. У нас есть студенческая мастерская. Я участков прототипирования видел и в России, и на Западе миллион. Но когда я первый раз по мастерской Сколтеха прошeл, то даже спросил экскурсовода: «Потрясающе сделано. Я вообще никогда не видел, чтоб было так удобно. Кто это делал?» Оказалось, это MITошный проект. Тут надо сказать им спасибо. Там действительно всё, что нужно для прототипирования. И он работает 24 часа в сутки 7 дней в неделю. Там сидит американец Брентон, молодой парень, дико увлечeнный всем этим. Постоянно там толпятся студенты, аспиранты, чeртова туча людей с горящими глазами. Очень приятная обстановка.

— Что бы Вы сказали потенциальным абитуриентам или студентам, которые поступают в магистратуру или в аспирантуру, как бы Вы их мотивировали: почему им нужно выбирать Сколтех?

— Проблема в том, что молодeжь Москвы и Питера в очень существенной степени потеряла интерес к науке по многим причинам. И сейчас основной поток научных технологических лидеров идет из провинции. Это не старые времена. Но тем, кто увлечен наукой, я бы сказал: «ИДИТЕ К НАМ! У НАС ЕСТЬ ВСЕ, КТО ВАС НАУЧИТ, И У НАС ЕСТЬ ВСЁ, ЧТОБЫ ВАМ НАУЧИТЬСЯ».

— Хорошо. Но если Вы говорите об иностранных студентах, почему они должны выбирать Сколтех? Зачем им сюда ехать к вам?

— Нужно посмотреть на статус университета объективно, а это очень нетрудно. А именно: берeтся список профессоров, их CV-список и списки их публикаций (это всё есть на сайте Сколтеха) — и становится ясно, что это действительно первоклассные профессорско-преподавательские кадры. Для этого не нужно быть семи пядей во лбу. Это легко увидеть, просто зайдя на сайт. Ты получаешь заведомо хорошее образование. Второе. Лабораторное оборудование. Плюс к этому с тебя ещe и денег не берут.

— Зачем же вы учите иностранцев бесплатно?

— Когда в советское время был Университет дружбы народов, когда учили будущих лидеров национально-освободительных движений — там всё понятно. Мы формировали некую интеллигентную прослойку, которая могла нас поддерживать. А зачем сейчас? Вроде бы совершенно бессмысленная история. Нет, не бессмысленная. Объясняю. Потому что люди должны приучиться к международной культуре. У нас есть студенты из Европы, из Канады, из Америки, других стран. Да, их немного. Но в целом 20% иностранных студентов. Я не думаю, что это вечная история. Сколтех должен стать брендом. Тогда мы сами будем брать за это деньги. Но, понимаете, эта история с деньгами и университетами, вообще говоря, у нас очень неправильно излагается. Сколько стоит год обучения, например, в MIT, скажем, на инженерном факультете?

— 40–50 тысяч долларов примерно.

— Около того. Да. У юристов и врачей это подороже, а инженерная школа стоит примерно столько.

— И Вы думаете, большой процент людей, которые платят сами за учебу в MIT?

— Ничтожный. Все что-то платят, но, как правило, очень немного. В среднем стипендиальные фонды, внутренние структуры MIT оплачивают процентов Западные университеты живут на эндаументах. Это сказки, что они живут на деньги студентов. Это не так. <…>

— Вы надеетесь, что Сколтех тоже будет развиваться по модели эндаумента?

— Я бы хотел.

— Как бы Вы определили стратегические направления развития Сколтеха? Скажем <…> через 10–15 лет?

— Во-первых, я считаю, что Сколтех так и должен оставаться маленьким университетом. Вот у него есть KPI: 1,2 тыс. студентов и 200 профессоров. Я думаю, что это тот максимум, на который мы, может быть, выйдем через несколько лет и через который ни в коем случае не надо переходить. Но университет должен быть элитным. Наша главная миссия — воспитать научную и инженерную элиту для нашей страны. Элиты не может быть много по определению. Наша задача — воспитать элиту. Как в своe время образовывался Физтех? Было несколько умных людей, которые объяснили Сталину, что нужно воспитать инженерную, физическую, математическую элиту этой страны. И ровно таким же должен сейчас быть и Сколтех. Это совершенно не мешает другим университетам, — Вы поймите, мы ни в коем случае не конкуренты ни Физтеху, ни МГУ. Господи, чем больше, тем лучше.

— В таком случае как складываются отношения Сколтеха с властью? Нынешняя власть понимает то, что надо воспитать элиту?

— Мне кажется, что понимает. Я не власть. Я довольно далeк от этого.

— Вы как раз с другой стороны.

— По моему ощущению, они там всё понимают. Но без эксперимента, подобного Сколтеху, мы никогда не сумеем добиться реально ощутимого результата. Мы должны доказать, что наука нужна стране не как атрибут цивилизованного общества, а как объект для вложения денег налогоплательщиков, как один из столпов государства. Нам дали такую возможность, и мы должны еe использовать.