В 2016 году исполняется 15 лет с трагедии 11 сентября. С тех пор терроризм изменился и предстал, с одной стороны, квазигосударством, а с другой — терактами одиночек, присягающих ему на верность. Это явление активно обсуждают СМИ, государственные мужи и академическое сообщество. В связи с этим переиздание под одной обложкой двух работ Жана Бодрийяра (1929–2007) «Дух терроризма» и «Войны в Заливе не было» представляется не случайным. Нам как будто говорят: перечитайте классика, посмотрите, как он парадоксально поставил вопрос, высказал провокационное суждение, мудро что-то там предсказал. Однако есть такие тексты, которые принято считать аналитическими, но которые куда больше сообщают нам о своем авторе, чем о своем предмете, и чаще плохого, чем хорошего. Перечитывать их мучительно. «Дух терроризма» — из их числа.
Если попытаться представить себе того или иного философа в окружении, которое бы соответствовало эйдосу его мысли, то Бодрийяра мы бы могли обнаружить сидящим на тахте в темной комнате перед включенным телевизором, с пяткой на колене и пультом в руке. С ленивой враждебностью он переключает каналы и после каждого щелчка бормочет, что «по ящику все врут». Однако в процессе чтения «Духа терроризма» перед читателем с некоторой вероятностью может возникнуть совсем другой образ: образ человека, который приветствует насилие, занимает его сторону и проповедует смерть, причем делает это вполне сознательно. Такого Бодрийяра впервые увидели в 2001 году первые критики этой его работы, но с тех пор прошло много времени, почти всё забылось, а множество популярных сегодня публичных интеллектуалов так или иначе поддержали его основной тезис. Поскольку читатели, комментаторы и авторы предисловий к его работам — это довольно часто потрясающие конформисты, принимающие его заявления о собственном «гуманизме» за чистую монету, перед нами стоит задача разобраться, в чем же этот гуманизм состоит и какой из двух этих образов ближе к реальности.
По мысли философа, терроризм — это соразмерный насильственный ответ на насилие либеральной демократии, то есть насилие безопасности, контроля и симулякра, причем ответ, обрушившийся как бы изнутри нее самой как необходимое следствие, а не человеческий произвол. Приблизительно то же самое сказали Деррида, Вирильо и Жижек, и в этом нет еще ничего особенно оригинального. Однако люто ненавидящий Америку Бодрийяр не только не скрывает своей радости по поводу произошедшего, но и безапелляционно заявляет, что всё человечество разделяет ее с ним. Так, он пишет: «священный союз против терроризма, моральное осуждение соразмерны необычайному ликованию, заключенному в созерцании разрушения этого глобального всемогущества», «нельзя не мечтать об уничтожении всякого всемогущества, ставшего до такой степени гегемонистским», — и заключение, пришпиливающее читателя, как булавка бабочку для коллекции: «они это сделали, но мы этого хотели». Бодрийяр не убеждает нас в том, что любой западный человек спит и видит падение башен-близнецов, — он просто знает это, поскольку сам так чувствует. Однако тезис этот говорит что-то лишь о самом авторе: да, он этого хотел еще с 1976 года, когда якобы сам это падение предсказал, но почему мы должны разделить с ним радость — неизвестно.
Однако насилие терроризма всё же по сути своей отличается от насилия Системы, поскольку является реальным, осмысленным, жертвенным, в терминологии автора — символическим, а не симулированным: «Мобилизованное насилие системы обращается против нее самой, потому что террористические акты — это одновременно и зеркало собственного запредельного насилия системы, и модель символического насилия, которое в ней запрещено, это единственный вид насилия, который система не может осуществить, — насилие своей собственной смерти». В других своих работах Бодрийяр часто писал, что человек не может уже даже как следует умереть — умереть раз и навсегда, окончательно, исчезнуть вполне. Даже сама смерть в порядке симулякров стала пародией на саму себя, рассеянием, разделением, копированием: память протезируется «Гуглем», личность — аккаунтом в «Фейсбуке», лицо и голос — картинкой в «Скайпе» и т. д. Человек поэтому предстает как совокупность информации, бесконечно делится, копируется и не может вполне умереть, поскольку слишком много его самого остается после прекращения жизни мозга. Невозможность полностью умереть для каждого отдельного человека сопрягается при этом и со стремлением изгнать смерть в целом из жизни общества — меньше терять убитыми на войне и сбитыми в автокатастрофах, как можно дольше растягивать старость, изымать страдание из самого процесса умирания — здесь к месту вспомнить и критику Хаксли в его антиутопии «Дивный новый мир». Однако именно абсолютная, осмысленная, выстраданная смерть тела для Бодрийяра представляет собой ценность; вместе с терактом она является в систему как бы извне ее самой, из какого-то иного, параллельного измерения.
Чтобы разобраться в том, что такое это символическое, которое прорывает завесу гиперреального и являет нам реальную смерть, огонь и насилие, следует вернуться на двадцать пять лет назад и обратиться к работе «Символический обмен и смерть» (1976) — первому заметному тексту философа. В ней он, ссылаясь на Жоржа Батая (1897–1962), различает современный иллюзорный мир симулякров и первобытный истинный мир ценностей: из первого смерть изгнана, во втором она находится в гармонии с жизнью, так что здесь даже нет жизни и смерти или живых и мертвых, а есть жизнесмерть и живомертвые. Сам Батай, в поздний период своего творчества называвший эти два мира профанным и сакральным, полагал, что этот второй представляет собой природу в ее единстве и тотальном насилии, поскольку галактики в ней несутся вдаль, лев пожирает антилопу и всё живое умирает. Изгнанный из своего животного состояния, человек может вернуться в него путем принесения в жертву своей человечности, то есть своего эго, своей субъектности. Итак, именно из сферы этого сакрального, насильственного и жертвенного безумия и явились к нам, согласно Бодрийяру, террористы, и это явление он приветствует. Однако Батай, при всей своей одержимости насилием, войной и жертвами, ограничивал ее только воображаемым прошлым и своей собственной смертью, резко осуждая всё то, современником чему ему довелось стать, и в первую очередь Вторую мировую. В последовавших за «Духом терроризма» комментариях на эту же тему Бодрийяр возвращается и к идее господства (или суверенности), прошедшей долгий путь интерпретации от Гегеля через Кожева к Батаю: по отношению к нам террористы выступают в качестве гегелевских господ, поскольку готовы рисковать ценностью собственной жизни. Никакого другого смысла, помимо этого жертвенного, у терроризма нет, но поэтому-то он и может разрушить систему.
Удивляться такому отношению Бодрийяра к терроризму, однако, не стоит. Это вовсе не coming out, всё давно уже было известно, просто либо не замечалось, либо фильтровалось. Так, в конце «Симулякров и симуляции» (1981) есть такой пассаж: «…это не решает насущной необходимости нанести вполне определенное поражение системе. Это может сделать лишь терроризм. <…> Если быть террористом — это означает переносить, вплоть до границы непереносимости гегемонистской системы, эту радикальную черту насмешки и насилия, тогда я террорист и нигилист теории, как иные террористы и нигилисты с оружием в руках». Единственное, что вызывает недовольство автора, — это невозможность такого терроризма, который ему бы хотелось видеть, потому что «в этой системе даже смерть поражает своим отсутствием. Вспомните крупные теракты последних лет: смерть аннулирована индифферентностью, и в этом терроризм является невольным соучастником системы <…> Для смерти — ни ритуальной, ни насильственной — уже не осталось сцены <…> где она могла бы проявить себя, сыграть свою роль». Как видим, за двадцать лет ничего не изменилось: он жаждал жертвенной смерти еще в 1981 году, и в 2001-м такая смерть была найдена и снискала его одобрение. Кажется, что после этого уже не нужны никакие слова: это не оригинальная мысль, не провокативный тезис, да и мы не ошиблись: он просто открытым текстом поддерживает разрушение, насилие и убийство, потому что видит в них «меньшее зло» или даже не зло вовсе, потому что нет ни добра, ни зла. Бумага с его подписью у нас на руках, но что с этим делать теперь — непонятно. Для начала, вероятно, следует перестать считать «Дух терроризма» «анализом» «проблемы» терроризма: это то же самое, что считать сочинения Ганса Гюнте-ра «анализом» «проблемы» расы. Добавим, что, хотя Бодрийяр и пишет везде об изгнании смерти в современном мире, он сам же вполне изгоняет ее из своего собственного дискурса: он не только не говорит ничего о трех тысячах жертв 11 сентября, но и само слово «смерть» в его употреблении какое-то пластмассовое: в его текстах нет места боли, крови, удушью, рвоте, искалеченным телам, травмам, уродствам или чему бы то ни было в этом роде, что в текстах того же Батая постоянно обращает на себя внимание и возвращает к корпоральному измерению человеческого бытия.
Взгляд Бодрийяра на терроризм в общем контексте его философии, однако, вовсе не является аномалией: он действительно поддерживает любое насилие в той мере, в какой оно противостоит «системе». В одной из сносок в «Симулякрах и симуляции» он как бы походя реабилитирует фашизм. Оригинал здесь опять-таки красноречивее любых комментариев: «Сам фашизм, тайна его появления и его коллективной энергии, ни одна интерпретация которого не является удачной <…> может интерпретироваться теперь как „иррациональная“ эскалация мифических и политических референтов, безумная интенсификация коллективных ценностей (крови, расы, нации и т. д.), повторная инъекция смерти, „политической эстетики смерти“, которая происходит в момент, когда на Западе уже сильно дает о себе знать процесс разочарования в ценности и коллективных ценностях, рациональной секуляризации и одномеризации всего бытия, операционализации всей общественной и индивидуальной жизни. И опять-таки всё годится, чтобы избежать этой катастрофы ценности, этой нейтрализации и умиротворения жизни. Фашизм является сопротивлением <…> чему-то еще более худшему».
Критикуя скрытое системное насилие западной либеральной демократии, влиятельные французские интеллектуалы XX века бесчисленное множество раз впадали в другую крайность, оправдывая прямое, революционное, освободительное и так далее насилие и поддерживая консервативные, милитаристские и репрессивные режимы. Хорошо известен поворот Сартра к Советскому Союзу и его поддержка революций на Кубе и в Камбодже; однажды он заявил даже, что убить европейца — это значит убить одним камнем двух птиц: уничтожить угнетателя и освободить угнетенного. Фуко с энтузиазмом встретил исламскую революцию в Иране 1979 года и несколько лет говорил по ее поводу совершенно безумные вещи вроде того, что в ее результате будет достигнута подлинная свобода, равенство, братство и прочее. Когда начались массовые казни, он примолк, но от слов своих так никогда и не отказался. Едва ли не все свободолюбивые «шестидесятники» были рьяными маоистами и всячески поддерживали «культурную революцию».
И это только во Франции: за скобками остается «Манифест 93-х» в поддержку германского милитаризма, апологии насильственных режимов, войн и насилия со стороны Шелера, Юнга, Хайдеггера, Гамсуна, Юнгера, Шмитта, Чорана, Элиаде и десятков других влиятельных интеллектуалов. Бодрийяр замыкает эту печальную процессию, но стоит при этом в некотором отдалении от всех прочих. «Дух терроризма» был написан им через тридцать лет после того, как последние более или менее простительные иллюзии должны были окончательно развеяться. Этого, как мы видели, не произошло. Ореол святости, окружающий иных мыслителей, делает их практически неуязвимыми для любой критики или тем более переоценки. Все и всегда знали о ректорских выступлениях Хайдеггера 1933–1934 годов, но пришлось дождаться публикации «Черных тетрадей», чтобы хотя бы чуточку поцарапать пуленепробиваемый барьер его величия и едва ли не силой вытрясти из академической общественности гипотезу, что он нацист. Оправдания фашизма, насилия и терроризма, очевидно, недостаточно, чтобы начать переоценку Бодрийяра; еще при его жизни это не удалось Сьюзен Зонтаг, которая прекрасно знала, что он из себя представляет, и которую он в начале 1990-х обвинил в агрессивном распространении нового мирового порядка за оказание помощи боснийцам после геноцида. Бодрийяр, к сожалению, уже въелся в язык массового читателя, который жалуется на телепропаганду, американское вранье и вообще на засилье симулякров, — хотя само это слово не описывает реальность, а определяет наше к ней отношение и в этом смысле ее создает. Остается лишь надежда на то, что со временем отомрет и исчезнет сам этот язык, как отмирает и шелушится кожа.
Алексей Зыгмонт,
аспирант Школы философии факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ
Фото из «Википедии»
Произведение вполне в духе ВШЭ, по сравнению с экономистами из которой любая тоталитарная секта — младшая группа детского сада.
Постоянно углубляющееся мировое разделение труда? Нет, не слышали. Возникновение всё новых и новых технологий, постоянно уменьшающих количество реально независимых производителей в огромном количестве ключевых отраслей и тем самым ликвидирующих технологическую основу рыночной экономики? Такого нет, не было и быть не может! Рынок акбар!
А какое поднимается возмущение, когда в результате всех этих процессов возникает «золотой миллиард», окруженный нищими и безграмотными, когда эти нищие и безграмотные восстают, как умеют, против тех, кто дестабилизирует мировую экономику, уничтожая рынок и при этом не только не пытается его ничем заменить, но даже отказывается признать сам факт этого уничтожения, потому что им это очень и очень выгодно!
Крылатые ракеты и бомбёжки с шести километров — это хорошо, а взрывы одиночек — плохо? А может плохо и то, и то другое? И ещё неизвестно, что хуже? Может, пора, наконец, понять, что мир изменился и пора отнестись к этому серьёзно?
Нет, только не во ВШЭ! Это же подрыв устоев! Как после этого можно будет оправдать принесение на алтарь Вечного Рынка интересов сотен миллионов людей?
Значительно легче и много выгодней ругать философов, спинным мозгом почувствовавших и высказавших, пусть и в не слишком удачной форме, что к миру в XXI-ом веке нельзя относиться так, как относились в XVIII-ом, что мир изменился и изменился кардинально.
Что нужно, наконец, открыть глаза и перестать повторять заезженные мантры.
Всем пофиг ваши дискурсы, они ничего не изменят. Но почему-то вспоминается, что в Голландии наркотики легальны, а в Мексике с ними борются и по несколько тыс. человек в год забивают, в отличие от Голландии: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%B0%D1%80%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B0_%D0%B2_%D0%9C%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B8%D0%BA%D0%B5. Война с терроризмом — это, среди прочего, хороший бизнес + неплохие политические дивиденды. Майкл Мур довольно неплохо это прояснил (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D0%B0%D1%80%D0%B5%D0%BD%D0%B3%D0%B5%D0%B9%D1%82_9/11). Надо понимать в первую очередь, что терроризм — это политическая деятельность и форма партизанской войны, порожденные нищетой и низким уровнем жизни. Если вам нужен образ врага под свою политику, то лучшего врага вам не найти: анонимный, непонятный, поглощающий столько бюджета, сколько вам потребуется. И конечно «лучший» способ борьбы с нищетой и низким уровнем жизни — это война на нищих территориях. Ведя ее регулярно, можно подкармливать и стричь своего лучшего врага до бесконечности.
Что же нужно делать? Легализовать наркотики? Не как в Голландии, а по-настоящему? Тогда это дело тут же возьмут в свои руки те, в чьих руках действительно большие деньги, т.е. глобальные корпорации. Они проинвестируют в соответствующие производства и мы получим реинкарнацию ввоза опиума в Китай, только в много большем масштабе. Напомню, что в той же Англии опиум был вполне легален, его можно было свободно купить в аптеке (если, конечно, были деньги). Но пушистый зверёк упорно стремился обосноваться в Китае.
Перестать бороться с терроризмом? Он и так используется мировыми державами в своих целях, не имеющих почти ничего общего с ликвидацией нищеты. Даже на региональном уровне те же саудиты и иранцы с огромным удовольствием используют нищих в своих целях. И невредно вспомнить, что как Пакистан, так и Индия обладают ядерным оружием, да и у сторонников Яхве и Элохима найдётся пара сотен в загашнике.
Будем ждать?
Браво, Бодрийяр! И после смерти не дает покоя мелкотравчатым либералам с их богомерзкими мыслишками.
Последние строчки напомнили известное откровение Чубайса о Достоевском: «Я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку. Он, безусловно, гений, но его представление о русских и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывают у меня желание разорвать его на куски».
И Ницше еще вспомнился, раз уж речь об авторах зашла:
Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий всё маленьким. Его род неистребим, как земляная блоха; последний человек живёт дольше всех.
«Счастье найдено нами», — говорят последние люди, и моргают…
Вот тут действительно интересная рефлексия на «Дух терроризма», а не нытье «моргающего» по поводу того, что Бодрийяр террорист, фашист и просто плохой человек:
https://vk.com/wall-60854067_62639
Мне как раз сегодня довелось пообщаться с американским физиком, который рассказал, как в годы молодости он и ещё несколько коллег с разных факультетов стали горой за профессора истории, которому отказали в теньюре (т.е. переводе с временной позиции на постоянную). Для отказа у кафедры были поводы, но была и причина: тот историк был поклонником анархизма и откровенно проталкивал анархические идеи на лекциях. Группа поддержки убедила ректора пойти наперекор кафедре и дать анархистствующему историку постоянную должность.
Поначалу я восхитился этим актом профессорской солидарности. Но после подумал: а достойно ли они поступили? Надо ли засорять академическую сообщество анархистами?
Поработав подолгу в нескольких западных странах, я стал очень критически относиться ко многим аспектам западной политики. Но одновременно с этим пришло и понимание того факта, что замусоривание университетской и журналистской среды леваками и шарлатанами — это не есть ответ на пороки современного Запада. Маоисты, феминисты, анархисты, извращенцы, палестинолюбы — вся эта шушера не есть антитеза паразитической банковской системе и её производным. Это не антитеза империализму и эксплуатации Третьего Мира. Ал Капоне пытался излечиться от сифилиса, заразив себя малярией в надежде, что это мобилизует иммунную систему; не помогло.
Проблема не в Бодрийяре, а в той нездоровой интеллектуальной среде, из которой он вышел и в которой он оказался востребован. Кто-то принял его в аспирантуру, кто-то голосовал на защите, кто-то согласился принять его на работу (и не отважился выгнать, когда он стал путать интеллектуальную свободу с преступной деятельностью). Мой опыт учёбы и работы в нескольких западных ВУЗ`ах говорит мне о том, что разложение в университетской среде прошло точку невозврата и изгнать злой дух Бодрийяра уже не удастся. Как не удастся, вероятно, излечить и пороки либерализма, протих которых восстают бодрийяры.
На мой взгляд, в первую очередь нужно понять суть происходящих процессов. Бодрийяр — один из тех, кто обратил внимание на само их существование. Ведь та Система, о которой упоминается в материале, не есть нечто кажущееся и потустороннее.
Происходит совершенно естественная концентрация управленческих функций в совершенно определённых кругах. Каждый из деятелей с Wall-Street с огромным удовольствием перегрызёт глотку другому такому же деятелю. Но все вместе они преследуют конкретные цели. Выходов я вижу всего два.
1. Либо нужно остановить процесс глобализации (т.е. мирового разделения труда), для чего нужно заморозить технический прогресс.
2. Либо взять естественно формирующиеся центры управления под контроль общества и использовать в интересах подавляющего большинства населения, а не узкой группы случайно оказавшихся у руля лиц.
С математической точки зрения речь идёт о трансформации предсказуемой в среднем стохастической системы, состоящей из большого числа элементов, в абсолютно непредсказуемую хаотическую, состоящую из небольшого числа элементов. Поэтому нужно либо остановить процесс, либо кардинально менять систему управления.
>Либо взять естественно формирующиеся центры управления под контроль общества и использовать в интересах подавляющего большинства населения, а не узкой группы случайно оказавшихся у руля лиц.
Ага. Только часто бывает, что люди, заявляющие о себе как «контроль общества», якобы действующие «в интересах подавляющего большинства населения», в глазах других оказываются «узкой группой случайно оказавшихся у руля лиц». Все зависит от точки зрения.
«…люди, заявляющие о себе как «контроль общества», якобы действующие «в интересах подавляющего большинства населения»…»
Я говорил не о заявлениях, а о реальном контроле.
Публичное оправдание терроризма — это теперь уголовная статья, 205.2 УК РФ
Даже оправдание мировым разделением труда.
Нужно рассказывать, чем оправдание отличается от объяснения?
Вот что я прочитал — что терроризм это плохо, очень плохо, суперплохо. Кто пытается объяснить, что террористы — это не адские изверги, а нищие, обобранные и убогие люди, разоренные глупыми играми великих держав и стоящих за ними денежных мешков, тот — сам террорист. В концлагерь его! Поистине хочется, чтоб этот гадюшник, ВШЭ, перевели на обычные преподские зарплаты, 20 тыс. р. на должности доцента отрезвили бы мечтателей.
Аспирант философского факультета транслирует мнение самого рядового обывателя. Причем настолько банальное, что даже противно. А уж переход на личности – это вообще уровень базарной бабы. Типа упомянутой Зонтаг, давно всеми забытой и ничего из себя не представляющей. Не знаю как в ВШЭ с экономикой, но с философией, видимо, точно не очень.
Ну а Бодрийяра забыть еще долго не получится, как бы этого многие не хотели. Потому что симулякр на симулякре едет и симулякром погоняет.
Да все философы 20-го века с приветом. Французы особенно.
Зато наши так нормальны, что от них психиатры шарахаются.
Попытки морализировать естественные и сложные процессы природы [к которым несомненно относятся проблема организации и эволюции сложных систем (таких как человеческое общество), проблемы действия и противодействия в них, выработка обратных связей, пути адаптаций животных инстинктов, возникших в нашем зоологическом прошлом и продолжающих руководить нашими эмоциями и давать задания нашему мышлению в ныне совсем иных условиях] способны привести нас только к бессмысленной конфронтации, спорам ни о чем и дракам без смысла.
К сожалению нынешние философы — в основном гуманитарии, а это в настоящее время значит, что у них нет необходимого багажа знаний о естественных системах природы, нет понимания методологии научного мышления в сложных системных вопросах (его нет, к сожалению, даже у многих нынешних естественников и технарей — ну многие ли расскажут вам про уже даже поднадоевший знающим людям гипотетико-дедуктивный метод Поппера и пр.). В их рассуждениях главную роль продолжают играть красивая фраза, звучное слово или эпатажный афоризм, а не собственно мысль и ее правдоподобие в свете наших знаний о природе и обществе.
А ведь то, что усиление давление в одной части общества ведет к усилению ответа на него в другой, и что это есть защитная стабилизирующая реакция любой системы, кажется должно бы быть понятным каждому. И то, что сломав возможность ответа на это давление, будет сломана вся система (на стол положили слишком большой груз и он сломался) — тоже, казалось бы, должно быть понятно всем. Но в гуманитарном мышлении пока не принято излагать мысли просто и доходчиво, поддерживаются недоговоренности, морализация, различные обвинения или аппеляция к авторитетам (включая религиозных), подчас даже путанность (туманность) изложения и «замыливание» прямых выводов из высказанных сентенций. Все это мы видим как у автора данной статьи, так и в произведениях тех философов, которых он поддерживает или критикует.
То есть из Вашего сочувствия международному терроризму («сложное явление» «давление в одной части общества» (c)) можно сделать вывод что Россия этот терроризм поддерживает и финансирует кто-б сомневался! Кстате если предствить себе на минуту что взрывы 1999 года в Москве (не той что во Флориде!) возникает вопрос к Вам. Почему по-Вашему террористы которые взрывают дома в Москве плохие а которые взрывают дома в Нью-Йорке «хорошие»? Или те кто дома в Москве взрывают тоже пользуются Вашим сочувствием как «сложное явление»? lol
В предыдущем комментарии следует читать следующее. Если представить себе на минуту что взрывы 1999 года в Москве (не той что во Флориде!) организованы чеченскими террористами и дальше по тексту
Промашка вышла.
Последний абзац статьи — в чистом виде аргумент ad hominem, ну и как бы тут всё ясно не только с Бодрийяром.
А по существу, например, «по отношению к нам террористы выступают в качестве гегелевских господ, поскольку готовы рисковать ценностью собственной жизни» — мысль интересная и полезная (хоть это и не абсолютная истина в последней инстанции), если мы хотим понять что-то в терроризме; что, впрочем, целью автора статьи очевидно не является.