В искусствоведческой традиции нидерландский мастер Петер Артсен (Pieter Aertsen, 1508–1575) считается первым художником, сделавшим изображение «неживой натуры» главной задачей большинства своих полотен. До появления изысканных «завтраков» и изящных цветочных натюрмортов, украшающих, в частности, нашу эрмитажную коллекцию, оставалось без малого столетие, а Артсен уже создавал свои «рынки», «кухни», рисовал торговок у переполненных прилавков и поварих среди сковородок и котелков (рис. 1).
На многих полотнах Артсена на дальнем плане «мерцают» традиционные сцены из Священного писания — Мария с младенцем, подающая милостыню нищим; Христос с учениками и т. д. При этом, оставаясь в пределах одного полотна, евангельские сцены очевидным образом пребывают как бы в особом измерении. Окорока, овощи, телячьи головы, пучки зеленого лука и сверкающие боками глиняные горшки вываливаются прямо на зрителя, как бы переполняя тесные границы рамы, поражая своей натуральностью. А фигуры Иисуса, Марии и святых нередко не только растворены в дымке дальнего плана, но и написаны с немалой долей условности (рис. 2).
Так, на полотне «Христос с Марией и Марфой» (рис. 3) группа, слушающая Иисуса на фоне античного портика, пребывает явно в ином пространстве, нежели расположенная на среднем плане группа дам и мужчин, занятых беседой и приготовлением еды. И совсем особое пространство — это передний план картины с типичным для Артсена набором «плодов земных», свидетельствующих о благодати и изобилии. Здесь же и те, для кого Господь создал это изобилие: почти натуралистично написанные две женщины и мужчина в характерных для Нидерландов XVI века костюмах.
Любопытно, что формы некоторых предметов обихода XVI века, любовно изображенных художником, не изменились до наших дней. Так, устойчивой оказалась не только форма высокого бокала для вина, что, в общем, объяснимо, но сохранила свою форму и плетеная хозяйственная корзина — см. рис. 3.
Удивительно ли, что Артсен был очень популярен, да и сыновья его тоже стали художниками? Если сравнить композиции нашего героя с натюрмортами голландских художников XVII века, то бросается в глаза различие задач, которые ставили перед собой мастера, условно говоря, круга Артсена и тех «голландцев», которых мы хорошо знаем, например, по нашему эрмитажному собранию.
Артсен писал не отдельные предметы (пусть и в эстетически значимом их взаимодействии), а мощь плодов земных, полноту жизни. Где, как не на рынке или на кухне, телячья голова естественным образом соседствует с ощипанным цыпленком и грудой лука и яблок? Изобилие и радость жизни Петер Артсен передает с некоторой как бы избыточностью, нередко свойственной «первопроходцам» жанра: сотни полотен будут написаны, прежде чем Жан Батист Шарден (1699-1779; французский живописец, известный своими натюрмортами и изображением сцен из повседневной жизни. — Ред.) заставит нас поверить в то, что для достижения тех же целей достаточно изобразить три предмета…
Ревекка Фрумкина