Сад Доброй Надежды
К вечеру второго дня мы прибываем в Кейптаун. Для обычных туристов этот город начинается со знаменитого порта. Мы же посвящаем первый день поездке на мыс Доброй Надежды; по пути заезжаем посмотреть на колонию очковых пингвинов. А во второй день отправляемся в Кирстенбош.
Кирстенбош — это огромный ботанический сад у подножья знаменитой Столовой горы, очерчивающей контур мегаполиса. Надо сказать, что приезжают сюда не только ради научного интереса. Кирстенбош обязателен к посещению как объект Всемирного наследия ЮНЕСКО. Тут и правда есть что посмотреть. В саду можно найти более 7 тыс. видов цветковых растений. Среди них огромное количество — эндемики, т. е. растения, которые в естественных условиях можно найти только на данной территории. Местные жители относятся к их разнообразию как к национальному достоянию страны.
Въезжаем в дальние ворота Кирстенбоша. У нас на руках — разрешение на сбор растений на территории Западно-Капской провинции, заранее полученное от природоохранных властей, а также пермит на работу в ботаническом саду, выданный его руководством. Для каждой провинции в ЮАР нужно получать отдельное разрешение, что весьма хлопотно. Нас встречает молодой улыбчивый Машудо Ндандулени, куратор коллекции протейных. Его первый вопрос к нам: «У вас есть с собой инструменты? Вы их продезинфицировали?» Инструменты с собой, а Машудо приносит спирт и вытирает им наши секаторы, ножи и ножовку: «Мы очень боимся заразить наши деревья, поэтому это делать необходимо». Далее мы идем в парк: он огромный и постепенно уходит в гору. Протеям выделен особый участок. Машудо называет каждый вид по латыни, а также выбирает те растения, с которых можно срезать образцы, не нанося им серьезного вреда и не портя внешний вид. Как правило, это сломанные или некрасивые кустарники, находящиеся в дальних уголках парка. Мы с пониманием относимся к его требованиям, но все-таки стараемся брать образцы древесины и коры из как можно более толстой части ствола… Спиленные части растений пойдут также для гербария и для химического анализа.
День в Кирстенбоше оказался довольно «урожайным» — здесь нам удается собрать 25 видов растений. Несколько больших пластиковых пакетов с растениями лежат в багажнике машины. Но рабочий экспедиционный день на этом не заканчивается. Вечером в гостинице нужно отпилить и надписать образцы древесины, заложить ветки в гербарный пресс, а маленький кусочек молодого листа (образец ДНК) положить в пакетик с силикагелем. Отдельная работа — отобрать и отпрепарировать образцы молодой и зрелой коры, листьев и соцветий (в том числе и в бутонах — они особенно ценны для изучения развития цветка) для анатомических и морфологических исследований: их надо разложить по баночкам, написать им этикетки и залить спиртом. Обязательная часть работы — пронумеровать все образцы и ввести информацию в компьютер. После насыщенного дня в поле на это может уйти несколько часов. Спать ложимся за полночь. Рано утром покидаем Кейптаун и отправляемся на восток от него, в Херманус. До него три часа пути.
Финбош, рожденный в огне
По правую руку — океан, по левую — горы, а посередине — городок Херманус. Здесь можно долго сидеть на берегу и искать глазами китов. За тем сюда и приезжают туристы. Нам, однако, не повезло: за три дня нашего пребывания киты так и не появились. Впрочем, во всем остальном мы разочарованы не были.
Наша машина сворачивает в сторону гор, где расположен заповедник Фернклуф (Fernkloof Nature Reserve). Нас встречает пожилая, но очень бодрая миссис Ли Бёрман — представитель Ботанического общества Хермануса, созданного группой энтузиастов, на плечах которых, по сути, и лежит забота о поддержании заповедника. Она показывает нам на схеме, куда имеет смысл идти для сбора нужных нам растений. Дальше нам предстоит работать самостоятельно. Преодолев по аккуратным дорожках небольшой ботанический садик, мы попадаем в финбош.
Финбош — это особый тип растительности, в ботаническом смысле «фирменная карточка» Западно-Капской провинции. Он представляет собой плотные, густые заросли разнообразных кустарников — иногда высотой по колено, иногда — метра два или три. Слово «финбош» (fynbos) можно перевести с африкаанса как «тонколесье». Этот тип растительности во многом подобен калифорнийскому чапаралю или средиземноморскому маквису (он же маки́, известный нам как место действия новеллы Проспера Мериме «Маттео Фальконе» и как пристанище французских партизан), но отличается от них исключительным разнообразием видов. Именно благодаря финбошу Капская провинция признана флористическим царством, и протейные играют в нем не последнюю роль.
Заповедник Фернклуф — это небольшой (1800 га) участок склона горы с тропами, водопадами и тем самым финбошем. Здесь насчитывают более 1400 видов растений — рекордный показатель для такого маленького клочка земли. Мы углубляемся в заросли и начинаем искать нужные растения. Ищем по списку. Поскольку видов очень много, то помогает разобраться определитель. Не могу не отметить совершенно потрясающего качества фотографии в местных определителях, с помощью которых в работу смогла включиться даже я. Но и с двумя томами на троих нам непросто разобраться с окружающим нас буйством растительности, тонкостей много, и тут бы пригодилась помощь коллеги Машудо из Кейптауна — но увы. Мы собираем протеи, лейкодендроны, лейкоспермумы и аулаксы, очередной цветок в руках может стать предметом горячего спора. Однако окончательный ответ о принадлежности растения даст гербарий, который будет собран вместе с прочими образцами.
Цветной горный пейзаж вокруг нас неоднороден. На фоне нежно-зеленого или желтого финбоша с пестрыми вкраплениями цветов выделяются мрачно-черные пятна. Это выжженная земля — недавно здесь был пожар. На черном грунте, однако, уже пробивается травка, а кое-где заметны яркие голубые и желтые цветки. Подобно нашему иван-чаю, они выросли именно на месте пожара. Биологи называют финбош «пирогенным сообществом»: его растения не просто приспособлены к пожарам, но и не могут без него нормально расти и возобновляться. А почвы в финбоше очень бедны азотом, поэтому многие растения в нем живут в симбиозе с бактериями, способными фиксировать этот химический элемент из атмосферы. Другие, например росянки с огромными белыми цветками, восполняют нехватку азота, отлавливая и переваривая насекомых. Кустарники финбоша возобновляются после пожара по-разному. Есть так называемые «сидеры» (seeders), они сгорают целиком, а новое поколение вырастает из сохранившихся семян. Как правило, их можно распознать по надземному стволику, от которого отходят многочисленные ветви. Другую стратегию демонстрируют «спраутеры» (sprouters), у которых сгорает только надземная часть, но сохраняются подземные органы. У таких кустарников нет выраженного стволика — главные их ветви выходят из-под земли. Среди протейных есть и сидеры, и спраутеры: причем разные стратегии возобновления могут быть у очень близких видов, практически неразличимых между собой по другим признакам. Регулярные пожары — это важнейший стимул видообразования у растений финбоша, а значит, одна из причин удивительного богатства Капской флоры.
В Фернклуфе мы собрали десяток видов протейных. Среди них — протея сердцелистная (Protea cordata). В отличие от большинства других протей, соцветия у нее бурые и невзрачные, расположенные на уровне земли, а тоненькие невысокие ветви с сизыми листьями отходят от подземного корневища. Интересно, что опыляется она мышами (а не птицами-нектарницами и жуками, как другие); вероятно, они находят цветки по запаху. И это — тоже протея!
Полина Оскольская
Фото автора
Окончание следует
Начало см. в предыдущем номере