За протеями в Южную Африку. Ботаническая экспедиция глазами неботаника. Часть 3

Охота за спаталлой и диастеллой

День работы в Фернклуфе, как сказал отец, «помог нам настроить оптику»: мы научились узнавать интересующие нас растения «в лицо». Следующие два дня мы использовали этот навык на практике. Мы колесили вдоль океана, залезали в прибрежные горы, возвращаясь на ночлег в Херманус. Добрались и до мыса Игольный — самой южной оконечности Африки, разделяющей Атлантический и Индийский океаны. Всюду мы смотрели по сторонам в поисках протейных, находили кое-что интересное. Но в нашей коллекции пока отсутствовал материал по двум родам протейных — спаталла (Spatalla) и диастелла (Diastella), а они нам не попадались.

В отличие от большинства протейных, обладающих мощным стеблем, плотными листьями и крупными соцветиями, спаталла и диастелла — это совсем небольшие кустарники с тонкими ветвями, внешне напоминающие наш болотный багульник. Соцветия у них тоже небольшие, так что заметить их нелегко. Удача побаловала нас утром третьего дня, когда мы решили на прощанье снова заехать в Фернклуф. Поднимаясь по склону, отец вдруг увидел небольшой кустик с узкими листьями и характерным белым соцветием. Вот она, спаталла!

Диастеллу же мы нашли по наводке местных любителей ботаники. Они сообщили нам, что видели это растение в 30 км от Хермануса, в горах возле городка Беттис-Бей. Мы отправились туда, по первой же грунтовке заехали на склон горы. Погода была, конечно, не для прогулок. На горе нас порядком сдувало — океан не забывал напоминать о себе. Диастеллу нашла Лина, обнаружив нежный кустик с розовыми цветками. Список закрыт!

Но экспедиция не закончена, мы едем на север Западно-Капской провинции, край живописного горного массива Седерберг. Путь неблизкий — более 200 км. Приезжаем затемно.

В долине лимонов и ройбуша

«Седерберг» в переводе с африкаанс значит «кедровые горы». «Кедром» местные жители называют видрингтонию (Widdringtonia) — хвойное дерево из семейства кипарисовых, эндемичное для Южной Африки. Честно говоря, я ожидала увидеть южноафриканский Алтай, где всё будет покрыто хвойными лесами, и была разочарована: кедра я так и не увидела.

Как мне объяснили, встретить его в горах — большая удача: то, что осталось после окультуривания местных территорий, находится высоко на вершинах и с подножия гор не видно. А горы эти повыше всех, что мы видели до этого. Их склоны привычно густо покрыты кустарником, но финбош здесь совсем другой — это видно даже не приглядываясь.

В долинах Седерберга выращивают лимоны, мандарины и другие цитрусы (соседний городок так и называется Цитрусдейл — «цитрусовая долина»), а на более ровных местах видны плантации ройбуша. Сырье для этого напитка выращивается только здесь и больше нигде: все попытки культивировать аспалатус в других странах были неудачными.

Мы ночуем в небольшом городке Клэнвильяме. Утром к нам в гостиницу приезжает профессор Бен-Эрик ван Вейк, старый друг отца и его коллега и соавтор в Йоханнесбургском университете. Бен-Эрик — великолепный знаток флоры Южной Африки. Область его интересов даже выходит за пределы чистой биологии. Сейчас он занимается в основном этноботаникой: изучает традиционное использование растений местными народами, названия, лечебные свойства, употребление в пищу — знания, которые в нынешнее время постепенно исчезают с переездом людей в города.

Сегодня Бен-Эрик с нами в поле. Благодаря его помощи мы быстро находим несколько видов протейных, которых еще нет в нашей коллекции, и у нас даже остается время на осмотр наскальных рисунков койсанов — коренных жителей этих мест.

После дня работы нам осталось лишь одно, последнее в нашем списке растение — параномус (Paranomus reflexus). Бен-Эрик предлагает поехать в местечко примерно в 20 км от Клэнвильяма, где можно его найти. Отправляемся туда, извилистая песчаная дорога уходит вглубь долины, вдоль которой всё засеяно цветущими цитрусовыми деревьями — сплошные фермерские хозяйства. Неудивительно,что нужный куст параномуса мы находим за забором очередной лимонной плантации.

Как достать образец, не перелезая через забор? Все-таки это частная территория. По законам ЮАР для сбора растений нужно получить разрешение от собственника земли (в противном случае за нахождение без спроса на территории хозяин имеет право стрелять без предупреждения). Впрочем, суровый по формулировке закон на деле подразумевает обычную устную договоренность с фермером. Владельца плантации удалось найти в паре километров от точки, и никаких возражений он не имел. Как правило, фермеры открыты и совсем не против помочь ученым: эта профессия здесь в почете.

Итак, багажник и салон нашего небольшого авто забит доверху. В белых пакетах главные результаты нашей поездки: мы собрали 35 видов протейных, относящихся к 10 из 11 родов, представленных в Капской флоре. На этот раз более чем достаточно — довольные, мы поворачиваем в сторону дома…

За кадром: практические вопросы

Полевые экспедиции у нас часто ассоциируются с суровой романтикой. Достаточно вспомнить недавний фильм «Территория» по роману Олега Куваева — смелые герои пробираются сквозь непроглядный лес, одолевают горы, борются с природой ради того, чтобы попасть туда, куда еще не ступала нога человека, и изведать неизведанный край. Нельзя сказать, что это неправда: условия в реальных полевых экспедициях действительно отличаются суровостью: ночевки в палатке, еда на костре, зависимость от погодных условий, ближайшая медпомощь — в 100 км. Перевалочный пункт — страшненькая гостиница или турбаза в райцентре, там же где-то и баня. А вокруг бесконечная тайга, горы, степь… У нас.

Наша южноафриканская экспедиция, конечно, не вписывается в такой формат и разочарует любителей таежно-сибирской романтики, но зато порадует уставших полевых исследователей. В диких, неосвоенных местах мы не работали — потому что в сравнительно небольшой по размеру ЮАР их практически нет. Есть заповедники. Это территории, которые находятся под охраной, но, как правило, туда есть доступ как обычным любителям природы, так и людям с профессиональными интересами.

Наши бытовые условия были очень комфортными: проживание в гостинице, арендованная машина, еда на кухне или в кафе — всё это больше походило на заграничную поездку на конференцию. Вечером, конечно, наш номер временно превращался в биологическую станцию: на полу валялись газеты, на диване перекладывался гербарий, в угол были сложены ветки. Мешки с образцами лежали в другом углу. Но всегда был под рукой Интернет — мы не в тайге! Возможно, романтики в таком образе жизни маловато, но, пожалуй, ею можно и пожертвовать в пользу более надежного сбора материала, не настолько зависимого от прихотей погоды, холода и прочих природных сюрпризов.

Финансирование нашей экспедиции осуществлялось за счет research money, которые отец получил от Йоханнесбургского университета. Каждый год их выдают сотрудникам университета; сумма зависит от числа публикаций в предыдущем году. Research money можно расходовать на разнообразные нужды, связанные с научными исследованиями (включая оплату членских взносов, покупку литературы и т. д.), однако их нельзя тратить на зарплату.

За семь статей в журналах, индексируемых в Web of Science, отец получил сумму, сравнимую по размерам с инициативным грантом РФФИ. На собственном опыте получилось убедиться, что этих денег вполне хватает, чтобы организовать экспедиционную поездку, включающую проживание и аренду машины.

Живая пустыня

Обратный путь из Западно-Капской провинции в Йоханнесбург идет по северу страны. Наша дорога проходит мимо городка Ниводво (Niewoudtville), окрестности которого знамениты особым разнообразием и изобилием весенних цветов. Кажется, что мы едем по бесконечному лугу: оранжевые и желтые цветы на большой скорости сливаются в один мохнатый ковер. Но скоро весна кончится, цветение завершится, останется желто-зеленая равнина, покрытая лишь невысокими кустарниками, – так называемый риностервельд.

Постепенно цветов становится меньше: перед нами пустыня Калахари. Строго говоря, бо́льшая ее часть раскинулась на территории Ботсваны и Намибии, мы же проехали по краешку южной оконечности.

Даже сейчас мне сложно отделаться от мысли, что пустыня — это не только песчаные дюны, как рисуют обычно в книжках, и даже скорее совсем не они. В основном это кустарники и невысокие деревья, но попадаются и отдельные растения с яркими цветками. Летом солнце выжжет их, и пустыня приобретет вид привычной безжизненности (которая, впрочем, весьма условна: на протяжении всего пути мы видели мелькающих вдали антилоп — к трассе животные предусмотрительно не подходили).

Когда я вернулась домой, вопрос «Страшно ли в Африке?» мне продолжили задавать едва ли не чаще — возможно, рассчитывая на мое «компетентное» мнение. Я же по-прежнему не знаю, что отвечать: ведь страшно или нет, а вернуться туда всё равно хочется.

Полина Оскольская
Фото автора

1. Полина Оскольская. За протеями в Южную Африку. Ботаническая экспедиция глазами неботаника. Часть 1 // ТрВ-Наука, № 221 от 31 января 2017 года.

2. Полина Оскольская. За протеями в Южную Африку. Ботаническая экспедиция глазами неботаника. Часть 2 // ТрВ-Наука, № 222 от 14 февраля 2017 года.