Евгения Тимонова: О популяризаторах, людях и зверях

Юлия Чёрная
Юлия Чёрная

Передачу «Всё как у зверей» на сегодняшний день, пожалуй, можно смело назвать одной из самых популярных российских передач о животных. У одноименного канала за три года существования набралось уже около 123 тыс. подписчиков, и это не считая тех, кто смотрит проект по телевизору на канале «Живая планета». Автора и ведущую программы Евгению Тимонову нам удалось поймать на ее родине, в Новосибирске. И мы не могли лишить себя и вас удовольствия от беседы с «Дроздовым в юбке», «самым популярным биологом телеэкрана» и просто харизматичным и умным человеком. Вопросы задавала Юлия Черная.

— Корректно ли представлять тебя популяризатором науки?

— Скорее я популяризатор джентльменского набора знаний о животных, эволюционной биологии и связи человека с природой. Того, что должен знать каждый просто по праву своей жизни на Земле. Всё это должно быть корректным, достоверным, это нужно проверять, привлекать экспертов. Но собственно наука — другой метод подачи, иная структура информации. Моя задача — разбудить любопытство и желание разобраться в вопросе глубже, а для этого придется выйти на следующий уровень получения знания: собственно популярную науку. В этом смысле я популяризатор популяризаторов.

— Зачем, на твой взгляд, вообще надо науку популяризировать?

— В первую очередь для обогащения человеческой среды. Чем разнообразнее и многокомпонентнее картина реальности, чем больше фактов и связей между ними, чем больше ответов на вопросы и новых вопросов, тем интересней твоя жизнь. А чем интересней жизнь, тем ты счастливее. А чем ты счастливее, тем приятнее мне делить с тобою одну планету. На самом деле все популяризаторы заботятся о собственном благе.

— Популяризация сегодня еще на подъеме, достигла пика или уже пошла на спад?

— Думаю, близка к выходу на плато. Года два назад мы наблюдали резкий подъем, бурления и шатания. Сейчас, мне кажется, все уже немного успокоились, вошли в ритм, определились с профилем, разделили нагрузку. Больше участвующих, меньше незаменимых. Нужен живой носитель информации на такую-то тему — знаешь, кто это или где его найти. Уже работаем как более-менее слаженная система. Мне кажется, тема перестала искрить, как это было два года назад. И это нормально: искрит, когда открываешь новый формат. Но невозможно открывать его вечно, надо уже открыть и работать спокойно.

— А подъем двухлетней давности почему случился?

— Как всегда с важными вещами, по совокупности факторов. Во-первых, научная информация сегодня меняется очень быстро. Формальное образование уже не справляется с потоком новых данных, нужны новые методы поддержания людей в курсе актуальной картины мира. При такой скорости прогресса цена невежества становится слишком высока. Выше, чем когда-либо в истории человечества. А будет еще выше. Сейчас у многих есть ощущение какого-то демарша Средневековья. На самом деле это эффект контраста: люди не стали более темными, просто теперь их обычная темнота сильнее заметна. И ее последствия тоже.

В-третьих, нам необходима открытая наука. И для финансирования — деньги текут туда, куда направлено внимание общества, — и для непосредственной помощи граждан — поддержка, сбор данных, участие в исследованиях, — и для позитивного имиджа, значение которого у нас всё еще считается хорошим тоном недооценивать. В общем, пришло время.

— В 1970-х годах мы тоже наблюдали подъем популяризации. Чем принципиально отличаются методы популяризаторов полвека назад от современных? Мы сколько угодно можем восхищаться лекциями тех лет, но в реальности молодежь просто не может смотреть их по сохранившимся видеозаписям…

— Сегодня теми методами удержать внимание аудитории дольше, чем на 15 минут, можно, только если аудитория изначально очень мотивирована на усвоение информации.

А чтобы заинтересовать людей с нуля, нужен другой подход. И тут всё просто: давайте ответы на вопросы, которые их на самом деле интересуют. Не просто рассказывайте, что вы знаете, а что вы знаете о том, что им интересно. И не жалейте живых эмоций. Люди гиперсоциальны, пользуйтесь этим, заражайте.

Тем более что сейчас в этом плане жестокая конкуренция: вокруг масса эмоционально поданной квазиинформации, которая достучится до любого неискушенного. Люди так охотно ведутся на напористую чушь, что у многих просто опускаются руки. Руки опускать нельзя. Посмотрите на западный научпоп. Теd построен как публичные проповеди: за 20 минут нужно донести до зала мысль. Максимально ярко и образно. Заразить всех. При этом мысль должна быть одна. Люди могут быть согласны с ней, не согласны — но она должна их зацепить. И это научная мысль, хоть и очень упрощенная. Говорю «посмотрите», хотя сама, честно говоря, предпочитаю полноценные лекции или «Постнауку». Но не адаптированными под массового зрителя материалами ситуацию не изменить. Ими можно спасти только тех, кого спасать не надо.

— После научно-популярных лекций я очень часто слышу фразы «Почему же нам такого в школе не рассказывали?», «Почему так мало людей об этом знают?», но как мама школьников я вижу, что в реальности многие вещи в школьных учебниках есть. Просто они в голове детей не задерживаются. В чем дело?

— Наверное, в харизме учителя. Вся популяризация завязана на социальных отношениях «people to people». И у учителей то же самое. «Я такой, потому что я учился у…» мы говорим только про людей, которые сами горят и могут повести за собой.

— А подготовить харизматичного оратора, будь он учитель или популяризатор, возможно? Или это редкий дар?

— И то и другое. «Гений — это 2% таланта, 49% удачи и 49% трудолюбия» — так и есть.

— Что требует трудолюбия от тебя? Когда смотришь передачи, кажется, что это — сплошной талант. Встала перед камерой, наговорила, что знаешь, и оп! — передача.

— Писать тексты. Приходится перелопатить массу информации, проверить, отсеять, переварить, переформулировать, скомпоновать в сжатый текст и потом еще выкинуть из него половину. Это довольно тяжелый труд. Но когда написала сценарий и видишь, что он получился, — это самый главный кайф моей работы. Хотя часть наших передач записывается экспромтом — встречаешь животное и тут же на волне выкладываешь про него, что знаешь. Это, конечно, проще и веселее, но программной вещи так не сделаешь.

— Ты себя ощущаешь звездой? Люди на улицах узнают? Какие-то бонусы с этого получать удается?

— Интернет, теперь еще телек — узнают, конечно. Людям свойственно узнавать лица, которые они где-то видели. Это всегда приятно, хоть и не всегда уместно. Особенно когда идешь замученной-зачуханной, а тебе кричат: «О, мы вас всегда смотрим!» Хочется ответить как Стивен Хокинг: «Да, меня часто принимают за этого человека».

Бонусы? Трудно сказать. Недавно узнали в фирме по установке балконов. Балкон сделали хорошо. Но может, они всегда хорошо делают, я не знаю.

Вообще, звездная болезнь раньше казалась мне просто недостатком воспитания. А теперь я вообще не понимаю, откуда она берется. Когда становишься популярен и любим, это же не значит, что ты такой прекрасный. Это значит, что по стечению обстоятельств люди решили считать тебя таким прекрасным. Какая тут может быть спесь? Делаю то, что мне нравится и интересно, а люди меня за это еще и любят. Это же чудо!

Ну и ответственность. Потому что теперь твое слово весит и стóит больше. Не потому, что оно объективно ценнее, а потому, что люди так договорились — и ты вроде как не возражаешь. Вот, например, приходит много писем. Часть — ерунда, написано от нечего делать. А часть — что-то действительно для человека важное, когда, отвечая или игнорируя, немного корректируешь чью-то траекторию жизни. И как эти письма отличить, и где взять на всё это времени и душевных ресурсов, чтобы не винить себя за черствость, непонятно. Это не звездная болезнь, это уж скорее звездное бремя.

— Во время съемки передач тебе приходится работать не только с животными, но и с людьми, которые этих животных изучают.

— Это самый главный бонус моей работы. Огромное удовольствие общаться с людьми, которые умнее тебя или хотя бы подготовленнее.

— А какой биологический факт из тех, что ты узнала совсем недавно, тебя сильно впечатлил?

— Последние полгода у меня связаны с Австралией. Все знают о поразительной уязвимости ее экологии. Каждый новый «понаехавший» вызывает новый поток катастрофических последствий. Это такой привычный факт, даже и не думаешь о его причинах. И тут буквально вчера осенило — тут же всё дело в изначально низком биоразнообразии. Австралия — пример, как реагирует экосистема, в которой есть «незаменимые» виды. Такой же системой становятся урбоценозы, антропогенные ландшафты и все, где разрушается естественная среда. Простая мысль, но впечатлила.

— Как и где отдыхаешь от работы?

— Только недавно нашла формат, который позволяет это делать. В прошлом году друзья позвали прокатиться на яхте по Эгейскому морю. Разумеется, взяла камеру, ноутбук. Надо же писать, снимать. Только не учла, что яхту всё время качает. И это легкое ощущение качки не неприятно, но совершенно не дает не то что писать и снимать, а вообще сосредоточиться. Всё, что можешь и хочешь, — смотреть на море. И иногда крутить лебедку и тянуть канат. Идеальный отдых.

— Можно попросить тебя пофантазировать? Представь, что у тебя суперсила и ты можешь изменить что-то в нашей стране, но только одно. Что бы ты изменила?

Было бы здорово изменить саму систему коммуникации людей так, чтобы по спорным вопросам они не враждовали, а конкурировали. Иначе вся энергия уходит на противодействие, как пар в свисток. Борясь с какой-то даже самой вредной идеей, мы просто привлекаем к ней внимание, мобилизуем ее сторонников — и изматываем себя. Даже если мы в итоге побеждаем, обычно это не благодаря нашей пламенной борьбе, а вопреки. Просто потому, что пришло время этой идеи. Или потому, что пока мы за нее боролись, кто-то другой мирно и планомерно внедрял ее в жизнь. Побеждают не в борьбе, а в конкуренции. Никто не спорит, громить прикольно, это очень увлекает. Но тут как в эволюции — быстрые выигрыши редко приводят к настоящей победе.

Евгения Тимонова
Беседовала Юлия Черная

1 Comment

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Оценить: