Наиболее полное на сегодняшний день собрание сочинений императрицы Екатерины II, составленное А. Н. Пыпиным по рукописным источникам, составляет 12 томов. За всю историю никто из царствующих особ, даже Фридрих Великий, не написал больше. В книге «Империя пера Екатерины II: литература как политика», недавно вышедшей в издательстве «Новое литературное обозрение», Вера Юльевна Проскурина, профессор Университета Эмори (США), рассматривает идеологические стратегии императрицы, ее цели и ценности, в результате чего перед нами предстает яркая картина жизни екатерининского двора, а также литературного быта и нравов того времени.
Книга состоит из шести глав, в каждой приводится одна история (не ограниченная только одним текстом). Следует непременное предупреждение, что сюжет, конечно, не нов, встречался в исследованиях коллег. Ценность книги — в более обширном контексте событий, в изначально непредвзятом подходе и той живости, с которой изображена борьба Екатерины с идеологическими противниками на протяжении всего ее царствования. Изложение этих перипетий показывает, как менялись собственные убеждения императрицы. Например, в 1760-е годы она считала, что масонство — лишь безобидная глупость, а через двадцать лет осознала, что от масонов исходит реальная угроза ликвидации монархии, стала бороться с ними сначала литературными, а потом и полицейскими методами. Битва императрицы с масонами, которых она называла «мартышками» или «обезьянами», высвечивает кризис Просвещения. Эта история излагается в главе «„Свет с Востока“: власть и масонство».
К безусловным достоинствам книги нужно отнести и то, что автор пересматривает (пользуясь конкретными примерами) советскую теорию противостояния дворянской фронды и «просвященного абсолютизма». Именно с этой позиции долгие годы изучалась публичная полемика между императрицей и Д. И. Фонвизиным в журнале «Собеседник любителей российского слова» в 1783 году, о чем рассказывается в главе «Территория свободы: Д. И. Фонвизин около придворных стен». Понятно, что в эту концепцию не вписывались интриги княгини Е. Р. Дашковой и то, что Фонвизин был на самом деле убежденным монархистом, упрекал императрицу «в отсутствии стержня монархического типа правления — чести, приводящей в движение все части политического организма, согласно Монтескьё». А либералом он не был. Желал, как и Державин, чтобы Екатерина на деле полностью соответствовала теории Монтескьё. Это одна из особенностей Просвещения: тогда мало считались с реальностью, предпочитали идеи.
Больше всего Веру Проскурину в трудах императрицы интересует вопрос идеологических границ. Например, Екатерина II жизнь положила на то, чтобы доказать, что Россия — это Европа, а она сама — просвещенная государыня, философ на троне и вообще у нее всё по Монтескьё. Но были и несогласные с такой географией и идеологией. Например, аббат Шапп д’Отерош написал книгу «Путешествие в Сибирь по приказу короля в 1761 году». Там говорилось, что Россия — это сплошная Сибирь, а люди из-за доминирования плоского ландшафта получили дефекты «нервической субстанции», что и «делает невозможным освобождение всего русского общества от деспотизма, а русского крестьянства — от рабства» (так Проскурина резюмирует взгляды аббата).
Императрица тут же села сочинять опровержение, будучи сильно задета подобными высказываниями. Надо сказать, что Екатерина II в этой строго научной книге воспринимается как гораздо более живой персонаж, чем при обычных идеологических штудиях. Она противоречива, эмоциональна, становится жертвой мистификаций и интриг, злопамятна, сама интригует и мистифицирует, но не позволяет забывать, что она все-таки императрица. Ее идеология — это не только частная интеллектуальная конструкция.
«Минерва Севера не могла и не желала руководить страной варваров — книге Шаппа надо было дать литературный бой, взять пространство текста, а следовательно, и пространство смысла под символический контроль», — пишет Проскурина. В результате из-под пера императрицы вышел двухтомный труд на французском языке «Противоядие. Разбор дурной, но великолепно напечатанной книги под заглавием „Путешествие в Сибирь“», не оставивший (как она считала) от труда аббата камня на камне. Однако Дидро с друзьями, как следует из их переписки, полагали, что обе книги никуда не годятся. Эта история излагается в главе «Ландшафт империи: „Антидот“ против „Путешествия в Сибирь“, или Границы европейской цивилизации».
…К 1780-м годам Екатерине II было уже мало того, что Россия — это Европа. Она затевает «греческий проект». Из главы «Царица Херсонеса Таврического: русский национальный греко-римский проект», мы узнаём, как из утопической мечты Вольтера об идеальной Элладе императрица стремилась создать новый дискурс, работающий в ее пользу не только в политике и идеологии, но и в культуре, религии и эстетике.
Новые земли принесли и новый титул царицы Херсонеса Таврического. По замыслу Екатерины II, «титулатура призвана была подчеркнуть, что российская императрица становилась одновременно „царицей“ греческих земель, а с ними — и части Византии», — поясняет Проскурина. И продолжает: «Крымское ханство, переименованное с претензией на translatio imperii в Херсонес Таврический, придавало всей России черты обновленной, вселенской империи (renovatio imperii)». Таврида воспринималась теперь, даже без завоевания Константинополя, «не только как дорога в Византию, но и сама Греция-Византия».
В последней главе тщательно анализируется ода Державина «На Счастие», созданная в феврале 1789 года. Поэт изобрел для Фелицы специальный шутливый язык, который ей очень нравился и которым она сама с удовольствием пользовалась. На этом арго написана и ода «На Счастие». Так Державину удалось выпутаться из больших служебных неприятностей.
Поскольку Вера Проскурина — признанный знаток XVIII века, сюжеты выбраны очень точно и все вместе отражают как идеологию империи, так и ключевые проблемы царствования. Надо отметить, что тонкий юмор исследовательницы проявляется не столько в остротах, сколько в ироничном выборе сюжетов. Всё изложено с английской элегантностью: ничего лишнего. А это трудно, когда пишешь об идеологии.
Екатерина Буз