Лето: отдыхать нельзя работать – 2

ТрВ-Наука обратился к Андрею Родину, канд. филос. наук, ст. науч. сотр. Института философии РАН, доценту факультета свободных искусств и наук СПбГУ, с просьбой поделиться новостями о том, как он провел лето, над чем сейчас работает и что его тревожит в научно-образовательной сфере.

Пока семья отдыхает в сибирской деревне, я сижу в Питере, каждое утро исправно еду на самокате в офис, который сам себе арендую, и пытаюсь написать всё, что не успел написать во время учебного года. В плане четыре статьи (из которых две приоритетны), пока более-менее справился с одной. Это совместная работа с коллегой-математиком с кафедры логики мехмата МГУ Владимиром Крупским. Тема — знание-как и знание-что.

Дискуссия на эту тему идет в философии с разной степенью интенсивности с 1945 года, когда оксфордский философ Гилберт Райл (Gilbert Ryle) сделал на заседании Королевского общества доклад, в котором аргументировал, что знания-как (которые мы по-русски обычно называем умениями), типа знания «как ездить на велосипеде» или «как делать логические выводы из данных посылок», представляют собой знания особого рода, которые не сводятся к знанию каких-то фактов. Мы с Владимиром рассмотрели этот вопрос в контексте современных логических исчислений, где важную роль играет различие между правилами (типа правил вывода) и высказываниями.

Сейчас я взялся за вторую статью, на которую у меня уже подписан контракт с издательством «Springer» (это будет глава коллективной монографии). Проблема там, по существу, та же, но теперь уже я (один на этот раз) рассматриваю ее в контексте более модной математики (это гомотопическая теория типов, ее основатель — профессор Принстонского института и обладатель медали Филдса математик Владимир Воеводский) и проблемы использования математики для построения моделей в физике и других естественных науках.

Проблема тут в том, что теории, которыми пользуются логики, имеют мало общего с теми теориями, о которых говорят и которые разрабатывают любые другие ученые, включая математиков (за исключением, может быть, тех, которые специально интересуются логикой). По этой причине логические методы очень мало используются в науках или, если честно говорить, не используются вовсе. А заинтересованность в их использовании вызвана хотя бы тем, что компьютерное представление знаний применяется в науке и в промышленности уже довольно широко, а разработка такого рода информационных систем так или иначе опирается на логические соображения (даже если компьютерные специалисты предпочитают не произносить слова «логика»).

Программа построения новых оснований математики, которые Воеводский называет «унивалентными основаниями», пытается решить эту общую проблему применительно к чистой математике. В частности, чтобы сделать возможными запись сложных математических доказательств на компьютерном коде и последующую их проверку с помощью компьютера на корректность. А я пытаюсь распространить аналогичный подход на другие науки и положить его в основу архитектуры представления знаний. В частности, это включает возможности представлять знания-как, а не только знания-что. Я, конечно, подхожу к этой задачке как философ-эпистемолог, а не как инженер. То есть я говорю и пишу об идеях, а не о реализации.

За выборами в РАН я внимательно не слежу, поскольку при нынешнем положении вещей совсем не чувствую, что могу чем-то повлиять на их исход. В том, что президент РАН сможет как-то влиять на происходящее в институтах РАН, которыми теперь на самом деле управляет ФАНО, я тоже сильно сомневаюсь. Конечно, хочется, чтобы это был достойный ученый, а не какой-то делец из окружения Михаила Ковальчука. Но мне кажется (хотя я могу и ошибаться), что президент РАН в нынешней ситуации — это представительская должность. Так что ничего особенного я от этих выборов не ожидаю.

По поводу тревоги и озабоченности в связи с происходящим в российской науке и образовании. Если пытаться выразить мои мысли и эмоции, то подойдет слово «отчуждение». Администрация университета, в котором я преподаю (факультет свободных наук и искусств СПбГУ) живет своей жизнью, к которой я не причастен и не хочу быть причастен.

Ректор с бывшим проректором выясняют отношения с помощью уголовных дел (это публичная история: бывший проректор СПбГУ Сергей Богданов сейчас и. о. ректора в Герценовском университете, и с подачи Николая Кропачева против него открыто уголовное дело, в котором, в частности, ему инкриминируется поддержка совместной программы нашего факультета с американским Бард-колледжем).

В Институте философии РАН, где лежит моя трудовая книжка, я себя чувствую более дома, но новая политика ФАНО, как мне кажется, направлена на достижение аналогичного результата и в исследовательских институтах: полностью отделить администрацию, в руки которой ФАНО дает все властные рычаги на уровне института, от остальных сотрудников, которые в таком режиме управления становятся просто наемными работниками. Может быть, для бизнесов и предприятий такая схема управления и подходит, но в случае исследовательских организаций она мне кажется нонсенсом.

При этом я не думаю, что корень проблемы тут в самой идее государственного агентства, которое занимается распределением выделенного на науку бюджета. Так же, например, устроен французский CNRS. Скорее, дело в том, что конкретный вариант этой системы в том виде, в каком она существует в нашей стране, навязывает абсолютно авторитарный способ управления академическим сообществом по армейскому образцу. Если человек не способен играть такую роль, то система его просто выбросит. Поэтому тут дело не в личных качествах тех или иных людей, а в системе и в государственной политике, которая направлена на установление именно такой системы управления научными организациями.

В университетах всё уже давно так работает, а вот в исследовательские институты этот стиль приходит только сейчас. Решение может быть в том, чтобы внутри институтов передать больше реальной власти — включая распределение доступного финансирования, создание новых позиций и т. д. — в руки ученых советов и, может быть, других коллективных органов. Сейчас всё устроено так, что любое решение любого такого органа требует согласования с ректором университета или директором института.

В такой ситуации любые коллективные органы работают только как совещательные. При такой системе продвижение частной точки зрения или частного интереса может состоять только в том, чтобы убедить начальника в своей правоте, чтобы этот начальник принял соответствующее решение. Это нельзя назвать конкуренцией в сильном смысле слова.

В академических институтах нужны другие механизмы принятия коллективных решений, в которых отсутствует высший арбитр и которые вменяют ответственность за решения непосредственно тем людям, которые их лоббируют. Но это вопрос государственной политики в отношении науки и образования, такого нельзя добиться только давлением «снизу» (хотя оно может способствовать реформам, конечно).

Андрей Родин