Охота антропологов на «Синего кита»

В мае 2016 года в «Новой газете» появилась статья о том, что в Интернете так называемые кураторы смерти подталкивают подростков к самоубийству [1]. Публикация вызвала огромный резонанс и тревогу среди родителей. Однако многие журналисты и ученые усомнились в достоверности данных, изложенных в статье. Антропологи решили внедриться в «группы смерти» в социальных сетях, чтобы изучить это явление. О том, к какому выводу они пришли, Ольга Орлова, ведущая Общественного телевидения России, спросила по гамбургскому счету Александру Архипову, ст. науч. сотр. Школы актуальных гуманитарных исследований РАНХиГС.

Александра Архипова родилась в 1976 году в Москве. В 2000 году окончила историко-филологический факультет РГГУ. В 2004 году защитила кандидатскую диссертацию «Анекдот и его прототип. Генезис текста и типология текста». С 2000 года работала научным сотрудником, потом доцентом в РГГУ. С 2013 года — старший научный сотрудник Школы актуальных гуманитарных исследований РАНХиГС, руководитель исследовательской группы «Мониторинг актуального фольклора». Занимается исследованиями советского и современного политического фольклора, антропологией денег в России, современного протестного движения и акции «Бессмертный полк». Участник экспедиций на Русский Север, в Монголию, Казахстан и Сибирь.

— Александра, расскажите, пожалуйста, что собой представляет научная группа «Мониторинг актуального фольклора».

— <…> Это междисциплинарная группа. Мы фольклористы, мы антропологи, мы социологи [2]. У нас множество разных методик, с помощью которых мы пытаемся понять, как люди откликаются на то, что происходит. Наша группа отслеживает, каким образом люди реагируют на изменяющуюся реальность через клишированные устойчивые действия и тексты — интересно, что их начинают передавать тогда, когда по какой-то причине это становится необычайно важным.

— Почему Вас и Ваших коллег заинтересовала история, связанная с детскими «группами смерти»? Что привлекло ваше внимание?

— <…> В середине мая 2016 года вышло резонансное журналистское расследование в «Новой газете». Происходит страшное дело — подростки совершают самоубийства. В статье говорится, что причиной этих самоубийств является не что-нибудь, а действия некой секты злоумышленников, которые планомерно доводят школьников до суицида через создание психоделических упражнений и загадочных шифров. Эта статья всех невероятно напугала.

— Была очень бурная реакция в соцсетях…

— Родители начали впадать в совершеннейшую панику. И это интересно. Во всей этой истории есть главный враг. Не тот враг, о котором говорит сама статья. Многие написавшие такие статьи говорят, что враг — это группа злоумышленников, которые убивают через Интернет. На самом деле врагом является сам Интернет. Родители не могут контролировать использование детьми мобильного Интернета. А возраст пользователей мобильных телефонов резко понизился. В крупных городах практически каждый ребенок в первом классе уже имеет свой телефон.

—И что же вы решили предпринять?

— <..> Один из сотрудников нашей группы записался во все так называемые группы смерти под псевдонимом.

— От имени ребенка?

— Ник был сделан так, что невозможно было понять, ребенок это или взрослый. Знаете, мы после некоторого этического обсуждения (а вопрос этики является ключевым во всей этой истории) решили, что нет, мы не будем обманывать, и на прямой вопрос наша коллега говорила: «Я взрослый человек, я антрополог». Как правило, ей не верили и говорили: «Отличная шутка. А теперь пойдем в кино». Мы никого не обманывали, не пытались выдавать себя за других, в отличие от прочих участников этой группы. Мы наблюдали в среднем около 20 групп. Сейчас практически все они уже закрыты. Но постоянно появляются новые, дублирующие прежние. Это бесконечный поток, вызванный моральной паникой.

Участники этих групп долго ждали, когда же появятся загадочные кураторы, о которых писали в «Новой газете», и начнут новую игру, столь привлекательную. Чем больше писали СМИ об этой игре, тем больше появлялось людей, которые хотели в нее поиграть. И все друг у друга спрашивали: «Не куратор ли ты, дружок?» Это обсуждалось и в коллективных, и в индивидуальных чатах.

В одной из подмосковных школ учительница сказала одиннадцати-леткам: «Дорогие дети, есть опасная игра „Синий кит“. Дети, не играйте в опасную игру». Что сделал весь класс на перемене? Все пошли искать кураторов и записываться в «группы смерти». Это история про две вещи, очень важные в подростковом возрасте, лет в 11–13. Это история про контроль и про страх. Здорово испытывать страх — это повышает твой статус в группе. Школьнику в этом возрасте совершенно не важно, что думает о нем мама. Ему важно, какой статус он имеет в глазах одноклассников.

— Своеобразная инициация?

— Да. И кто из нас в детстве не ходил ночью на стройку погулять, потому что харизматичный мальчик в классе сказал: «А кто не пойдет со мной на стройку, тот лопух»? Кто не прыгал в омут головой по вечерам? Кто не делал запрещенных вещей, потому что это повышает твой статус?

С другой стороны, чем больше про эти группы говорят, тем тебе страшнее. Например, одна прекрасная десятилетняя девочка сообщила: «У нас в классе о „Синем ките“ почти не говорят, потому что очень страшно». И вот эти две вещи — страх и желание контролировать других — и создают такое волнение вокруг «групп смерти».

— Насколько многочисленны были эти 20 выявленных групп?

— Там тысячи участников. Но на самом деле это практически невозможно понять. Потому что неизвестно, сколько фейковых аккаунтов, сколько человек приходит-уходит.

— А были среди них обнаружены те самые кураторы, реальные взрослые?

— Администратором одной из групп на самом начальном этапе была молодая девушка. На вопрос, подталкивают ли они к самоубийству, она ответила: «Нет. Мы обсуждаем проблемы». В одном из коллективных чатов действительно обсуждались проблемы. Там была группа детей с суицидальными мыслями. Они обсудили это один раз, потом эти дети через пару месяцев вернулись, и выяснилось, что всё на том же уровне.

— Удалось ли вам выявить связь между самоубийствами и вовлечением в эти группы?

— Все несколько десятков человек, которые писали сообщения нашему исследователю и говорили, что они кураторы, оказывались школьниками, вплоть до девочки 12 лет. Куратор давал первое задание: «Вырежи на руке слова „Синий кит“. Если ты этого не сделаешь, мы найдем тебя по IP-адресу и убьем тебя и твоих родителей». Это стандартный текст. Куратором была московская школьница 12 лет, которая ведет аккаунт с девяти лет. А однажды собеседник нашего сотрудника сказал, что он работает в ФСБ. Уж правда или неправда — этого мы не знаем. Наш сотрудник сказала: «Здравствуйте, я антрополог». Так они пообщались.

— И наверное, никто друг другу не поверил.

— Этого мы не знаем. Дальше шел вал угроз. Если ты ничего не делаешь — больше ничего не происходит. Если ты не вступаешь в игру, то игра для тебя заканчивается.

Надо понимать, что в публикациях о «группах смерти» перепутаны причина и следствие. Конечно, самоубийства есть. Однако вызваны они, как правило, внутренними мотивами. Психологи, которых мы опросили, очень часто говорят о том, что дети ищут темы, связанные с самоубийствами, в Интернете вследствие семейной ситуации, а не наоборот!

— Скажите, а вы сравнивали статистику подростковых самоубийств и активность в группах?

— Это вопрос, который сейчас все обсуждают после резонансного выступления детского омбудсмена Анны Кузнецовой. Проблема заключается в следующем. Кузнецова пользуется данными Следственного комитета, где подсчитывают самоубийства по критерию, отличному от того, которым пользуется Росстат. Данные Росстата за этот год еще не пришли. Поэтому любые публикации на эту тему пока бессмысленны. МВД недавно выступило с заявлением, что только в 1% самоубийств из всех зафиксированных можно подозревать какую-то связь с «группами смерти». Я не исключаю возможности, что какой-нибудь психопат будет использовать эту ситуацию. И чем больше взрослые создают панику и саспенс, тем более привлекателен для школьников уход в такие игры.

— Ваше внедрение сколько продолжалось? Год?

— 10 месяцев.

— Вы выяснили, что всё это фейковые группы. Тогда как родилась публикация в «Новой»? Сколько там правды?

— У людей есть ощущение «опасного Интернета». Это та область, в которой дети, как правило, умеют многое, чего родители не могут. Дальше в семье происходит страшная трагедия — по разным причинам, как правило внутрисемейным. Ребенок погибает либо пытается покончить с собой.

Это невероятно сложно пережить. Проще сказать: «Это не я виновата. Моего ребенка убили. Он это сделал не сам. Его вынудили». Дальше начинается поиск врага. Автор расследования в «Новой газете» встречалась с родителями, которые организовали группу «Родители против кибер-опасности», и они ей предоставили свое исследование. Она излагала факты во многом со слов родителей. В их воображении жили злодеи космического масштаба, которые забрали их детей.

— Мне кажется, за историей с «Синим китом» стоит проблема сложного подросткового мироощущения. Почти все взрослые, у которых есть дети-подростки, в какой-то момент понимают, что разговаривают с инопланетянами. И это — открытие для каждого родителя. Подростки действительно ходят по краю. Это не какие-то девиантные подростки, а в той или иной степени все дети.

— Любое отклонение от привычного нам поведения выглядит для нас опасным. В телешоу Гордона родители однажды жаловались: моя дочка покрасила волосы в розовый цвет, моя дочь начала носить клетчатые рубашки. Come on, и то и другое является обычным протестным поведением.

— Татуировки…

— Да. Любые знаки повседневного подросткового протеста начинают пониматься как знаки принадлежности к вражеской группе, которая сманивает ребенка. Тревожность нарастает. В феврале пошел новый всплеск паники. Он, конечно, связан с тем, что депутат Госдумы Яровая предложила повысить уголовную ответственность за доведение до самоубийства, тем самым признав тот факт, что доведение до самоубийства встречается. Дальше — резонансное самоубийство двух детей в дачном доме под Псковом. Их называют «псковские Бонни и Клайд». Это снова активизировало культ суицида в подростковой среде.

— С чем связана такая популярность суицидальных сюжетов в подростковом фольклоре?

— Да она всегда была. Когда Гёте опубликовал книжку «Страдания юного Вертера», герой которой, как Вы помните, страдал-страдал-страдал, а потом покончил с собой, он эстетизировал смерть. По Европе прокатилась волна подражаний. <…> Эстетизация смерти была всегда, она родилась не сейчас. По этой причине во многих городах и странах запрещено показывать самоубийства в кино и СМИ, чтобы избежать новой серии трагедий.

— К какому выводу вы в итоге пришли?

— Здесь есть еще один важный момент — это поиск контроля. Подростку важно утвердиться, чтобы контролировать других. Это нормально. Человек должен научиться вести себя и в случае опасности ставить других под свой контроль. Иначе общество распадается.

Это история про то, что ты можешь давать совершенно безумные задания, от жестоких до самых глупых, и человек, которого ты не видишь, тебе подчиняется. Ты приобретаешь над ним контроль: всё больше, больше и больше, вплоть до самых жестоких вещей.

В конце 1970-х прокатилась волна слухов по городам Советского Союза: якобы существует некая «красная фотопленка» — ее привозят из-за границы, — с помощью которой можно увидеть человека голым. И что дальше происходило? В 1979-м некий московский мальчик выходит во двор с фотоаппаратом папы и говорит: «У меня там красная пленка. И я вас, дорогие девочки, уже перефотографировал». И все девочки становятся его психологическими рабами. Никто не хочет, чтобы снимки были показаны публично.

— Соответственно, это инструмент управления.

— Да. Пока девочки верят в то, что у парня есть красная пленка, заправленная в фотоаппарат, он король двора. Мы собрали огромное количество интервью. Бывшие подростки того времени рассказывали, что их контролировали с помощью несуществующей красной пленки.

В случае «Синего кита» — то же самое. Загадочной секты маньяков нет, но контроль подростков друг над другом с помощью такой жестокой игры — это реальная вещь. Эти игры были всегда. А мы нагоняем панику, тем самым усиливая к ним интерес.

— Вы показываете, что за этими историями никакой реальной опасности нет. Но как тогда распознать реальную опасность? Что является сигналом?

— Опасность есть всегда, но другого типа. Тебя могут позвать прыгать с водонапорной башни в пруд ночью, и ты пойдешь. А могут, как в игре «Беги или умри», — заставить пробежать перед машиной. Первое происходит через Интернет, второе происходило в моем детстве без Интернета. В этом случае я бы просто подростку объяснила очень простую вещь. Человек, который дает тебе задания, приобретает над тобой контроль. И подросток, который так не любит власти, которую проявляют над ним, например, родители и школа, — хочет ли он дарить какую-то власть над собой незнакомцу в чате? Эту историю я бы просто проговорила детально.

— Не дать никому собой манипулировать?

— Да. А что касается истории с «Синим китом», которая стала триггером нашего разговора, наши интервьюеры, которым мы очень благодарны, в городе Вологде на одном из митингов записали прекрасную реплику от имени группы подростков. Их спросили про «Синего кита». И подростки сказали примерно следующее: «Синий кит» — история, которую выдумали взрослые, чтоб контролировать Интернет и, следовательно, нас. И во многом подростковый бунт, о котором сейчас идет речь, — это история про нежелание быть объектами, желание показать: «У меня есть своя воля»…

— И мы полноценные субъекты этого общества?

— И мы — граждане, вы совершенно правы.

Александра Архипова
Беседовала Ольга Орлова

1. novayagazeta.ru/articles/2016/05/16/68604-gruppy-smerti-18

2. shagi.ranepa.ru/maf/