На исходе года авторы «Троицкого варианта — Наука» по просьбе редакции рассказали, какие революции в науке и в жизни они пережили в 2017 году.
Сергей Попов, докт. физ.-мат. наук, вед. науч. сотр. ГАИШ МГУ, профессор РАН:
В близкой мне науке в уходящем году революций, кажется, не случилось, но был забавный переход количества в качество. Когда в ноябре вышла статья о еще одной регистрации слияния черных дыр установками LIGO, то это впервые не сопровождалось пресс-конференциями. Так что это теперь не сенсация, а нормальная наука.
А я в 2017 году в первый раз попробовал раскрутить в СМИ свой научный результат (идентификация сжимающегося белого карлика). Получилось. Включая мировые: от phys.org до International Business Times. Довольно интересные впечатления. Ведь, конечно, гораздо приятнее рассказывать не о чужих результатах, а о своих.
Но собственно личной революцией является, возможно временное, решение проблемы «наука или популяризация». В течение достаточно долгого времени я пытался совмещать одно с другим, но делать это достаточно качественно и продуктивно очень трудно. По молодости сил еще хватает… А тут работа над книгой плюс более полусотни научно-популярных лекций за год (в том числе в Астрахани и Дубне, Хайфе и Нижнем Новгороде, Ярославле и Краснодаре, Петербурге и Алматы) и всякие другие «популярные дела» привели к тому, что на свои исследования времени и сил почти не остается. Так что с 2018 года планирую резко сократить число научно-популярных лекций (особенно с разъездами), комментариев всяким СМИ, если они не связаны непосредственно с моими областями исследований, и т. п.
Ольга Орлова, научный журналист, ведущая программы «Гамбургский счет» на Общественном телевидении России:
Революции в науке — вещь сомнительная. Все-таки наука строится и стоит «на плечах гигантов». А революционеры как раз предшественников свергают. Поэтому типичный научный революционер — это лжеученый, который приходит кого-нибудь отменить или опровергнуть. Такие люди почти каждый день пишут мне письма на канал. И я стараюсь не вступать с ними в переписку. Ставлю в «полный игнор».
В околонаучной жизни было резкое событие, почти революционное, — это выборы президента РАН. Они должны были быть вполне себе рядовыми, внутрикорпоративными. Но превратились сначала в спецоперацию, а потом, благодаря сопротивлению, которое оказало активное научное сообщества этой спецоперации, и в нормальные выборы. Не идеальные. Не образцовые. Но настоящие выборы.
И это само по себе революционно по нынешним временам. Нет ни одного места, ни одной организации в России не только федерального, но и регионального масштаба, где бы можно было увидеть нормальную борьбу с обсуждением программ, с предвыборной агитацией, влиянием риторики на решения конкретных людей, с умением договариваться. Мы в режиме реального времени даже наблюдали элементы политической зрелости некоторых участников. Я это запомню надолго. Ибо, судя по тому, как развиваются события дальше внутри Академии и в стране, следующие настоящие выборы кого-либо мы увидим уже очень нескоро.
Александр Мещеряков, докт. ист. наук, профессор ИВКА РГГУ, профессор РАНХиГС и Института классического Востока и античности ВШЭ, лауреат премии «Просветитель» за 2012 год:
Революции в российской науке в 2017 году не случилось. Скорее следует говорить о ре-эволюции, то есть деградация продолжалась. Санкт-Петербургский культурный форум выглядел на этом фоне событием вызывающим. Японии был присвоен специальный гостевой статус, и многие мои японские ученые друзья побывали на нем (сам я в это время находился в Японии). На вопрос, как прошло мероприятие, они закатывали глаза и восклицали: «Шикарно!» Потом, будучи осведомлены о том, сколько зарабатывают российские ученые, тупили взор и добавляли: «Лучше бы эти деньги использовали на поощрение ученых занятий».
Общая деградация не означает, что жизнь прекратилась. Лично я стараюсь доказать себе, что это не так. В этом году вышел поощренный Японским фондом мой перевод двух трактатов средневековых японских мыслителей. Оба учат правильному отношению к себе и к миру. Трактат Кайбара Экикэна учит радоваться жизни. К числу радостей он относит соблюдение морального долга, любование природой, умеренное винопитие вместе с друзьями и чтение хороших книг. Вполне соответствует моим представлениям о прекрасном. Текст Нисикавы Дзёкэна особенно люб мне такой историей.
Некий человек говорил: «Во времена правления первого министра Тоётоми Хидэёси появилось знамение, согласно которому жизнь этого гордеца скоро придет к концу. На что тот заметил, что и скромняга тоже не протянет долго. Мир печален: и праведник, и разбойник непременно сгниют в одной и той же земле». Собеседник этого человека отвечал: «Пусть жизни гордеца и скромного человека не продлятся долго, но только быть скромным все-таки лучше. Мудрец и разбойник лягут в одну землю, но быть праведником все-таки лучше».
Что ж, возразить нечего.
Еще я опубликовал в издательстве «Гиперион» книжку мемуаров «Остается добавить…». Мои домашние говорили, что писать мемуары мне рано, но я не послушался. Я решил, что надо вспоминать, пока еще что-то помнишь. В этих мемуарах много печального, много смешного. Это мой любимый жанр, который я определяю как «смех сквозь слезы». Мой друг признался: книжка ему так понравилась, что он не брал ее с собой в электричку. Хорошую книжку следует читать в одиночестве.
А еще режиссер Олег Колодник снял фильм «Скорлупа», в котором я выступаю в качестве главного актера и главного героя. Я впервые увидел фильм только на премьере — Олег хотел, чтобы он стал для меня сюрпризом. Фильм и вправду оказался талантливым. Но не только режиссерским талантом он произвел на меня впечатление. Раньше я имел возможность наблюдать за собой со стороны в зеркале (где ростом равен сам себе) и на фотографиях (где меньше себя). В кинозале же я вдруг увидел на большом экране огромного человека и ощутил себя Гулливером. Это было удивительное чувство. Психология актеров, которые преисполнены собственной важности, стала мне намного понятнее.
В общем, я заключил: пока способен удивляться, ты не утратил способности удивлять.
Александр Поддьяков, докт. психол. наук, профессор Департамента психологии Факультета социальных наук Высшей школы экономики:
1. На русском языке вышла во многих отношениях революционная книга «Охота на простака. Экономика манипуляций и обмана» (М.: Манн, Иванов и Фербер, 2017). В ней нобелевские лауреаты по экономике Джордж Акерлоф и Роберт Шиллер доказывают: фишинг (манипуляция и обман) — это не «болезнь» свободного рынка, как считают многие экономисты. Сама она не пройдет. «Невидимая рука рынка»: (а) с неизбежностью порождает фишинг и (б) расставляет фишеров в самых разных областях, включая критически важные (политика, медицина и др.). Фишинговое равновесие (новое понятие, введенное авторами), подвигаясь в ходе тех или иных возмущений, всё равно достигается снова — «невидимая рука рынка» об этом заботится. Но важен уровень этого равновесия.
2. В продолжение темы обмана (статья опубликована в июне 2015 года, но я узнал о ней не сразу): в изобретательном психологическом эксперименте показано, что дошкольники могут учить другого правильно, а могут — создавая условия, чтобы другой сделал неправильные выводы из представленной информации. Дети демонстрировали кукле работу технической игрушки на релевантных примерах, если взрослый просил ребенка показать кукле такие примеры, из которых можно узнать правило работы этой игрушки. Если же взрослый просил ребенка подшутить над куклой и запутать ее так, чтобы она пришла к неправильному заключению о работе устройства, дети подыскивали и показывали кукле нерелевантные примеры, провоцирующие ошибочный вывод. Задача требовала понимания логики работы устройства, умения строить умозаключения, а также социального интеллекта — способности встать на позицию другого и понять, какие выводы он из чего может сделать.
3. Выяснилось, что возможно обманное («троянское») обучение систем машинного обучения. Это несанкционированное добавление злоумышленником сбивающих примеров в базу данных, на которой происходит обучение. Пока возможности этих «отравляющих атак» лишь изучаются.
4. Всё честно: получено самое короткое на данный момент доказательство, что в шахматах невозможна математическая формула, оценивающая отдельно позицию черных и отдельно белых для сравнения силы этих позиций [5]. Строгие доказательства, подкрепляющие убежденность, лучше, чем просто убежденность.
Сергей Лёзов, канд. ист. наук, доцент кафедры истории и филологии Древнего Востока ИВКА РГГУ:
Я думаю, вопрос неправильно поставлен. Революция в науке — это то, что осмысляется как революция лишь задним числом. Ты каждый день о чем-то думаешь, пытаешься решить задачу. Проходят годы. И вдруг ты замечаешь, что задача решена, что первые подходы к ней были наивными, да и сам ты стал другим. А точнее, ни ты, ни задача не остались прежними. Вот пример — из многих в моей жизни. Лет 15 назад я начал увлекаться морфологической семантикой аккадского глагола. Первые лет девять тыкался в тему беспомощно: опубликовал десятка два статей, о которых сейчас даже вспоминать неловко. Но потихоньку я набрел на будущего соавтора — человека, по внешним параметрам похожего на меня лишь тем, что у него тоже две руки и две ноги. И мы стали работать вместе, «как Ильф и Петров». Ну, самого себя легко уболтать, а другого человека — чуть трудней. И вот к сентябрю этого года мы предварительно закончили работу, за которую пока что не стыдно. Это, в частности, итог моих пятнадцати лет. Но — и тут нет иллюзий — за нее тоже будет стыдно лет через десять, если я и дальше буду жить и думать. Однако сегодня — с высоты понятого — я по-новому вижу те задачи в смежных областях (прежде всего, в арамеистике), которые предстоит решить. Вот, заодно у меня получился и ответ про «революции» в жизни.
Алексей Касьян, докт. филол. наук, ст. науч. сотр. Института языкознания РАН, сооснователь «Диссеропедии российских журналов»:
В лингвистике мне сложно выделить какие-либо знаковые события, этот год прошел достаточно спокойно и для отечественного, и для мирового языкознания. Зато в 2017-м крайне горячим для России получился экстранаучный сюжет: борьба с некачественными научными журналами (мусорными журналами, как их называют на нашем профессиональном жаргоне). В России огромное количество научных журналов, которые печатают низкокачественный контент, и в научном сообществе, наконец, созрел запрос на санацию журнального рынка. У нас в стране наука теснейшим образом интегрирована с госструктурами, и всё нарастающий вал мусорных и имитационных статей вносит сильные искажения в распределение бюджетных средств. Во многом стимулированием мусорной периодики занимается само государство, которое предпочитает тащить и не пущать вместо попыток интеллектуального решения вопроса. Тут и нынешнее требование ФАНО отчитываться публикациями в журналах РИНЦ вместо предыдущей модели, где учитывались только журналы из перечня ВАК (журналу проще попасть в РИНЦ, чем в перечень ВАК, поэтому в РИНЦ намного больше процент низкокачественных изданий). Тут и всё возрастающие требования ВАК к количеству публикаций соискателя. Тут и заявительная де-факто процедура попадания журнала в перечень ВАК (достаточно выполнить формальные требования по формату, и издание включат в перечень, какой-либо реальной экспертизы научного уровня журнала-претендента не производится). В 2017 году иммунная система научного сообщества начала действовать. На полную мощность заработала «Диссеропедия российских журналов», а РИНЦ исключил несколько сотен мусорных изданий и собирается продолжать. Постепенное вскрытие гнойника встречает сильнейшее (обычно подковерное) противодействие значительной части научного сообщества, об этом можно сожалеть, но удивляться не стоит: подавляющее большинство научных и педагогических кадров заинтересовано в мусорных журналах (кому для отчетности, кому — чтоб горе-аспирант смог защититься). Что касается Минобрнауки и ВАК, их, увы, нельзя похвалить за мужество. Летом ВАК заявила, что с 2018 года сократит на четверть свой перечень, была проведена экспертиза и определены несколько сотен журналов — кандидатов на вылет. Однако защитная реакция издателей и авторов была так сильна, что в ноябре президиум ВАК проголосовал (по слухам, почти единодушно) за отмену решения. Несмотря на нерешительность и ангажированность некоторых институций, я смотрю в будущее с осторожным оптимизмом и думаю, что ситуацию с низкокачественными журналами удастся переломить.
Александр Марков, докт. филол. наук, профессор РГГУ, вед. науч. сотр. МГУ:
Научная революция — это не столько утверждение новой исследовательской программы, сколько переживание очевидной недостаточности или неполноты старых программ, что бы ни говорили представители институций. Для меня 2017 год и был таким годом открытия неполноты тех исследовательских программ в гуманитарных науках, которые притязали дать самую общую, а потому всеохватную картину происходящего.
Так, цифровые исследования и медиаисследования оказались лишь частью «политик речи» (в критике Дэвида Голамбиа); спекулятивный реализм — лишь частью интерпретативных техник (в последних выступлениях Квентина Мейяссу и вокруг него); социология культуры и искусства — лишь частью исследований интенциональности (в новых спорах о месте французской теории в обосновании культуральных дисциплин как университетских); наконец, социальная психология культуры, включая антропологию паттернов, ритуалов или иных схем поведения — лишь частью экспериментальных исследований сознания (споры, начатые заявлением Ж.-М. Шеффера десять лет назад о «конце человеческой исключительности» и продолжающиеся в поле исследований биологических предпосылок «субъектности»).
В общественной жизни этому открытию неполноты соответствует новая проблематизация харрасмента как не имеющего срока давности и не могущего быть предметом социальной сделки, что как раз тоже говорит о неполноте готовых институциональных интерпретаций человеческого поведения.
Если говорить о достижениях, то угрозы мировой гуманитарной науке пока видны лучше, чем достижения. К достижениям я отнесу разве что новую академическую моду на re-reading — очередную волну перечитывания научной классики, которая обычно обновляет структуру нон-фикшн как продукта потребления и делает более востребованными не справочные, а более серьезные его жанры. С локальными достижениями лучше: сократился срок между появлением интеллектуально продуктивной книги в мире и ее переводом на русский язык: так, «Каннибальские метафизики» Э. Вивейроса де Кастро (пересматривающие основы структуралистской антропологии, так что жертвоприношение оказывается не пересобиранием структур мира, а формой верности этим структурам) выходят на русском через три года после выхода оригинала, так же, как и книга Р. Дарнтона «Цензоры за работой», в которой цензура рассматривается не как конечный институт контроля, а как переменная в функционировании других институтов.
Сокращение этого срока до трех лет, что является и обычным циклом в гуманитарных науках от начала работы над темой до публикации статьи в ведущем рецензируемом издании, приближает возможности отечественной гуманитарной науки к возможностям мировой.
Материал подготовил Алексей Огнёв
Не надо такой безнадеги. Революции есть, но авторы статьи, наверно, не в курсе событий.
Генри Маркрам отстранен от руководстава ББП. Яхно В.Г. представил ПО для моделирования нейро-глиального комплекса, в который включил «временную задержку», признав её значимым фактором. Теперь и synaptic delay, и the velocity of action potential propagation, и миелинизицию можно будет включать в симуляторы нервной ткани. А нейронные сети (в вакууме, в купе со сферическим конем) без ковычек использовать не корректно, уж очень сильно модель отличается от прототипа.
Можно, используя административный ресурс, продолжать называть их «нейронным сетями». но лучше, используя возможности Великого и Могучего, называть их перцептронами или как-нибудь ещё…
Революция произошла не к столетию Февральско-Октябрьских, а чуть раньше. «Есть у революции начало, нет у революции конца», однако, сейчас важен не приоритет (дату которого можно установить «The Neuron Doctrine, Redux» ), а индекс Хирша раскритикованный ещё Крыловым: «За что же не боясь греха кукушка хвалит петуха? За то, что хвалит он кукушку!»
Спасибо и нейроным сетям, и теплороду, за то, что приблизили нас к пониманию сути вещей.
Количество теплоты в наших сердцах к предшественникам останется неизменным.
Наука – это всеобщий труд, обусловленный частью кооперацией современников, частью использованием труда предшественников (К.Маркс). Поэтому научная революция происходит только тогда, когда начинается процесс революционного изменения формы организации всеобщего научного труда.
Здравствуйте Владимир Моисеевич! http://www.koob.ru/rofman/
Вынужден Вам сообщить, что «Китаец Мао раздолбал еврея Маркса»(с)
Совершать революцию в методах организации всеобщего научного труда, конечно, многим не хочется. Такая научная революция болезненно затрагивает корыстные интересы большого количества людей, которые пришли в науку в поисках «местечка и доходов». Но, что не развивается, то неизбежно погибает! Печальная история хронического интеллектуального бесплодия и гнилостного разложения Российской Академии Наук — яркий тому пример…
Сущность научных революций совершенно правильно сформулировал С.В.Лёзов: » Революция в науке — это то, что осмысляется как революция лишь задним числом.». Именно поэтому для того, чтобы оценить что-то как научную революцию, должно пройти несколько лет. (А возможно, и несколько десятков лет!). Лишь тогда в итоге становится ясным, действительно ли имела место научная революция. В частности, в той области, которая мне знакома более других областей (теоретической общей лингвистики), это, безусловно, именно так.
С флегистоном и эфиром был качественный скачек. Система Птоломея — поупиралась немного, на желтый и зеленый, морщинистый и гладкий горох — мало кто обратил внимание. Транспозоны отнесли у области лженауки.
Так что, по разному бывает.
Правильное понимание сущности научной революции является следствием научного ответа на вопрос, как человек познаёт мир, каков эвристический механизм генерации новых научных идей в его головном мозге.
Если понять, что «бытие определяет сознание» (научное сознание в первую очередь!), то становится понятным и то, что целесообразной организацией своих отношений интеллектуального общения, учёный способен – умственно отражая процесс формирования таких организационных изменений — сознательно производить качественно новые научные знания.
А революционные изменения в практике организации научного производства приводят к научной революции во всей системе научных представлений.
Я понимаю, оно конечно нескромно, но что делать :) —
* Yasnitsky, A. & van der Veer, R. (Eds.) (2016). Revisionist Revolution in Vygotsky Studies. London and New York: Routledge
https://www.routledge.com/Revisionist-Revolution-in-Vygotsky-Studies-The-State-of-the-Art/Yasnitsky-Van-der-Veer/p/book/9781138887305
* Yasnitsky, A. (2016). Ревизионистская революция в выготсковедении и наследие Выготского в 21 веке [Revisionist Revolution in Vygotsky Studies and Vygotsky’s Legacy in the 21st century]. Paper prepared for presentation on November 15, 2016 at the International Network Congress of Psychology dedicated to the 120th Anniversary of L.S. Vygotsky’s birthday held at Moscow State Pedagogical University, November 14-19, 2016, Moscow, Russia
http://individual.utoronto.ca/yasnitsky/texts/Yasnitsky%20(2016).%20REVpaper_RUS.pdf
И ещё, из совсем свежего:
* Ясницкий А.
«Орудие и знак в развитии ребенка»: Cамая известная работа Л.С. Выготского, которую он никогда не писал // Психология. Журнал ВШЭ [2017] Т. 14 № 4. С. 576–606
https://psy-journal.hse.ru/2017-14-4/213550762.html
Пояснение: Л.С.Выготский (1896–1934) считается одной из ключевых фигур отечественной (а может быть, и мировой) психологии. Читатели ТрВ могли узнать о нем из недавней заметки Екатерины Завершневой («Неизвестный Выготский: возвращение к первоисточникам» https://trv-science.ru/2017/09/26/neizvestnyj-vygotsky/). Также о нем написала эссе постоянный автор ТрВ Ревекка Марковна Фрумкина http://magazines.russ.ru/nlo/2007/85/fr-pr.html , и само это многое может сказать тем, кто не слышал о Выготском, но читает тексты Р.М.Фрумкиной.
Цитата из текста Е.Завершневой: «В настоящий момент фигура Выготского окружена не только ореолом почитания, но и всевозможными мифами, которые во многом замещают необходимое чтение первоисточников. Можно говорить о возникновении ритуального дискурса, аналогичного тому, что когда-то доминировал в отношении отцов-основателей марксизма-ленинизма».
Работы Антона Ясницкого и, шире, данного направления — контрритуальные, показывающие и игнорируемые проблемы подхода Л.С.Выготского, и, похоже, даже прямые подлоги — когда, после смерти Л.С.Выготского под его именем публиковались тексты, реконструированные (не всегда удачно) его последователями на основе тех или иных доступных им источников. Об этом последняя упомянутая А.Ясницким статья ««Орудие и знак в развитии ребенка»: Cамая известная работа Л.С. Выготского, которую он никогда не писал».