Собрание профессоров РАН, состоявшееся в московском Доме ученых 30 ноября 2017 года, сюрпризов не предвещало. В самом начале перед собравшимися выступил президент РАН Александр Сергеев. Он сообщил, что на Общем собрании РАН, которое состоится 29–30 марта 2018 года, помимо прочих важных дел пройдут довыборы профессоров РАН. Руководство Академии пока не хочет увеличивать число профессоров РАН до 1500 человек (как это было задумано изначально). В марте довыберут лишь 100 человек на те места, что освободились после избрания коллег в члены-корреспонденты РАН. (Резолюцию собрания можно прочитать здесь).
Зам. министра образования и науки Григорий Трубников выступил с рассказом о новых инициативах руководства страны в научно-образовательной сфере. Речь шла о гармоничной интеграции вузовской и академической науки, о привлечении профессоров РАН к разработке программы фундаментальных исследований Академии наук, о существенном и качественном расширении фронтов взаимодействия Минобрнауки и РАН. «Популяризация науки — тут тоже нужно складывать усилия и вместе это делать», — заметил Григорий Владимирович.
Трубников считает, что необходимо создать непрерывную линейку грантов для молодежи от школьников до ученых до 45 лет, чтобы исследователи не искали ресурсы за границами нашей страны. Впрочем, помощник президента РФ Андрей Фурсенко затем высказал мнение, что никаких особых молодежных грантов после 35–40 лет не нужно. «Если к 40 годам ты не состоялся как человек, который способен на себя взять решение масштабной задачи… то тебя уже не надо поддерживать».
Зам. министра призвал профессоров РАН активнее взаимодействовать с министерством. Он напомнил, что под его кураторством в Минобрнауки работают два департамента, и у него есть вакансии в Департамент науки и технологий, в том числе на руководящие должности. «Если бы профессора РАН не побоялись бы прийти и усилить министерство, то это было бы хорошо». Андрей Фурсенко во время своего общения с профессорами РАН также сетовал, что мало кто хочет брать на себя ответственность за институт, идти в директора — ученым свобода дороже. (И их можно понять, ведь многие молодые ученые, ставшие администраторами, жалуются, что бюрократия занимает всё их время и на науку остаются только редкие выходные и отпуск.)
Григорий Трубников также сообщил, что к 1 января 2018 года будет создан проектный офис по разработке и мониторингу госпрограммы научно-технологического развития. «Это будет мозговой штаб из 10-12 человек, крайне энергичная и активная разумная структура, которая должна заниматься реализацией стратегией НТР. Мне хотелось бы, чтобы кто-то из профессоров РАН присоединился к этой работе».
Самое громкое заявление Трубникова было о деньгах. Он, в частности, рассказал о планах руководства страны инвестировать в науку 4 трлн руб. бюджетных средств. «И если бы это было реализовано, то к 2025 году, за 7 лет, можно было бы достигнуть главного показателя стратегии, определенной президентом, — тех самых 2% ВВП».
Радужные планы сразу же были спущены на грешную землю российской науки. Пётр Микляев из Института геоэкологии РАН похвалил зам. министра за хороший и интересный доклад и тут же спросил: «А как эти планы будут реализовываться? Мы знаем, что предыдущие майские указы президента о зарплатах научных работников… заставляют институты заниматься приписками и фальсификациями данных. И, можно сказать, обманом в государственных масштабах. Некоторые институты отказались в этом участвовать, но большинство из них в этом участвует… Если мы так же будем осуществлять и эти планы: на бумаге и скорее для вида, то ничего хорошего из этого не выйдет».
«То мы выступаем и говорим, что на науку выделяются миллиарды долларов, больше чем во Франции и Италии, хотя на самом деле это не так и деньги выделяются не тем, кто реально работает в науке», – продолжил профессор РАН. «То мы говорим, что на 30% увеличивается число молодых ученых, хотя это всего лишь естественная убыль. …Я надеюсь, что практика, которая у нас была распространена последние годы, не продолжится».
Трубников ответил довольно резко: «Вы сделали два утверждения, сказав, что „как мы знаем, институты занимаются приписками и всё это обман“. Я об этом ничего не знаю — факты, пожалуйста».
Пётр Микляев в ответ порекомендовал зам. министра поинтересоваться ситуацией в РАН. Зам. министра не сдавался: «Я не знаю ни одного такого факта, я ежедневно общаюсь со своими коллегами из Отделения физических наук. И действительно шуму много, но пока ни одного факта я не видел». Вед. науч. сотр. ИГЭ РАН в ответ заметил, что там, где он сейчас работает, средняя зарплата по отчетам — 80 тыс. руб., а сотрудники получают 15–20 тысяч. «Это факт! И такие факты можно еще поискать».
Профессор Микляев считает, что такая практика «приводит к тому, что мы разрушаем науку. Ведь молодежь пойдет не на ту среднюю зарплату, которую отправляют [в отчетах в] министерство, а на ту среднюю зарплату, которая есть. И пока молодежь получает фиктивную зарплату, она работать не будет. И не только молодежь. Ведь отчитываться [за нереальную зарплату] нужно реальной работой».
Президент РАН поспешил на помощь коллеге из Минобрнауки, отметив, что этот вопрос вовсе не к Трубникову, а к институтам РАН — ФАНО: «Да, есть серьезные проблемы с тем, что денег вдруг стало намного больше. Когда их мало — нам плохо, а когда их неожиданно вбрасывается больше, то возникают проблемы». Александр Сергеев также подчеркнул, что эта жалоба на бардак вовсе не к руководству научной отрасли, а прежде всего к руководству конкретного института.
Григорий Трубников не воспользовался защитой главы РАН и сказал, что отработал в ОИЯИ в Дубне 20 лет, и «там нет таких цифр, о которых вы говорите. Я знаю ситуацию в институте А. М. Сергеева, когда он еще не был президентом РАН. Мне не хватит пальцев рук назвать институты, где довольно высокие средние зарплаты. Не 15 тысяч, а те самые 60–80. Нельзя стричь всех под одну гребенку. Надо разбираться с проблемными вопросами конкретных институтов».
По словам зам. министра, «статистика — упрямая вещь, цифры не обманешь. Есть численность, есть общий фонд заработной платы. На следующий год правительство добавило несколько десятков миллиардов рублей на увеличение зарплаты. И это колоссальные средства, и таких шагов не было, наверное, лет 15. На следующий год нам удалось добиться увеличения финансирования фундаментальной науки (фонда РФФИ, в частности) в два раза, с 10 до 20 млрд руб. Вспомните, за последние 10 лет было где-нибудь такое или нет?» Он считает, что в подавляющем большинстве институтов РАН ситуация вовсе не такая, как рассказал профессор Микляев. «Я это заявляю совершенно ответственно».
Сергей Люлин, директор Института высокомолекулярных соединений РАН (Санкт-Петербург), задал вопрос Фурсенко: «…Изменения назрели, назрели давно. Но те перемены, которые происходят… во-первых, нет никаких выводов по той реформе, которая произошла. И зачастую (я отчасти согласен с первым выступающим), что за какими-то фактами кроется массовое недоверие какого-то количества сотрудников… Вы говорили об интеграции университетов и академических институтов. Это хорошее дело, так как Академии нужны кадры. Но за этим кроется то, что академические институты могут лишиться собственности. В Петербурге была жуткая история, когда весь май ФАНО засыпало нас предложениями о переезде из центра города».
Он обратился к руководителям научной отрасли с просьбой зафиксировать правила игры на пять лет, чтобы можно было под них подстроиться, а не находиться в ситуации постоянного реформирования. «Для того, чтобы привлечь молодежь, нужно играть с ней по честным правилам. Та профанация, которая есть, очень сильно всё разрушает. При реализации реформ нужно не просто говорить о приоритетах, о мегаустановках, нужно довести до конкретного человека, который занимается умственным трудом, что для него конкретно изменится. Обычный научный сотрудник этого не понимает», — заметил Сергей Люлин.
«Сейчас такая ситуация, что только деньгами проблемы российской науки уже не решить. У нас огромная кадровая проблема. Я сужу по Петербургу, лучшие выпускники физматшкол не идут на естественнонаучные факультеты, те места, откуда я, директор института, должен черпать свои кадры… Есть большой зазор между реструктуризацией и реформами, которые идут наверху, и пониманием этих реформ внизу, чем конкретно они будут заниматься в науке», — продолжил директор Института высокомолекулярных соединений.
Андрей Фурсенко потихоньку набирал обороты. Он заметил, что если разговаривать по существу, то Академия наук тоже не должна лукавить. Ситуация, когда две трети отделений РАН оценило работу своих институтов по первой категории, — это самообман. По его словам, если бы в науку были выделены все те средства, которые были обещаны майскими указами президента, то освоить их в нормальном смысле этого слова было бы невозможно. «У нас не хватает сегодня человеческого капитала, масштабных задач, в которые мы могли бы вложить такого масштаба деньги. Должны быть масштабные задачи, на которые люди были бы готовы переориентироваться. На сегодняшний день никто не выражает готовность переориентироваться, отказаться от своих исследований, даже если появляются деньги». Так, конкурс на инициативные гранты РНФ велик, а заявок на гранты по приоритетным направлениям существенно меньше.
Андрей Фурсенко предупредил, что движение будет идти главным образом в направлении задач, связанных с государственными приоритетами. «Среди научных сотрудников будет достаточно мощный протест, они будут говорить, что «вы вместо того, чтобы давать возможность заниматься тем, что мы хорошо умеем заниматься и что действительно очень важно, втравливаете нас непонятные истории»». Но помощник президента к этому готов, и считает, что подобные разговоры о сельскохозяйственных проектах сейчас свелись на нет.
Александр Лутовинов из Института космических исследований РАН поднял вопрос о законе о науке, стоит ли тратить усилия на доработку этого проекта. Фурсенко высказал свою личную точку зрения: закон в таком виде не имеет смысла, но полезен как стартовая позиция для изменений. Трубников сообщил, что вопрос о законе будет главным в повестке дня ближайшего Совета по науке при Минобрнауки.
Вопрос Лутовинова о том, будет ли сохраняться Болонская система, привел к высказыванию Трубникова о том, что в ведущих вузах России зарплаты по 80–90 тысяч, а у профессорско-преподавательского состава средняя зарплата — 140 тыс. руб.
В зале поднялся шум, народ хотел знать, в каких именно вузах «наступил коммунизм». Зам. министра сообщил, что был на наблюдательном совете Физтеха, где озвучивались эти цифры. Некий профессор РАН (его имя не удалось узнать) воскликнул: «А вы знаете, что Физтех устраивает людей на 10% ставки?»
Фурсенко: «А сколько времени работают?» Физик: «А работают больше!» Фурсенко: «2% [времени]?» Физик: «Нам, например, на всю кафедру дали одну ставку, и мы ее разделили на 10… Есть люди, которые получают 6% ставки». Тут же из зала прозвучала реплика, обращенная к Трубникову: «Вы говорили, что вы не знаете, так пусть вам расскажут, что происходит».
Фурсенко не давали ответить. Он воскликнул: «Можно я договорю? Или у вас так принято (перебивать)? Что за люди такие!?» Ему в ответ: «Сколько можно одно и то же говорить, а?» И к профессорам РАН понеслось: «А вы сколько можете одно и то же говорить?» И «ответка» была такой: «Мы делаем вид, что работаем, а вы делаете вид, что…» Тут в дело вступил вице-президент РАН Алексей Хохлов, призвавший коллег к спокойствию.
Но Андрея Александровича защищать было не нужно: «У нас был опыт общения с собранием Академии наук 12 лет назад, когда я пришел на Общее собрание РАН и сказал: „Давайте вместе подумаем о том, что мы получаем деньги налогоплательщиков. Может, надо подумать о том, что требуется государству?“ В ответ один из уважаемых членкоров начал свистеть. Ну посвистел, а дальше-то чем кончилось? Никто же не стал думать о том, что тратим деньги налогоплательщиков. Вы повторяете то, что я много раз слышал. Я готов поговорить о вашем институте…»
В ответ на реплики зала Фурсенко продолжил: «Мы хотим найти общее решение? Тогда мы его ищем… То, что денег в науке не хватает, это так. Наука однозначно недофинансирована… Не хотел бы, чтобы мы ушли в конфронтационном плане». Он предложил залу оценить результаты реформ последних лет, в качестве иллюстрации рассказав анекдот про трех девушек в бане, сетующих, что у них мало шуб, машин и брелоков.
Помощник президента уже миролюбиво сказал: «Вы хотите диалога? Я тоже хочу. Ну тогда давайте. Я тоже могу каких-то гадостей наговорить, причем обоснованных, но это неправильно. Не это цель. Каждая из этих неприятностей имеет под собой определенное основание, к сожалению, и… судить об этих вещах нельзя. Какие-то вещи связаны с какими-то объективными ограничениями… Есть вещи, которые действительно надо менять» .
Как сказал бы на это Михаил Сергеевич Горбачёв, «лед тронулся, товарищи, процесс пошел!»
Наталия Демина
Видеозапись собрания можно посмотреть на странице «Научной России»
Любые аттестации, проверки, комиссии и т.д.: если нет должного, финансирования, если руководство зависит только от внешних показателей и благосклонности ФАНО и т.п., если нет связей с реальной экономикой или хотя бы образованием, то они (аттестации, проверки, комиссии) лишь отвлекают ваше внимание от самоидентификации полной ж… с тем, что называется наукой и перспективами
Осталось ввести доцентов РАН. Самое время. И вообще, что мелочиться, было же у Петра 1-го 14 классов, вот к ним и вернуться. Только для всех, для всех, граждане. А то сейчас там где-то есть государственные советники, а на земле, где, собственно, все и делается, по советской старинке. Самое порочное в этой системе — стипендии.
«…было же у Петра…»
Опоздали Вы с этой идеей. Смотрите на
https://ru.wikipedia.org
«Классный чин» и «Единая тарифная сетка»
Ну и заодно уж
https://trv-science.ru/2017/09/26/landshaft-zhurnalnogo-fejka-po-dannym-disseropedii-zhurnalov/#comment-88328
Видите ли, «классный чин» для одних, а «тарифная сетка» для других. Так никакого диалога не будет, что мы отчетливо и слышим из видео обсуждаемого заседания ))
А, может, сама система порочная?
«ученым свобода дороже»
Вот именно!
Основная рабочая единица — лаборатория. Если возникает необходимость лаборатории объединят усилия сами. Без помощи извне. Искусственно объединять и руководить нет никакого смысла.
Семинары и конференции обеспечат обмен информацией. Один или несколько органов распределяют ресурсы по лабораториям, закрывают не перспективные, открывают новые. Система грантов дополняет это.
1. «Искусственно объединять и руководить нет никакого смысла.»
Это может быть справедливо для математиков. В принципе можно арендовать офис для встреч и работы тех, кто не в состоянии по жилищным условиям работать дома. И менять арендодателя хоть каждый год.
Но с людьми, которым нужна для деятельности экспериментальная установка, такой номер не пройдёт.
2. «Один или несколько органов распределяют ресурсы по лабораториям, закрывают не перспективные, открывают новые.»
Нагрузка на эти органы будет колоссальная: скажем, 650 институтов умножить на, например, 20 лабораторий = 13 000 единиц, которыми нужно управлять.
Другими словами, потребуется примерно те же 650 промежуточных центров управления нижнего уровня плюс штук 20 центров уровня, соответствующего бывшим отделениям РАН. С учётом экспериментаторов выйдет реинкарнация прежней структуры с, быть может, несколько облегчённым режимом перехода из одного центра в другой, что реально лишь для теоретиков (которые и сейчас не особо административно привязаны).
3. «Система грантов дополняет это.»
Сегодня грант есть, а завтра — нет. Чем питаться в промежутках?
«Но с людьми, которым нужна для деятельности экспериментальная установка, такой номер не пройдёт.»
Коллективное пользование установками, особенно большими и, например, космическими телескопами отлажено… и не дай бог ими начнут руководить министерства или завхозы ФАНО.
Вот к примеру, Северинов с его двумя лабораториями. Не думаю, что ему чем-то поможет директор или, извините министр.
Или ЭПР лаборатория в Швейцарии, набрали классных специалистов по всему миру. Зав лаб., секретарша и механик который умеет делать все. Кстати дипломированный. Наши умельцы, как правило, самородки.
А лаборатория Кавендиша?
Кому-то нужно общение, кому-то не очень. Можно собрать математиков в одном большом здании и назвать его МИАН, но математик много и каждая группа занимается своей математикой.
Ну назовите завлаба директором. Только не делайте из него чиновника, а из лаборатории контору по переработке отчетов. Кстати я работал именно в такой лаборатории. За тридцать лет она превратилась в контору с парой ребят которые чего-то делали, а белее десятка человек писали и переписывали. Самое странное что-то делалось…
«Сегодня грант есть, а завтра — нет.»
Это верно.
Я по этому и сказал — дополняет. Плохо ли хорошо не знаю. Нет у меня никакой информации. Никогда не просил денег, ни у кого. Если не считать до получки…
«650 институтов умножить на, например, 20 лабораторий = 13 000 единиц, которыми нужно управлять. »
А что значит управлять? В том-то и дело, что управлять не нужно. Работу и перспективы оценивать по результатам и реальному потенциалу. Это работа экспертов. Нужно сравнивать работу в различных регионах и странах, а не с соседями через стенку.
1. «Коллективное пользование установками, особенно большими и, например, космическими телескопами отлажено…»
Речь идёт не о больших установках, а, скажем, о занимающих пару десятков квадратных метров. Разобрать такую не очень просто, и, главное, собрать на новом месте и снова всё настроить — очень муторное и трудоёмкое дело.
2. «Можно собрать математиков в одном большом здании…»
С теоретиками особых проблем нет, с этим я уже согласился.
3. «Ну назовите завлаба директором. Только не делайте из него чиновника…»
Человек, имеющий право подписи финансовых документов и работающий на бюджетные деньги, автоматически выполняет обязанности чиновника пропорционально суммам, которые он имеет право распределять. Он обязан соблюдать действующее законодательство, которое можно называть как угодно, но слово «простое» к нему не подходит.
Одна только часть, относящаяся к госзакупкам, чего стоит. Да и КЗоТ не подарок.
4. «…а из лаборатории контору по переработке отчетов.»
Для этого нужен платёжеспособный спрос со стороны промышленности. Если нет реальных задач, то нет и реальной деятельности.
5. «Самое странное что-то делалось…»
Это остаточные флуктуации.
6. «Я по этому и сказал — дополняет.»
Так вопрос-то: дополняет что? Если, скажем, институт примерно наполовину (в среднем) загружен задачами из реального сектора (примерно как в СССР), то тогда всё более-менее понятно: кто выиграл грант, тот по нему, в основном, и работает, а кто не выиграл — тот выполняет заказы и думает, как выиграть грант в будущем.
7. «А что значит управлять? В том-то и дело, что управлять не нужно.»
Конечно не нужно, если нет задач, востребованных экономикой. Зачем управлять ненужным сектором, то есть наукой?
8. «Нужно сравнивать работу в различных регионах и странах, а не с соседями через стенку.»
А кому вообще нужна какая-либо работа? Только тем, кто пользуется её результатами. Наши научные сотрудники, поскольку они получают содержательные результаты, работают на экономики других стран.
Поэтому следует не только сравнивать наши результаты с результатами, полученными в других странах, но и передать управление нашей наукой представителям этих других стран. Пусть там и определяют приоритеты, выделяют средства на большие экспериментальные установки, следят за целевым расходованием финансирования и т.д.
Наша-то страна здесь при чём?
«Речь идёт не о больших установках»
Я и не говорил, что установки только большие. Мне просто кажется на больших процесс сотрудничества лучше отработан.
«Наша-то страна здесь при чём?»
Вот именно не причем. Но есть тенденция все мерять своим аршином.
«Человек, имеющий право подписи финансовых документов и работающий на бюджетные деньги, автоматически выполняет обязанности чиновника пропорционально суммам»
В швейцарской лаборатории ЭПР, о которой я читал, этим ведает секретарша. И, как я понял она не бегает за подписью к ректору или завхозу. Есть бюджет и завлаб праве сам решет какое оборудование покупать, какое ремонтировать.
Я с вами во многом согласен заранее… только не всегда промышленность готова к использованию результатов. Ели заранее известно, что ожидается результат, этим должна заниматься промышленность.. так и делается. Конечно есть риск, что вместо копейки компания заработает всего лишь нобелевскую премию. Кстати на западе обычное дело. У нас до этого далеко, работает тупая модель — что б заработать деньги нужны только деньги. Результат — уродцы Роснано и Сколково.
1. «Мне просто кажется на больших процесс сотрудничества лучше отработан.»
Здесь имеет место принципиальная разница: больших установок мало, а небольших — много. Поэтому система управления большими установками принципиально не годится для малых.
Разница примерно та же, что и между принципами управления электростанцией и ларьком. В СССР получили на этот счёт исчерпывающие экспериментальные результаты — то, что годится для небольшого числа крупных предприятий, совершенно неприемлемо для большого количества мелких.
2. «Есть бюджет и завлаб праве сам решет какое оборудование покупать, какое ремонтировать.»
Завлаб при этом обязан выполнять действующее законодательство. И, насколько мне известно, этим занимаются специальные юридические отделы, под руководством которых (и, разумеется, не только их) этот бюджет и составляют. Собственно, в составлении бюджета и заключается львиная доля управления.
Просто у нас любят гоняться за мухами (упуская слонов), что и приводит к лишним сложностям. Но управлять-то всё равно нужно.
3. «…только не всегда промышленность готова к использованию результатов.»
Не в этом дело. В более-менее нормальной экономике расходы на фундаментальную науку составляют считанные проценты от расходов на прикладные исследования. Поэтому что там нашли фундаментальщики, для экономики не очень важно — если сейчас не готовы использовать, то большой беды в этом нет.
У нас же прикладная наука в значительной мере ликвидирована. В результате в головах фундаментальные результаты приобрели совершенно несвойственное им значение. В нормальной системе они являются второстепенными с точки зрения текущей работы.
4. «…Роснано и Сколково.»
Это результат отождествления корреляционных связей с причинно-следственными на почве прикладного монетаризма.
Наши деятели от экономики заметили, что в других странах большие денежные потоки в высокотехнологичной промышленности коррелируют с относительно большими денежными потоками в конторах, занимающихся примерно тем же, чем должны заниматься в Роснано и Сколково. Отсюда, в лучших традициях магического мышления, был сделан вывод: если создать Роснано и Сколково, то возникнет и высокотехнологичная промышленность.
Вот и размахивают ветками, желая поднять ветер.
Тут просто, наша экономика устроена по принципу деньги делают деньги. Религия 20-30-х, хорошо известно чем это кончилось. Американцы выучили этот урок, теперь они хорошо знают кто делает деньги.
Все хорошо описано у Уилсона «Брат мой, враг мой».
Требовать от людей, работающих по двенадцать часов, во-время приходить на работу странно.
Другая странность увеличивать зарплату преподавателям путем сокращения часов. В результате зарплата уменьшается, а студент получает небольшую добавку к школьным знаниям, вполне достаточную для работы «менеджером» за прилавком овощного магазина. .
«У нас же прикладная наука в значительной мере ликвидирована.»
Да и была она достаточно кривенькая. И к 80-тым стала окончательно кривой. И рассыпалась мелким бисером. Кто что-то умел делать делает и неплохо живет, по крайне мере какая-то часть.
Секрет простой, если что-то получилось — это и производи.
В любой науке нельзя ждать немедленного практического применения…
Сначала надо получить неожиданное решение. Потом, возможно, придется искать неожиданное применение.
1. «И к 80-тым стала окончательно кривой. И рассыпалась мелким бисером.»
Не нужно смазывать картину. Масштаб разгрома прикладной науки в 90-е совершенно очевиден.
2. «Секрет простой, если что-то получилось — это и производи.»
Современное производство — не цех народных промыслов.
По словам зам. министра, «статистика — упрямая вещь, цифры не обманешь.»
1. Есть три вида лжи: ложь, наглая ложь и статистика. — Марк Твен популяризовал высказывание, упомянув, что оно приписывается Дизраэли («Главы моей автобиографии — ХХ», Обзор № DCXVIII, 5 июля 1907).
2. Размер зарплаты — величина статистическая, которую невозможно описать одним числом. В России, где разброс доходов колоссальный, необходимы ПОЛНЫЕ данные о зарплате. Но вот как раз сведений о распределении зарплат среди мнс-ов, снс0в, профессоров, доцентов МОН НИКОГДА не публиковало. Позиция МОН по этому вопросу понятна, но вот позиция научных работников требует объяснения. Объяснения же дать сложно: «Грубо говоря нельзя сказать, а мягко говоря — нет слов» (Жванецкий). Ситуация пикантная — лучим в стране специалистам по экономике и статистике не говорят какая у них фактическая зарплата, а они этого и не требуют!
Браво! Прочитал Ваши комментарии. Конечно действительность «еще шикарней» как пел Высоцкий. Спасибо!