Исполнилось сто лет со дня создания в Москве Института экспериментальной биологии, руководимого Н. К. Кольцовым.
Эксперименты этого исследователя привели к открытиям мирового масштаба. До него ученые считали, что клетки принимают свою форму в зависимости от осмотического давления содержащихся в них веществ. Кольцов в 1903 году пришел к заключению, что форму нежнейших клеток поддерживает твердый клеточный каркас, и предложил термин «цитоскелет». Чем мощнее и разветвленнее различные структуры каркаса, тем больше форма клеток отходит от шарообразной. Он изучил внутриклеточные тяжи во многих типах клеток, исследовал их разветвленность, использовал химические методы для выявления условий стабильности цитоскелета.
В 1910 году специалисты Гейдельбергского университета применили «правило Кольцова» к одноклеточным организмам. В 1911 году вышло дополненное издание книги Кольцова о цитоскелете на немецком языке. В те же годы Рихард Гольдшмидт использовал принцип цитоскелета Кольцова для объяснения необычной формы нервных и мышечных клеток, Дарси Томпсон в деталях описал принцип Кольцова в книге «О форме и росте», а Макс Гертвиг, посвятивший идеям Кольцова первые две главы своей книги, ставил его на первое место среди биологов.
Но возведенный в советское время Лениным и Сталиным железный занавес сделал практически невозможным выезд ученых за рубеж и выступления на международных форумах; сложно было даже направить статью в западное издание. Постепенно принцип Кольцова был забыт, и в 1931 году француз Поль Винтребер (Paul Wintrebert) заново предложил термин «цитосклет» (cytosquelette). Биологи нашего времени убеждены, что понятие о цитоскелете сложилось совсем недавно.
В январе 1906 года Кольцов должен был защищать докторскую диссертацию. Однако в декабре 1905 года, после волны рабочих протестов, решением правительства Московский университет был фактически оккупирован войсками. Как вспоминал позже Николай Константинович, защита была назначена буквально «через несколько дней после кровавого подавления декабрьской революции». «Я отказался защищать диссертацию в такие дни при закрытых дверях — студенты бастовали — и решил, что не нуждаюсь в докторской степени, — писал он. — Позднее своими выступлениями во время революционных месяцев я совсем расстроил отношения с официальной профессурой, и мысль о защите диссертации уже не приходила мне в голову».
В 1906 году Кольцов издал брошюру, цель и направление которой отлично раскрывает напечатанное на обложке разъяснение: «Памяти павших. Жертвы из среды московского студенчества в октябрьские и декабрьские дни. Доход с издания поступает в комитет по оказанию помощи заключенным и амнистированным. Цена 50 коп. Москва. 1906». Брошюру приказали конфисковать, а автора уволили из Московского университета. Он стал искать новое место работы.
Еще в 1903 году Кольцов читал курс «Организация клетки» на Высших женских курсах профессора В. И. Герье, а 28 апреля 1909 года он приступил к преподаванию в Московском городском народном университете, который чаще называли Частным университетом Шанявского.
В 1915 году Петербургская академия наук пригласила Кольцова переехать в Северную столицу, где собирались избрать его академиком и создать биологическую лабораторию. Однако Кольцов отказался уезжать из Москвы и вынужден был довольствоваться званием члена-корреспондента Академии наук.
В 1916 году Кольцов был привлечен к созданию на деньги меценатов ряда научно-исследовательских институтов, независимых от государства. Летом 1917 года, за несколько месяцев до большевистского переворота, в Москве открыли Институт экспериментальной биологии (ИЭБ) во главе с Н. К.
Российские интеллектуалы на протяжении десятилетий боролись против жандармского отношения царизма к человеческой личности. Многие из них приветствовали отречение царя от власти. Но первыми же своими действиями ленинское правительство оттолкнуло от себя лучших людей России. Инакомыслие попало в разряд государственных преступлений. Естественно, сторонники демократии думали, как освободить страну от засилья безумных робеспьеров и кровожадных маратов. Возникли группы людей, искавших посильные и законные пути освобождения России из-под власти большевиков. В одной из них на ведущих позициях оказался Кольцов. «Национальный центр» — так назвали в своих отчетах эту организацию чекисты — был раскрыт в 1920 году. Н. К. отвечал в нем за финансовую сторону работы (значит, ему доверяли его друзья по организации). В 1920 году всех выявленных заговорщиков — 28 человек, включая Кольцова, — арестовали. То, что они собирались на его квартире, было также поставлено профессору в вину.
Кольцова приговорили к расстрелу. По счастью, за него вступился близкий приятель Максим Горький, обратившийся непосредственно к Ленину. Благодаря его заступничеству приговор cначала заменили пятью годами тюремного заключения, а вскоре Кольцова освободили совсем, и он вернулся руководить своим институтом.
Он стремился помогать работе ученых по всей стране. Им были образованы лаборатории при Комиссии по изучению производительных сил (КЕПС), при Всесоюзном институте животноводства, биологическая станция в Бакуриани в Грузии, он же помог развитию Кропотовской биологической станции, затем его ученики при его участии создали новые центры исследований в Узбекистане и Таджикистане.
Институт экспериментальной биологии приобрел высокую репутацию в мире. В январе 1930 года Рихард Гольдшмидт писал: «Я поражен и до сих пор не могу разобраться в своих впечатлениях. Я увидел у вас такое огромное количество молодежи, интересующейся генетикой, какого мы не можем себе представить в Германии. И многие из этих молодых генетиков так разбираются в сложнейших научных вопросах, как у нас только немногие вполне сложившиеся специалисты».
В 1927 году Кольцов опубликовал работу, в которой сообщил, что каждая хромосома содержит гигантского размера наследственную молекулу, несущую генетические записи, и сделал выводы о том, как она может быть устроена. Он учел, что гены расположены в линейном порядке на генетических картах, принял во внимание химические данные о существовании высокомолекулярных структур, таких как целлюлоза или белки, и физические описания роста кристаллов.
Николай Константинович предположил, что наследственные молекулы должны содержать две зеркальные части и что гены — это части этих молекул (рис. 1). Таким образом, герой нашего рассказа разработал новый принцип химии — комплементарность нитей в двунитевых структурах, поддерживаемая за счет контактов между боковыми химическими группами в двух нитях.
Он объяснил механизм сохранения химической структуры наследственных молекул при делении хромосом, сформулировав матричный принцип воспроизведения наследственных молекул. «Я формулировал эту мысль в тезисе: Omnis molecula e molevula, т. е. всякая (конечно, сложная органическая) молекула возникает из окружающего раствора только при наличии уже готовой молекулы, причем соответствующие радикалы помещаются путем оппозиции (ван-дер-ваальсовыми силами притяжения или силами кристаллизации) на те пункты имеющейся налицо и служащей затравкой молекулы, где лежат такие же радикалы».
В те годы, когда Кольцов разрабывал эти гипотезы, химия полимеров была в зачаточном состоянии. Н. К. казалось, что наиболее подходящими для наследственных молкул могли бы быть белки. Соединение аминокислот через —NH—COOH— связи в полимерные структуры давало возможность думать, что именно белки могут достигать гигантской длины; в качестве примера Кольцов приводил рисунок белков фиброинов (рис. 2).
Он обсудил возможность построения наследственных молекул из нуклеиновых кислот, но отверг это предположение, поскольку Фёбус Левин (Phoebus Levene) опубликовал в то время тетрануклеотидную теорию строения ДНК, согласно которой в молекуле монотонно повторялись четыре нуклеотида (АГТЦ). Кольцов заключил, что в таком случае нуклеиновые кислоты не могут нести генетические записи, так как они «слишком примитивно устроены» и не удовлетворяют «лингвистическим требованиям». Позднее тетрануклеотидная теория была опровергнута.
В целом соображения Н. К. о наследственных молекулах содержали следующие положения.
- В хромосомах находятся гигантские молекулы, несущие генетические записи.
- Гены — это сегменты наследственных молекул.
- Каждая наследственная молекула содержит две нити.
- Каждая нить несет идентичные последовательности записей, и благодаря этому они комплементарны.
- В результате химических изменений в наследственных молекулах возникают мутации генов.
- Одиночные молекулы используются как затравки (матрицы) для синтеза на них молекул с идентичными последовательностями (записями), что обеспечивает преемственность структуры генетического материала в поколениях.
В 1928 году вышла статья Кольцова на немецком с дальнейшей проработкой модели, в 1935 и 1936 годах — две на русском, а более развернутое описание было дано в его французской книге в 1939 году.
Кольцовская гипотеза привлекла внимание специалистов. К. Майер и Г. Марк (одни из основоположников химии полимеров) уделили кольцовским идеям заметное место в их книге 1930 года. Не раз упоминал о кольцовских идеях Герман Штаудингер (получивший в 1953 году Нобелевскую премию за развитие высокомолекулярной химии). В 1934 году Дороти Уринч опубликовала статью в Nature, в которой рассмотрела идеи, схожие с кольцовскими.
Американский генетик Милислав Демерец (предшественник Джеймса Уотсона на посту директора Колд Спринг Харборской лаборатории) послал Кольцову 27 августа 1934 года письмо, обнаруженное мной в архиве Американского философского общества в Филадельфии. В нем он писал: «Ваше представление, что целая хромосома — это большая органическая молекула и что гены — это лишь радикалы этой молекулы, очень интересно… В лекции, которая будет скоро опубликована, я обсуждаю ваше предположение». Но Демерец отверг центральную часть кольцовской гипотезы о том, что гены представляют собой сегменты гигантской наследственной молекулы. Он предпочел думать, что гены должны существовать как индивидуальные структуры: «Я сомневаюсь, однако, что экспериментальные доказательства, которые предполагают, что гены имеют значительную степень индивидуальности, сопоставимы с вашим взглядом. Известно, что гены могут быть перенесены из одной гомологичной хромосомы в другую путем кроссинговера, что их положение внутри хромосомы может быть изменено инверсией, и что их положение в хромосомном комплексе может быть изменено транслокацией. Известно также, что все эти изменения не влияют на сами вовлеченные гены».
Однако в 1946 году Джошуа Ледерберг открыл, что гены как части одной гигантской молекулы подвергаются рекомбинации, то есть могут быть перенесены из одного участка в другое место той же молекулы. В 1963 году Г. Л. К. Вайтхауз разработал структурную теорию рекомбинации молекул ДНК. Таким образом, пионерские предвосхищения Кольцова были полностью подтверждены.
В книге «Что такое жизнь?» Эрвин Шрёдингер согласился с тезисом, что гигантские наследственные молекулы существуют (без упоминания имени Кольцова) и что ими могут быть белковые молекулы. Однако Джон Бёрдон Сандерсон Холдейн, которому Шрёдингер приписал это объяснение, восстановил историческую важность предсказаний Кольцова в рецензии на книгу Шрёдингера в Nature. Холдейн указал, что именно Николай Константинович был первым, кто «представил… идею… что хромосома — это гигантская молекула… обладающая свойствами кристалла, включая способность к самовоспроизведению и таким образом высоко усложненная структура, которая несет „закодированную запись“ для развития организма».
В 1934 году Кольцов сделал еще одно важное открытие: Т. С. Пэйнтер обнаружил в слюнных железах двукрылых насекомых хромосомы огромного размера, а Н. К. дал объяснение механизму их возникновения: в ходе многократных удвоений наследственных молекул они не расходятся по дочерним клеткам, и хромосомы утолщаются (рис. 3).
Российский биолог назвал такие хромосомы политенными (многонитевыми), этот термин укрепился и существует в науке до сих пор. При этом длина хромосом не увеличивается, а толщина из-за нерасхождения вновь образовавшихся наследственных молекул растет, достигая гигантского размера. Кольцов описал этот механизм в статье, опубликованной в американском журнале Science в том же году. Он писал: «Я видел сотни препаратов слюнных желез различных Diptera, полученных в генетическом и цитологическом отделах моего Института экспериментальной биологии. Профессор Г. Дж. Мёллер из Техасского университета также показывал мне серию очень хороших препаратов Drosophila, имевших различные необычные формы Х-хромосом».
У ученого была еще одна область интересов. Еще в начале века он познакомился с первыми работами по наследованию умственных способностей у человека и хотел учредить у себя в институте отдел генетики человека. В 1920 году Н. К. Кольцов был избран председателем Русского евгенического общества и оставался им до 1929 года, когда по его инициативе общество прекратило свою работу. С 1922 года он стал редактором (с 1924-го — соредактором) «Русского евгенического журнала», в котором опубликовал свою речь «Улучшение человеческой породы», произнесенную 20 октября 1921 года на годичном собрании Русского евгенического общества, и исследование «Родословные наших выдвиженцев».
Позднее политиканствующие идеологи сталинизма использовали интерес Кольцова к генетике человека против него, обзывали это направление человеконенавистничеством, даже фашизмом. Однако генетика человека интенсиво развивается, и на ее основе разрабатывают новые эффективные методы лечения болезней.
Вклад Николая Константиновича в развитие русской науки в целом был бы очерчен неполно, если бы осталась в тени его гуманитарная деятельность. Он сделал очень много не только для женского образования в России. Он не раз вступался за честь и достоинство русских ученых, несправедливо обиженных, оклеветанных, арестованных. И в советское время он не изменил своим принципам.
Кольцов ярко и много писал. По сей день важную роль в распространении научных знаний играет журнал «Природа», главным редактором которого он был с 1912 до 1930 года; как приложение им была основана серия «Классики естествознания». С 1916 года Кольцов редактировал «Труды Биологической лаборатории», затем организовал журналы «Известия экспериментальной биологии» (1921), «Успехи экспериментальной биологии» (начали выходить в 1922 году), «Биологический журнал» и ряд других изданий.
Независимая позиция Кольцова не только в науке, но и в общественной деятельности вызывала раздражение властей. Первыми начали злобные наскоки на Н. К. деятели из Общества биологов-марксистов в марте 1931 года. Особенно озлобленным публичным нападкам Кольцов подвергся после дискуссии о генетике и селекции в декабре 1936 года. Николай Константинович вел себя непримиримо по отношению к лысенковцам, выступившим с нападками на генетику. Понимая, к чему клонят организаторы дискуссии, он после закрытия сессии направил в январе 1937 года письмо президенту ВАСХНИЛ (копии — заведующим отделов ЦК: сельского хозяйства — Я. А. Яковлеву, науки — К. Я. Бауману, печати и издательств — Б. М. Талю), в котором прямо заявил, что организовывать такую дискуссию — значит покровительствовать врунам и демагогам, а это никакой пользы ни науке, ни стране не принесет.
Он указал на недопустимое положение с преподаванием генетики в вузах, предугадав, к какому понижению уровня знаний в Стране Советов это приведет, а затем заявил вообще немыслимую в советских условиях крамолу, сказав открытым текстом, что газета «Правда» печатала ложь о выступлениях на сессии: «Газеты печатали необъективные и часто совершенно неграмотные сообщения о заседаниях сессии. Чего стоит, например, отчет в „Правде“ от 27 декабря… Как Вы назовете такую „правду“? Неужели она останется неопровергнутой? Надо исправить допущенные ошибки. Ведь от получившегося в результате сессии разгрома генетики пострадает, может быть, не один выпуск агрономов… С нас прежде всего спросит история, почему мы не протестовали против недостойного для Советского Союза нападения на науку… Невежество в ближайших выпусках агрономов обойдется стране в миллионы тонн хлеба. А ведь мы не меньше партийных большевиков любим нашу страну и гордимся успехами соцстроительства. Поэтому-то я не хочу и не могу молчать».
Требования остановить Кольцова и отвергнуть его критику прозвучали 26–29 марта и 1 апреля 1937 года на собраниях актива Президиума ВАСХНИЛ. Но Н. К. не испугался и, выслушав многократно повторенные обвинения в свой адрес, попросил слова и без колебаний отверг несправедливые выпады, повторив, что «газеты неправильно информировали о сути происходившей дискуссии. По ним нельзя составить ясного представления о том, что говорилось на сессии».
В конце заседаний в ВАСХНИЛ он так завершил свое выступление: «Я не отрекаюсь от того, что говорил и писал, и не отрекусь, и никакими угрозами вы меня не запугаете. Вы можете лишить меня звания академика, но я не боюсь, я не из робких. Я заключаю словами Алексея Толстого, который написал их по поводу, очень близкому данному случаю, — в ответе цензору, пытавшемуся запретить печатание книги Дарвина:
Брось, товарищ, устрашенья,
У науки нрав не робкий.
Не заткнешь ее теченья
Никакою пробкой!».
Полутора неделями позже была опубликована статья Я. А. Яковлева, в которой в резких выражениях генетика была названа фашистской, а Кольцов — «фашиствующим мракобесом… пытающимся превратить генетику в орудие реакционной политической борьбы», и сказано, что генетики «в своих политических целях» якобы «осуществляют фашистское применение „законов“ этой науки».
Такого рода нападки были не случайными. Утверждения генетиков, что внешняя среда может изменять наследственность только путем индукции мутаций в наследственных записях, категорически расходились с воззрениями Сталина. Редко возникающие мутации не могли его удовлетворить, так как он был убежден, что правильное — сталинское — воспитание изменит наследственность всего советского народа и последующие поколения будут вести себя по его, сталинским, меркам, что нужно целенаправленно менять условия выращивания растений и животных и создавать скоростными темпами сорта растений и породы животных. А тут эти генетики твердят о консерватизме наследственности и пресловутых генов, которых вовсе нет.
В 1938 году было объявлено о выборах лучших ученых членами Академии наук СССР. В январе 1939 года в «Правде» А. Н. Бах, Б. А. Келлер и шесть примкнувших к ним молодых ученых выступили с заявлением, что Кольцов и Л. С. Берг — выдающийся зоогеограф — не могут быть избраны академиками. Письмо так и было озаглавлено: «Лжеученым не место в Академии наук». После такой статьи ни Кольцов, ни Берг не прошли в академики (последнего избрали в 1946 году), а для разбора дел в кольцовском институте Президиум АН СССР назначил специальную комиссию.
Члены комиссии, включая Лысенко, стали наезжать в институт, беседовали с сотрудниками. В конце концов было назначено общее собрание коллектива института, на котором комиссия собиралась выслушать сотрудников и зачитать свое решение. Ученые института, однако, оказались верны своему директору, и почти никто не сказал и слова осуждения в его адрес. Только двое выступили против Кольцова: заведующий отделом генетики института Н. П. Дубинин, рвавшийся к креслу директора, и человек со стороны, имевший те же цели, — Х. С. Коштоянц (физиолог животных, предпочитавший продвигаться по партийно-общественной линии).
Собрание всецело поддержало Кольцова, что было совершенно удивительным фактом для тех дней: по существовавшим правилам игры осудить Н. К. должен был коллектив, но предателей и слабых духом людей в нем не оказалось. А если колектив этого не сделал, то и формальных оснований у НКВД привлечь Кольцова к уголовной ответственности за вредительство в тот момент не оказалось. Сам Николай Константинович, и на этот раз не отступивший от своей мужественной позиции, выступил на собрании спокойно и без дрожи в голосе произнес то, что в те дни никто говорить в подобных ситуациях не решался.
Он не согласился ни с одним из обвинений, ни в чем себя виновным не признал и не каялся: «Я ошибался в жизни два раза, — сказал он. — Один раз по молодости лет и неопытности неверно определил одного паука. В другой раз такая же история вышла с еще одним представителем беспозвоночных. До 14 лет я верил в Бога, а потом понял, что Бога нет, и стал относиться к религиозным предрассудкам, как каждый грамотный биолог. Но могу я ли утверждать, что до 14 лет ошибался? Это была моя жизнь, моя дорога, и я не стану отрекаться от самого себя».
16 апреля 1939 года Президиум АН СССР снял Кольцова с поста директора института, но оставил его заведующим лабораторией.
В конце ноября 1940 года Кольцов вместе с женой выехал в Ленинград на научную конференцию. Внезапно, без всяких симптомов, которые бы проявлялись раньше, у него случился инфаркт миокарда, а еще через три дня, 2 декабря, в гостинице он скончался.
Его жена записала: «Сейчас кончилась большая, красивая, цельная жизнь. Во время болезни как-то ночью он мне ясно сказал: „Как я желал, чтобы все проснулись, чтобы все проснулись“. Еще в день припадка он много работал в библиотеке и был счастлив. Мы говорили с ним, что мы „happy, happy, happy“».
Этой запиской жена Кольцова завершила и свое пребывание на земле. Без мужа она не видела смысла в существовании и в тот же день оборвала свою жизнь. Академик АМН СССР И. Б. Збарский в книге «Объект № 1» заявил, что Кольцов был, видимо, отравлен чекистами сердечным ядом, подсыпанным в бутерброд.
* * *
Спустя три четверти века после смерти Н. К. Кольцова ученые пришли к его принципу цитоскелета вторично. За работы по строению клеток Кристиана де Дюва, Альберта Клода и Георга Паладе в 1974 году наградили Нобелевской премией. Идея двойной структуры наследственных молекул была предложена Н. К. четвертью века ранее модели двойной спирали ДНК Джеймса Уотсона и Фрэнсиса Крика, заслужившей Нобелевскую премию в 1962 году (и хотя Уотсон уверял меня несколько раз в 1988–2000 годах, что они с Криком ничего не знали о модели Кольцова, у меня есть сомнения на этот счет).
Совпадающие с кольцовскими представления Артура Корнберга о механизмах копирования ДНК в процессе их удвоения (репликации) и выделение им ДНК-полимеразы 1 были отмечены Нобелевской премией в 1959 году. Россия утеряла свой приоритет в науке в этих направлениях именно потому, что коммунисты помешали работе Кольцова, запретили ему контакты с Западом при жизни, зачеркнули его имя в своей стране после внезапной смерти.
А ведь природа вакуума не терпит. Без продолжения работ школы Кольцова, без появления статей в зарубежной литературе, в которых исследователи упоминали бы имя автора исходных идей, не только идеи, но и его имя остались известны только историкам биологии.
Памятника Николаю Константиновичу Кольцову в Москве до сих пор нет.
Валерий Сойфер,
американский биофизик и историк науки, докт. физ.-мат.наук,
почетный профессор МГУ, Казанского и Ростовского университетов
«…выступили с заявлением, что Кольцов и Л. С. Берг — выдающийся зоогеограф — не могут быть избраны академиками. Письмо так и было озаглавлено: «Лжеученым не место в Академии наук» — вот это поворот! А я то думал что кличка для всех неугодных — лжеученый — появилась только после 2000-го года, ан нет — аж в 1938 году, а может всегда? И говорили это уважаемые академики с высоких трибун, из карьерных соображений конечно, ничего личного. Банальная возня за место под солнцем.
«Россия утеряла свой приоритет в науке в этих направлениях именно потому, что коммунисты помешали работе Кольцова, запретили ему контакты с Западом при жизни, зачеркнули его имя в своей стране после внезапной смерти» — ну и бред. Как будто вся молекулярка на Кольцове была завязана, это при том что он думал что носителем генетической информации является белок. СССР запилил с десяток молекулярных институтов после 1964 года. И финансирование было отличным, и кадров готовили море, про Биопрепарат не забываем ни на секунду. Целый институт Белка (Спирин директор) печатал полвека первоклассные статьи по молекулярки и ничего. Вирусологи смеялись над запретом генетики в конце 1950-ых и вовсю работали с ДНК, смотрите интервью Атабекова. Мы уже к 1980-му году догнали запад в молекулярной биологии. Распад СССР вдарил по этой сфере в 1000 крат сильнее чем та сессия в 1948 году. Генетика была под тотальным запретом всего 7-9 лет с 1948 года, при Александрове уже велись исследования в Ленинграде где то с 1955 года. И запретили только генетику, но не все остальное — а биохимия, физиология, нейробиология — их запрещали? Что то правда ни одного нобеля. Наверное дело не только в коммунистах, не только в Николае Кольцове на которого и сейчас всем с большой колокольни. Наверное есть более глубокие причины. Наверное капитализм в России оказался деструктивней любых запретов.
Кстати — Владимир Сойфер вроде как получил первоклассное бесплатное образование в СССР — интересно получил бы он его сейчас? На таком же уровне и качестве. И смог бы он работать на современную зп в современном Российском биологическом НИИ на 400$. Или все что он может предложить — работа на хападе в качестве бесправной интеллектуальной обслуги за корку PhD?
Валерий Сойфер опечатка вышла
«И запретили только генетику, но не все остальное — а биохимия, физиология, нейробиология — их запрещали?» — хуже, чем запрещали — их извратили. «Лысенкование биологии». Беда не только лично в самом ТДЛ, а в том, что он уйму лысенок наплодил.
«хуже, чем запрещали — их извратили» — интересно это как же извратили работы биохимика Энгельгарда, или может работы гистолога Роскина как то скорректировали? Или труды Лепешинской поставили крест на всей гистологии, вы серьезно? Ссылки в студию о извращении биохимии, физиологии, гистологии, нейробиологии. Никто не мешал этим областям развиватся (ну Роскина разве что на время задвинули с кафедры).
«Мы уже к 1980-му году догнали запад в молекулярной биологии.» — Вы серьёзно?» — абсолютно, даже не к 80му а раньше, и это разумеется не мое личное мнение. Почитайте книгу Богданова о советких биологах и задайте себе вопрос как Александр Варшавский который сбежал на запад в 1977 году сразу нашел себе теплое место в ведущих университетах США (как то круто для отстающего неграмотного советского биолога, даже со скидкой на политику не находите) и заодно посмотрите на его публикации до побега (в Nature например). Или подробно опишите здесь всем в чем заключалось это отставание по всем фронтам в биологии, и как в это мировозрение и отставание вписывается Биопрепарат и Вектор, и Спиринский институт.
«на Сойфера аллергия» — на Сойфера аллергия.
«Наверное капитализм в России оказался деструктивней любых запретов.» — где Вы его, капитализм, увидели» — называйте как угодно, вам же хуже, ведь финансирование науки с 1991 года упало в тысячи раз, а уж какой строй при этом и как он называется — какая разница. Трабл в том что именно при СССР биологам вообще хоть как то давали работать (как и всем остальным), а сейчас вы (научные сотрудники) нищие, а нищий не бывает свободным, хотя вам сейчас формально никто ничего не запрещает. Работайте сколько угодно на гранты которые вам сокращают или дают под условие удвоения публикаций о чем тут всю неделю говорят уже.
PS. К слову в Москве даже институт есть имени Кольцова, основанный как раз в середине 1960-ых Астауровым. Астауров вроде как был его учеником и наверняка по доброму пиарил своего учителя среди коллег без оглядок на мифические запреты советской власти которой в 1960-ые было наверняка до фонаря на Кольцова, поважней задачи были.
«Мы уже к 1980-му году догнали запад в молекулярной биологии.»
Вы серьёзно?
Кстати, об исключениях, подтверждающих правила. Ну, например, Свердлов по образованию — химик. Да-да, химик. Очень интересные мемуары написал, с объяснением для непонятливых, что было почём и почему — это на случай, если на Сойфера аллергия.
«Наверное капитализм в России оказался деструктивней любых запретов.» — где Вы его, капитализм, увидели?
Валерий Николаевич, Ваши воспоминания о Кольцове содержат ряд мало известных широкой публике фактов. Спасибо.
Жаль, что Вы обошли вниманием Контакты Кольцова с Н. Вавиловым и Н. Тимофеевым-Ресовским.
Про все это написано в книге Шноля
» Ссылки в студию о извращении биохимии, физиологии, гистологии, нейробиологии.» — берёте в руки учебник года так 60-го, и читаете про «мичуринскую биологию». Да что там! 1966-го! «Общая биология». Портрет Трофима и славословие ему убрали, а всякий мичуринский бред — оставили.
То, что началу 60-х оставались великаны, способные понять и оценить два маленьких сообщения из Nature-1953 — да, недоработали Трофим со товарищи, не всё калёным железом выжгли. И молодая поросль пошла, да и кое-кому в Оксфордах поработать удалось. Но это — отдельная песня.
Насчёт «нищих учёных» — поосторожнее. Сначала загляните на сайты институтов и универов, в раздел «оборудование» или «ЦКП» — много для себя интересного узнаете. А то-ли ещё будет!
«берёте в руки учебник года так 60-го, и читаете про….» — странно, брал в руки учебник Лобашова по генетике 1966 года — никакой крамолы не помню, брал в учебники переводные книги о биохимии 1960-ых — то же самое. Брал отчественные учебники по гистологии и эмбриологии Иванова (1945 года) — все честь по чести. Про молекулярку в виде переводов от того же издательства Мир в 1960-ых в серии «Молекулы и клетки» я и не говорю вовсе. Так что как то не получается, не состыкуется.
«Насчёт «нищих учёных» — поосторожнее. Сначала загляните на сайты институтов и универов, в раздел «оборудование» или «ЦКП» — много для себя интересного узнаете. А то-ли ещё будет!» — заглядывал, и не раз. Даже прайсом интересовался, диву давался и задавал один вопрос — а дороже можно было найти? И почему старший научный сотрудник с месячной зп в 400$ Работает на микроскопе стоимостью в 100000$. При тотальном дефиците опытных кадров, дорогих реактивах и запасных частей к этому великолепному дорогому оборудованию. И еще не помешало бы указать а какие значимые результаты на этом оборудовании из ЦКП были получены и где опубликованы. Что бы честные налогоплательщики например в моем лице знали на что идут их налоги. Ну и я не буду говорить что загрузка такого оборудования обычно низка, так как хотя бы научится нормальной работе на том же конфокале требует не менее 50 часов, а это мало кто может себе позволить, так что такое оборудование часто выполняет функции мебели. А если вылетает какая нибуть плата…. То это обычно равносильно смерти для такого прибора, так как ремонт выйдет в много много тысяч $.
Вопрос — Александр — вы аспирант или свежеиспеченный кандидат одного из столичных биологических НИИ? В нестоличных НИИ ЦКП обычно не существуют. Или существуют в размере одного на всю область.
«И еще не помешало бы указать а какие значимые результаты на этом оборудовании из ЦКП были получены и где опубликованы» — тут я сразу сделаю оговорку что какие то результаты, которые где то опубликованы — это не катит, так как в ЦКП оборудование обычно топовое, и поэтому логично что и результаты и публикации то же должны быть топовыми. В реале же мы имеем статьи в нискосортных журналах, где гордо указано что работа была сделана на микроскопе класса А в таком то ЦКП. И ни одной статьи в Nature. Оборудование то может быть топовым, только это не панацея.
Нет, не аспирант, а немало поработавший седобородый дядя — поэтому осторожен в обобщениях и понимаю, что люди главнее железок. Насчёт значимых результатов — там, где и люди, и хорошее железо, там и результаты есть (не всё Нейча-Сайенс, но первый-второй квантили — реально). Поскольку седобородый, то и рецензент — а посему иногда бываю приятно удивлён, получив на рецензию вполне добротную работу из нашей провинции. Более чем согласен -сейчас хорошо подготовленных кадров на (нефтедоллары закупленное) оборудование мало где хватает, при том, что мало-помалу ситуация выправляется. А предсказывать развитие, особенно в б. СССР, вообще занятие неблагодарное — пойти лесом может в любой момент ВСЁ.
Валерий Николаевич, спасибо за интересную статью и за добротные книги по истории советской биологии, в первую очередь, «Власть и наука» — биографию Лысенко. Весна 1965 и кувырок ТДЛ на ОС АН — совсем не конец, а только крутой поворот. Будет ли продолжение? Поясняю — есть ли у Вас замысел написать биографию Юрия Анатольевича Овчинникова, человека, повлиявшего на развитие науки в СССР не меньше, а пожалуй, и поболее, чем Лысенко (и бывшего, конечно, несравненно сложнее и образованнее, и поэтому, более противоречивой фигурой). ИМХО, это был «образцовый советский учёный», безусловный харизматик, органично совмещавший научную и партийную карьеры.
«Валерий Николаевич, спасибо за интересную статью и…» — вот так, по видимому аргументы иссякли. Сначала они тебя не замечаю, потом они над тобой смеются, потом они с тобой борются — а потом ты побеждаешь. Кстати очевидно почему Александр вечно огдядывается на Лысенко — видимо потому что это единственная книга о истории советской биологии которую он прочитал.
Перечислю по пунктам мои аргументы которые не нашли ответа от Александра:
1) с учебниками 1940-1960-ых (кроме гениетики с 1948 до 1965 года) нет никаких проблем
2) в СССР были созданы НИИ которые ну никак отсталыми не назовешь (Институт Белка, Вектор)
3) советские биологи (Энгельгард, Спирин)были не хуже западных ни по одному пункту кроме материального оснащения что частично компенсировалось поставками качественного западного одорудования за валюту на протяжении всей истории СССР
4) Александр путает понятие нищего научного сотрудника с зп в 400$ с оснащенными дорогим и бесполезным оборудованием ЦКП. ЦКП и научный сотрудник это все же разные вещи. Или научный сотрудник в РФ или на западе имеет первоклассную зп? В параллельной ветке я уже давал ссылки на точные данные, мне лень снова здесь это перечислять.
Если я что упустил то прошу напомнить.
Сорри, увидел ответ. Я то же немалопоработавший но еще не седобородый дядя, так что имею право дискутировать и обобщать, обожаю это делать.
«— там, где и люди, и хорошее железо, там и результаты есть (не всё Нейча-Сайенс, но первый-второй квантили — реально)» — это не агрумент когда речь идет о оборудовании стоимостью в миллионы. Эффективность/затраты — ключевое соотношение, и общими словами о хороших людях здесь не отделатся.
«- пойти лесом может в любой момент ВСЁ» — это можно сказать и про западную науку. 15 пунктов.
Сорри за слегка запоздалый ответ, был занят на работе. Итак по существу:
1) «Статьи писать надо — а не дискутировать!» — абсолютно верно
2) «Про вектор — Наука там — побочный продукт, ставший основным вопреки (первоначальному) замыслу партии и правительства» — не соглашусь хотя и не контактировал с людьми оттуда, но кое что читал про это место. Этот центр был сосредоточен на прикладном применении молеклярной биологии (разработка вирусов), а в этой сфере грань между прикладной наукой и фундаментальной стирается. И институт был для своего времени весьма продвинутым, это по поводу отсталости если что.
3) «При нашей кривизне всего и вся публикация в JBC или JPR -очень-очень хорошо!» — логическое противоречие, вы говорите о превоклассном дорогом западном оборудовании из ЦКП, но при этом говорите о кривизне всего и вся. Косвенное подтверждение что оборудование это не панацея и не преимущество.
4) про учебники — видите вы сами признали что хорошие переводные издания были, а преподавание — ну так и сейчас генетику в России преподают не на высоте, и книг хороших даже меньше чем в советское время (на русском)
5) про институты — подтверждение
6) про биологов — я имею ввиду что я не вижу никаких отличий в интеллектуальном уровне ключевых советских биологов и ключевых западных (сужу по учебнику Спирина который ничем не уступает западным аналогам) то что это вопреки — ну а сейчас как будто не так? В истории России все было вопреки, и десятки институтов, и нобелевские премии и т.п. Речь идет про сравнение уровня СССР и современной России, и в современной России все гораздо печальней, и обвинять Лысенко в развале биологии все равно что обвинять в нынешнем экономическом кризисе Егора Гайдара. Оба они всего лишь пешки.
4) про научников — ну вы не отрицаете что в России 95% из них зарабатывают 400$ в месяц и
5) про оборудование — какое было оборудование у Флеминга, Митчелла, Ходжкина и Хаксли? Хотя мой опыт профессионала эмбриолога говорит мне о том что первоклассное оборудование достать вообще не проблема и за очень небольшие деньги. Но это не панацея.
Ещё раз — Лысенко разрушил научную (биология и смежные науки) среду в критические годы, изничтожив носителей идей и затормозив их развитие (забив мозги молодого поколения своим мракобесием), поэтому даже огромные вложения 60-70-х годов (эффективность сов. науки — тема отдельная) ушли на гонку преследования. Много ли из этих ин-тов вышло истинно новаторских работ? Ответ очевиден.
Кстати, о списке учёных — он есть в предисловии к «Овчине». Тоже по-своему примечательный учебник!
«Лысенко разрушил научную (биология и смежные науки) среду в критические годы» — вы опять распространяете влиение Лысенко на всю советкую биологию, но я же вам уже говорил — в физиологии или гистологии, или биохимии его влияние было околонулевым. В этих областях если мы и догоняли то по совсем другим причинам (в гистологии кстати не догоняли а были на равных). Критичные годы говорите — а когда они были не критичные? Знаете — Япония преодолела свою отсталость в науке за одно поколение (1950-1975). После 1975 они вошли в нобелевский клуб. Если есть цель, то никакое отставание не является необратимым. В таком контексте Россия до 1917 года была безнадежно отстающей в области Физики, но уже 1940-му году мы вышли в лидеры в этой сфере. И это с учетом поражения в Великой Войне и гражданской войны, и массовой эммиграции кадров до 1922 года. Если бы у Советской Власти была бы потребность в создании передовой биологии (такой же ценной как ядерный проект) — никакой Лысенко не смог бы фатально повлиять на это (а он и не смог, даже несмотря на то что Биология по сравнению с физикой спонсировалась на порядок меньше).
Много ли из этих ин-тов вышло истинно новаторских работ? Ответ очевиден — не очевиден. По слухам работы того же Спирина тянут на Нобеля (но ему уже не дадут). Работы Энгельгарда претендовали на Нобеля, Догель был в списках лауреатов но не прошел. Проект «Голубая Кровь» в Пущино явно опережал сое время. Разработка теории колебательных реакций однозначно тянула на Нобеля, Жаботинский должен был бы разделить эту премию с Пригожиным. Список можно продолжить. Так что были передовые идеи из передовых институтов, это просто вопрос финансирования, свободы и времени, интеллект то у людей во всем мире одинаковый (или вы считаете что Русские чем то обделены в этом смысле? А как же наши Лауреаты?)
«Япония преодолела свою отсталость в науке за одно поколение (1950—1975)» — кстати хороший пример, вот с 1991 года когда все с нуля началось, как раз одно новое полное поколение выросло (я как раз к нему и принадлежу), никто уже ничего не запрещал, изучай что хочешь, публикуйся где хочешь — и что? Сравните уровень советской биологии и современной российской. Банальное отсутствие финансирования привело к таким кадровым потерям что Лысенко на фоне выглядит как ягненок, или я не прав? Никто не хочет назвать имен тех кто довел до этого состояния отечественную науку? Не хватает видимо смелости покритиковать современников, или может слишком много имен? С Лысенко и Презентом все просто — есть конкретные немногочисленные имена на которых легко можно все списать, тем более никто про них уже и не помнит и они уже не ответят. Любопытно — а почему по итогам четверти века не написан обвинительный труд где было бы четко по именам расписано — вот этот, этот и этот своими дейсвиями и указами привели к сокращению сферы в 100 раз, коллосальным экономическим потерям и оттоку кадров или их резкой переквалификации, оставшиеся вынуждены были работать за 400$. Вот о чем писать надо а не о Лысенко которого никто не помнит, это я совершенно достоверно утверждаю, специально опросы проводил среди своих коллег с высшим биологическим образованием из топовых ВУЗов.
Я не понимаю — о чём мы спорим? Что лысенковщина — зло? Абсолютное. О том, что наука вообще и экспериментальная биология в частности в России финансируется мало? Да, но не столько мало, сколько бестолково. Что в США (Зап. Европе, Японии, Канаде, Австралии и даже Лат. Америке) учёные (на сопоставимых позициях, конечно) получают больше, чем в России? Да кто бы спорил! Что у нас далеко не все учёные и в особенности «учОные» — нищие? Тоже мне, гос. тайна! Что крушение совка ударило по науке? Конечно, ударило, но по чему не ударило? Что условные «мы», русские-советские, хуже других? Нет, не хуже, просто по мозгам получаем чаще. И один из таких ударов был — лысенковщина. Вот и всё.
Согласен с Александром, спор нелепый. Есть разные проблемы, писать надо и о том, и о другом, о каждом в своем ключе, эти могут заниматься разные люди в разное время. Противопоставление бессмысленно.
Алексей Лк прав в том, что за историей с Лысенко надо видеть не только личность, но и явление. А подобные явления происходили в Советском Союзе в те времена и в других науках. В химии были свои деятели, была «советская дискуссия о резонансе», одна из менее известных, но тоже позорных страниц, в физике были свои, в основном отрицатели Эйнштейна и т.д. В гуманитарных науках тоже творился кошмар. Все это происходило, конечно, не в силу отдельных личностей, а в силу определенных условий, созданных для этого.
На мой взгляд, эти условия следующие:
1) высокий материальный, социальный, культурный статус ученого в государстве
2) большая роль государства в науке
3) большая роль идеологии в государстве
Это делает подобные явления если не неизбежными, то высоко вероятными.
При необходимости, могу объяснить более развернуто.
И ведь что интересно — на данный момент сохранился пункт 2, и против него никто не возражает.
За восстановление пункта 1 выступает все научное сообщество, а меньшинство уже это получило
Пункт 3 явно прогрессирует на протяжении последних лет, очевидно, продолжит и дальше.
«…в силу определенных условий, созданных для этого.»
Сравним с Германией при национал-социалистах.
1. «высокий материальный, социальный, культурный статус ученого в государстве»
До некоторой степени это верно, но всё-таки в Германии учёные не являлись верхушкой общества. Во всяком случае, лично Гитлер не питал к ним (как к профессиональной группе) особого уважения.
2. «большая роль государства в науке»
Применительно к Германии того времени это просто неверно.
3. «большая роль идеологии в государстве»
Это абсолютно верно.
—————
Следовательно, корни следует искать в примате идеологии (без которой никакое общество существовать не может) над естествознанием, то есть наличие принципиальной возможности игнорировать реальность.
1. Так они и при советской власти не были верхушкой. И у советских руководителей к ним отношение было сложное. Другое дело, что жили они довольно хорошо, и в официальных СМИ образ был положительный.
2. Честно говоря, подробностей не знаю. Но разве исследования, например, Аненербе или доктора Менгеле финансировались не государством, а частным бизнесом?
Впрочем, в любом случае, я пытался сформулировать достаточные условия, а не необходимые.
1. «И у советских руководителей к ним отношение было сложное.»
———————
Хотя, по официальным данным, число уволенных профессоров и преподавателей за первые пять лет существования режима составило 2800 человек (около четверти их общего числа), число потерявших работу из-за неприятия национал-социализма, по данным профессора Репке, которого самого уволили из Марбургского университета в 1933 году, совсем невелико. … Однако большая часть профессоров остались на своих постах, и к осени 1933 года около 960 человек, возглавляемые такими светилами, как хирург Зауэрбрух, философ-экзистенциалист Хейдегер, искусствовед Пиндер, публично присягнули на верность Гитлеру и национал-социалистскому режиму…
За это пришлось заплатить дорогой ценой. После шести лет нацификации число студентов университетов сократилось более чем наполовину — с 127 920 до 58 325. Набор студентов в технические институты, готовившие для Германии ученых и инженеров, сократился еще разительнее — с 20 474 до 9554. Качество
подготовки выпускников снизилось ужасно. К 1937 году ощущалась не только нехватка молодежи в научной и технической областях, но и падение уровня ее квалификации. Задолго до начала войны представители химической промышленности, старательно обеспечивавшие перевооружение нацистской Германии, жаловались в своем журнале «Кемише индустри», что Германия теряет свою ведущую роль в химии. «Под угрозой оказались не только национальная экономика, но и сама национальная оборона», — сетовал этот журнал, видя причину такого положения в недостатке молодых ученых и посредственном уровне их подготовки в технических вузах.
http://lib.ru/MEMUARY/GERM/shirer1.txt
—————————
2. «Честно говоря, подробностей не знаю.»
Рекомендую неплохой (и сравнительно небольшой) обзор по этому вопросу:
https://www.litmir.me/br/?b=132338&p=83#section_81
Централизация управления наукой (даже полная, как в СССР, и которой не было в Германии, несмотря на значительную долю государственного сектора) хотя и создаёт благоприятные условия для указанных выше негативных явлений, но сама по себе к ним не ведёт (как и централизованное управление армией совершенно необязательно ведёт к установлению военной диктатуры).
Мы возможно о каких-то разных негативных явлениях говорим. Я лично говорю о торжестве шарлатанов и карьеристов в каких-то областях. И оно было в Германии, насколько я понимаю, в области истории, антропологии и медицины. И поддерживалось государством. Наверху процветали также астрология и оккультизм. О каких-то завиральных идеях в химии мне не известно. Так что и химическая промышленность тут не при чем.
1. «Мы возможно о каких-то разных негативных явлениях говорим.»
Я говорю о том же, о чём и Вы. В Третьем Рейхе просто не успели добраться до химии (которая, кстати, не очень далеко ушла от медицины).
Более того, как отмечено в обзоре, даже в тех научных направлениях, где государство было широко представлено, централизации управления наукой не было.
2. «Так что и химическая промышленность тут не при чем.»
Эту цитату я привёл для демонстрации разницы между отношением к науке в СССР и в Третьем Рейхе.
Ну хорошо, «большая роль государства в науке» — это НЕ обязательно централизованное управление наукой, но также готовность государства крупно финансировать и организационно поддерживать то в науке, что ему нравится, и наоборот, уничтожать и преследовать то в науке, что не нравится.
«…также готовность государства крупно финансировать и организационно поддерживать то в науке, что ему нравится, и наоборот, уничтожать и преследовать то в науке, что не нравится.»
Конечно.
Точно так же армия существует для того, чтобы оружием поддерживать то, что нравится государству, и наоборот, уничтожать то, что государству не нравится. Здесь вопрос чисто технологический: наиболее эффективный способ управления армией — централизованная система.
Аналогично, если мы имеем в экономике кучу секторов, которые не могут работать по рыночным правилам, то мы автоматически должны иметь и централизованную систему управления наукой, обслуживающей эти секторы. И да, эта система несёт свои неустранимые потенциальные угрозы: любой дом в принципе может рухнуть, завалив обломками своих обитателей. Шалаш же такой угрозы не несёт, однако и не пользуется большим спросом.
Всё зависит от применяемых технологий. Изменятся технологии — изменится и потребная система управления.
А пока нужно правильно пользоваться тем, что есть, и не давать идеологам-архитекторам пренебрегать сопроматом.
На п. 2. В этой известной книге есть целая глава о деформации науки в нацистской Германии. Напр., https://knigogid.ru/books/489069-missiya-alsos/toread
Про «Вектор» — «Лучший … центр в Азии — не считая Японии» (приписывают Сандахчиеву).
Вектор — Действительно лучший, достаточно посмотреть где осела большая часть его сотрудников — ключевые биологические институты в США. Сколько дармовой интеллектуальной рабочей силы получили наши наиболее вероятные друзья, дармовой силы подготовленной на деньги честных советских и русских налогоплательщиков.
Вектор был задуман как ящик по разработке БО. Наука там — побочный продукт, ставший основным вопреки (первоначальному) замыслу партии и правительства. Поскольку два года работал бок о бок с выходцами из «Кольцовки» (какой поворот!), то это знаю с их слов досконально.
Статьи писать надо — а не дискутировать!
«Эффективность/затраты — ключевое соотношение, и общими словами о хороших людях здесь не отделатся» — именно! Вот и я о том толкую. При нашей кривизне всего и вся публикация в JBC или JPR -очень-очень хорошо!
Отвечаю по пунктам.
1) с учебниками 1940—1960-ых (кроме генетики с 1948 до 1965 года) нет никаких проблем.
Про «никаких» — это, мягко говоря, преувеличение. То, что героическими усилиями Энгельгардта были переведены несколько учебников — да. А с преподаванием были большие проблемы — потому как бредятина была включена во все учебные планы по биологическим дисциплинам ВСЕХ вузов и средних учебных заведений, а план — закон, если помните времена Советов. Да, кто очень хотел — преодолевал. Мне это от папы моего известно, а ему — от его папы, моего дедушки.
2) в СССР были созданы НИИ которые ну никак отсталыми не назовешь (Институт Белка, Вектор).
А ещё ИХПС-ИБХ, ИМБ, ИБР, ИОГен, ИФ, ТиБОХ, НИБХ, ИФАВ, ИМГ, ИСХГ… Ну да, были оттуда и очень хорошие работы… И просто отличные! И кое-что, вопреки всему, попадало в первоклассные журналы.
3) советские биологи (Энгельгард, Спирин) были не хуже западных ни по одному пункту кроме материального оснащения что частично компенсировалось поставками качественного западного оборудования за валюту на протяжении всей истории СССР
Про пункты — Вам ведомо, что это такое. «Про оснащение… биологов» — тоже. Что Энгельгардт — великий учёный и умелый администратор — ну кто спорит? Что в позднем СССР были и др. молбилоги и биохимики мирового класса — да кто б не согласился? (Только вот были они вопреки Лысенко и его присным, а не благодаря.)
4) Александр путает понятие нищего научного сотрудника с зп в 400$ с оснащенными дорогим и бесполезным оборудованием ЦКП. ЦКП и научный сотрудник это все же разные вещи. Или научный сотрудник в РФ или на западе имеет первоклассную зп? В параллельной ветке я уже давал ссылки на точные данные, мне лень снова здесь это перечислять.
Это Вы путаете красное с горячим. Персонально Вам — очередные банальности —
1. Хорошая зарплата не гарантирует квалификации научного (и любого работника). Да, квалифицированному работнику надо платить хорошо, да, на пустом месте хорошего научника не вырастишь, но обратное — неверно. (ИМХО, доходы научников в СССР в разное время и в разных заведениях в зависимости от позиции — тема немаленького исследования. То же — и в постсоветской России. Повторяю — далеко не все российские научники — нищие. О корреляции доходов с реальными заслугами в СССР и РФ — как-то и говорить неприлично, хотя — надо).
2. Процесс подготовки научника — долгий и муторный. Современный научник сам по себе не растёт, для его выращивания нужна среда. (Вклад в разрушение этой среды Лысенко огромен, но он — далеко не единственный, кто постарался).
3. Без хорошего оборудования (в последние 100 лет) топовых результатов не получишь. Обратное — неверно.
Возвращаясь к статье Сойфера. Для того, чтоб работать и творить в той атмосфере дурдома, что большевики создали в стране в 20-е-50-е, надо было обладать большой силой духа и гигантской мотивацией. Вот Кольцов и был таким Человеком.
Понятно объяснил? Уффф…