Антинорманизм как проявление «научного патриотизма»

Часть I. Идеологическая составляющая антинорманизма

В бесчисленных откликах читателей на дискуссию по норманнской проблеме в истории Древней Руси можно встретить высказывания, что обе стороны — и норманисты, и антинорманисты — это крайности, увлечения, загибы, а истина где-то посредине. Ныне, в отличие от советского времени, антинорманизм — маргинальное течение, но его исподволь поощряют официозные структуры, а кроме того, ему симпатизирует масса людей, не сведущих в истории.

Что же такое антинорманизм? Это течение в российской исторической науке. За пределами России его нет (если не считать работ эмигрантов из России). Суть этого течения изложить нетрудно и трудно в одно и то же время. Положительного содержания оно не имеет. Как и вытекает из его названия, оно сводится к отвержению и критике норманизма.

А что такое норманизм? Антинорманисты его определяют по-разному и обычно очень просто: признание варягов скандинавами, признание скандинавского происхождения Рюриковичей, Руси, русского государства и т. п. [1, 2, 3 и др.] Строго говоря, антинорманизм — это отрицание норманизма, «норманнской теории» как целой концепции, включающей все перечисленные компоненты и нацеленной на утверждение господства норманнов над восточными славянами; и вот тут самое важное: господства в силу несамостоятельности восточных славян и их неспособности создать высокую культуру и государство [4, c. 45–46, 120–124, 198]. Эта нацеленность на опровержение норманизма рассматривается как патриотическая задача, а противоположная позиция — как разновидность расизма, как чуждое народу извращение истории, естественное для его скрытых или открытых врагов.

Подвох заключается в том, что норманнская концепция в таком полном виде, как ее рисуют основные проповедники антинорманизма (то есть с тезисами о несамостоятельности и неспособности восточных славян создать высокую культуру и государство) , за без малого триста лет обсуждения славяно-норманнских отношений никогда и нигде солидными историками, причисляемыми к «норманистам», не излагалась. Ни нашими, ни иностранными учеными. Антинорманисты не могут привести ни одной цитаты. Всё только подозрения антинорманистов, их догадки о тайных и зловредных мыслях «норманистов». Иными словами, норманнская концепция сформулирована и сформирована как раз антинорманистами — как объект для битья. Это жупел, предназначенный для отпугивания ученых от объективного и беспристрастного исследования темы [5–10].

С самого начала этого спора, со времени баталии М. В. Ломоносова с Г. Ф. Миллером, всё было именно так. К тезоименитству императрицы Елизаветы в 1749 году Миллер написал сочинение «Происхождение народа и имени российского». В этом сочинении он использовал сообщения скандинавских саг о нападениях норманнов на восточных соседей, связывал с этим летописное призвание варягов и выводил в согласии с летописью династию Рюриковичей от них, как и само имя Русь. Ломоносов заявил, что «если бы» Миллер умел, «то он бы Россию сделал толь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый народ ни от какого писателя не был представлен» [11]. «Если бы», «он бы Россию сделал»… Перед тем другой немец, И. Д. Шумахер, возглавлявший академиков, как раз и предложил им обсудить диссертацию Миллера — «не отыщется ли в оной чего для России предосудительного». А позже он писал в письме к коллеге, что она написана «с большой ученостью, но с малым благоразумием». В отличие от сочинения Г. З. Байера, который «употреблял все возможные старания отыскать для русского народа благородное и блистательное происхождение… Если бы я был на месте автора, то дал бы совсем другой оборот своей речи. Я бы изложил таким образом: происхождение народов весьма неизвестно. <…> Так как я буду говорить о происхождении русского народа, то изложу вам, милостивые государи, различные мнения писателей по этому предмету и потом выскажу мое собственное мнение, поддерживая его доказательствами, довольно — по моему мнению — убедительными. <…> Я же, основываясь на свидетельствах, сохраненных шведскими писателями, представляю себе, что русская нация ведет свое начало от скандинавских народов. Но, откуда бы ни производили русский народ, он всегда был народом храбрым, отличавшимся геройскими подвигами, которым следует сохраниться в потомстве. <…> Здесь бы он мог говорить о подвигах великих князей, царей, императоров и императриц. Но он хотел умничать. Habeat sibi! (Вот и получил свое. — Л. К.) Дорого он заплатит за свое тщеславие!» [12, c. 48; 13, c. 56–57].

Таким образом, с самого начала в антинорманизме преобладала идеологическая составляющая. С самого начала он не был нацелен на объективное и беспристрастное исследование. Антинорманисты считали себя патриотами, лояльными своему государству. А в норманисты для них попадал всякий, кто считал, что варяги были скандинавами, норманнами, которые так или иначе участвовали в русской истории как самостоятельные субъекты, и это участие было важным для российской истории, — то есть всякий, кто на этом участке науки строил гипотезы о древних событиях, посильно выявлял исторические факты, верные или неверные, но представлявшиеся данному историку наиболее близкими к истине.

Если бы татарское иго было менее освещено источниками, то признание его тоже бы отвергалось ультрапатриотами как унизительное для восточных славян, и были бы в науке татаристы и антитатаристы (или монголисты и антимонголисты). Да и сейчас в учебниках истории редко описываются поездки Александра Невского в Орду на поклон к татарскому хану и его, Александра, участие в усмирении русских бунтов против татарских поборов. Впрочем, книга об «иге, которого не было» есть [14]. Да и Л. Н. Гумилёв писал о чем-то подобном.

Научный патриотизм — опора антинорманизма

Нужно отдать должное профессиональным антинорманистам наших дней (таким как В. В. Фомин, А. Н. Сахаров и др.). Они не столь откровенны, как ранние антинорманисты: не выдвигают на первый план идеологическую составляющую — ультрапатриотизм, безоговорочную лояльность государству как первооснову своих взглядов на начальные века Древней Руси, на происхождение Руси, династии Рюриковичей, этническую принадлежность варягов. Не выдвигают на первый план, хотя и дают понять, что разделяют эти идеи. Просто они де обнаружили факты, которые их убеждают, что варяги были кем угодно, только не норманнами, не скандинавами, не викингами. Скорее всего, западными славянами (ваграми — даже некоторое созвучие в названиях!), но, может быть, и роксаланами, другими народностями (даже евреи предлагались на эту роль).

Вместе с тем современные антинорманисты обвиняют российских «норманистов» в отсутствии патриотизма, в русофобии, в скандальной нелояльности родному государству, в принадлежности к «пятой колонне» и в прочих грехах. Тем самым определяя свою позицию как контрастную.

Всё это поддерживают массы любителей, находящих ныне возможность делиться своими дилетантскими взглядами на всевозможных форумах в Интернете. Дело в том, что исторические перемены — крушение Советского Союза, мощной сталинской и постсталинской империи, слом советской промышленности, ужимание границ до размеров допетровской Руси, таянье кольца союзников-сателлитов, подрыв позиции народа — «старшего брата» — породили в некоторых слоях русского народа чувство унижения, лишения достоинства (нас все уважали, потому что боялись, а теперь…). Те, кто в реальности ничего не получал от господства сталинской номенклатуры и бедствовал, испытывают задним числом чувство приобщенности к ней, к ее силе, и страдают от ее исчезновения. Они видят утешение в напоминаниях о былом величии, в культе тогдашних благ, в их преувеличении (забывая о постоянном дефиците, об очередях, о повальных репрессиях). В своей истории они хотят видеть только величие и победы, никаких недостатков и поражений. Антинорманисты используют эти настроения, обозначаемые исследователями как «ресентимент» [15].

Но недавно в связи с антинорманизмом обозначилось откровенное выдвижение идеологической составляющей на первый план. Ученики и последователи главного советского антинорманиста А. Г. Кузьмина вспомнили, что он придерживался патриотического целеполагания в истории. В. И. Меркулов [16] на историко-публицистическом сайте Ad Fontes назидательно напоминает: «А. Г. Кузьмин всегда понимал и понимает, что изучение истории как таковой бессмысленно. Наука должна служить народу, помогать ему осознать собственную роль и предназначение, предостеречь от роковых ошибок. Считая, что история обязана влиять на политику, профессор был одним из основателей русского патриотического движения…» Добавим: и одним из активных бичевателей сионизма. С. В. Перевезенцев [17, c. 7] пишет: «он считал, что „чистая наука“ — это слишком уж „узкое“ занятие. Главная задача ученого — служить своему Отечеству, быть гражданином и патриотом».

Забытой оказалась максима Гёте: «Не может быть ни патриотического искусства, ни патриотической науки». Или эти историки не видят историю наукой. За антинорманизмом проявилось более общее оформление истории как отрасли идеологии, а не науки.

Появились видные персоны, придавшие этому тренду идентичность и обоснование.

Первым таким деятелем оказался американский биохимик советского происхождения А. А. Клёсов. Некогда он успешно работал в Московском университете, получил Сталинскую премию, был директором института. Четверть века тому назад эмигрировал в США, получил американское гражданство, подвизался как приглашенный профессор при Гарварде, трудился в американской фармацевтической науке над разработкой новых лекарств от рака — галектинов. Затем Клёсов счел, что его подготовки как биохимика достаточно для занятий популяционной генетикой и, выходя за ее пределы, стал запросто решать проблемы происхождения народов и языков. Но никто из специалистов по этой науке (а их немало в мире) его не признает. Вот среди дилетантов Клёсов очень популярен. Но для него это стало едва ли не главной темой в науке — он провозгласил, что создал в Америке небольшую русскую организацию под названием «Академия ДНК-генеалогии» и издает специальный журнал.

Как это бывает среди эмигрантов, в Америке Клёсов воспылал обостренным чувством русского патриотизма и построил концепцию, по которой, отождествляя гаплогруппу с родом, можно проследить «русский род» до палеолита (хотя русский народ отделился от других восточнославянских только после татаро-монгольского нашествия, а славяне выделились из балтославянской общности где-то в I тыс. до н. э. или в первые века н. э.). Это четко выражено в его интервью интернет-журналу «Колокол России» — «Русофобов жжет истина: славяне древнее европейских наций» [18]. С этим он недавно прибыл в Россию и стал распространять свои представления и учить патриотизму тех, кто никуда не эмигрировал.

В его объемистом томе «Происхождение славян» [19] есть подзаголовок: «ДНК-генеалогия против норманнской теории». И есть соответствующие главы (их подробную критику см. в моей рецензии [20]). Хотя обычно вопрос о воздействии варягов на русскую культуру и государственность не включается в исследования по этногенезу, а относится к более поздним этапам отечественной истории. В своем «Вестнике» Клёсов пишет про «норманофилов»: «Для начала — что такое „норманизм“? Это — не наука. Это — идеология. Это определенное „строение мозга“. Это — антиславянство, часто на уровне подкорки». И дальше: «Вот что такое норманизм. Это — идеология. Антирусскость, антиславянство» [21, c. 460].

Клёсов обозначает и свою позицию (очевидно, имея в виду и антинорманизм, и прослеживание славянского рода до палеолита) не отрицательными эпитетами, а позитивно — как «научный патриотизм». В статье «Вызываю огонь на себя!» [22] он провозгласил: «До сих пор борьба между норманизмом и патриотизмом (именно так, это не „антинорманизм“, с тем же успехом можно арестовать всех активных противников норманизма. Именно потому противостояние норманизма и патриотизма (научного патриотизма, ввожу новый термин) обречено было быть вечным.

И тут оказалось, что ДНК-генеалогия резко сдвигает баланс в сторону научного патриотизма, показывает, что норманизм — это фантом, это просто мировоззрение, русофобство по своей сути, и никакой твердой научной основы у него на самом деле нет. Это, начиная с М. В. Ломоносова, и утверждали противники „норманизма“».

Другим лидером «научного патриотизма» выступил министр культуры В. Р. Мединский [23]. Он тоже связал это понятие (сам термин он не употребляет) с антинорманизмом, хотя и не настаивал на справедливости последнего:

«Сегодня кажутся наивными выводы Ломоносова-историка, но обвинять его в антиисторизме — абсурд. Да, он искренне хотел доказать, что Рюрик был выходцем из славян. Именно так ему виделась логика событий русской древности. Признаюсь, мне лично она тоже симпатична. Что не означает, что кто-то имеет право объявить лжеучеными всех сторонников „норманнской теории“. У них свои аргументы. У Рыбакова, Скрынникова, Забелина — другие. У Сигизмунда Герберштейна — свои».

Это из защитительной речи Мединского при обсуждении, лишать ли его звания доктора наук. Но в этой речи Мединский изложил не просто свое отношение к «симпатичному» антинорманизму. Он выступил с пламенной защитой соответствующего понимания истории — как идеологии, как пронизанной насквозь проявлениями патриотизма и чуждой всякой объективности. Ведь именно это понимание послужило обоснованием его диссертации, да и многих его книг, в которых отвергаются любые темные пятна на русской истории и вся она соответствует известному определению николаевского шефа жандармов Александра Бенкендорфа: «Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается ее будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение; вот, мой друг, точка зрения, с которой русская история должна быть рассматриваема и писана». (Сказано в 1836 году другу и брату помощника А. Бенкендорфа опальному генералу М. Ф. Орлову по поводу «Философического письма» П. Я. Чаадаева — см. С. П. Жихарев, 1871, в книге «Русское общество…», 1989: 15 [24]).

Аргументация Мединского [23] состоит из пяти пунктов:

1. Мифы — это тоже факты.
2. «Единственно верных» фактов нет.
3. История всегда субъективна, ибо все ее факты — это отражение и преломление в сознании.
4. «Беспристрастного подхода» нет.
5. Достоверного прошлого нет, всё — реконструкция и интерпретация.

Во второй части статьи будет приведен обстоятельный анализ этих аргументов.

Лев Клейн

Благодарность: Статью в рукописи просмотрели С. А. Боринская, А. С. Касьян и О. Л. Губарев, которым я очень признателен за их замечания.

Окончание см. в ТрВ-Наука № 254.

1. Меркулов В. И. Теория несогласных с историей России.
2. Томсинский С. В. Ленинградский неонорманизм: истоки и итоги // Stratum plus. 2014. № 5. С. 357–370.
3. Романчук А. Л. Норманизм vs. антинорманизм: как дойти до продуктивной дискуссии? // сайт «Генофонд.рф», 2015.
4. Клейн Л. С. Спор о варягах. История противостояния и аргументы сторон. СПб.: Евразия, 2009.
5. Клейн Л. С. Сами с усами. К спору о варягах.
6. Клейн Л. С. Еще один сказ о лехитских варягах // Stratum plus. 2014. № 5. С. 335–344.
7. Клейн Л. С. Фо па антинорманиста // Российский археологический ежегодник. 2014. № 4. С. 649–659. Рец. на кн.: Фомин В. В. Голый конунг. Норманизм как диагноз. М., 2013.
8. Клейн Л. С. Вопросник антинорманиста и мои ответы // сайт «Генфонд.рф», дек. 2015.
9. Klejn L. S. The Russian controversy over the Varangians / Bjerg L., Lind J. H. & Sindbæk S. M. (eds.). From Goths to Varangians. Communication and cultural exchange between the Baltic and the Black Sea (Black Sea studies, 15). Aarhus, Aarhus University Press, 2013. P. 27–38.
10. Klejn L. S. Normanism and Antinormanism in Russia / Bauduin P., Musin A. (dir.). Vers l’Orient et vers l’Occident: regards croisés sur dynamiques et les transferts culturels des Vikings à la Rous ancienne. Publications du CRAHAM. Caen: Presses universitaires de Caen, 2014. P. 407–415.
11. Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. Т. 6. Труды по русской истории… 1747 — 1765. Москва — Ленинград: Изд. АН СССР, 1952.
12. Пекарский П. П. Дополнительные известия для биографии М. В. Ломоносова. Приложение к VIII тому Записок Императорской Академии наук, № 7. Санкт-Петербург, 1865.
13. Пекарский П. П. История Императорской Академии наук в Петербурге. Т. 1. СПб.: типография Правительствующего Синода, 1870.
14. Пензев К. А. Русь Татарская. Иго, которого не было. М.: Алгоритм, 2013.
15. Серио П. Языкознание ресентимента в Восточной Европе // Политическая лингвистика. 2012. Вып. 3. С. 186–199.
16. Меркулов В. И. Основоположник сайта А. Г. Кузьмин // Историко-публицистический сайт Ad Fontes, 2007.
17. Перевезенцев С. В. Через историю в будущее. Слово памяти об учителе / А. Г. Кузьмин. Мародеры на дорогах истории. М.: Русская панорама, 2005.
18. Клёсов А. А. Русофобов жжет истина: славяне древнее европейских наций / Интерв. И. Ваганов.
19. Клёсов А. А. Происхождение славян: ДНК-генеалогия против «норманнской теории». М.: Алгоритм, 2013.
20. Клейн Л. С. Происхождение славян, версия биохимическая // Российский археологический ежегодник. 2015. № 5. С. 651–664. Рец. на кн.: А. А. Клёсов. Происхождение славян. М., 2013. (Предварительная публикация в марте 2015 года на сайте ИИМК РАН в перечне изданий Института; перепеч. на сайте «Генофонд.рф» в апреле 2015 года.) Сам ежегодник, № 5, в бумажном виде не вышел, только в электронном, но статья напечатана в бумажном томе — сдвоенном вып. 5–6 за 2016 год.
21. Клёсов А. А. По поводу откликов на фильм М. Н. Задорнова «Рюрик. Потерянная быль». Ч. 3. Отклики на отклики // Вестник Академии ДНК-генеалогии (Boston — Moscow — Tsukuba). 2013. Vol. 6. № 3. P. 460–513.
22. Клёсов А. А. Вызываю огонь на себя!
23. Мединский В. Р. Не бывает объективного Нестора // Российская газета. 2017. Федер. вып. № 7311 (145).
24. Русское общество 30-х годов XIX века: мемуары современников. М., 1989.