Если допустить ошибку в проекте (или в ходе изготовления) какого-нибудь сооружения или сложного технического изделия, то в результате эта вещь (самолет, автомашина, ракета, мост, здание и т. д.) может не поехать, не полететь, упасть, сломаться, в лучшем случае — показать не те характеристики, которые от нее ожидали. В медицине ошибки также приводят порой к серьезным последствиям: не ту таблетку дали, не то отрезали, не то пришили… А что будет, если ошибки допускать в гуманитарной сфере? Ну, не так исполнили музыку, не те сведения в книжке написали, не так в кино сыграли, не так таблички в музее поставили и т. д. Как будто не страшно?
В качестве примера предлагаем обратить внимание на такую вполне гуманитарную сферу, как проведение государственных историко-культурных экспертиз. Эксперты, которые выполняют эти работы, имеют соответствующие аттестаты, а результаты экспертиз оказывают существенное влияние на дальнейшую судьбу тех объектов, изучением которых занимается эксперт. Это не просто статья в газете или в научном сборнике, где случайно может быть опечатка в дате или пропущены кавычки. Нет, государственная историко-культурная экспертиза — это основание для принятия решений о судьбе объекта: от освоения многих миллионов рублей до исключения из категории исторических памятников и сноса. Так что это не просто слова, с этой бумагой можно суд выиграть.
Но можно ли заставлять делать такую ответственную работу в заведомо невыполнимые сроки, когда нет времени перепроверить факты, изучить архивные документы? Очевидно, что в этом случае обязательно появятся такие экспертизы, где будут искажаться исторические факты, а различные фантазии выдаваться за научно обоснованные сведения. Кто-то скажет: ну, если ошибки не оказывают влияние на итоговый вывод экспертизы, то тогда не страшно. Возможно, но как определить: влияют эти ошибки и фантазии на вывод или нет? Если ошибки наглядно демонстрируют, что автор экспертизы не знает истории возникновения объекта и особенностей его развития во времени, не понимает причин появления тех или иных изменений, то как можно говорить об адекватном итоговом выводе о судьбе конкретного исторического объекта?
Для наглядности мы выбрали три историко-культурных экспертизы по объектам в Ленинградской области, которые нам хорошо известны, и решили их изучить.
Начнем с «Акта государственной историко-культурной экспертизы по обеспечению сохранности при проведении работ по проекту „Восстановление и оздоровление гидросистем Староладожского, Малоневского каналов в Шлиссельбурге“», размещенного на сайте Комитета по культуре Ленинградской области 15 мая 2017 года1. Такие документы лишний раз доказывают обычный тезис: никого не интересует суть документов, всем важно только соблюдение формальных процедур. Для малообразованного чиновника этот акт может показаться серьезным документом, но знающий специалист скажет, что это банальная отписка. Во-первых, срок исследования — всего 7 дней. Во-вторых, по представленному контракту срок вообще получается отрицательный, то есть акт следовало представить до подписания контракта (контракт заключен 17 апреля 2017 года, а срок сдачи работ — 14 апреля 2017 года). В-третьих, среди источников (стр. 6) не указаны архивные материалы. В-четвертых, автор экспертизы просто повторяет давно набившие оскомину ошибки из популярной литературы.
Рассмотрим эти ошибки и неточности подробнее. На стр. 8 эксперт пишет: «Староладожский канал построен в XVIII веке. Он вытянут вдоль южного берега Ладожского озера и соединяет устье р. Свирь с истоком реки Невы» . Это же полный бред — объединять три канала, построенные в разное время, в один! Ведь Ладожский канал был открыт в 1731 году, Сясьский — в 1802-м и Свирский — в 1810 году. Но на стр. 10 эксперт уже придерживается иной концепции: «Староладожский канал — крупнейшее гидротехническое сооружение Европы в XVIII веке. Канал строился с 1719 по 1730 год, протянулся на 117 км…» И какой точке зрения эксперта надо верить? Затем на стр. 11 эксперт сообщает, что «в 1826 году на канале происходят самые серьезные изменения, создавшие нынешнее его лицо, его образ, — на всем протяжении появляется гранитная облицовка шлюзов и водоспусков. Одновременно по южной стороне канала был устроен замощенный булыжником бечевник — более удобный проезд вдоль канала». Такое написать может только тот, кто весьма слабо разбирается в гидротехническом строительстве XIX века, ибо работы по строительству нового четырехкамерного шлюза (а не облицовка старого) в Шлиссельбурге проводились в период с 1822 по 1833 год, а по реконструкции шлюзов в Новой Ладоге — с 1834 по 1841 год. Работы по перестройке шлюза на Малоневском канале происходили с 1836 по 1842 год. Да и бечевник существовал с самого начала, поскольку это не «более удобный проезд», а составная часть канала, по которой шли лошади (бурлаки) и тянули суда с грузом. Другого способа до появления паровой тяги в XIX веке для перемещений барок на канале не было. Про то, что значительная часть (36 верст) бечевника долгое время использовалась как часть Архангелогородского почтового тракта, эксперт, видимо, также не знает. Нет речи об укреплении стенок канала и многого другого, что может быть обнаружено в ходе расчистки. Зачем утруждать себя архивным поиском и читать тысячи страниц оригинальных документов? Ведь на это нужны время, деньги; гораздо проще переписать всё из популярных книжек за недельку — и отчет готов. Чем не халтура?
Второй пример — объект культурного наследия федерального значения с названием «Здание почтовой станции, где останавливался Пушкин Александр Сергеевич». В связи с ремонтными работами в 2017 году проводилась очередная историко-культурная экспертиза, опубликованная на официальном сайте Комитета по культуре Ленинградской области 27 февраля 2017 года2. Но здесь смущают несколько фактов. Первый: почему в названии объекта фигурирует «здание», где останавливался А. С. Пушкин, при том что здание почтовой станции, по данным экспертизы, утвержденной в 2017 году, было построено между 1836–1843 годами? Нам могут возразить: мол, на этом месте могла стоять старая почтовая станция, где и останавливался поэт. Но если это было другое здание станции, то почему тогда не назвать объект честно: «место, на котором стояло старое здание почтовой станции, где останавливался А. С. Пушкин»? Нет, не пишут. Хотя даже если бы и так написали, то это всё равно было бы искажением действительности, поскольку почтовая станция на старом Белорусском тракте находилась не там, где была поставлена станция на построенном в конце 1830-х — начале 1840-х годов новом участке Динабургского шоссе. Существующая музеефицированная почтовая станция находится почти в 300 м западнее старого Белорусского тракта. На картах и космоснимках этот тракт читается в виде грунтовой дороги Старое Колено — Новое Поддубье – Выра. Из архивного описания Белорусского тракта, выполненного в 1820-х годах, следует, что почтовая станция Выра находилась в 71 сажени от 26-го верстового столба по тракту. Сразу после верстового столба начиналась дамба и мост через Оредеж. Так что, скорее всего, старая почтовая станция в Выре находилась почти в 600 м от той, что была построена в 1839–1840 годах. Неизвестны причины, почему эксперты, ссылаясь на стр. 8 на императорский указ, проигнорировали содержавшиеся в нем сведения. Может быть, им хотелось (или так поручили?) хоть как-то совместить даты жизни Пушкина с датировкой памятника федерального значения. Но станцию в Выре не могли начать строить в 1836 году, как это утверждают эксперты, поскольку в соответствии с п. 3 докладной записки министра внутренних дел, утвержденной именным указом императора от 4 апреля 1836 года, в 1836 году необходимо было приступить к постройке только пяти станций — Новоселье, Городец, Катежно, Моховая и Кресты, а по остальным — представить предварительные соображения по отводу или приобретению земли и составление смет на постройку почтовых домов. Что касается более точной датировки создания станционных построек в Выре, то можно обратиться к другим источникам. Так, например, в Прибавлении № 62 к Санкт-Петербургским ведомостям от 17 марта 1839 года было опубликовано объявление о предстоящих 3 апреля 1839 года торгах на постройку по Динабургскому шоссе на станции Выра каменного почтового дома. Таким образом, существующая станция на Киевском шоссе не могла быть построена ранее 1839 года и поэтому не может быть связана с именем Пушкина, умершего 29 января 1837 года. Кроме того, в архивах сохранились сведения о завершении строительства станционных зданий осенью 1840 года. Но, судя по всему, ответственных лиц не интересуют реальные факты, поскольку им хочется иметь почтовую станцию, на которой должен был останавливаться Пушкин и служить прототип станционного смотрителя Самсона Вырина. Третий пример — «Акт государственной историко-культурной экспертизы проекта зон охраны объекта культурного наследия федерального значения „Усадебный дом Демидова“, 1774–1780 гг., расположенного по адресу:
Ленинградская область, Гатчинский район, г. п. Тайцы», опубликованный 15 июня 2018 года на сайте Комитета по культуре Ленинградской области3. Здесь мы встречаемся уже с несколько другой ситуацией. В частности, на стр. 58 представлен «Историко-культурный опорный план», где неверно нанесено расположение объекта культурного наследия федерального значения «Таицкий водовод» (который за всё время своего почти 130-летнего существования во всех исторических документах назывался «Таицкий водопровод»). На этом рисунке он показан проходящим с северной стороны дороги Тайцы — ур. Куприяновка, в то время как в действительности находится с южной и юго-восточной стороны.
При этом в тех же самых материалах «Акта» находятся схемы и фрагменты карт, где показано достаточно точное расположение Таицкого водопровода (водовода) — на илл. 8, расположенной на стр. 176, на илл. 12 на стр. 179. То есть, выходит, эксперт не разобрался в собранных им исходных данных и не смог сопоставить архивные и исторические материалы с фактическим положением Таицкого водопровода на местности. Таким образом, получается, что в «Схему рекомендуемой границы территории объекта культурного наследия „Усадебный дом Демидова“, 1774–1780 гг., расположенного по адресу: Ленинградская область, Гатчинский район, г. п. Тайцы», представленную на стр. 64, фактически включена часть другого объекта культурного наследия — Таицкого водопровода (водовода), проходящего с юго-восточной стороны дороги Тайцы — ур. Куприяновка. Но об этом наложении нигде у экспертов речи не идет. На их картинках всё красиво и всё находится в разных местах. Кстати, в этом последнем случае, руководствуясь статьей 30 «Положения о государственной историко-культурной экспертизе», мы успели направить в Комитет по культуре Ленинградской области свои предложения по учету этого несоответствия.
Итак, мы рассмотрели только три примера, хотя есть и другие. Вроде бы нет видимых и неотвратимых последствий — никто не погиб, ничего не взорвалось. Это так удобно — «мы разрешаем халтурить соседу в обмен на его согласие, что он простит халтуру нам». Наверное, в единичном случае действительно ничего особенного и не произойдет. Но когда таких случаев становится больше — сотни, тысячи, миллионы? Для сравнения: представьте себе, что у вас выпала из кармана бумажка. Если заметил — то подобрал, но бывает, что и не увидел, а тут порыв ветра. А если по одной бумажке бросит тысяча, миллион человек? А если вместо одной бумажки бросят две, три или пакет с мусором? Так и в случае с халтурой: лавина начинает стремительно расти — и безобидные мелочи вдруг набухают и вырастают в огромные метастазы, которые начинают разрушать общество во всех сферах. Иногда вдруг замечаешь, как глупость, облеченная в официальный документ, начинает жить весьма активной жизнью. Халтура становится нормой жизни — кто-то что-то недодумал, не сделал, недокрутил, недовинтил, недосказал… Подумаешь, не те цифры, не тот адрес, не та фамилия, не то место, не та деталька…
Александр Потравнов, Татьяна Хмельник,
проект «Регионавтика. Северо-Запад» (www.regionavtica.ru),
лауреаты премии «Просветитель-2015» в номинации «Краеведение»
Указанные в тексте акты ГИКЭ доступны на сайте culture.lenobl.ru/departament/gike
1 culture.lenobl.ru/Files/gike/1494834634akt_ike_staroladozhskii_kanal.pdf