«Как я провел лето»

Традиционные отчеты под условным названием «Как я провел лето» мы попросили составить наших давних авторов и членов редсовета.

Фёдор Успенский, Лев Боркин, Егор Задереев, Ирина Фуфаева, Павел Амнуэль, Анна Мурадова, Мария Молина, Александра Борисова, Ольга Орлова, Андрей Калиничев, Борис Штерн
 

Годуновы, двуименность и Историчка

Фёдор Успенский,
чл.-корр. РАН, вед. науч. сотр. НИУ ВШЭ:

За прошедшее лето я, к сожалению, так и не добрался до Костромы, где мне до зарезу в какой-то момент нужно было посмотреть на серебряный оклад Евангелия 1605 года, отданного Дмитрием Ивановичем Годуновым (дядей царя Бориса и царицы Ирины), но зато побывал в Исландии — на международном конгрессе ученых-скандинавистов, занимающихся сагами и древнеисландской литературой. Там мне довелось рассказывать почтенной аудитории о судьбе одного норвежского ярла, который, будучи изгнан королем Олавом Святым, пришел в 1020-е годы на Русь, как кажется, в первую очередь для того, чтобы принять участие вместе с Ярославом Мудрым в Лиственской битве (1024), с треском ее проиграть и покинуть страну, оставив здесь определенную деталь своего туалета — рассказ об этом событии содержится в русской летописи, но недостающие части для реконструкции фабулы восстанавливаются по древнеисландским источникам.

Практически всё лето я и мой соавтор, А. Ф. Литвина, провели в работе над книгой, посвященной феномену светской христианской двуименности на Руси XIII–XVII веков. Была такая богатая традиция имянаречения, когда человек становился обладателем двух (а не одного) христианских имен: Иван Грозный, к примеру, был еще и Тит; его отец, Василий III, носил также имя Гавриил, а дед, Иван III, — Тимофей… Собственно, описанию того, как эта традиция возникла, жила и развивалась, и посвящена наша будущая книга. В написании книги мы определенно продвинулись, но основным результатом этого лета стала, пожалуй, серия статей на ту же тему, из которых главная — одна, в ней удалось по/доказать, что пресловутый Дмитрий Иванович Годунов, овдовев в 1580-е годы, был женат не два раза, как полагало подавляющее большинство исследователей, а всего один раз, на одной и той же женщине, которая просто появляется в источниках под разными своими именами. Обнаружение этого, казалось бы, сугубо частного факта имеет далеко идущие последствия, поскольку Дмитрий Иванович до поры до времени был одним из самых влиятельных и, главное, богатых людей на Руси: он и его жена рассылали по разным монастырям в качестве заздравных и поминальных вкладов огромное количество денег, предметов и того, что мы сейчас называем произведениями искусства. Соответственно, атрибуция этих драгоценных предметов и памятников искусства — дело первостепенной важности, а то обстоятельство, что один из вкладчиков может появляться в подписях на этих вещах то под одним, то под другим своим именем, несколько меняет наше представление о том, какие мастерские были у Годуновых, как всё это функционировало, кому принадлежала та или иная вещь и т. д. и т. п. Вот для этого-то мне и понадобилось в Кострому, однако удалось обойтись отличного качества фотографиями и искусствоведческими описаниями оклада рукописи 1605 года. Попутно удалось установить (и это уже сюжет, легший в основу другой статьи), что у знаменитого царя Фёдора Иоанновича (среднего сына Ивана Грозного) было еще одно имя — Ермий, один-два исследователя об этом смутно догадывались, но теперь, кажется, это можно утверждать твердо и наверняка.

Все эти разыскания потребовали от нас более или менее постоянного присутствия в библиотеке. И здесь я не могу не сказать доброго слова о так называемой Историчке, Государственной публичной исторической библиотеке — столь доброжелательной атмосферы, уюта, покоя и участливого внимания со стороны сотрудников, каждый из которых (включая охранников) готов тебе во всем помочь, мне давно не доводилось ощущать. Библиотека бесперебойно проработала всё лето, и идеи закрыть ее хотя бы на месяц в период отпусков, по-видимому, ни у кого не возникло. И слава Богу! Ведь народ там всё время был, книги читались, наука делалась.

А еще в середине лета у нас с А. Ф. Литвиной вышла небольшая книга, посвященная русско-варяжским сюжетам, «Похвала щедрости, чаша из черепа, золотая луда… Контуры русско-варяжского культурного взаимодействия»¹, но это уже предмет для отдельного рассказа…

«Это лето было для меня особым»

Лев Боркин,
руководитель Центра гималайских научных исследований и почетный председатель правления СПбСУ:

Еще в юности, начитавшись книг наших замечательных путешественников, в первую очередь Н. М. Пржевальского, я мечтал попасть в загадочный Тибет. Мечты казались несбыточными. Однако с 2011 года мы в Санкт-Петербургском союзе ученых стали организовывать комплексные научные экспедиции в Западные Гималаи и провели уже четыре такие биогеографические поездки. Летом 2016 года подготовили проект экспедиции в Тибет через Непал. Мы были уже готовы к выезду, но китайская граница оказалась закрыта для иностранцев, хотя ее открытие обещали со дня на день. В итоге, напрасно прождав пару месяцев, мы потеряли лето уже для экспедиций вообще, и Тибет вновь остался лишь в мечтах. В декабре 2017 года во главе научной делегации СПбСУ я посетил Непал. В Катманду (где, кстати, чудесные книжные магазины) обсудил возможности нашей поездки в Тибет. И вот весной нам сообщили, что дорога из Непала открыта, и посоветовали обязательно воспользоваться «окном возможности», которое в любую минуту может быть вновь закрыто.

Мы срочно поменяли полевую программу Центра гималайских научных исследований СПбСУ, заменив планировавшуюся экспедицию в Западные Гималаи на Тибет. Составили команду из членов СПбСУ, в которую вошли замечательные специалисты по биологии и географии из Санкт-Петербурга, Оренбурга, Магадана и даже фотограф из Израиля. С ними было интересно путешествовать и обсуждать увиденное.

Одной из психологических проблем в дальних странствиях может стать расхождение между тем, что виделось в грезах, и реальностью. Наш маршрут проходил по юго-западу Тибета, куда не так часто попадают западные путешественники. Мы ехали по туристической визе. Первая часть пути в сторону священной горы Кайлас была понятна для гида с тибетской стороны. Действительно, паломники-индуисты верят, что там живет Шива со своей верной подругой Парвати, а некоторые буддисты и наши эзотерики полагают, что именно в этом регионе расположен вход в Шамбалу. Но наше желание непременно попасть дальше, на реку Сатледж — крупный восточный приток Инда, вызывало недоумение. В итоге уже на месте власти не пустили нас в два пункта нашего маршрута, а также в один древний буддийский храм на границе с Индией.

Тем не менее увиденное оставило глубокие впечатления. Белоснежные Гималаи на горизонте слева, чудесные зеленые луга вдоль реки Цангпо (= Брахмапутры), кианги — родственники куланов, антилопы и другие дикие животные, симпатичные яки, сам Кайлас и огромные священные озера около него, покинутые пещерные города, живописные старинные храмы, разноцветные, подчас причудливой формы холмы и горы, водопады — всё было праздником для души и сердца полевого натуралиста. Прикосновение к древним государствам (Шаншунг, Гуге, Пуранг), канувшим в Лету и оставившим после себя руины, легенды и во многом непонятные письмена, вызывали не только трепет, но и осознание мимолетности жизни, чувство уважения к философии тибетского буддизма.

Увы, в этой части Тибета плохо развита туристическая инфраструктура, зато заметна алчность местных турфирм. Подчас приходилось ночевать, как деликатно выразился мой старый товарищ, на постоялых дворах времен Марко Поло. В редких отелях — ленивый персонал и непорядки, нередко и хамство гидов. Холод, жара… С другой стороны, мы не пострадали от горной болезни, поражающей многих (дорога шла на высоте порядка 4600 м над уровнем моря). Физически мы отдохнули в Непале, где всем очень понравилось, несмотря на липкую жару, муссоны и пиявок в субтропическом лесу. Но это уже другой разговор… А сейчас мы готовим очередную, пятую экспедицию СПбСУ — в Западные Гималаи к истокам Ганга.

«Сможет ли США остановить утечку научных мозгов в Китай?»

Егор Задереев,
канд. биол. наук, вед. научн. сотр. Красноярского научного центра СО РАН:

Помимо прочего, принял участие в работе 34-го съезда Международного общества лимнологии (International Limnological Society), который проходил в конце августа в Китае. Лимнология как наука редко становится предметом популяризации. Хотя объекты исследования лимнологов — озера, водохранилища — и связанные с ними проблемы часто привлекают внимание СМИ. Самый яркий пример — состояние озера Байкал.

В программе съезда был лишь один доклад про этот уникальный водоем. Представляла его американка Марианна Мур, которая в сотрудничестве с иркутскими учеными исследует реакцию экосистемы озера на внешние воздействия.

Центральная часть озера отличается высокой устойчивостью и пока не демонстрирует существенных изменений. Прибрежная же часть более чувствительна и отвечает на поступающие в озеро точечные и распределенные стоки загрязняющих элементов изменениями в структуре экосистемы и прибрежным цветением водорослей.

Лимнологов мира волнуют не только вопросы загрязнения водоемов. В трендах — реакция озер на изменение климата, вопросы контроля биоразнообразия, использование методов дистанционного зондирования для оперативного мониторинга и контроля, разработка математических моделей и экспертных систем для принятия решений в вопросах водопользования. В нескольких пленарных докладах, в том числе в программном заявлении президента общества, канадского ученого Ива Прери (Yves Prairie), прозвучала мысль о необходимости более активной позиции научного сообщества в вопросах общения с политиками и лицами, принимающими решения. «Политика, основанная на фактах и научных рекомендациях, находится под угрозой по всему миру» — примерно такая фраза прозвучала в одном из докладов (мне кажется, американского коллеги). Ее и можно использовать как лейтмотив прошедшей конференции.

Изначально я был одним из соорганизаторов отдельной секции по соленым озерам. К сожалению, — и это многолетняя тенденция — не так много исследователей соленых озер попадают на съезды лимнологов. Из-за небольшого количества «соленых» заявок оргкомитет предложил мне быть председателем секции по реакции экосистем на глобальные изменения. Возможно, это было даже лучшим решением. Основные проблемы соленых озер — изменения уровня воды и солености и связанные с этим экосистемные перестройки — вызваны как раз глобальными изменениями.

Большой конгресс — это чаще всего ежедневное общение с десятками знакомых и незнакомых коллег. В этот раз съезд запомнился мотивированными молодыми китайскими учеными. Практически в каждую свободную минуту к тебе подходили китайцы, представлялись, рассказывали, чем занимаются сами, и расспрашивали про область твоих исследований. Не знаю, была ли это установка или просто заряд на поиск чего-то нового и потенциально полезного для будущей карьеры, но такого внимания со стороны местной молодежи я не встречал на конгрессах общества в Финляндии и Канаде, Венгрии и Италии, которые посещал в прошлые годы.

За последние четыре года это мой третий визит в Китай. Темпы развития науки, городской среды, транспортной инфраструктуры поражают. Неспроста буквально месяц назад на страницах американской газеты Bostone Globe появилась авторская колонка «Сможет ли США остановить утечку научных мозгов в Китай?»².

Китаю понадобилось всего лишь двадцать лет, чтобы выйти на один уровень с США, которые долгие годы были мировым лидером по научной продуктивности. Конечно, по многим узким направлениям китайцев лидерами назвать сложно. Но у них есть стремление, ресурсы и нацеленность на лидерство. Бросилось в глаза, что практически все ведущие водные экологи Европы и Америки уже так или иначе аффилированы с китайскими университетами и институтами. Остается только позавидовать нашим друзьям по когда-то социалистическому лагерю и искать варианты сотрудничества. Современную науку без достаточных финансовых и мотивированных человеческих ресурсов делать сложно. А в Китае есть и первое, и второе.

«Вкусняшечки», «пивасики» и «баблосики»

Ирина Фуфаева,
науч. сотр. Института лингвистики РГГУ:

В июне в РГГУ завершилось защитой мое исследование невероятно характерной части русского языка — диминутивов, или, по-школьному, уменьшительно-ласкательных, выражающих в речи целый спектр отношения к миру: ласку, пренебрежение, одобрение, заискивание, смирение, скромность, иронию… И всё это устойчиво, столетиями: современный пользователь соцсетей презентует свой «небольшой обзорчик», как средневековый автор презентовал «малое сие писанейце». Многие обычные русские слова восходят именно к диминутивам, оказавшимся более востребованными, чем их «родители»: например, птица от древнерусского пъта — исторически такое же ласкательное образование, как сестрица или водица. Мне посчастливилось иметь научным руководителем известного лингвиста М. А. Кронгауза, я очень ему благодарна. Планирую писать о русских диминутивах, которые несправедливо ругают то «симптомом слабоумия», то «порчей языка», в популярном формате. Мы беседовали на эту тему с Ольгой Северской в ее передаче «Говорим по-русски» на «Эхе Москвы» (8 июля, название передачи — «„Вкусняшечки“, „пивасики“ и „баблосики“: почему мы всё уменьшаем»).

Ну, а путешествия — Подмосковье и Рязанщина. Любовались шедевром Шехтеля — сказочной усадьбой фон Дервизов в рязанских Кирицах. И много самых обычных велопрогулок по лесам и паркам. Даже приспособила седло велика под передвижной столик для ноутбука. Здесь ужасно хочется поставить смайлик, а нельзя.

«Сильное мышление» в современной космологии и астрофизике

Павел Амнуэль,
писатель-фантаст, астрофизик, канд. физ.-мат. наук:

Нынешним летом — в июне — поучаствовал в работе ежегодного Саммита разработчиков ТРИЗ (теории решения изобретательских задач), проходившего в Санкт-Петербурге. Провел там семинар на тему «Сильное мышление в современной космологии и астрофизике». Генрих Саулович Альтшуллер, создавший ТРИЗ в 1970-х годах, считал эту свою теорию частью некой более общей структуры, которую называл «теорией сильного мышления». Теория эта не создана до сих пор, хотя ученые подбираются к ней с разных сторон — и со стороны ТРИЗ (развивая ее методы и приемы), и со стороны других наук — психологии, исследований мозга и т. д. Создание искусственного интеллекта — тоже работа в этом направлении.

ТРИЗ же подходила к исследованию «сильного мышления» примерно так же, как к исследованию методов изобретательства. Альтшуллер изучил в свое время сотни тысяч патентов и авторских свидетельств, выявляя общие объективные закономерности развития технических систем. Зная эти закономерности, он разработал несколько десятков стандартных приемов, применимых в изобретательской деятельности. Нечто подобное тризовцы пытаются проделать и для науки. Некоторые общие признаки «сильного мышления» удалось выявить, изучая научные открытия, перспективные исследования, новейшие теории и гипотезы, биографии известных ученых, несомненно обладавших «сильным мышлением».

Об этом я и говорил на своих семинарах. В нынешнем году состоялся третий семинар на тему «сильного мышления». В 2016 году речь шла о том, как теория «сильного мышления» проникает в научно-фантастическую литературу, как взаимодействуют научная фантастика и ТРИЗ, как тризовские законы и приемы проникают в НФ, изменяют ее, как полученные из исследования НФ правила и принципы генерации научно-фантастических идей и ситуаций используются в ТРИЗ, прежде всего, конечно, для развития творческого воображения (РТВ).

В прошлом году речь на семинаре шла о взаимовлиянии науки и научной фантастики, о научной фантастике и фантастической науке и о том, как теория «сильного мышления» способствует этому полезному и перспективному взаимовлиянию. И в этом году речь зашла о науке. Научная фантастика разнообразна, и мы говорили, в основном, о фантастике космической и инженерной. Наука еще более разнообразна, и на семинаре речь шла лишь об одном из множества направлений научной деятельности: о космологии, которая в наши дни переживает революцию.

ТРИЗ-саммиты проводятся в Санкт-Петербурге каждый год с 20 по 22 июня. А 21 июня каждого года в Пулковской обсерватории проходит традиционное вручение литературных премий по фантастике имени Аркадия и Бориса Стругацких (АБС-премия). Естественно, я и в этом году не упустил возможности побывать на вручении, в который уже раз пройтись по обсерваторским коридорам и парку. Лауреатами АБС-премии стали Андрей Лазарчук и Михаил Успенский (Успенский, к сожалению, посмертно) за трилогию «Весь этот Джакч». Лично меня порадовало, что в финальный список из трех претендентов на премию попал и роман Анастасии Монастырской «Один», опубликованный в нашем израильском издательстве «Млечный Путь».

«Один» — роман неоднозначный. Неоднозначно даже название — ударение можно ставить и на первом, и на втором слоге. Оба произношения равно отвечают замыслу автора. Это роман, казалось бы, фантастический, но, несомненно, и реалистический. И тут рассуждения о литературе парадоксальным образом связываются с наукой — пусть и сугубо ассоциативно, но всё же отражают связь науки, научной фантастики и реальной жизни, о чем тоже говорилось на семинаре. Квантовый век на дворе — и литература тоже смотрится как квантовый процесс. Литература представляется аналогом волновой функции в квантовой физике. Всякая книга, всякий текст (не только текст, но и изображение, музыка) находится в состоянии суперпозиции, пока книгу не прочитает читатель (не увидит зритель, не услышит слушатель). Это, как говорят в квантовой физике, — наблюдатели. В момент прочтения «волновая функция» книги (если следовать копенгагенской интерпретации) коллапсирует, и читатель (наблюдатель) переводит книгу из состояния суперпозиции в определенное наблюдаемое (конкретно для данного читателя) состояние. А если верна многомировая интерпретация — множество вселенных, где наблюдаются все возможные состояния частицы? В литературе тоже существует своего рода многомирие, множество читательских миров, и каждый читатель (каждый мир) воспринимает книгу по-своему. Ничье наблюдение не хуже и не лучше другого.

Как и в науке, в литературе существует смена парадигм. Как в науке и технике, литературные парадигмы возникают, стремительно завоевывают читательские миры, приходят к застою — и появлению новой парадигмы.

Литература древности и Средневековья — это литература мифа. Боги для людей были реальны. Эта парадигма развивалась во времени — эпос, рыцарский роман, романтизм, классицизм… Но к концу XVIII века мифологический реализм достиг своего потолка, и возникла новая парадигма, новая литература — реалистическая. В нынешнем реализме возрастает влияние фантастического элемента. И, напротив, в фантастической литературе всё важнее элемент реализма. Вывод: литература будущего — литература фантастическая в своей основе.

Проникновение фантастики в «обычную» литературу — это новые идеи, новый взгляд на мир. Новая литературная парадигма. «Сильное мышление».

Так смыкаются, казалось бы, далекие друг от друга представления и идеи.

И лето, прекрасная питерская погода, прогулки по набережным Невы, когда хорошо и легко думается о науке, фантастике, современной литературе и о еще далеко не разгаданных принципах «сильного мышления»…

Комедия положений

Анна Мурадова,
канд. филол. наук, ст. науч. сотр. Института языкознания РАН:

Иногда смотришь какую-нибудь комедию и морщишься: слишком много нелепых ситуаций подряд, так не бывает. Однако этим летом я убедилась в том, что жизнь бывает похлеще любой комедии положений, причем меня угораздило оказаться в роли героя, который постоянно попадает впросак.

Главным событием этого лета для меня была поездка в Бретань, где я должна была участвовать в двух конференциях подряд: Девятой Международной конференции общества Celto-Slavica и воркшопе Typoloji ar brezhoneg, которые организовывали мои коллеги-кельтологи. Обе конференции проходили в Университете Западной Бретани (Université de Bretagne Occidentale) в городе Кемпере.

Для меня, специалиста по бретонскому языку, это было важнейшее событие, тем более что побывать в Бретани и вживую пообщаться с бретонскими коллегами удается не так часто, как хотелось бы.

Поначалу ничто не предвещало беды. За три месяца до начала конференции я попросила организаторов прислать мне приглашение для получения шенгенской визы. Коллеги откликнулись вовремя, но, как только я по электронной почте передала адрес, на который необходимо было выслать бумажное письмо (поскольку французское консульство не принимает электронные документы), наступила тишина. Как выяснилось позже, точно такое же недоумение было и на той стороне: из Бретани мне шли имейлы, а от меня не было никакого ответа. Время, когда мой электронный ящик работал весьма причудливо (в результате чего на меня, как выяснилось позже, обиделись многие люди), совпало с тем самым моментом, когда Роскомнадзор пытался блокировать Telegram. В результате за месяц до конференции я попыталась донести информацию о том, что у меня нет приглашения и уже мало времени для подачи документов на визу, через мгновенные сообщения российской коллеге, Ксении Куденко, работающей в Ирландии. Это сработало, и приглашение было мне выслано. Как уже догадывается читатель, на этом злоключения не закончились.

Как назло, началась забастовка на французской почте. Французы вообще любят забастовки: это весело, интересно, все проявляют солидарность с трудящимися и демонстрируют понимание. Кроме меня, увы. Потому что я люблю, когда письма доходят до меня за 3–4 дня, а не теряются где-то в дороге. А это самое письмо с приглашением мне любезно вручил сосед, когда я уже вернулась с конференции: почтальон принес его в мое отсутствие, а шло оно больше месяца.

Когда стало понятно, что забастовка почтовых работников несколько затягивается, мне было выслано повторное письмо с приглашением; одновременно бретонские коллеги связались с французским консульством, чтобы объяснить мою ситуацию. Некоторую остроту положению придавало также и то, что мне предстояло впервые обратиться во французское консульство в Тбилиси, где я сейчас работаю в архиве. Сотрудники консульства несколько удивились, но пошли навстречу. В результате я получила визу безо всяких проблем, если не считать того, что это произошло за полутора суток до момента, когда вылетал мой самолет Тбилиси — Стамбул — Париж.

Сказать, что вся эта ситуация была несколько нервной, хлопотной и отвлекала от написания докладов и составления презентаций, было бы явным преуменьшением. Ко всему прочему необходимо было решить еще одну проблему. Долететь до Парижа — полбеды. Мне предстояло каким-то образом добраться от Парижа до очаровательного бретонского города Кемпер. Обычно для этих целей я использую железную дорогу, да вот незадача: железнодорожники бастовали уже не первый месяц. Из-за этого, кстати, не все западноевропейские коллеги смогли приехать в Кемпер и прочитать свои доклады. Поезда, конечно, иногда ходили, причем только самые скоростные и дорогие. Но любой поезд могли отменить в последний момент, так что я решила использовать более, как мне казалось, надежный и бюджетный вариант — блаблакар. Мне удалось за пару дней до отлета найти машину, списаться с водителем, и я вздохнула с облегчением: хоть что-то удалось без приключений и с первого раза! Не тут-то было. Водитель был обходителен и любезен ровно до того момента, когда я спросила, как мне с ним связаться в Париже, есть ли там Wi-Fi, так как я из другой страны, и если я буду звонить по телефону, у меня спишут слишком много денег в роуминге. Переписка шла на французском, поэтому поначалу водитель, видимо, не задумывался о том, что я прилетаю издалека и что я не француженка. Узнав, что я иностранка, он заявил, что это всё для него слишком сложно и он аннулирует мой заказ. Найти нового водителя я не успевала.

В полете я пребывала в некоторой задумчивости, так как уже была готова к чему угодно, но хотя бы тут дело обошлось даже без задержки рейса, что при моем сомнительном везении было просто подарком судьбы. По крайней мере, до Парижа я доехала спокойно.

Добравшись до вокзала Монпарнас, где царил некоторый хаос и смятение, я смогла всё же купить билеты на скоростной поезд, который вот-вот отправлялся в Кемпер. Хотела было купить и обратный билет, но мне настоятельно отсоветовали, так как поезд могли отменить. «Лучше всего придите в тот же день и купите, как сейчас, билет перед самым отправлением». Сдуру я так и сделала.

В Кемпере организаторы конференции встретили меня тепло и радушно, хотя я изрядно потрепала им нервы. За их выдержку и терпение я им очень благодарна, особенно Гари Жермену и Стиву Хьюэту. Казалось, все неприятности остались позади. Именно что «казалось бы».

Первый доклад прошел неплохо, хотя и готовился в спешке. Распечатать тексты докладов я не успела, но хотя бы подготовила презентации. Выручил лекторский опыт и привычка говорить без бумажки. Второй доклад пришлось дописывать уже по ходу дела, но текст у меня был в ноутбуке, презентация в последний момент, но отправлена организаторам, так что я не волновалась, а зря. Именно в тот момент, когда мне предстояло читать второй доклад, мой только что подзаряженный ноутбук решил основательно вздремнуть и никак не хотел просыпаться, а презентация, как оказалось, ушла куда-то не туда, и у организаторов конференции ее не оказалось. Сохранить ее на флешку я в спешке забыла, а единственный ее экземпляр был в том самом ноутбуке, который, видимо из солидарности с работниками почты и железных дорог, объявил забастовку. Я заново пережила всю гамму ощущений вызванного к доске ученика, который не сделал домашнее задание. Выкручиваться пришлось так же, как в школе, — рассказывать что-то по мотивам доклада без цифр и дат (на них у меня, увы, памяти не всегда хватает). Коллеги отнеслись к моей ситуации с тактом и пониманием, более того, рассказанное мной вызвало интересную кулуарную дискуссию. А через пару часов ноутбук включился как ни в чем не бывало и с тех пор работает без сбоев.

В общем, до конца конференции я старалась не совершать резких движений, не брать в руки острых предметов и вообще не провоцировать окружающую действительность, которая явно была настроена ко мне недружелюбно. После совершенно чудесной экскурсии в сказочную деревушку Локронан мне стало казаться, что можно расслабиться, что все трудности позади. Поэтому я ничтоже сумняшеся приехала на вокзал незадолго до отправления поезда и узнала, что билеты приобрести невозможно, их просто нет. Единственный поезд, на котором я вовремя могу доехать до Парижа, чтобы успеть в аэропорт, набит битком. Выход был один — несмотря ни на что сесть на поезд и доехать до Парижа. Коллега, аспирант из Германии, ехавший в том же поезде, остался сторожить мой чемодан, а я помчалась искать контролера. Контролер нашелся быстро, выслушал печальную историю о том, что у меня вечером самолет и опоздать мне никак нельзя, и вошел в положение: «В конце концов, не вы, мадам, придумали эти забастовки, мы сами устали от бардака на железной дороге. Я продам вам билет за 120 евро». У меня было только сто евро, на которые я собиралась доехать до Парижа и добраться от вокзала Монпарнас до аэропорта. Пришлось поторговаться, и контролер продал мне билет за сто евро, тем более что поезд всё равно уже тронулся. Когда я вернулась с билетом в руках, мой немецкий коллега посмотрел на билет, на меня и сказал: «Сядь, тебе надо выпить кофе». Несмотря на мои уверения в том, что за напиток мне платить уже нечем, он вернулся со стаканом кофе с молоком и напоил меня им за неимением валерьянки. Путь от Кемпера до Парижа прошел в попытках словить Wi-Fi и написать друзьям просьбу о скорой материальной помощи. В результате в Париже у меня уже было на что доехать до аэропорта и даже на скромный обед.

Приезжала я как-то очень впритык и боялась опоздать на рейс, но тут судьба смилостивилась: мой рейс немного задержали, и я смогла посидеть и слегка перевести дух. На этом, собственно, мои злоключения закончились. Осталась лишь надежда, что лимит дурацких ситуаций исчерпан на несколько конференций вперед и следующая поездка обойдется без подобных ситуаций, которые неприятно переживать, но зато смешно вспоминать.

«Внимание, вы в фокусе!»

Мария Молина,
научный журналист, сотрудник Института языкознания РАН:

Летом предполагалось дописать диссертацию про порядок слов в хеттском языке. Часть этой работы — место фокуса в предложении, маркированного специальными фокусными частицами =pat, и неканонический порядок слов в предложении, вызванный необходимостью поставить на свое место слово, находящееся в фокусе. Поэтому в мае погрузилась по уши в фокусы и собиралась продолжать в июне.

«Что это за фокусы такие?» — спросите вы. Ведь фокус — выделение нового и/или важного в высказывании, это прежде всего интонация речи. Как же искать эту интонацию в языке, мертвом вот уже четыре тысячи лет?

На хеттском языке разговаривали во II тысячелетии до н. э. в Хеттской империи — одном из великих царств бронзового века. Хеттский царь называл братом, то есть равным, фараона Древнего Египта, хетты захватывали Вавилон и Митанни (Ханигальбат в ассирийских текстах), контролировали государства Сирии и Палестины, а также запад Малой Азии, имели влияние на Трою гомеровских времен. Но в XXII веке до н. э. что-то пошло не так, и наступил так называемый бронзовый коллапс — темные века, когда рушились великие царства поздней бронзы. Могущественная хеттская империя исчезла в одночасье. В Библии упомянуты народы Хатти I тысячелетия до н. э., но речь идет уже о постхеттских городах-государствах, видимо, сохранивших другой язык Хеттской империи — лувийский, но забывших клинописное письмо хеттских царских архивов.

Чтобы найти место фокусного выделения, лингвисты обычно ставят эксперименты на носителях языка, анализируют записи разговорной речи с помощью специальных программ, отмечающих повышение и понижение тона. Но что же делать, если все твои носители категорически мертвы уже не первое тысячелетие? Остается анализировать все имеющиеся в научном обиходе тексты — мы называем это корпусом текстов. Этот корпус в целом закрытый — новые документы вводятся крайне редко. Теоретически мы способны проанализировать все без исключения имеющиеся контексты, определить наличествующие типы порядков слов. Дальше мы можем рассуждать о семантике порядков редких, неканонических, отличающихся от ожидаемого. Их мало, счет идет на единицы и десятки примеров. Но если рассмотреть все без исключения нестандартные случаи, обычно можно вывести правило, описывающее изменение порядка слов, — и здесь мы часто видим фокусы, то есть необходимость сохранить фокусное выделение на определенном месте в предложении, например в самом начале фразы или в позиции перед глаголом.

В общем, июнь ушел на разбор всех без исключения контекстов. Добравшись до последнего, самого трудного примера, я зависла на неделю, пытаясь сделать то, что несколько хеттологов-синтаксистов с именем сделать не сумели, а именно — придумать объяснение довольно криво устроенному предложению. Это выдержка из письма, в котором обсуждаются предсказания мудрой женщины по имени Ия. По-хеттски: kī=wa Iyaš kuit kiššan mē mišta («Это, которое Ия сказала таким образом»). Субъект действия («Ия») должен стоять в хеттском языке перед объектом — «то, которое». Но вперед вылезает первая часть конструкции — «это, которое» — так, будто ваккернагелевская клитика =wa, которой следует стоять сразу за первым словом в предложении, не могла прицепиться к субъекту. Почему же она не могла туда встать? Если рассматривать это предложение как две клаузы, их можно свести к стандартной модели, но годится ли такое объяснение?

И тут началось настоящее лето. Конференция, где на хеттской секции пришлось пользоваться бритвой Оккама, доказывая, что фокусы не требуют сложных классификаций; лабораторная работа совсем в другом направлении — под кодовым названием «как написать стихи по-хеттски». Вы пробовали писать стихи на мертвом языке? Мы попробовали, и у нас получилось!

Увы, в самый момент катарсиса от достижения научного результата пришли дети, закончилось короткое северное лето, начался август и подготовка к школе. Хеттским фокусам и хеттским стихам пришлось подождать до сентября. Но им не привыкать — как-никак, четыре тысячелетия прождали.

Владивосток — русский Сан-Франциско

Александра Борисова,
президент Ассоциации коммуникаторов в сфере образования и науки (АКСОН):

Этим летом я впервые побывала во Владивостоке. И не туристом, а полноценным участником местной культурной жизни: вместе с коллегами по АКСОН мы сделали двухдневную мастерскую по научной коммуникации в рамках Дальневосточного медиа-саммита³.

На нашей небольшой мастерской собрались с десяток возможных сюжетов из мира научной коммуникации. Ученые-биологи во время фирменной деловой игры Ольги Добровидовой «Эффект погружения» по собственной инициативе организовали желтое СМИ, а потом ругались на то, что СМИ такие желтые. Пиарщики ДвО РАН полемизировали с пиарщиками ДВФУ однако вполне плодотворно перенимали опыт приехавшего с лекцией из Красноярского центра СО РАН Егора Задереева. «Мы смогли, и вы сможете», — убеждал коллег Егор Сергеевич. Одним из самых активных и преданных слушателей оказался директор по инновациям бизнес-клуба «Авангард», который задавал не только несколько странные вопросы про индекс Хирша, но и совершенно правомерные вопросы о том, что научная коммуникация делает для трансфера технологий из науки в прикладную сферу. Студенты слушали лекции Алёны Гупаисовой из МФТИ и Максима Тимофеева из ИГУ, соглашались и спорили, так что, похоже, они смогут сделать осмысленный профессиональный выбор. Но подытожил для меня этот выезд Глеб Фёдоров из Russia Beyond. На вопрос о том, какова идеальная научная коммуникация для журналиста из издания широкого профиля, он ответил: «Конечно, лучше всего, чтобы ученый писал о своей работе в Facebook, а я мог бы подписаться и читать его по утрам». Считаю, это звучит как задача для решения на ближайшие сорок лет.

А Владивосток (и особенно остров Русский) — это, конечно, Сан-Франциско. Огромный холодный океан, холмы, мосты, порт, маяки, морепродукты и ощущение края света, чего-то совсем другого. Не Москва, не Вашингтон. Воображение рисовало перспективы карьеры педагога ДВФУ — живешь на острове, ходишь под парусами по выходным… Жаль только, что оффера от ДВФУ у меня нет, так что я так и не узнаю, близка ли реальная жизнь дальневосточной профессуры к моим калифорнийским аллюзиям.

Землетрясения и подкасты

Ольга Орлова,
научный обозреватель ОТР:

Летом на телевидении мертвый сезон, поэтому есть время для интересных поездок и других проектов. В июне я побывала в Наре, в самой древней столице Японии. Там проходила основная конференция по атмосферному электричеству ICAE2018, которая бывает раз в три-четыре года и где можно встретить бородатых профессоров из Нью-Мехико, Массачусетса и Флориды, знакомых по фильмам National Geographic. И хотя я была там как частное лицо, с профессиональной точки зрения мне было интересно наблюдать, как общаются ведущие специалисты по опасными погодным явлениям. Сами же природные катаклизмы, по иронии судьбы, традиционно преследуют эту конференцию. На предыдущей встрече четыре года назад в Оклахоме мы угодили в сезон торнадо, сносящих легкие домики местных жителей. В этом году в Наре попали в сезон дождей и пережили землетрясение в 6 баллов. Эпицентр был в Осаке, там погибли люди, а в Наре мы отделались легким испугом. Наблюдали, как летают по комнате предметы, ходуном ходят стены, отключается электричество…

Россия на ICAE традиционно представлена сильной и наиболее многочисленной группой из Института прикладной физики в Нижнем Новгороде, а также учеными из Москвы, Борка и даже близкой к Японии Паратунки. Большой интерес вызвали доклады по результатам исследований, выполненных в рамках мегагранта «Молния и ее эффекты». Мегагрант уже закончился, но в течение пяти лет было получено столько результатов, что они будут еще долго обрабатываться, осмысляться и публиковаться. Наиболее интересные доклады наших ученых напряженно обсуждались коллегами и на конференции, и в кулуарах. Как правило, это были американцы и китайцы, которые сейчас лидируют по объему вкладываемых средств в исследования в этой области. Сейчас несколько ведущих групп в мире приближаются, соревнуясь, к пониманию ключевого вопроса физики молний: как же все-таки они зарождаются.

А август был посвящен запуску нового образовательно-просветительского медиа «Лаба»⁴, который команда во главе с Евгением Насыровым запускает на основе известной акции «Открытая лабораторная». Этот сайт будет интересен и полезен людям с «противоестественным» образованием, как мы говорим, «для тех, кто сидел на задней парте». То есть для действительно массовой аудитории.

Мы по-прежнему думаем, что очень важно сейчас просвещать именно взрослых — потенциальных родителей, а не только детей. Ведь для школьников во всех крупных городах много просветительских проектов, да и в Сети чего только нет для юной аудитории! Но решение, какой ролик показать, куда отвести — в музей или в торговый центр, какую аудиокнигу в машине поставить, какой канал включить за обедом, — принимают родители. И их равнодушие или отторжение науки не преодолеет ни одна школа. Поэтому мы ищем подход к тем, кто не ходит в публичные лектории и считает себя далеким от науки. Хочется сделать науку ближе к повседневной жизни, нестрашной, интересной, а самое главное — полезной. Через судьбы людей, через эмоции, через понятные сюжеты.

Поэтому мы решили сделать упор не на тексты и не на научные новости — с этим прекрасно справляются наши коллеги, — а на видео, тесты и аудиоподкасты. Неслучайно во время вступительного собеседования на факультете медиа-коммуникаций в Вышке, где я веду курс научно-популярной журналистики, почти все абитуриенты говорили, что любят слушать подкасты и проходить тесты. Им эти форматы «заходят».

Для многих из нас Laba.media — это счастливая возможность сделать то, о чем мечтали. Мне, например, очень хотелось вернуться в формат аудио, который, в отличие от телевидения, дает невероятную свободу. Я запускаю пока два подкаста — «Научно-спиритический сеанс „Не верьте лорду Кельвину!“» и “W-Science”.

Первый — игровой формат, посвященный истории науки: взять живого ученого и спросить, кого бы он хотел из предшественников услышать. Что бы он ему рассказал? Что случилось в научной области, которую представлял покойник? Какие есть для него хорошие, а какие плохие новости? В какой научный проект его хотелось бы позвать? Классно, когда спрашиваешь ученых об этом, а они мгновенно откликаются: «Хочу оживить Лапласа!», «Больше всего мечтаю поговорить с Евклидом», «Конечно, Пуанкаре!», «К кому у меня есть вопросы? К Фридману больше всего», «Всю жизнь хотел поговорить с Галилеем». Так что слушателей ждут прикольные беседы сквозь время.

Другой подкаст, “W-Science”, посвящен женщинам в науке. Нам кажется, что на эту тему есть много спекуляций с разных сторон, и мы попробуем в этом разобраться.

С Владимиром Губайловским, который был редактором отдела науки на сайте «Радио Свобода» и теперь стал научным редактором Laba.media, мы планируем запустить еще несколько интересных спецпроектов.

Андрей Бычков, знакомый аудитории по передаче «Ученый свет» на радио «Говорит Москва», будет вести очень полезный и познавательный «Разговор с врачом». А также другие беседы на темы химии, биологии, генетики, но не скучные и нудные, а очень даже практические и применимые к жизни.

Зажигательные (в буквальном смысле — с огнем и взрывами) ролики готовит Алексей Иванченко. Он вложил в них весь свой опыт, который приобрел в многолетних съемках экспериментов в программе «Галилео» и в работе своей лаборатории в Политехническом музее. Планируем много всего интересного, но расскажем подробнее в октябре после старта.

Монастыри Суздаля и завод Airbus

Андрей Калиничев,
Высшая школа горных наук (Нант, Франция), профессор, руководитель группы, член редсовета ТрВ-Наука:

До конца июня я еще преподавал, а потом первый раз в жизни взял почти весь положенный мне двухмесячный отпуск и провел его с внуком, занимаясь разными интересными вещами. В перерывах еще успел слетать на четыре международные конференции — три в США и одну в России. Одно из сильных впечатлений этого лета — монастыри Суздаля, и особенно церковь Покрова на Нерли там же неподалеку. Живя во Франции, быстро привыкаешь, что памятники многовековой давности окружают тебя повсюду и являются просто частью повседневной среды. В Суздале ощутил, насколько же мало сохранилось подобных исторических культурных следов в России; и тем они, конечно, многократно ценнее.

Другое сильное впечатление — посещение завода Airbus в Сен-Назере, неподалеку от Нанта. Там собирают фюзеляжи почти всей линейки аэробусов А320 — А330 — А350 — А380, которые потом отправляются для окончательной сборки в Тулузу или Гамбург. Одних только наиболее популярных А320 там производится около 60 корпусов в месяц — почти в два раза больше, чем всё годовое производство российского гражданского авиастроения. Впечатляет, конечно.

Лекции, книги и собаконепроницаемый забор

Борис Штерн,
главный редактор «Троицкого варианта»:

1. В июне съездил в Самару и Иркутск с лекциями. В Самаре на фестивале науки — «Экзопланеты» (под открытым небом, погода плохая, народу сравнительно мало). В Иркутске — про возникновение Вселенной — в планетарии (аншлаг); на физфаке ИГУ — про прорывы XXI века. И снова в планетарии — про экзопланеты. Искупался в Байкале, посетил обсерваторию Института солнечно-земной физики (спасибо директору планетария Павлу Никифорову). Больше никуда не ездил.
2. Построил собаконепроницаемый забор длиной под 100 м. Довольно много операций: разметка, сверление дырок, резка, чистка и покраска столбов, прокладка антиподкопного бордюра, шлифовка и покраска досок, установка досок на струбцинах, сверление и крепеж болтами. Кроме сверления дырок в земле — всё сам, на 90% в одиночку. Средняя скорость — 70 см/ч. Зато теперь у благодарных собак целый день в распоряжении 8 соток.
3. Написал четыре популярные статьи в «Троицкий вариант» — про спутники экзопланет, про регистрацию нейтрино от блазара и две к юбилею гамма-телескопа «Ферми».
4. Договорился с издательством АСТ о серии сборников статей из ТрВ-Наука — либо авторских, либо тематических (инициатива исходила от АСТ). На 90% подготовил к изданию сборник статей Б. Штерна и В. Рубакова.
5. В рамках битвы за урожай надавил 250 л яблочного сока.
6. Собственно по науке ничего не сделал.

¹ publications.hse.ru/books/220735744
² bostonglobe.com/opinion/2018/08/01/can-stop-scientific-brain-drain-china/TFhIJlQ33sxdTzdgWcGZwI/story.html
³ медиасаммит.рус
⁴ laba.media