Приходите, тараканы…

Некоторое время назад многие ученые российского происхождения, работающие за рубежом, получили приглашение Российского научно-исследовательского института экономики, политики и права в научно-технической сфере (РИЭПП) ответить на анкету. Приглашение предварялось очаровательным сообщением: «Вы получили это письмо, т. к. согласно нашему исследованию относитесь к российской научной диаспоре». Адресатов заверили в том, что «в последние годы Россия активно развивает политику в отношении устранения (sic! — М . Г.) последствий „утечки мозгов“ посредством налаживания связей с российской научной диаспорой по всему миру». Но оставим пока в стороне вопросы «активной политики» и посмотрим на саму анкету.

Коллегам предлагается ответить не только где и кем они сейчас работают, но и указать предыдущие места работы. Далее предложено выбрать область научных интересов из списка 255 наук, упорядоченных примерно по алфавиту («примерно», потому что алфавитный порядок местами нарушается, как, например, тут: «Социология — Почвоведение — Спектроскопия — Науки о спорте — Статистика и теория вероятности — Злоупотребление алкоголем или наркотиками — Хирургия — Телекоммуникации — Театр — Термодинамика» — или тут: «Водные ресурсы — Феминология — Зоология»). Среди наук встречена также и «Поэзия» (наконец-то!). Впрочем, говорится, что тут использован классификатор Web of Science (разве что плохо осмысленный и недоупорядоченный после перевода, добавим мы от себя). В списке ответов на вопрос «В каком качестве Вы бы согласились по‑ участвовать в российских научных проектах?» отсутствует очевидный — «Ни в каком». Среди возможных ответов на вопрос «Какие крупные научные проекты позволили бы привлечь ведущих ученых в Россию?» перечислены «установки класса „Мегасайенс“» , « крупные долгосрочные междисциплинарные проекты» и прочая мегаломания: авторы анкеты неуклюже транслировали соображение о том, что хорошая наука вне «крупных научных проектов» или, к примеру, просто нормальная грантовая система с компетентной экспертизой, свободной от административных и политических влияний, в рамках «активной политики» не рассматривается. В качестве перспективных проектов перечислены мощные лазеры, коллайдеры, космические телескопы и межпланетные станции, а также, внезапно, «универсальная робототехническая платформа для исследований в области искусственного интеллекта, в том числе удаленного участия иностранных ученых в на‑ писании программного кода» — что, видимо, дает адресатам шанс поучаствовать в нашей научной жизни без пересечения границы. Из перечисления примерно ясно, из чьих красивых речей этот список извлечен.

Следующий раздел анкеты, о глобальных проблемах, которые должны быть решены с участием представителей диаспоры, также замечателен своей случайностью: «Исследования мозга, создание соответствующих математических моделей, разработки в области искусственного интеллекта на основе исследований мозга; изменения климата, разработки в области возобновляемых источников энергии; высадки на поверхность Марса, что предполагает получение новых знаний и технологий в области медицины, двигателестроения, новых материалов, ядерной физики, робототехники и др.; создание квантового компьютера и работа с большими данными на его основе, искусственный интеллект; проект по исследованию проблем старения, персонализированная медицина», — тут даже синтаксис плывет от пункта к пункту, каковые, видимо, были извлечены без изменений из какой-то очередной стратегической программы. И вот последняя вишенка, о программах: заполняющему анкету предлагается оценить положительный эффект от следующих инициатив: «Создание национальных исследовательских университетов; утверждение Стратегии научно-технологического развития России; создание Российского научного фонда; формирование Министерства науки и высшего образования Российской Федерации (ага, вот ровно так. — М. Г); проект „Мегагранты“; Национальная технологическая инициатива; ФЦП „Исследования и разработки“; введение показателей публикационной активности в журналах индексируемых в базах данных Web of Science и Scopus, в качестве основных индикаторов результативности научной деятельности; участие в крупных международных проектах, например: Большой Адронный Коллайдер, Проект ИТЭР; создание в России проектов класса „Мегасайенс“ (ПИК, НИКА и другие); создание в России сети центров коллективного пользования научным и уникальным оборудованием».

И ни слова о реальных проблемах, с которыми сталкиваются пытающиеся работать в России ученые, и ни малейшей попытки проанализировать уже имеющийся опыт. Ничего не спрашивают об удушающем бюрократизме, который особенно больно ударил как раз по мегагрантникам; о непродуманной системе выхода из мегагрантов на регулярное финансирование; о несправедливых конкурсах, которые не дают возможности продолжать исследования; о санкциях и контрсанкциях которые приводят к сложностям с закупками и визами; наконец об общей удушающей атмосфере в стране.

Зачем? Ведь тут нет признаков хотя бы даже тривиального «…чаем угощу». Надо собрать абы какие данные и отчитаться перед заказчиком. Зачем расстраивать его анализом проблем; зачем нужны ответы, из которых стало бы ясно, почему подавляющее большинство представителей российской научной диаспоры даже не помышляет о возвращении. Да и саму анкету можно разослать летом, в сезон отпусков, когда много кто вообще не читает свою почту.

Далее полученные ответы послужат обоснованием для очередной мертворожденной стратегии. И можно будет зарядить следующий опрос или, на худой конец, вставить новый пункт в имеющуюся анкету, примерно такой: «Как вы оцениваете политику в отношении устранения последствий?» И получить ожидаемый ответ: «Никак».

М. Г.