Применим ли опыт Science Fiction Studies в России?
5 октября 2018 года в петербургском Доме писателя прошли IV Беляевские чтения — однодневная международная конференция в рамках ежегодного Беляевского литературного фестиваля. Организаторы — Санкт-Петербургский союз ученых и Беляевский фонд поддержки и развития литературы. На чтениях с докладами выступили Ю. И. Андреева, В. А. Владимирский, А. А. Зубов, А. И. Ермолаев, А. И. Первушин и С. Ю. Шилов. Кроме того, состоялась презентация сборника, выпущенного по итогам предыдущих чтений. Вел конференцию А. Б. Железняков.
Предлагаем вашему вниманию доклад Антона Первушина, посвященный актуальной проблеме изучения научной фантастики в нашей стране.
Фантастика была и остается популярным жанром. И можно уверенно констатировать, что ее популярность растет. Причем основной носитель фантастического контента — уже не книги. Кинофильмы, телесериалы, компьютерные и ролевые игры охватывают куда бо́льшую аудиторию. Даже если человек далек от фантастики, он рано или поздно заинтересуется, почему окружающие настолько увлечены «Игрой престолов», «Миром Дикого запада», «Секретными материалами», «Чужими против Хищника», «Мстителями» и, конечно, «Звездными войнами».
Однако вначале всё же была книга. Поэтому для того, чтобы понимать дискурс, к которому обращаются современные фантастические фильмы и т. п., необходимо прочитать некоторое количество классических текстов. В этом смысле весьма показателен новейший телесериал «Мир Дикого запада» (Westworld), снятый по мотивам одноименного фильма Майкла Крайтона 1973 года и быстро набравший популярность1. Конечно, можно его воспринимать как модернизированный вестерн с культом насилия и откровенными сценами, но это лишь верхний слой. Создатели телесериала явно рассчитывали на то, что зритель будет захвачен не только эффектным визуальным рядом, но и тайной развлекательного парка, населенного человекоподобными роботами. Ведь совершенно очевидно, что парк создавался не ради развлечения, а ради чего-то большего и значительного. Но откуда это следует? Почему мы интуитивно понимаем, что предложенная история содержит клубок интригующих головоломок, которые могут привести нас либо к проблеме пределов самопознания, либо к проблеме постчеловечности, либо к проблеме идентификации осознания? Вероятно, потому что прочитали некогда необходимый для этого корпус текстов — от пьесы Карела Чапека «R. U. R.» (1921) до повести Станислава Лема «Маска» (1976)2.
Не так давно я написал обзор, посвященный самым «свежим» научно-популярным книгам на тему искусственного интеллекта3. И обратил внимание, что ученые и инженеры, рассуждающие на эту тему, почти всегда прибегают к образам из фантастической литературы и кинематографа. Вряд ли они все поголовно любители жанра; куда вернее предположить, что кибернетике и робототехнике не хватает соответствующей терминологии, и специалистам приходится прибегать к заимствованиям из литературной сферы, которая вроде бы считается коммерческой и несерьезной. Помните советский телесериал «Гостья из будущего» (1985)? В нем девочка-персонаж, подруга главной героини Алисы Селезнёвой, рассуждая по поводу «бластера» и «флайера», говорит, что названия новым устройствам в XXI веке будут давать, основываясь на «изобретениях» фантастов. Возможно, устами ребенка (точнее — авторов сценария) глаголет истина, которую нам еще предстоит осознать.
В связи с этим я не перестаю удивляться равнодушию, которое проявляет российское литературоведческое сообщество к жанру, формирующему наши представления о ростках будущего в настоящем. Разумеется, нет острой необходимости изучать многотомные циклы о «магических академиях», «эльфийских войнах» и «попаданцах» — они обращены в вымышленное прошлое, поэтому могут представлять интерес не столько для филологов и историков, сколько для социологов, которые занимаются аспектами культурной архаизации общества в периоды политико-экономических кризисов. Но научная-то фантастика должна привлекать внимание! Иначе с какого-то момента мы просто перестанем понимать и передовой западный кинематограф, и передовую западную литературу.
В то же время в англоязычном литературоведении сформировалась довольно мощная школа специалистов именно по фантастике: от актуальных критиков до историков. Даже российскую фантастику они знают лучше — я, например, не могу подобрать отечественный аналог монографии Аниндиты Банерджи «Мы современные люди: научная фантастика и создание русской современности» (We Modern People: Science Fiction and the Making of Russian Modernity, 2013). Вероятно, он появится, но когда?
Считается, что изменению отношения англоязычного литературоведения к научной фантастике способствовали два фактора: введение преподавания соответствующего курса на филологических факультетах и учреждение соответствующих академических журналов. Первые лекции по истории жанра начал читать издатель и критик Сэм Московиц осенью 1953 года для студентов Городского колледжа Нью-Йорка. На занятиях, которые проходили два раза в неделю, обсуждались отдельные тексты, писатели, издатели и журналы. Московиц вводил слушателей в контекст жанра, иногда приглашал коллег с просьбой выступить перед молодежью. Хотя гонорар за участие в лекциях не выплачивался, коллеги (среди них можно назвать Айзека Азимова, Мюррея Лейнстера, Лестера дель Рея, Роберта Шекли и Теодора Старджона) охотно соглашались, ведь кафедра Московица была в то время единственной площадкой, где «зубры» фантастики получали возможность рассказать о своих занятиях вне круга любительских сообществ4.
Лекции Московица не имели официального статуса, не были включены в обязательную программу для студентов, по ним не сдавали зачеты и не получали дипломы. И тем не менее они стали той самой первой ласточкой. В 1962 году в Колгейтском университете появился первый официальный курс, который вел критик и профессор английского языка Марк Хиллегас. В 1964 году аналогичный курс стартовал в Университете Восточного Нью-Мексико; там его читал писатель-фантаст Джек Уильямсон, получивший степень доктора английского языка и литературы5. Именно их студенты, обзаведясь научными степенями, способствовали росту авторитета жанра в литературоведении.
Другое важное направление в популяризации фантастики осваивал Деймон Найт. В 1956 году он организовал ежегодную Милфордскую конференцию писателей-фантастов, при которой был учрежден регулярный семинар творческого письма, а через девять лет на базе конференции возникло профессиональное сообщество — Американская ассоциация писателей-фантастов (Science Fiction Writers of America, SFWA)6.
Однако дальнейшее проникновение исследователей жанра в академическую науку затормозилось из-за отсутствия регламентирующей системы. На съезде Ассоциации исследователей научной фантастики (Science Fiction Research Association, SFRA), проходившей в Торонто в 1971 году, писатель Фил Класс четко сформулировал актуальную задачу: «Нам нужно придумать канон, пока кто-то не сделал этого за нас». Энтузиастам следовало создать энциклопедии, справочники, списки рекомендуемой литературы, написать историю жанра, расставить классических авторов по ранжиру и т. п. — большая и трудоемкая работа, но без нее, как стало очевидно сегодня, не может сформироваться сколько-нибудь серьезное направление исследования фантастики. Тут надо заметить, что в том же году, если верить статье Джека Уильямсона «Научная фантастика приходит в колледж» (Science Fiction Comes to College, 1971)7, шестьдесят один университет предлагал курсы по фантастике своим студентам. Необходимость в регламентации процесса не просто назрела, а перезрела.
«Канон» исследований начал формироваться весной 1973 году, когда в Университете штата Индиана начал выходить академический журнал Science Fiction Studies, учрежденный канадским исследователем Дарко Сувиным и американским критиком Ричардом Малленом8. В одном из первых номеров Сувин опубликовал статью «Радикальная рапсодия и романтическая отдача эпохи ожидания: глава истории НФ» (Radical Rhapsody and Romantic Recoil of the Age of Anticipation: A Chapter of the History of SF, 1974), в которой дал емкое определение жанра: научная фантастика — это литература когнитивного остранения (не путать с отстранением). Она оперирует вымышленными мирами, которые, несмотря на сколь угодно значимое отличие от мира, данного нам в ощущениях, подчинены требованиям правдоподобия, поэтому могут быть познаны и познаются с использованием рационального мышления.
Необходимость введения четких дефиниций была продиктована требованием научного сообщества дать наконец-то оценочное суждение конкретным жанровым текстам, отделив «хорошее» от «плохого» и определив критерии качества. Например, тексты, печатавшиеся под лейблом SF в дешевых довоенных журналах, не отвечали требованиям правдоподобия и познаваемости вымышленных миров, поэтому считались «плохими». Разумеется, при сортировке текстов на «хорошие» и «плохие» ученым пришлось пожертвовать анализом специфических черт жанра, среди которых немаловажную роль играет повествовательная увлекательность, но таковы издержки любого научного исследования, выделяющего в массовом явлении наиболее важные признаки.
Журнал Science Fiction Studies существует и сегодня: на официальном сайте, помимо прочего, доступен № 2 45-го тома, посвященный 200-летнему юбилею первого издания классического романа Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей» (Frankenstein: or, The Modern Prometheus)9. Таким образом не только задается высокая планка исследовательской работе, но и создается преемственность, которая важна для привлечения к изучению жанра студентов и постдоков.
Почему ничего похожего не видно у нас? И только ли дело в «снобизме» российского литературоведения? Напомню, что в 1990-е годы в России появились все условия для становления профессионального сообщества исследователей фантастики. Начали проводиться ежегодные конференции (конвенты); активно работал семинар фантастов под руководством Бориса Натановича Стругацкого; появилось множество жанровых премий; стали выходить журналы «Интеркомъ», «Если», «Полдень, XXI век», «Реальность фантастики» и «FANтастика», достаточно профессиональные фэнзины «Сизиф», «Двести», «Анизотропное шоссе» и др. Почему все они, включая здравствующий поныне «Мир фантастики», не стали «точками сборки», не определили «канон» и не решились ранжировать жанр по критериям качества? Напрашивается только один ответ: в сообществе любителей фантастики не нашлось группы единомышленников, которые поставили бы ценности исследовательской работы над корпоративными интересами. Поэтому изучение фантастики в нашей стране остается уделом одиночек.
Возможно, со временем молодые российские филологи будут вынуждены так или иначе реагировать на давление западной массовой культуры и введут «канон» самостоятельно. Но подозреваю, что когда они это сделают, задавая новые стандарты для оценки фантастических текстов, он вряд ли придется по вкусу любителям жанра и тем паче профессиональным писателям-фантастам.
Антон Первушин
1 Если верить статистике, первый сезон посмотрели 12 млн зрителей только в США, что вывело его в абсолютные лидеры по аудитории первого сезона.
2 Разумеется, возможны варианты. Думаю, если провести опрос, то большинство читателей прежде всего вспомнит «Три закона робототехники Айзека Азимова», а потом фильмы типа «Терминатора» и «Матрицы».
3 Первушин А. Вести из зловещей долины // ТрВ-Наука № 25 (244) от 19 декабря 2017 года.
4 Зубов А. Как научная фантастика пришла в университеты и что с ней там приключилось (История из американской жизни) // Рукопись, 2018.
5 sf-encyclopedia.com/entry/williamson_jack
6 sf-encyclopedia.com/entry/sfwa
7 sf-encyclopedia.com/entry/sf_in_the_classroom
8 Первым исследовательским журналом фантастики на английском языке принято считать Extrapolation под редакцией Томаса Кларесона, выходивший с декабря 1959 года и содержавший критические статьи, однако он не имел устоявшегося формата и был посвящен специфическим вопросам, которые представляли интерес лишь для узкого круга знатоков жанра.
«Теория фантастики». Можно и специализацию в университете открыть 8-)
Но куда потом выпускников девать?
Вплоть до начала этого века движущей силой фантастики был сериал «Звёздный путь». Но с приходом Джорджа ДаблЮ Младшего утопическое идеальное общество «Звёздного Пути» превратилось в нежелательную перспективу и экраны заполонили «Игры Престолов», «Вестворлд» и прочая порнография, а последний сезон «Дискавери» стал отвратительной милитаристской оргией.
Остались лишь немногие глотки свежего воздуха — австарлийский «Орвилл» и британское «Чёрное зеркало». В новом году посмотрим, разрешат ли им продолжать в том же духе…
Между тем, Бондарчук с его «Притяжением» смотрится на всём этом блеклом американском фоне очень даже неплохо.
Мир дикого запада глубок и многослоен. Автор адаптации читал много нп литературы. меня больше всего зацепила поднятая проблема свободы выбора, если можно маленький спойлер: в начале ии пытались делать по подобию человеческого разума — но что-то пошло не так , имея сложное по для самоосознания машина предпочитала скрипт, а когда стали копировать реальный разум на искуственный субстрат оказалось что и он предпочитает скрипт более сложной когнитивной функции, нету стимула. :) ну в кино нашли способ заставить пользоваться всем потенциалом :) Очень ироничное кино ведь в реальности мы не используем когнитивные функции неокортекса а используем мозжечок быструю но древнююю структуру, год назад читал статью про эксперимент в котором определили лаг при совершении осознанного выбора вышло примерно 1-1,5 секунды причем обычно сознание является пасажиром изредка корректируюшим импульсы от мозжечка. лично мне кажется эксперимент поставлен не корректно и реальный лаг меньше. мне недает покоя описание в том же журнале необычного эффекта лага между реальным и моделируемым в сознании изоьражением там как раз 1,5 сек , в статье речь шла о пилотируемой программе буран, якобы после перегрузок возникает данный артефакт. я про такое первый раз услышал интересно было бы узнать это реальный факт или фантазия автора статьи? мне кажется между двумя этими эффектами можно найти немало общего. IMHO тут дело в химии мозга, вспомнил Шульгина Александра с его thical как он не успел поучавствовать в насовском проекте наркотики в космосе агонисты серотонина наверняка могли бы приблизить понимание механизма данного эффекта. осталось добровольцев найти :) смех смехом — а эффект есть или это бред ?
Меня больше волнует другая проблема.
АИ встроенный Гуглом в мою клавиатуру живёт своей жизнью. Пока я сейчас набираю предложение на клавиатуре, он успевает его изменить до неузнаваемости.
Это он просто хулиганит?
Или у него уже самосознание проснулось?
Всмысле прервый пост он написал ?:) небоись до сильного AI мы не доживём не в этом тысячелетии. меня смутило что Вы за «писькам и сиськами» не увидели сюжета в самых «годных» сериалах, а шлак и мусор похвалили. Если можно не скромный вопрос сколько вам лет? мне 40, может мы из разных поколений :) ну и конечно сколько людей столько мнений.
Что показывали, то и увидел.
Но занудство вестворлда до конца так и не вытерпел. Грешен. Порнография робототехническая утомила за отсутствием глубокого смысла.
8-)
И таки да.
АИ не безучастен. Вставляет паршивец разные словечки. Сиськи и письки, например, всякие.