Фото с сайта www.geokhi.ru
Во всех достаточно крупных государствах с исторически развитой национальной культурой существует часть общества, членов которой принято называть учеными. В России начало этому положил Пётр Великий, учредивший Академию наук, которой и поручил «науки производить». Заметим, что он не конкретизировал, какие именно, предоставив членам Академии самим решать этот вопрос.
Со временем в обществе возникло представление о том, что, вообще-то говоря, эта популяция полезна, хотя стойко держалось и до сих пор держится и характерное для всех государств во все времена отношение к ученым, о котором еще в IV веке писал римский историк Марцеллин. Он с горечью констатировал: «Людей образованных и серьезных избегают как людей скучных и бесполезных. Вместо философа приглашают певца, а вместо ритора — мастера потешных дел». Современное наше ТВ и демонстрирует, что ничего с IV века не изменилось.
Всё это отражается, как в старину говорили, и на жаловании. При матушке Елизавете Сумароков написал: «Танцовщик! Ты богат. Профессор! Ты убог. Конечно, голова в почтеньи меньше ног» (1759).
Ученые, во-первых, производят продукты, которые общество с охотой проглатывает, не очень задумываясь о том, как и кем эти продукты создаются. Во-вторых, они еще пишут и публикуют статьи, причем в специальных журналах. Это в пищу не годится, почему и не привлекает внимания.
Одни ученые пишут потому, что не писать по природе своей не могут, а вторые — для оправдания перед начальством. Первые и «производят науку». Публикации вторых часто относят к числу так называемых «проходных». В них, например, описано, как уже известный метод можно использовать для анализа новых объектов. Число же их бесконечно.
Возникает своеобразное «давление снизу», отражающееся в непрерывном росте количества журналов, в которых можно опубликовать статью с одним и тем же результатом. Следствием этого является «размазывание» «по пространству» и снижение фактора признания даже выдающегося результата научным сообществом. Вероятность же последнего напрямую зависит от числа ученых, думающих об одном и том же. Не одному Бору приходила мысль о том, что в рамках некоторых базовых положений классической теоретической физики нельзя понять результата новых экспериментов и что нужно искать что-то принципиально иное. Бор, если так можно сказать, попал в резонанс. Эйнштейн оказался в другом положении. Никто до него о похожей проблеме не думал. Поэтому и получил он Нобелевскую премию не за теорию относительности, а совсем за другое.
Теперь вспомним четверостишье, когда-то приписываемое Пушкину: «Всегда так будет, как бывало: таков издревле белый свет: ученых много, умных — мало…»
Труд ученых оплачивается государством. Увеличивать их число до бесконечности нельзя. Всё, следовательно, просто. Надо отделить «умных» от вторых и их поддержать, а остальные пусть ищут себе другое занятие. Вопрос, кто умный, тоже легко решается: умные публикуют статьи в англоязычных журналах, а остальные — где придется, в частности, в журналах РАН. Иногда высказываются мнения, что эти журналы вообще не нужны. Наука-то (конечно, речь идет о так называемой естественной) интернациональна!
Обратимся, однако, к собственной истории. Не так уж давно возникла жизненная необходимость создать атомную бомбу. Никаких специалистов, кроме собственных, не было. Во главе оказались выпускники русской дореволюционной высшей школы. Их учили именно эти профессора. Питомцы институтов «красной профессуры» явно не годились.
Заметим, что квантовая механика, которая и сделала возможным создание атомной бомбы, появилась не в самой «передовой» стране, строившей коммунизм, а на «загнивающем» Западе. Период времени от Бора, Шрёдингера и Гейзенберга до начала Манхэттенского проекта был очень коротким, а аппарат новой науки совершенно непривычным. К счастью, научной уровень российской профессуры был столь высоким, что эти люди сумели не только вовремя понять значение и основы квантовой теории, но и передать эти вновь приобретенные знания Тамму, Харитону, Курчатову, Александрову, Фоку и др.
Когда совсем молодой Пётр Капица стал работать в лаборатории Резерфорда, то сразу обнаружилось, что он по своей подготовке отнюдь не уступает англичанам.
Ну, а теперь зададим вопрос: а что, бомбу создали два-три десятка выдающихся ученых? Нет, конечно, задача была решена усилиями очень большого числа участников разного научного уровня. Для этого потребовалось мобилизовать всех, кто хоть что-нибудь знал. Если бы не было в стране своеобразного мобилизационного ресурса в виде не претендующих на особый научный статус ученых и даже не успевших доучиться студентов, то практическая задача не была бы решена!
Никто не знает, что́ неожиданно появится в науке и что́ снова потребует всеобщей мобилизации не только «умных», но и прочих ученых. Этот ресурс надо постоянно поддерживать, иначе в один момент страна может потерять свой суверенитет. Для этого, прежде всего, и нужны свои научные журналы, так как страна наша не двуязычна, и масса сотрудников НИИ и вузов получает знания именно читая эти журналы. Не за международным престижем отечественной науки путем публикаций «за бугром» надо гоняться, а за тем, чтобы эта масса «из первых рук» получала сведения о научных достижениях.
Кстати, научный уровень большинства «забугорных» журналов отнюдь не превосходит уровень журналов РАН, и надо добиваться его роста, а не «выталкивать» «умных» во внешнюю среду. Наоборот, требовать от них в первую очередь публикаций в своих журналах. Наука, конечно, интернациональна, но российские ученые должны работать на Россию! Не о «престиже» надо заботиться, а о том, как с наибольшей отдачей использовать «умных» для развития собственной страны.
Вот это, по моему мнению, и должны понять управляющие наукой органы, а не направлять свои усилия на «престиж»!
В заключение заметим, что ученые, способные «науки производить», появляются в научном сообществе случайно и непредсказуемо, и сам факт их появления вполне можно рассматривать как флуктуации. Общим же законом Природы является то, что флуктуации возникают только во множестве и могут разрастаться только при подходящих взаимодействиях с элементами этого общества. «Умных», по Пушкину, действительно мало в мире, но без наличия других, которых много, «умные» просто бы не появились или быстро бы исчезли.
Задача эффективного управления наукой и заключается в создании стимулирующей научной среды, а не в указаниях сверху, что надо делать.
Грибов Лев Александрович,
член-корреспондент РАН, лауреат Государственной премии РФ,
Заслуженный деятель науки России, профессор, докт. физ.-мат. наук,
гл. науч. сотр. Института геохимии и аналитической химии им. В.И.Вернадского РАН
Задача сэкономить, отделив неким образом «умных» от остальных неэффективна и в том плане, что живое научное сообщество является динамической системой со степенным законом распределения характеристик индивидов по разным параметрам. Характеристика «максимальной писучести» не только всего одна из многих, но и точно не самая главная. А многие другие совсем не формализуются. «Писучесть» хоть можно формализовать числом статей или — все же существенно точнее — суммарным рейтингом журналов, где они опубликованы. И все равно это не решающий критерий — истинный критерий — «цитируемость в веках» не доступен сиюминутному измерению. Несмотря на это, повторюсь, если выбирать критерий оценки — по «писучести» или «по усмотрению начальства», я безусловно за первое — меньшее зло.
Отечественные журналы совершенно необходимы при массовости научного процесса и различии в уровне массового понимания родного языка и международного языка науки (в настоящее время — английского).