Ирина Фуфаева, науч. сотр. лаборатории социолингвистики РГГУ, рассказывает о Международной конференции «Вежливость и антивежливость в языке и коммуникации», организованной Институтом лингвистики и лабораторией социолингвистики Российского государственного гуманитарного университета. Форум состоялся 23 и 24 октября 2018 года.
В речи и даже в безмолвном взаимодействии всегда очень многое выражает «респект» или «дизреспект». Сообщая важные факты — «звериные следы запорошило», «вещество Х вылечило опухоли у лабораторных мышей», «Катя ушла с вечеринки с Олегом», — люди не забывают добавлять сигналы, транслирующие уважение, почтение, дружеское-свойское расположение и так далее. Или, наоборот, сообщают о неуважении — словами, тоном, позой и пр.
Эти сигналы вовсе не универсальны. Даже в одном языке, в одной культуре и времени они различаются в зависимости от, например, возраста того, к кому обращается человек. Или степени знакомства. И еще много чего. В наше время — еще и от того, какой конкретной технологией и даже каким конкретным мессенджером пользуется говорящий.
По мнению профессора Ольги Павленко, проректора по научной работе РГГУ, «наш стремительный век меняет представления о том, что допустимо, а что нет; меняются политические дискурсы, речь политиков», и изменение «допустимого» происходит во многом под влиянием Интернета. Если помнить, что «недопустимое», особенно в отношении целых групп, в наше время может превратиться в реальную уголовную статью или увольнение, актуальность темы — причем актуальность для всего мира -трудно переоценить.
При этом, с другой стороны, подлинного комфорта коммуникации политкорректность часто не обеспечивает, как напомнила профессор Вера Заботкина, проректор по международному сотрудничеству РГГУ. Во-первых, политкорректные обозначения со временем, как любые эвфемизмы, перестают работать, становятся «слишком прямыми». Во-вторых, не всем людям нравится упорное выделение их в отдельную группу, пусть даже политкорректно обозначенную — например, senior citizens в отношении пожилых людей. Часть немолодых европейцев воспринимает такое, как ни крути, подчеркивание возрастных перегородок как противоречащее солидарности людей разного возраста и вообще разных людей.
В повседневной жизни нам вряд ли угрожают репрессии за невежливость, но столкновение разных понятий о вежливости может быть болезненным. Когда-то в раннем детстве, в первой поездке в общественном транспорте мы узнали, что вежливо — не проталкиваться к выходу молча, а спрашивать впереди стоящих, выходят ли они «на следующей». Долгие десятилетия это казалось незыблемым. Но часть нового поколения, как замечает Ольга Северская, вед. науч. сотр. Института русского языка им. В. В. Виноградова, воспринимает такое обращение уже по-другому: «Сегодня вопрос: Вы выходите? и просьбы: Разрешите пройти! Давайте поменяемся местами… воспринимаются как „невежливые“, расцениваются как вторжение в личное пространство адресата… На вежливое: Разрешите пройти! можно услышать: Поговорить не с кем?!».
С точки зрения традиционного этикета люди ведут себя ужасно невежливо, когда не реагируют на чужие вопросы или раздвигают впереди стоящих, вместо того чтобы подавать «голосовые сигналы». Но, видимо, человеку, привыкшему общаться письменно, спрашивающему эсэмэской разрешения на звонок, звуковое обращение кажется чем-то вроде физической агрессии. А с другой стороны, у молодого поколения есть тенденция усиленно оправдываться за собственное вторжение, когда им это всё же приходится делать, путем нагромождения многочисленных извините и объединения в просьбе сразу двух вежливых слов, раньше употреблявшихся строго по отдельности. Получился новый вежливый гибрид — можнопожалуйста.
Несомненно, очень многое в нашей жизни связано с тем, что люди стали иначе ощущать границы. Ну, то есть, понятно, «стали» не все, и сейчас в русской коммуникации сосуществуют радикально разные представления об этих самых границах. Например, еще жива практика «педагогического наказания», по выражению профессора Игоря Шаронова, завкафедрой русского языка Института лингвистики РГГУ. «В русской бытовой культуре по отношению к тому, кто, с точки зрения говорящего, совершил этикетную ошибку, позволительными считаются высказывания, не только поправляющие, но и до определенной степени унижающие собеседника, ставящие его в позицию плохо воспитанного ребенка. Кто последний? — Здесь все первые (по мнению части общества, нельзя говорить последний, нужно говорить крайний). Вы еще работаете? — А вы не видели табличку „Обед“?
Такие поучающие, псевдопедагогические ответы не всегда считаются невежливыми, редко приводят к конфликту. Адресат чувствует скорее необходимость извиниться за свою ошибку, чем желание негодовать». Что ж, будем воспринимать классическое Читать умеете? как интересное коммуникативное явление, причем на наших глазах уходящее в прошлое. Как и вообще феномен хамства. Между прочим, профессор кафедры европейских языков Института лингвистики Раиса Розина видит в слове хамка, то есть женском варианте слова хам, специфическую особенность русского словаря, причем, судя по примерам, ассоциирующуюся с архетипом советской продавщицы…
Хороший способ увидеть уникальные черты системы — сравнить ее с другими подобными. Профессор Ренате Ратмайр, завкафедрой славянских языков Венского экономического университета, изучает русский язык с 1960-х годов. Примерно столько же она изучает русские представления о вежливом, очень непохожие на австрийские. И тем не менее всегда есть место открытиям: например, когда медсестра обращается к незнакомой пациентке моя хорошая, а к пожилым женщинам в очереди —Девочки, пройдите, четверо, чем совершенно их не удивляет.
Понятно, что эти обращения тоже основаны на старых представлениях о границах и при этом совершенно не удовлетворяют даже традиционному этикету, не говоря уж о новых ограничениях на контакты с незнакомыми. И понятно, что это профессиональная речь — именно медсестры и именно по отношению к пациентке. И главное, пациентами она не воспринимается как невежливость. Иными словами, «вежливость» и «этикет» — это разные понятия, как подчеркивает профессор Максим Кронгауз, зав. научно-учебной лабораторией лингвистической конфликтологии и современных коммуникативных практик Высшей школы экономики.
Профессор Владимир Карасик привел такой пример: «Для сетевого дискурса характерна игровая карнавальная антивежливость как знак… доброго отношения к адресатам на сокращенной дистанции общения». За формально невежливыми словами может не быть невежливого смысла, и они не будут означать, что собеседник к тебе плохо относится. Можно проявить вежливость, нарушив этикет. И наоборот, щепетильное соблюдение этикета может быть сигналом: ты чужой, с тобой не хотят общаться.
Вопрос «Вы выходите?» новому поколению пассажиров метро кажется неприличным…
Дворянское «комильфо» после века забвения не просто вернулось, а породило множество «детей»: от «комильфовости» до «некомильфотненько»…
Оборот «вполне себе» стал неотъемлемой частью русского языка, его употреблял даже академик Зализняк…
Два вежливых слова слились в новом образовании «можнопожалуйста»…
Специфика русского хамства — псевдопедагогичность: «Вы что, читать не умеете?»
Это лишь малая часть наблюдений, звучавших в докладах и кулуарных разговорах конференции «Вежливость и антивежливость в языке и коммуникации». В течение двух дней форума постепенно раскрылась многомерная картина русской вежливости, русского хамства, набора русских этикетных правил, меняющаяся на наших глазах…
Ирина Фуфаева
Занятно. Жаль, что так коротко. Полностью бы выступления послушать. Или — почитать…
Вот, да, ровно такая же мысль.
Очень интересно! так живет и развивается язык…
Сборник докладов будет издан. Точно не знаю, но, наверное, будет доступен в электронном виде и в бумажном — в магазине «Кентавр» РГГУ.
С какими кошмарными людьми общается Ольга Северская.