Московские цыгане в Тюильри

Пару месяцев назад в ленте «Фейсбука» промелькнуло изображение старинной французской афиши, посвященной выступлению русских цыган. В результате небольшого цифрового расследования обнаружилось, что за афишей стоит любопытная история, которой я хочу поделиться с читателями ТрВ.

Итак, афиша объявляет о концертах «московских цыганок» в саду Тюильри, в павильоне «Оранжери», каждый день в 9 часов вечера. Павильон «Оранжери» — это здание в дальнем левом от Лувра углу сада Тюильри, напротив знаменитого зала для игры в мяч. Сейчас там музей с экспозицией «Кувшинок» Моне.

Сама афиша обнаруживается в фондах Национальной библиотеки Франции [1] (на иллюстрации экземпляр из библиотеки) с указанием года печати — 1878. Это год третьей Всемирной выставки в Париже — той самой, на которой были представлены телефон Белла, электродуговые фонари Яблочкова, мегафон и фонограф Эдисона, а также голова еще не законченной статуи Свободы. Естественно предположить, что гастроли цыганского коллектива как-то связаны с выставкой. И действительно, в хронике выставки [2] обнаруживается упоминание гастролей русских цыган:

Русские цыгане на Выставке

Г-н Тейсерен де Бор (Пьер-Эдмон Тейсерен де Бор, французский инженер и политик, инициатор проведения выставки. — С. Ш.) в среду присутствовал на открытии серии концертов национальной музыки в малом зале Трокадеро (дворец Трокадеро был построен специально к выставке 1878 года напротив Марсова поля; современное здание — результат перестройки к Всемирной выставке 1937 года. — С. Ш.). Этот замечательный концерт целиком состоял из выступления сорока цыганок и цыган из Москвы (26 женщин, 12 мужчин и двоих детей) и продлился всего час; однако министр был столь живо впечатлен этими необычными виртуозами, что позволил им совершить прогулку по выставке, а затем, против установленного регламента, дать второй концерт в том же зале.

Артисты поблагодарили министра за любезность, и публика последовала за ними в парк; к их возвращению зал был полон; теперь их успех был еще более оглушительным, чем в первый раз. При выходе музыканты встретились в вестибюле с персидским шахом (Насер ад-Дин Шах Каджар, шах Ирана с 1848 по 1896 год. — С. Ш.), который покидал выставку в сопровождении своей свиты. Шах остановился и приказал одному из своих приближенных велеть артистам спеть ему что-либо. Монарх расположился посреди вестибюля в принесенном кресле; цыганки и цыгане окружили его и исполнили одну из своих самых зажигательных и необузданных мелодий, которая доставила шаху такое удовольствие, что его непроницаемое лицо просияло непривычной радостью. В знак своего удовлетворения, когда артисты закончили выступление, он милостиво вознаградил главу ансамбля Николая Шишкина крупной суммой.

Собравшаяся на импровизированный концерт толпа перекрыла движение публики в вестибюле и сопровождала ансамбль до омнибуса, который доставил артистов сначала на обед, а затем, вечером, на концерты в «Оранжери» в саду Тюильри.

Итак, теперь мы знаем, о каком ансамбле идет речь. Николай Шишкин [3] — гитарист, аранжировщик, композитор, дирижер и певец в хоре Григория Ильича Соколова (того самого, который «Соколовский хор у Яра был когда-то знаменит»), к описываемому времени — преемник Соколова и руководитель хора. В портрете Шишкина в «Википедии» усматривается портретное сходство с гитаристом на афише; поскольку Шишкин, по легенде, унаследовал фамильную гитару Соколовых, не исключено, что на афише изображена и она.

А вот отражение этой истории в рассказе самого Шишкина, изложенном в 1915 году в журнале «Столица и усадьба» [4] Александром Плещеевым (журналист, сын поэта А. Н. Плещеева. — С. Ш.):

Хор Ник. Шишкина, распевающий теперь в «Аркадии» (незадолго до или вскоре после описываемых событий хор Шишкина перебрался из Москвы в Петербург. — С. Ш.), ездил, во время выставки, в Париж и пел в Трокадеро. Вильмесан, владелец «Фигаро», два раза приглашал цыган петь к себе в редакцию. На одном из этих вечеров присутствовал шах персидский, которому особенно нравилась цыганская пляска. Он от души смеялся.

На первом вечере у Вильмесана цыган слушал Оффенбах, который благодарил Ник. Шишкина и записал несколько исполненных им романсов.

До вечера у Вильмесана персидский шах встретил цыган, выходящими из Трокадеро.

— Что это за люди? — спросил он.

— Русские цыгане.

— Что же они делают?

— Поют и пляшут.

— Пускай пропоют и попляшут.

Где-то на веранде Ник. Шишкин пропел с хором ряд песен и получил от шаха двадцать русских золотых.

Национальные яркие костюмы цыган очень понравились парижской публике…

Хор Ник. Шишкина, ездивший за границу, состоял из сорока человек.

Встречу ансамбля Шишкина с персидским шахом в редакции «Фигаро» подтверждает заметка в номере «Фигаро» от 21 июня 1878 года [5], подробно (хотя и не без развесистой клюквы) рассказывающая о поездке ансамбля Шишкина в Париж. Забавно, что здесь знакомство с Оффенбахом описывается во французском патриотическом ключе: когда артистов в редакции «Фигаро» представили Оффенбаху, некоторые из участниц ансамбля якобы начали напевать арию из оперетты «Перикола».

Из заметки также выясняется, что в составе ансамбля было в общей сложности 19 представителей фамилии Шишкиных, а в роли импресарио выступал «одаренный русский скрипач, куратор музыкальной части выставки» (Виктор) Кажинский.

Это были первые гастроли русских цыган в Европе. Через несколько лет после возвращения из Парижа Николай Шишкин стал основателем русского цыганского театра — в 1886 году он поставил в Петербурге первую цыганскую оперетту «Цыганские песни в лицах», а в 1892-м — оперетту «Цыганская жизнь». Скончался Шишкин в 1911 году. О его последних днях пишет Александр Куприн в статье «Фараоново племя» [6].

В третий раз пришлось нам случайно забрести на Черную речку, в квартиру покойного Николая Ивановича Шишкина. Чавалы и цыганки как-то очень скоро оценили, что их слушают настоящие любители… Начал хор с модных песен, а кончил настоящей цыганской таборной песней. Я никогда не забуду этого внезапного, сильного, страстного и сладкого впечатления. Точно в комнате, где пахло модными духами, вдруг повеял сильный аромат какого-то дикого цветка — повилики, полыни или шиповника. И не я один это почувствовал. Я слышал, как притихли понемногу очарованные зрители, и долго ни одного звука, ни шороха не раздавалось в громадной комнате, кроме этого милого, нежного, тоскующего и пламенного мотива, лившегося, как светлое красное вино. Из тридцати присутствовавших вряд ли один понимал слова песни, но каждый пил душою ее первобытную, звериную, инстинктивную прелесть.

Ой да, ой да бида
Прэлэндэ накачалась:
Чай разнесчастна
Навязалась.

Бог весть, где и как родился этот унылый, странный и роковой напев. Первоначальные слова песенки сильно пострадали от устной передачи во время столетних кочевок. Но смысл ее прост, и силен, и прекрасен, как любовные песни туарегов, конаков или полинезийцев. Я тогда же попросил доставить мне перевод. Вот он приблизительно:

Ах, какая беда
На нас напала,
Несчастливая девушка
Меня полюбила.

Дальше, вероятно, выпал один куплет. Но видно, что существует какая-то преграда взаимной любви. Цыган эту преграду опрокидывает просто и решительно. Он грозит табору:

Ой, если не отдадите
Мне ее по чести
Увезу
Насильно…

Затем, по-видимому, в песне опять идет перерыв. В последнем куплете цыган уже увозит свою милую:

Ой, мои серые,
Серые да еще гнедые-рыжие,
Над нами только бог,
Пусть благословит!

Такова эта маленькая песня, вложенная в мелодию, похожую на арабские мотивы, мелодию, которая кажется очень легкой сначала, но которую не повторишь… И сквозь нее точно видишь и чувствуешь эту ночную погоню, этих взмыленных и одичавших лошадей с блестящими глазами — серых, рыжих и гнедых, своих или украденных, это всё равно, крепкий запах лошадиного пота и здорового человеческого тела и выкраденную девушку, которая, разметав по ветру волосы, прижалась к безумно скачущему похитителю…

Какая странная штука судьба! На другой день ­Николай Иванович умер. Умер, как любимец судьбы, во сне, от паралича сердца. И в той же самой квартире, где под его гитару пелись огненные цыганские песни, я поцеловал его холодный мертвый лоб.

Сергей Шпилькин

1. gallica.bnf.fr/ark:/12148/btv1b90082259.item
2. Études sur l’exposition universelle de 1878. Annales et archives del’industrie au XIXe siècle — Tome Neuvième. Chronique. Renseignements généraux. Variétés (стр. 127).
   
3. ru.wikipedia.org/wiki/Шишкин,_Николай_Иванович_(гитарист-семиструнник).
4. commons.wikimedia.org/wiki/File:Столица_и_усадьба._№38-39._1915.djvu, стр. 10–11.
5. gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k2767667/f3.item, стр. 3.
6. ruslit.traumlibrary.net/book/kuprin-ss09-09/kuprin-ss09-09.html#work003012