О Колыме, о родине и нашем страхе

Магаданский заповедник, Ольский район, 2002 год. Фото А. Буторина
Магаданский заповедник, Ольский район, 2002 год. Фото А. Буторина
Павел Колосницын
Павел Колосницын

Художественная реальность:
за или против общественности?

Юрий Дудь недавно поднял в Интернете очередную волну споров о репрессиях в СССР. Кто-то восхищается его новым фильмом, а кто-то глубоко возмущен поклепом на советский строй и самого Сталина. К возмущенным Захару Прилепину, Дмитрию Пучкову и Климу Жукову присоединяется хор сторонников, уверяющих, что репрессий не было или они были незначительными, а герои фильма «Колыма — родина нашего страха» вводят зрителей в заблуждение.

Конечно, этот фильм — не документальный, а фильм-путешествие. Он построен не на документах и источниках, а на съемках в дороге и многочисленных интервью. Фильм не исследует тему репрессий, а лишь транслирует размышления о них автора и его собеседников. Поэтому Юрий Дудь говорит языком, понятным своей аудитории, на которую и ориентирован фильм, хотя кого-то этот язык может раздражать. Режиссера обвиняют в том, что он и его герои голословны, высказывают мнения, а не приводят факты. Отчасти так и есть — не всё в фильме отвечает стандартам, предъявляемым к историческому исследованию. Но ведь он и не является таким исследованием. Доказывая свою точку зрения, критики норовят выбрать лишь удобные для себя факты, не умея и не желая работать с фактами и источниками. Впрочем, иногда они выбирают сведения, которые непосвященному человеку кажутся совершенно неправдоподобными или странными. Некоторые такие сюжеты стоит прокомментировать.

Страх в Советском Союзе

Критики: «Кто чего-то боялся в СССР? Я ­вообще двери на ключ не закрывал!»

Когда взрослые люди начинают говорить: «Никакого страха не было, все свободно читали запрещенную литературу, никого не наказывали за инакомыслие», — это забавно, но не смешно. Понятие «Колыма» в нашем менталитете прочно обросло именно тем смыслом, о котором говорит Дудь, и прочно вошло в культуру. Вспомните хотя бы бессмертное: «Будете у нас на Колыме…»

Ничего не угрожало? Положим, сталинские репрессии иные наши современники могут и не помнить, но академика Сахарова, надо полагать, в Горький не на отдых сослали, а «неправильных» авторов, как Солженицына или Галича, не в турпоездку за границу отправили. И в 1980-е годы здоровые люди всё еще попадали в психиатрические больницы за «разговоры». Свободно исповедовать религию, ничем не рискуя? Прилюдно сказать: «Я против ввода войск в Афганистан!»? Можете себе представить? Можно любить советское прошлое, обожать лично Сталина или Брежнева, но факта, что СССР был тоталитарным государством с жестким контролем идеологии и наказаниями за инакомыслие, отрицать невозможно.

Родители говорили: «Не высовывайся». Когда я пересказывал дома услышанные в школе анекдоты про Горбачёва и Рейгана, очень популярные в конце 1980-х годов, мама, член партии, замечала: «Очень смешно, но никому постороннему не рассказывай. Сейчас не те времена, но твой прадедушка за анекдот три года Беломорканал строил».

На Колыму за мороженое

Критики: «Девочка угостила друзей мороженым, и ее за это на Колыму? Бред! Не бывает такого. Покажите девочку и ее дело!»

Это не бред. Не знаю, насколько правдива сама история о мороженщице, но любой из нас легко может найти информацию о Постановлении ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», принятом по инициативе Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И. В. Сталина. Это тот самый «Закон о трех колосках» (он же «закон о пяти колосках», закон «семь восьмых», «закон от седьмого-восьмого», указ «7–8»), по которому мороженщица была осуждена.

Этот закон ужесточал наказание за преступления, связанные с общественной и государственной собственностью. По нему за хищение колхозного и кооперативного имущества, а также грузов на транспорте предусматривался расстрел. При смягчающих обстоятельствах он мог быть заменен на лишение свободы на срок не менее 10 лет с конфискацией имущества. По делам об охране колхозов и колхозников от насилия и угроз со стороны «кулацких элементов» предусматривалось лишение свободы на срок от 5 до 10 лет. В легких случаях можно было получить всего три года. Осужденные по этому закону не подлежали амнистии. Казалось бы, что такого? Украл вагон государственных валенок, оставив босыми тысячу покорителей Сибири, — понеси суровое наказание. Из-за врага люди ноги отморозили, чего его жалеть? Пусть теперь 10 лет лес валит. Может быть, небольшой перебор, но что поделаешь: суровые времена — суровые наказания.

Но на деле закон применялся совсем не так. Уже меньше чем через месяц сам Сталин возмущался тем, как и за что наказывали по этому указу, и 1 сентября 1931 года по его решению была сформирована специальная комиссия. Для смягчения жестоких наказаний были установлены категории расхитителей и меры наказания, расписанные в «Инструкции по применению постановления ЦИК и СНК СССР от 7.VIII.1932 г.».

Впрочем, это не остановило карательную машину. 1 февраля 1933 года выходит постановление Политбюро, которое требовало прекратить привлекать к суду по закону от 7 августа «лиц, виновных в мелких единичных кражах общественной собственности, или трудящихся, совершивших кражи из нужды, по несознательности и при наличии других смягчающих обстоятельств». Нет, не антисоветчики придумали, что за мелкие преступления наказывали чересчур жестоко.

Выпущенного из бутылки джинна обратно загнать не так-то просто. 11 декабря 1935 года генеральный прокурор СССР А. Я. Вышинский обратился в ЦК, СНК и ЦИК с запиской, в которой сообщал, что эти требования не выполняются, и предлагал принять новое решение, теперь уже о пересмотре дел осужденных по этому закону. Показывая жестокую абсурдность его применения, он приводил примеры: «По декрету 7 августа была осуждена целая семья за то, что занималась ужением рыбы из реки, протекавшей мимо колхоза… Учетчик колхоза Алексеенко за небрежное отношение к сельхозинвентарю, что выразилось в частичном оставлении инвентаря после ремонта под открытым небом, приговорен нарсудом по закону 7/ VIII 1932 г. к 10 г. л/с. При этом совершенно не установлено, чтобы инвентарь получил полную или частичную негодность (д. нарсуда Каменского р. № 1169 18/II-33 г.)».

А вот и те самые колоски: «Нарсуд 3 участка Шахтинского р-на 31/III 1933 г. приговорил колхозника Овчарова за то, что „последний набрал горсть зерна и покушал ввиду того, что был сильно голоден и истощал и не имел силы работать“… по ст. 162 УК к 2 г. л/с». Два года лагеря за горсть зерна! Не Солженицын это написал, не Шаламов, а прокурор СССР Вышинский в 1935 году.

Наконец, 16 января 1936 года выходит постановление ЦИК и СНК СССР «О проверке дел лиц, осужденных по постановлению ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г.», согласно которому необходимо было проверить правильность применения этого закона «в отношении всех лиц, осужденных до 1 января 1935 г.».

В докладной записке о завершении пересмотра дел, адресованной Сталину, Молотову и Калинину, которую Вышинский представил 20 июля 1936 года, сказано, что было проверено более 115 тыс. дел, и более чем в 91 тыс. случаев применение закона от 7 августа признано неправильным. 37 425 человек были немедленно освобождены из заключения.

Давайте проговорим это еще раз: прокурор СССР, Политбюро и лично товарищ Сталин согласились, что 80% осужденных по этому закону были наказаны неправильно и чрезмерно. Дела нескольких тысяч расстрелянных по этому закону до начала проверки не пересматривали.

Враг не дремлет!

Во время Большого террора каждый день в СССР в среднем убивали тысячу человек, невиновных и несопротивлявшихся. Их невиновность была очевидна каждому мало-мальски разумному человеку, но машину убийств было остановить непросто.

Критики: «Да, репрессировали. Но только за дело, исключительно врагов, шпионов и ­контрреволюционеров, оказывавших сопротивление. Ведь в 1937–1938 годах из-за заговора предателей судьба СССР висела на волоске. Внутренний враг готов был уничтожить все достижения нового государства. Фактически шла гражданская война».

Война, говорите? По подтвержденным документами подсчетам, за два года Большого террора 1937–1938 годов было казнено 680 тыс. человек. Потери — действительно как на войне. Для сравнения, в Советско-финляндскую войну Красная армия от всех причин потеряла погибшими около 120 тыс. человек, а потери Вермахта на советском фронте достигли 670 тыс. убитыми только к концу сентября 1942 года. Безвозвратные потери белых сил в Гражданской войне, по некоторым оценкам, составили около 600 тыс. человек.

Но если в ходе войны с «врагами народа» было уничтожено 680 тыс. человек, то сколько сотрудников НКВД на этой войне погибло? Нисколько. При арестах почти никто не сопротивлялся, несмотря на слухи об «отстреливавшихся генералах». Если в период коллективизации и раскулачивания кто-то еще брался за обрез и нападал на активистов, то потом люди до последнего надеялись, что «скоро ошибка выяснится» и их отпустят.

По грехам нашим

Критики: «Не могут же просто так посадить. Вот Королёв наверняка не зря срок получил. Поначалу вредительствовал, а в лагере за ум взялся, и смотрите, каких успехов достиг. Да и отец Ефима Шифрина тоже наверняка виноват. Сын его по-всякому будет оправдывать. Что мы знаем-то?»

Знаем мы главное — и Сергей Павлович Королёв, и Залман Шмуилович Шифрин в 1956–1957 годах были реабилитированы решением Военной коллегии Верховного суда СССР в соответствии с советским законодательством. Советское уголовное право определяло реабилитацию как «восстановление в прежнем состоянии невиновного лица, которое было привлечено к уголовной ответственности необоснованно». Так вот, и Королёв, и Шифрин-отец, и еще сотни тысяч человек были реабилитированы с формулировкой «за отсутствием состава преступления». То же самое государство признало, что они были изначально невиновны.

Шпионы повсюду

Критики: «Залман Шифрин был осужден как польский шпион. Откуда мы знаем, может быть, он и вправду шпионил. Чтобы шпионить в СССР, польский язык знать не надо».

Шпионаж — очень частый приговор. В годы репрессий за него были осуждены сотни тысяч человек, от крестьян и рабочих и до членов правительства (кстати, Берию расстреляли тоже за шпионаж). Эти обвинения были зачастую совершенно нелепы, однако «польские шпионы», ставшие жертвой застарелой полонофобии, выделяются даже на фоне масштабной шпиономании в предвоенном СССР. Отношения между Польшей и молодой Страной Советов изначально были напряженными, польское правительство считало коммунизм одной из главных опасностей и опасалось новой ­войны. В Польше, как и в любой другой стране, были разведслужбы, и конечно, в СССР присутствовали настоящие польские, немецкие, японские, английские и прочие шпионы и агенты. Иногда их тоже ловили.

Но если посмотреть статистику приговоров, то окажется, что за период с 1935 по 1939 год по обвинению в шпионаже в пользу Польши было осуждено 101 965 человек! Большая часть из них была расстреляна. Вы себе можете представить, чтобы хоть одна страна мира могла завербовать столько шпионов и агентов, тем более относительно небольшая и небогатая Польша? Она и не могла: по данным рассекреченного архива польской разведки, весь штат заграничной резидентуры в 1938 году составлял около 200 человек на весь мир.

Урочище Сандармох, 2018 год. Фото П. Шелковникова
Урочище Сандармох, 2018 год.
Фото П. Шелковникова

Диссиденты против системы

Критики: «Про репрессии против невинных всё выдумали проклятый Солженицын, диссиденты, ненавидящие советский строй, и предатели, которых недодавил Сталин».

Некоторые полагают, что о казнях и отправке в лагеря абсолютно невиновных людей заговорили только в 1960-е годы. Но нет, всё было понятно почти сразу. Что Вышинский говорил о беззаконии, творившемся по «закону о трех колосках», написано выше. Но события 1929–1930-х годов — детский сад по сравнению с кампанией Большого террора в 1937–1938 годах. За два года было только расстреляно около 680 тыс. человек.

Каждый день в СССР в среднем убивали тысячу человек, невиновных и несопротивлявшихся. Их невиновность была очевидна каждому мало-мальски разумному человеку, но машину убийств было остановить непросто.

Однако сразу после отставки наркома НКВД Ежова и прихода на этот пост Берии начались массовые освобождения еще не осужденных арестованных. В 1939–1940 годах было освобождено от 100 до 200 тыс. человек. Их просто выпустили, сняв все обвинения. Сам Ежов был расстрелян, в том числе по обвинению в фабрикации дел на невиновных, но массового пересмотра дел уже не проводилось.

Почувствовав послабления, партийные деятели начали критиковать следователей за применение пыток. Например, первый секретарь ЦК КП Белоруссии Пономаренко потребовал от руководителя республиканского НКВД Наседкина отстранить от выполнения служебных обязанностей всех работников, которые принимали участие в избиениях арестованных. Однако тот ответил, что «если пойти по этому пути, то надо 80% всего аппарата НКВД БССР снять с работы и отдать под суд». Но Сталин решил, что такими простыми и действенными методами пренебрегать нельзя. 10 января 1939 года секретарям обкомов, крайкомов и руководству НКВД была разослана шифротелеграмма Сталина, практически требовавшая применять меры физического воздействия (см. врезку справа).

<…>. ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. При этом было указано, что физическое воздействие допускается, как исключение, и притом в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков, — следовательно, продолжают борьбу с Советской властью также и в тюрьме. Опыт показывает, что такая установка дала свои результаты, намного ускорив дело разоблачения врагов народа. <…> Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата, притом применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманной в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод. <…>1 (оригинал хранится в архиве президента РФ)


1 АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 6. Л. 145-146

Когда после нападения Германии потребовались люди, в первые месяцы Великой Отечественной войны из мест лишения свободы освободили около 600 тыс. человек. Эта амнистия не касалась осужденных за контрреволюционные преступления. Но среди прочих освобождали, например, учащихся ремесленных и железнодорожных училищ и школ фабрично-заводского обучения, осужденных за нарушение дисциплины и самовольный уход из училища. Что множество людей сидит за всякую ерунду, было очевидно.

После войны началась новая волна террора, не такая массовая, но поражающая своей бессмысленной жестокостью (см. информацию об убийстве Соломона Михоэлса). Начались дела «ленинградское», «авиационное» и множество других. Массовый террор и, в частности, дело «врачей-убийц», обещавшее развернуться в широкомасштабную чистку, остановила смерть Сталина 5 марта 1953 года.

После Сталина

Берия, став главой МВД-МГБ, уже 19 марта 1953 года заменил почти всех руководителей МВД во всех союзных республиках и в большинстве регионов РСФСР и начал сворачивать репрессии. Он издал:

— Приказ о создании комиссий о пересмотре «дела врачей», заговоре в МГБ СССР, Главартупре МО СССР, МГБ Грузинской ССР. Все фигуранты этих дел были реабилитированы в двухнедельный срок.

— Приказ о пересмотре «авиационного дела». В течение двух месяцев все его фигуранты были полностью реабилитированы и восстановлены в должностях и званиях.

— Записку в Президиум ЦК КПСС о проведении амнистии. На её основании Президиум ЦК КПСС 27 марта 1953 г. утвердил указ «Об амнистии», согласно которому из мест заключения надлежало освободить 1 203 000 человек, а также прекратить следственные дела в отношении 401 000 человек.

— Записку в Президиум ЦК КПСС «О реабилитации лиц, проходящих по “делу врачей”». В ней признавалось, что ни в чём не повинные крупнейшие деятели советской медицины были представлены шпионами и убийцами, и, как следствие, — объектами развернутой в центральной печати травли на антисемитской почве. Дело от начала и до конца является провокационным вымыслом бывшего заместителя МГБ СССР Рюмина, который, встав на преступный путь обмана ЦК ВКП (б), для получения необходимых показаний, заручился санкцией Сталина на применение мер физического воздействия к арестованным врачам — пытки и жестокие избиения. Фигуранты дела были реабилитированы, Рюмин арестован.

— Записку в Президиум ЦК КПСС о привлечении к уголовной ответственности лиц, причастных к смерти С. М. Михоэлса и В. И. Голубова.

— Приказ «О запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия». Последующее постановление Президиума ЦК КПСС «Об одобрении мероприятий МВД СССР по исправлению последствий нарушений законности» от 10 апреля 1953 года гласило: «Одобрить проводимые тов. Берия Л. П. меры по вскрытию преступных действий, совершенных на протяжении ряда лет в бывшем Министерстве госбезопасности СССР, выражавшихся в фабриковании фальсифицированных дел на честных людей, а также мероприятия по исправлению последствий нарушений советских законов, имея в виду, что эти меры направлены на укрепление Советского государства и социалистической законности».

Ежов (справа) и Сталин. Факты и документы доказывают, что сталинские репрессии — жестокая реальность
Ежов (справа) и Сталин.
Факты и документы доказывают, что сталинские репрессии — жестокая реальность

Реабилитация

Обратите внимание: стоило лишь Сталину умереть, сразу начинают пересматривать дела, запрещать пытки, отпускать арестованных и готовить амнистию. Возглавляет это Лаврентий Берия, многолетний вернейший соратник Сталина, а Центральный комитет партии поддерживает и одобряет. То есть все всё знают и понимают. Самого Берию эта деятельность, однако, не спасла. Вскоре он и его соратники были арестованы и казнены как шпионы, организаторы репрессий и враги народа.

С 1954 года началась массовая юридическая реабилитация. В 1954–1961 годах за отсутствием состава преступления были реабилитированы 737 182 человека и еще 208 448 было отказано. Государство фактически сказало: «Извините. Мы посмотрели и поняли, что вы невиновны. Ошибочка вышла — претензий к вам больше не имеем».

Потом режим снова ужесточился, дела стали рассматривать реже. С 1962 по 1983 год были реабилитированы только 157 055 человек, отказы получили 22 754 человека.

С приходом Горбачева началась новая волна пересмотров. В 1988–1989 годах были рассмотрены дела на 856 582 человек, из которых реабилитировано 844 740 человек.

А с 1991 до 2004 года было рассмотрено еще 970 тысяч заявлений и реабилитировано свыше 630 тысяч человек.

Всего примерно 2,5 миллиона человек были официально, юридически признаны «необоснованно привлеченными к уголовной ответственности, невиновными лицами». 

Павел Колосницын

122 комментария

  1. С нетерпением жду внесения в УК РФ статьи за отрицание репрессий. Думаю, самое малое, надо требовать 10 лет с конфискацией, иначе либеральная общественность будет возмущена.

      1. Разве речь идет о наказании дураков? Речь идет об удовлетворении запросов либеральной общественности!

        1. А это — специально для вас, милейший аноним gsfm, или как вас там на самом деле:
          https://jewish.ru/ru/stories/chronicles/189909/?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com&noredir=true
          и то — только в том случае, если после «мехматско-стеклоффских» художеств господ И.М. Виноградова, Л.С. Понтрягина и И.Р. Шафаревича (более мелких садистофф пока опустим для ясности — Л.К.) в вас, сударь, осталась хоть капля стыда.
          Л.К.

          1. Прошу прощения, при чем здесь это? Или вы об этом всегда думаете? Я, например, слышал рассказы о том, как в Гарвард не принимали евреев, так что, теперь надо их тут публиковать?
            Лучше напишите, удовлетворит ли вас 10 лет за сомнение в ужасах репрессий? Или надо начинать сразу с высшей меры, как предлагает гражданин Денисенко?

          2. Уточню: при чем здесь художества профессоров Виноградова, Понтрягина и Шафаревича (не уверен иначе, что вы меня правильно поймете)? Речь идет о праве (или его отсутствии) сомневаться в истинности того изложения истории СССР 20-30 годов, как оно ныне бытует в «либеральном дискурсе». Об истории второй мировой войны речь у меня не шла нигде.

            1. Тем более, что перечисленные математики в реальности холокоста не сомневались. А известный диссидент Шафаревич обличал сталинские репрессии до того как это стало мейнстримом.

            2. Стыд — не дым, глаза не выест.
              А Колыма, как известно, Освенцим, только без печей.
              Л.К.

  2. Хорошо сказано

    https://chingizid.livejournal.com/2171629.html

    Мы все — инструменты судьбы, но в том и заключается свобода воли, что каждый может отказаться быть её пыточным инструментом, орудием казни, или просто поганой вонючей метлой. Инструментов у судьбы завались сколько, она как-нибудь справится. А самое главное — вот уж сюрприз так сюрприз! — когда инструменты массово отказываются быть инструментами пыток и казней, судьба говорит: «Ладно, вычёркиваем этот пункт из меню», — и реально вычёркивает. Если никто на планете не готов работать в концлагере, то и не будет концлагерей (а пока есть кому, будут, даже если формально запрещены — в концлагерь просто превращается всё остальное, что под руку потенциальным работничкам попадёт). В этом смысле на каждом живом человеке лежит священная ответственность перед ходом истории, или как ещё можно назвать это движение общего колеса судьбы: наша свобода воли распространяется только на наши решения и поступки, но при этом мы всегда делаем выбор, на кого работаем. Кто мы, с кем мы.

  3. В статье упоминается как в 31 году уточнялись детали постановления 32 года. Возможно это стиль или опечатка.

  4. Фильм не смотрел и ничего сказать про него не могу. А вопрос, почему были репрессии, интересный. Попробую обозначить альтернативы.
    1. Экономические причины — попытка заставить всех быть максимально добросовестными и работать изо всех сил под угрозой обвинения во вредительстве.
    2. Политические причины — исключение в принципе самой возможности какой-либо угрозы режиму.
    3. Структурные причины — из-за отсутствия обратных связей система не реагировала на издержки (точнее, реагировала с большим опозданием).
    4. Субъективные причины, например, специфический большевистский менталитет, привычки гражданской войны, паранойя Сталина…
    Можно привести факты в пользу каждой из версий, и на самом деле они не противоречат друг другу.
    Эти же группы причин объясняют периодическое оживление ностальгии:
    1. Комментарии излишни. 2. Крах режима, скажем, в 41-м году был бы равносилен уничтожению страны; в наше время одни опасаются, а другие надеются, что крах путинского режима приведёт к порабощению России Западом. 3. Некоторые согласны на любые издержки, потому что полагают, что издержки понесут не они. 4. Люди разные, кому что нравится.

    1. Да пожалуй общая причина — быстро выявляющийся обман лозунгами и явные ухудшение жизни и «несхожесть» интересов тоталитарного режима и отдельных людей, по крайней мере в развитом обществе, которым невозможно эффективно управлять «из центра». Можно эффективно поставить «централизованное рытье каналов лопатами», но эффективно централизованно управлять «написанием программных комплексов» невозможно. И режим или с треском проваливается, или организует превентивные репрессии — чтобы и помыслить не смели!!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Оценить: