Он жил в логарифмической шкале

Николай Семёнович Кардашёв скончался 3 августа в возрасте 87 лет, и в начале месяца о нем написали почти все СМИ, имеющие отношение к науке. Если совсем вкратце, то Кардашёв — выдающийся астрофизик, академик РАН, отец единственного удачного исследовательского проекта в космосе, осуществленного в России в XXI веке, — «Радиоастрон» («Спектр рентген-гамма», вероятно, станет вторым). К тому же — замечательный человек и всеобщий любимец. В качестве заголовка подборки взято высказывание радиоастронома Леонида Гурвица — научные и человеческие интересы Николая Семёновича действительно покрывают огромный диапазон масштабов. В настоящей публикации мы ограничиваемся несколькими короткими неформальными очерками людей, которые долгое время работали с Кардашёвым. Детали, случаи, забавные истории — именно в них оживает образ человека.

Борис Штерн

Юрий Ковалев (Астрокосмический центр ФИАН, лаборатория фундаментальных и прикладных исследований релятивистских объектов Вселенной МФТИ):

Скромные люди проявляются во всей своей красоте только при достаточно близком общении.

Мне повезло получить такой опыт. Позвольте поделиться одной из многих подобных историй. В 2011 году мы запускали «Спектр-Р» с Байконура. При прилете на Байконур нет формального пограничного контроля, поэтому нам рекомендовали оформить однократную визу в Россию для зарубежных коллег, которые были участниками проекта и летели на запуск. Двукратную делать намного дольше; мы, скорее всего, не успели бы. Каково же было наше наивное удивление, когда на вылете из московского аэропорта показался пограничный контроль, который проштамповал визы наших коллег. Им светило остаться в замечательном городе Байконуре навсегда. Я и один из моих аспирантов в ужасе пытались решить проблему с представителем МИДа в аэропорту (не нашли), писали какие-то бумаги. А все остальные загрузились в самолет. Над нами нависла реальная перспектива не улететь. Однако Николай Семёнович отказался идти в самолет и остался с нами. Наверное, именно благодаря ему мы и увидели запуск спутника. Проблема с визами была решена гигантскими усилиями наших коллег, которые оставались в Москве. По прибытии обратно новые анкеты на визы ждали нас в ­аэропорту, оставалось только наклеить туда фотографии коллег, сделанные на рынке Байконура. И снова Николай Семёнович отказался покидать аэропорт, пока с последним из наших зарубежных коллег ситуация не была решена успешно.

Подчеркну, что эта история совершенно обыденна и типична. Работая с Николаем Семёновичем, вы можете быть уверены: он поддержит, прикроет вашу спину. В таких ситуациях говорят: я б с таким в разведку пошел. Перефразирую: это была честь и бесконечное счастье быть достойным того, чтобы он взял тебя в разведку.

Кардашёв-теоретик

Громадное количество коллег отметило в своих письмах соболезнований великую силу Николая Семёновича как провидца. Обсужу совсем свежее. Годами Николай Семёнович отстаивал пользу интерферометрии на гигантской базе в более чем миллион километров. Многие, включая меня, с ним спорили. Да, картографирование на такой базе очень затруднительно. Но проходит время, и вот уже группа Телескопа горизонта событий выпускает статью о том, что эта база может быть очень интересной для исследований фотонного кольца, спина и массы черной дыры, проверки ОТО [1].

Кардашёв-экспериментатор

Ну какой он экспериментатор, скажете вы. Ну, или я. Однако не могу не вспомнить следующий эпизод в начале нашего пути со «Спектром-Р».

Сигнал, получаемый станцией слежения Пущино от «Спектра», был недостаточно сильным. Николай Семёнович первым предположил, что инженеры опять напутали с поляризацией. Ну, это дело известное. Однако большинство из нас коллеги-инженеры смогли убедить, что такого быть не может, всё сделано правильно.

Что ж, Николай Семёнович хорошо известен как очень упертый человек, переубедить его почти невозможно. И даже если вам показалось, что это удалось, не обольщайтесь. В общем, он оказался прав. Перекрутили поляризацию в Пущино, сигнал вырос и успешно доставлял нам научные данные до начала 2019 года.

1. arxiv.org/abs/1907.04329

Кардашёв — гений удач

Игорь Новиков, астрофизик-теоретик, космолог, чл.- корр. РАН:

Николай Семёнович Кардашёв был необыкновенной личностью. Необыкновенной не только в науке, но и в жизни. Что касается науки, то уже давно известна его легендарная везучесть. Стало поговоркой: «Где Кардашёв — там успех, несмотря ни на какие трудности». Вспомним, например, миссию «Радиоастрон», старт этой миссии. Кругом неудачи с запуском космических аппаратов, а «Радиоастрон» летит! Трудности с раскрытием антенны после запуска — но она раскрывается! Наконец, необыкновенная живучесть обсерватории — «Радиоастрон» перекрыл гарантийные сроки работы в разы!

Но вокруг необыкновенного человека происходят необыкновенные процессы и вне науки. Приведу цепочку везений, свидетелем которых я был.

Времена еще Советского Союза. Посылается делегация советских ученых в Канаду на Генеральную ассамблею Международного астрономического союза. Николай Семёнович среди делегатов. Но!.. Казалось бы, невезение: в это время случилась накладка с первым космическим радиотелескопом. Николая Семёновича просят задержаться с отъездом в Канаду до устранения неполадок. Делегация уезжает без него. Но (везение!) неполадки с телескопом устранены, и Николая Семёновича отправляют в Канаду вдогонку, срочно, первым классом (снова везение!). Но!.. Вся валюта на расходы на всю делегацию отправлена с делегацией. Никакой дополнительной валюты Николаю Семёновичу не полагается. И Николай Семёнович летит в Канаду без копейки даже на транспорт из аэропорта в город к родной делегации. И тут — необыкновенная случайность. В самолете соседом Николая Семёновича оказывается весьма представительный мужчина. Читая журнал, он вдруг обращается к Николаю Семёновичу: «Что за чушь пишут! Какой-то Кардашёв занимается поисками разумной жизни во Вселенной!» Николай Семёнович ему скромно замечает: «Кардашёв — это я».

Незнакомец оказался послом СССР в Канаде. Он возвращался из Москвы. Весь последующий полет новый знакомый слушал удивительные рассказы Кардашёва. По прибытии в Канаду он обеспечил доставку Кардашёва куда ему было нужно. Везение!

Далее — в Канаде. Как-то вечером после работы человек десять наших делегатов прогуливались по городу, весело беседуя. Были и Николай Семёнович, и известные астрономы И. С. Шкловский, Ю. Н. Парийский, и другие. Я шел рядом с Николаем Семёновичем, часть группы — впереди нас. Вдруг Николай Семёнович наклоняется и поднимает с тротуара небольшую пачку канадских долларов. Шедшие впереди их не заметили. Николай Семёнович нашел неожиданный подарок. Кто ездил в ту пору за границу, знает, как скудно тогда делегаты обеспечивались валютой.

Это было еще одно везение Николая Семёновича. Подобных везений было множество.

Но более всего Николаю Семёновичу повезло с научным коллективом, который он создал. Сейчас, когда он ушел, мы доведем его грандиозные планы до успеха. И это будет еще одно запланированное Николаем Семёновичем везение!

Михаил Попов (Астрокосмический центр Физического института им. П. Н. Лебедева РАН):

Я работал с Николаем Семёновичем бок о бок, рука об руку и, конечно, плечом к плечу все последние 50 лет. Почти сразу после окончания аспирантуры ГАИШ МГУ в 1969 году я по счастливой случайности устроился на работу в Институт космических исследований, в лабораторию Кардашёва. Потом, когда Николай Семёнович стал заместителем директора ИКИ, мне пришлось заведовать этой кардашёвской лабораторией; ничего страшного, работать с Кардашёвым — одно удовольствие. В этих коротких заметках я не буду расписывать, какой он талантливый, яркий, выдающийся. Оставляю это для других, совершенно справедливых откровений его коллег и друзей. Хочу, чтобы в моих воспоминаниях Коля предстал живым, здоровым, молодым, поэтому расскажу несколько курьезных эпизодов из жизни академика.

Мы с Колей много раз бывали в экспедициях и командировках, в том числе и за рубежом. Зачастую мы жили в одной квартире в течение нескольких месяцев. Такое совместное существование никогда не было обременительным: Николай — отнюдь не зануда, а интереснейший однокашник. Начну с эпизода с посудомоечной машиной. Мы жили в Бонне в шикарных в полнейшем смысле слова апартаментах — со всеми удобствами. Одним из таких удобств была посудомоечная машина ZANUSSI, которой мы никогда не пользовались, так как нам и мыть-то было нечего. В те годы, 1970-е, мы не только не видели, но и ничего не слышали о посудомоечных машинах. Но Коля любопытен без предела. И вот однажды после завтрака он предлагает воспользоваться услугами этой ZANUSSI. Я возражаю, что, мол, две кофейные чашки она и мыть-то не согласится! Тогда Коля предлагает гениальный ход — загрузить в нее весь шикарный посудный арсенал: тарелки, вилки-ложки, сковороды и кастрюли. Получилось вполне солидно! Включили мы машину и ушли в институт. Обедали в кафетерии, а на ужин явились домой. ZANUSSI уже не жужжала. Однако попытки открыть дверцу машины не увенчались успехом. Решили запустить еще один цикл и ждать окончания. Вышло часа полтора. А посуды-то больше на кухне нет, даже чайку попить не из чего! И вот ZANUSSI отплескалась и зажгла зеленый свет в одном своем глазу. Но результат тот же — дверца не открывается. Мы пытались по ней колотить, как по советскому телевизору, — ZANUSSI выдержала все пытки. И вот в отчаянии Николай дернул за ручку со всей дури с криком: «Ах ты, Занузя немецкая!» — и дверца распахнулась! Так и не знаем, открылась ли она на ругательство или на силу, но больше ее услугами не пользовались.

Другой случай в том же Бонне. Проходили мы как-то мимо церкви базилической, величественной, она у них кирха называется (кто не знает). Смотрим, прихожане толпой валят внутрь — видимо, на какое-то служение Богу. Коля говорит: пойдем, послушаем. Я упираюсь: что мы там поймем на немецком?! Но он упрям: служба будет на латыни, говорит. Как будто это облегчение. Входим — народу полно, конечно, местá на скамьях еще есть кое-где, но, чтобы не протискиваться между колен честных граждан, мы усаживаемся на первый ряд, полностью свободный. Это была роковая ошибка. Служба началась с заунывного бормотания пастора, но время от времени все прихожане вставали со своих мест и что-то скандировали в ответ. Мы тоже вскакивали — но когда прихожане уже сидели. Эти приседания в противофазе продолжались около часа. Под конец служитель с блюдом (у нас бы его назвали дьяконом) стал обходить ряды и собирать пожертвования. Начал он, естественно, с первого ряда, то есть с нас! Поскольку мы представления не имели о предполагаемых суммах, то выложили, я думаю, рекордную для церкви ставку. А может быть, и нет.

Много у нас было подобных приключений — с Колей не соскучишься. Могу исписать всю полосу. Но ограничусь последним эпизодом, самым смешным. В глухие советские времена в наших магазинах было скудно — как в продуктовых, так и в промтоварных. А в Германии, Франции, Англии и т. д. полки ломились от яств и невиданных товаров. В командировках в Институт радиоастрономии в Бонне немцы нам выплачивали солидные суточные; правда, приходилось часть суммы возвращать в Управление внешних сношений (УВС), но всё равно денег было много. Привозить валюту в СССР запрещалось (кроме суммы возврата). Поэтому надо было всё вчистую израсходовать на месте. Вот мы и покупали подарки родным, близким и неблизким. В результате на обратном пути получался солидный вес для багажа. Чтобы не доплачивать, всё тяжелое мы складывали в ручную кладь. И вот один раз по пути на родину в аэропорту Франкфурта случилась террористическая тревога — всё заполонили автоматчики, и был организован усиленный (нетипичный в те годы) досмотр пассажиров и багажа. Уже при входе в аэропорт нас ощупывали и обнюхивали с собаками. Мы сильно волновались при регистрации, чтоб не заставили взвешивать ручную кладь. И не заставили. Мы встали в очередь на посадку.

Там всё было не как сейчас, а именно: имелся длинный барьер высотой по грудь, вдоль которого и выстроилась очередь, и в этом барьере была вырезана полка на уровне чуть выше колен, на которую ставили ручную кладь для досмотра. Коля был впереди меня, после сдачи основного багажа успокоенный и задумчивый. Когда подошла его очередь, женщина-полицайка указала рукой на полочку и на чистом немецком языке пригласила: «Биттэ!»

И вдруг Коля вскочил на полку и развел руки в сторону! Автоматчики лязгнули затворами, полицайка в ужасе отшатнулась, немецкий народ готов был валиться на пол… Я дернул Колю за штанину и прокричал: «Сумку клади!» Он всё осознал и спустился на землю. Инцидент был исчерпан. Потом, в полете, Коля несколько раз закатывался смехом, приговаривая: «Опять вспомнил, как я вскочил на полку!»

Кеннет Келлерман (Национальная радиоастрономическая обсерватория США):

В начале 1960-х годов, когда учился в аспирантуре, я использовал результаты, изложенные в новаторской статье Николая Кардашёва об эволюции спектров радиогалактик, чтобы интерпретировать наблюдения спектров радиоисточников, сделанные мною в рамках работы над диссертацией. Позже, будучи постдоком в Австралии, я познакомился с его легендарной статьей о внеземном разуме и другой, не менее известной, о линиях радиокомбинации. Поэтому, когда впервые прибыл в Москву в мае 1965 года, я ожидал, что встречу маститого пожилого ученого. Однако выяснилось, что Николаю Кардашёву всего 33 года, а выглядел он даже моложе.

С 1969 года Николай всячески поддерживал наши ранние исследования в рамках метода радиоинтерферометрии со сверхдлинными базами (Very Long Baseline Interferometry, VLBI), и наша дружба и сотрудничество продолжались в течение полувека. Когда он предложил космическую программу VLBI с базой в сотни тысяч километров, я и большинство моих коллег из Европы и США выступали против такой огромной базы, обосновывая это тем, что из-за обратного комптоновского излучения не может быть ни одного яркого радиоисточника, достаточно компактного, чтобы для его изучения потребовался интерферометр с такой длинной базой. Более того, утверждали мы, даже если бы такие источники существовали, из-за межзвездного рассеяния они будут казаться слишком размытыми, чтобы их можно было обнаружить на длинах волн 18 и 92 см, которые Николай предлагал использовать на «Радиоастроне». Кардашёв руководил проектом «Радио­астрон» в трудный период после распада Советского Союза и в течение восьми лет успешных наблюдений. Многочисленные радиоисточники давали четкий интерференционный сигнал (fringes) даже на длинах волн 18 и 92 см. Мы ошибались. Николай был прав. Николай Кардашёв и «Радиоастрон» дали нам новое понимание сложной турбулентности в межзвездной среде и обозначили новые задачи в физике радиогалактик.

Для меня большая честь, что Николай был моим ценным коллегой и хорошим другом. Мне будет его не хватать.

Дэвид Джонси (Австралийский национальный университет):

Друзья и коллеги Николая Кардашёва по всему миру скорбят о том, что потеряли друга, который вдохновлял нас. Я познакомился с Николаем почти 35 лет назад, и затем мы виделись неоднократно. Мне посчастливилось стать его искренним другом, и я испытываю глубокое уважение к его научной прозорливости.

Долгая и масштабная научная карьера Николая охватывала широкий спектр областей от SETI (поиска внеземного разума) и развития космических цивилизаций до линий рекомбинации и радиоастрономии. Он испытывал чрезвычайный интерес к SETI до последних дней. Много лет возглавляя международный VLBI-проект «Радиоастрон» с ведущим российским участием, он всегда был готов к неожиданностям, особенно в связи с «Радиоастроном». Николай настаивал на том, что «Радиоастрон» должен работать на высокой орбите, и многие из нас поначалу относились к этому скептически, однако он одержал победу благодаря своей дальновидности и неизменной целеустремленности. Уже вскоре после запуска результаты наблюдений доказали, что такие сверхкомпактные, высокояркие радиоисточники действительно ждали своего открытия. Николай учредил RISC (Международный научный совет миссии «Радиоастрон»), и во многом под влиянием входящих в него ученых и представителей организаций — участников миссии наряду с наземными телескопами был создан и запущен в эксплуатацию аппарат «Спектр-Р». Начиная с 1988 года RISC обычно собирается дважды в год: один раз в России и один раз, как правило, в другой из стран — участниц миссии, и коллеги Николая по RISC также стали его друзьями.

Я вхожу в комитет по присуждению награды Гроута Ребера и был чрезвычайно рад вручить золотую медаль Гроута Ребера Николаю Кардашёву в 2012 году за новаторский вклад в радиоастрономию на протяжении всей его жизни. Очень символично, что благодаря поддержке Николая на космическом аппарате «Радио­астрон» установлена мемориальная доска памяти Гроута Ребера.

Я вспоминаю Колю с душевной теплотой, он был добрым и заботливым человеком — и в профессиональном, и в личном плане. У нас дома в Австралии есть красивая декоративная тарелка из Третьяковской галереи с дарственной надписью «Дэйву от Коли, 2003». Мои внуки в восторге от игрушечной певчей птицы, подаренной Колей. Я дорожу этими подарками, они будут служить вечным напоминанием о Николае Кардашёве, дальновидном ученом, глубокоуважаемом коллеге и друге. 

О Николае Кардашёве

Леонид Марочник, астрофизик:

С Колей Кардашёвым у меня не было совместных работ, кроме одной. Эта совместная статья называлась «Феномен Шкловского» и была написана приблизительно через год после смерти учителя Коли Иосифа Самуиловича Шкловского для журнала «Природа». Я помню, как мы с ним регулярно ездили в редакцию «Природы» как на работу, где приходилось отстаивать «крамольные» по тем временам высказывания, настаивать на том, чтобы из текста не убирали фамилию Андрея Дмитриевича Сахарова, о котором Шкловский написал замечательную новеллу, и т. п. Коля уже был в то время членом-корреспондентом Академии, авторитет его уже тогда был велик, так что статья была опубликована почти без ­купюр. Статья эта стала чем-то вроде литературного памятника его учителю И. С. Шкловскому, потому что практически во всех публикациях о Шкловском она приводилась полностью или частями. Я не буду писать о научных достижениях Кардашёва, они велики по любой системе оценок, и я надеюсь, что его ученики и сотрудники напишут о них и о нем достойные воспоминания. Наши комнаты в ИКИ (Институт космических исследований РАН, где Н. С. Кардашёв работал с 1967-го по 1990 год. — Ред.) были рядом, и я вольно или невольно «взаимодействовал» с этим человеком практически ежедневно. Он был светлой личностью: чрезвычайно талантливым, чрезвычайно порядочным и очень открытым. Его смерть — это огромная потеря для мировой астрофизики, и для российской в особенности. Эта потеря так же колоссальна, как потеря Соломона Борисовича Пикельнера в 1975 году и потеря Иосифа Самуиловича Шкловского в 1985 году.

Николай Кардашёв, человек в логарифмической шкале

Леонид Гурвиц (отделение космических исследований Joint institute for VLBI in Europe):

Астрофизиков не удивить большими и малыми числами. Для профессиональной жизни в рамках гигантских динамических диапазонов астрономы, пожалуй, первыми среди всех тружеников науки привлекли на помощь логарифмическую шкалу. Но и среди астрофизиков, в целом умеющих мыслить в логарифмическом масштабе, есть примеры уникальные. Мне посчастливилось на протяжении сорока лет быть в одной связке с Николаем Семёновичем Кардашёвым, для которого такая шкала была абсолютно естественной средой обитания. Он достиг в этой «логарифмической среде», а значит и в астрофизике в целом, выдающихся результатов. Предсказание, а потом и наблюдательное открытие рекомбинационных радиолиний излучения меж­звездных атомов и молекул, эволюция синхротронного излучения космических радиоисточников, предсказание существования нейтронной звезды в остатке вспышки сверхновой в Крабовидной туманности (до открытия пульсаров!), идея радиоинтерферометрии со сверхдлинными базами. Наконец, «шкала Кардашёва», классифицирующая космические цивилизации по уровню их энергопотребления, с «шагом» в десять (!) порядков ­величины! Как же ему было трудно ввести ничем не ограниченный полет мысли в сухие и скрупулезные технические задания, по которым инженеры и конструкторы строили его научное детище — международный наземно-космический радиоинтерферометр со сверхдлинной базой «Радио­астрон»! Понадобилось более тридцати лет ­работы, чтобы довести «Радиоастрон» до орбиты, на которой он блестяще отработал 7,5 лет, более чем вдвое превзойдя свой гарантированный ресурс.

Нам, коллегам и друзьям Николая Семёновича Кардашёва, будет безмерно трудно удержать профессиональную высоту, определенную полетом его мысли. Будем помнить и равняться на него. Светлая память.