Я авторитетно заявляю, что не было ни одного образованного биолога в тридцатые и сороковые годы, кто мог бы вполне серьезно воспринимать лысенковское «учение». Если грамотный биолог стоял на позиции Лысенко — он врал, выслуживался, он делал карьеру, он имел при этом какие угодно цели, но он не мог не понимать, что лысенковщина — это бред!”
В. П. Эфроимсон
Как младший агроном превратился в большого ученого?
Сегодня Трофима Денисовича Лысенко нередко представляют выдвиженцем Партии коммунистов и проводником чисто большевистских установок в науке. Также часто говорят о трагической роли, которую Лысенко сыграл в судьбе другого выходца из крестьянских кругов — академика Николая Ивановича Вавилова, тоже агронома по образованию, не защищавшего ни кандидатской, ни докторской диссертаций, но, в отличие от Лысенко, славившегося своей образованностью, плодотворно трудившегося в науке, а не около нее.
Остается непонятным, как же Лысенко без серьезных научных работ превратился в академика трех академий. В две академии его выбрали (причем голосование было тайным). Значит, кто-то оценивал его вклад в науку, агитировал за него, публично и громко называл выдающимся ученым. Из ниоткуда, как черт из табакерки, он выскочить не мог, а следовательно, нужно понять, каким был генезис его внедрения в науку. Ведь при выдвижении малообразованного человека, ничем науку не обогатившего, а лишь занимавшегося обманом и саморекламой, рекомендатели нарушали правила научной этики, отвергали моральные запреты и сами способствовали взлету шарлатана, каковым Лысенко, несомненно, и был. Печально, что таких, как Лысенко, в советской науке развелось немало, но другие «лысенки» не «засветились» так ярко, поскольку умело прятались за спины талантливых сослуживцев, приписывались к ценным работам, часто отодвигая на задний план истинных авторов открытий. Если присмотреться более пристально, то можно заметить, что и сегодня в российской действительности находятся случаи, когда академики протаскивают в члены своего престижного клуба деток и родственников или же угодных им прилипал и подхалимов, оттирая от академической кассы по-настоящему успешных в науке, а не в карьере людей. Таким образом, изучение данной темы — далеко не праздное занятие и вовсе не простая дань прошлому..
Решающая роль Вавилова в выдвижении Лысенко
Насколько я знаю, первым, кто заявил печатно, что главную роль в выдвижении Лысенко в верхние эшелоны научного истеблишмента сыграл не кто иной, как Н. И. Вавилов, был американский историк Д. Жоравский; тот же тезис позже развивал писатель М. А. Поповский в книге «1000 дней академика Вавилова». О роли Вавилова в продвижении Лысенко в ученые писали и люди, хорошо знавшие Николая Ивановича (Е. С. Якушевский и Н. П. Дубинин), лично наблюдавшие развитие взаимоотношений Вавилова и Лысенко.
С учетом сказанного правомерно попытаться в краткой форме изложить как историю поддержки Лысенко учеными, так и понять, чем руководствовались те, кто воспринял как последнее слово науки предложения Лысенко1. Герой нашей статьи поступил в 1922 году на заочное отделение Киевского сельхозинститута (еще провинциального города до 1934 года; столицей Украины тогда был Харьков). Окончил он его в 1925 году и в том же году переехал на работу в Азербайджан, в город Ганджу (Кировобад в советское время), на экспериментальную станцию. За работой станции следил Н. И. Вавилов, он и узнал о младшем агрономе Лысенко, который вместе с Д. А. Долгушиным проводил два года опыты по выращиванию озимой пшеницы одновременно с яровой. Они сбрызгивали семена озимой пшеницы водой и, когда появлялись проростки, держали их некоторое время на холоде, а потом высевали весной (а не осенью) одновременно с яровой пшеницей. В течение двух летних сезонов им удалось добиться формирования колосьев одновременно с яровой. Они объявили о превращении озимых пшениц в яровые, вывод привлек внимание Вавилова, и он пригласил авторов представить доклад на I Всесоюзном съезде по генетике, селекции, семеноводству и племенному животноводству в Ленинграде в январе 1929 года. Результаты двухлетних экспериментов (без необходимых контролей и статистического анализа) не давали права докладчикам делать широкомасштабные выводы, но тем не менее они решительно объявили о доказанности перехода озимой пшеницы в яровую. Летом того же 1929 года в газете «Правда» появилась восторженная статья об открытии агронома Лысенко, а затем нарком земледелия Украины А. Г. Шлихтер опубликовал (также в «Правде») статью, в которой на всю страну заявил, что благодаря «методу агронома Лысенко» его отец — малограмотный крестьянин с Полтавщины — сумел увеличить урожайность пшеницы на треть. С этого началась газетная шумиха о решении главной проблемы страны — снабжении хлебом. Напомним, что 1929 год был годом тотальной коллективизации сельских хозяйств в СССР, приведшей к колоссальным несчастьям страны — развалу сельского хозяйства, смерти около 10 млн лучших крестьян, жуткому голоду, гибели скота, утрате стародавних российских сортов и т. п. Никаких дополнительных экспериментов с января по июль 1929 года Лысенко не провел, все его обещания были бездоказательными.
Сотрудники Вавилова во Всесоюзном институте прикладной ботаники и новых культур (ВИПБиНК, позже переименован во Всесоюзный институт растениеводства) пригласили Лысенко выступить на заседании ученого совета института. Случай представился осенью, когда в Ленинграде было созвано совещание, на котором Лысенко числился одним из главных докладчиков. В тот приезд, 1 сентября 1929 года, Лысенко и выступил в ВИПБиНК. Вавилов в это время был в зарубежной поездке. Лысенко назвал свой доклад «Вопрос об озимости» (термин «яровизация» озимых пшениц появится у него чуть позже) и начал с категоричного утверждения, что «принципиального различия между озимыми и яровыми формами злаков не существует. Все злаки — озимые, но только с различной степенью озимости. Яровых злаков нет».
Различия между озимыми и яровыми пшеницей, рожью и другими злаковыми растениями многообразны. Их изучало много поколений ученых, тысячелетняя мировая практика земледельцев накопила массу приемов культивирования озимых и яровых. В одних климатических зонах более удачными оказывались посевы озимых, в других — яровых культур. Теперь же Лысенко разом перечеркивал и мировой земледельческий опыт, и вековые наблюдения ученых. Но время было лихое, революционное, в стране ломали привычные «нормы, установки, которые стали тормозом на продвижении вперед», как утверждал Сталин; осторожность старорежимных «спецов» просто раздражала многих из «рвущихся вперед», и в этой атмосфере эйфории, умело культивировавшейся большевистской пропагандой, было даже престижно объявить о «крушении догм» в самых разных областях. В этом отношении Лысенко шел в ногу со временем.
Уже на этом этапе ученые могли (и по сути дела должны были!) отметить ненаучность главного утверждения Лысенко, что у яровой и озимой пшениц отсутствуют различия в генетической структуре. На явный нонсенс такого заявления никто докладчику не указал (сегодня определены и охарактеризованы гены, детерминирующие эти различия). Члены совета высоко оценили работу Лысенко и вполне уважительно, даже восторженно охарактеризовали докладчика. В том же 1929 году Наркомат земледелия СССР высоко оценил вклад Лысенко в решение продовольственной проблемы и одобрил яровизацию.
С 1930 года начинает хвалить Лысенко и лично Вавилов. Он поддержал идею яровизации как новаторскую. Влиятельный французский ученый и администратор Эдмон Рабатэ — генеральный инспектор Французского правительства по сельскому хозяйству и директор Национального агрономического института Франции — обратился 7 февраля 1930 года к Вавилову с просьбой порекомендовать ему литературу по очень специальному вопросу: о развитии первого листа злакового растения (колеоптиле). Колеоптиле окружает проросток растения, образуя вокруг проростка трубку, защищающую его от повреждений и вредных влияний. Вавилов быстро ответил во Францию письмом, датированным 10 марта того же года, и рекомендовал коллеге познакомиться ни с чем иным, как с работой Лысенко по действию низких температур на проростки пшеницы. Остается только удивляться тому, какую несуществующую связь между биологией колеоптиле и холодовым проращиванием мог усмотреть академик Вавилов.
20 февраля 1931 года Лысенко был приглашен выступить с докладом на Президиуме ВАСХНИЛ, и руководители академии и прежде всего ее президент Вавилов причислили Лысенко к рангу выдающихся исследователей и объявили, что яровизация уже «себя оправдала». В решении, подписанном президентом ВАСХНИЛ Вавиловым, говорилось, что ряду институтов предписано помогать работе Лысенко и что «автору метода… выдано материальное вознаграждение».
Вавилову не стоило труда (вернее говоря, это была его прямая обязанность) разобраться в том, что за опыты осуществил Лысенко (как было ясно и тогда, их просто не существовало!). Подобный перекос в оценках не был бы столь пагубным, если бы восторг не выплеснулся за стены кабинета президента ВАСХНИЛ. Однако через день в центральной газете снова под кричащими шапками был напечатан отчет о заседании и приведена резолюция Президиума ВАСХНИЛ.
Летом 1931 года Вавилов как президент ВАСХНИЛ подписал новое постановление: «ассигновать [Лысенко] из бюджета академии 30 000 руб.». В июне того же года коллегия Наркомзема СССР выносит директиву: засеять яровизированными семенами озимой пшеницы (заметьте, озимой, а не яровой) 10 тыс. га пашни в РСФСР и в десять раз больше — 100 тыс. га — на Украине. Буквально через две недели, 9 июля 1931 года, коллегия принимает решение о предоставлении лаборатории Лысенко ежегодно по 150 тыс. руб. на исследования, об издании журнала «Бюллетень яровизации» под редакцией Лысенко и о других поощрениях. На 1935 год Совнарком СССР утвердил новый план: 600 тыс. га (но уже посевов яровизированной яровой, а не озимой пшеницы, признав этим, что с яровизацией озимой пшеницы покончено).
Уже в 1932 году Лысенко стал настаивать, чтобы яровизировали не только пшеницу, но и другие культуры, с которыми пока еще не успели провести никакого исследования, — картофель, кукурузу, просо, траву суданку, сорго, сою, в 1933 году — хлопчатник, а затем и плодовые деревья и даже виноград. Жонглирование предложениями становится самой характерной чертой лысенковской тактики.
От речи к речи Лысенко смелел в представлении цифровых данных, быстро сообразив, что проверять его никто не собирается, а от завышения собственных успехов его акции растут. Эту «вексельную» систему он прочно усвоил уже в начале карьеры, уловив цепким крестьянским умом истину, недоступную совестливым коллегам по науке: на верхах устали от просьб и сетований ученых, обещающих лишь крупицы из того, что властям хотелось бы получить немедленно.
Эта нехитрая мысль требовала, правда, смелости. Боязнь оказаться банкротом сковывала даже тех ученых, кто готов был выдать завышенные обязательства, ибо они понимали, как легко оказаться у разбитого корыта. Однако у Лысенко было коренное отличие. Он уже тогда понял, что его векселя не только не предъявят к оплате, но и, предъявив, дела не выиграют. Он придумал новый метод «делания науки» — так называемый «анкетный метод». Суть его состояла в следующем: помощники Лысенко рассылали по колхозам анкеты и просили счетоводов и руководителей колхозов указать, какие площади заняты посевами яровизированных семян, как развивались обычные и яровизированные растения и т. п. Анкеты не были документами строгой отчетности, почему и заполняли их произвольно, «ненарочно» приукрашивая действительность. Сотрудники Лысенко суммировали полученные данные и представляли в государственные органы победные реляции о достигнутых небывалых успехах, хотя истинные статистические данные показывали, что дела с урожаями шли в стране всё хуже и хуже. Расцвела типичная для советских условий бумажная кампания вокруг яровизации, в которой все стороны, несомненно, всё понимали, но испытывали радость от выводимых на бумаге цифр.
Вавилов, который по должности обязан был знать реальное положение дел в колхозах и совхозах, решительно поддерживал яровизацию и считал, что она «победно шествует по стране». Весной 1932 года, когда формировали состав советской делегации для поездки в США на VI Международный генетический конгресс, Вавилов как глава подготовительного комитета посчитал, что в группу генетиков, едущих на конгресс, нужно включить Лысенко. В письме от 29 марта 1932 года Вавилов сообщил ему, чтобы тот выступил на конгрессе и «подготовил бы демонстрацию работ». В мае того года Вавилов съездил в Одессу и писал оттуда своему заместителю в ВИРе — Н. В. Ковалёву: «Работа Лысенко замечательна. И заставляет многое ставить по-новому. Мировые коллекции надо проработать через яровизацию».
Лысенко на конгресс не поехал, но и в его отсутствие, выступая на конгрессе с пленарной речью, Вавилов высказался о работах Лысенко следующим образом: «Замечательное открытие, недавно сделанное Т. Д. Лысенко в Одессе, открывает новые громадные возможности для селекционеров и генетиков… Это открытие позволяет нам использовать в нашем климате тропические и субтропические разновидности».
Из Америки Вавилов еще раз пишет Ковалёву о волнующей его проблеме: «Сам думаю подучиться яровизации».
По завершении конгресса Вавилов выступил с несколькими лекциями в США и в Париже, где характеризовал работу Лысенко как выдающуюся, пионерскую, имеющую огромное значение для практики. Возвратившись из поездки, он публикует 29 марта 1933 года в «Известиях» пространный отчет о ней, где пишет: «Принципиально новых открытий… чего-либо равноценного работе Лысенко, мы ни в Канаде, ни САСШ (Северо-Американских Соединенных Штатах. — В. С.) не видели».
Разбирая важнейшую для себя проблему новых культур, Вавилов в 1932 году пишет в книге того же названия, что опыты Лысенко «показали большое значение в вегетации различий районов по длине ночи (фотопериодизму)», хотя ни в одной из опубликованных работ Лысенко даже упоминаний о подобных опытах нет и, следовательно, Вавилов просто приписал Лысенко научные достижения, о которых тот и слыхом не слыхал…
Лысенко до 1935 года преувеличивал пользу от яровизации, произнося слова о двукратном увеличении урожаев, которые позже напрочь забыл и никогда уже не употреблял: «У меня есть цифры по Северному Кавказу. В отдельных колхозах яровизация… дала примерно 6–8 ц дополнительного зерна с га… Я считаю, что мы можем получить… УДВОЕНИЕ урожая в отдельных случаях… И если до сих пор это еще не сделано, то в значительной мере здесь вина земельных органов».
На подобные непроверенные и неподтвержденные авансы, так же, как на ссылки о вольных или невольных вредителях в земельных органах, могли клюнуть люди, плохо разбирающиеся и в растениеводстве, и в науке вообще. Тем не менее, присутствовавший на заседании Вавилов ни в чем не усомнился и даже более того — указал на новую область, где якобы с успехом можно применить лысенковскую яровизацию, а именно на ускорение работы по выведению сортов, т. е. направление, в котором сам Вавилов постоянно обещал властям срочно добиться решающих успехов.
Вавилов говорил: «До сих пор селекционеры работали на случайных сочетаниях. Сейчас работы тов. Лысенко открывают совершенно новые, невиданные возможности для селекции… В свете работ тов. Лысенко нужно круто повернуть, перестроить селекционную работу».
20 декабря 1933 года газета «Соцземледелие» еще раз использовала авторитет Вавилова для поддержки мифа о том, что яровизация способна увеличивать урожай. Из заметки в газете следовало, что Лысенко удалось привлечь Вавилова для поездки летом 1933 года на Северный Кавказ, где они вдвоем осмотрели посевы хлопчатника, выполненные промороженными (яровизированными) семенами, и оказалось, что будто яровизация дала удвоение (!) сбора хлопка, и потому сразу же за упоминанием фамилий Вавилова и Лысенко шел текст, набранный жирным шрифтом: «Двести процентов повышения урожая самого ценного доморозного хлопка-сырца и 36 процентов повышения общего урожая обязывают к скорейшему продвижению яровизации на хлопковые поля колхозов и совхозов».
Этот «успех» с хлопчатником был очень важен. Задание расширить посевные площади под этой культурой, чтобы дать стране дешевый и надежный путь выхода из иностранной зависимости в ценном сырье, поступило лично от Сталина. Поэтому за решением проблемы хлопчатника и земельные, и партийные органы следили особенно пристально. Конечно, такая крупная удача, да еще приправленная ссылкой на самого известного в стране эксперта в вопросах растениеводства — академика Вавилова, — не могла пройти мимо взора руководства страны.
Трудности использования коллекции семян, собранной Вавиловым
Разумеется, эта нескрываемая симпатия к агроному Лысенко и необычайно сильное тяготение к яровизации не могли возникнуть беспричинно. Вавилов явно увидел в яровизации прием, очень ему самому нужный, и надо постараться представить себе подноготную этого тяготения. Интерес к яровизации и ее автору объяснялся не только благоволением властей. Он коренился в гораздо более важных соображениях. Лысенковские фантазии воспламенили Вавилова именно потому, что в них он увидел выход из тяжелого положения, в котором очутился сам. Поставив себя на службу новой власти, Вавилов направил основные усилия на всемерное развитие прикладных направлений, развитие науки, обращенной «лицом к практике». Он заявил, что можно коренным образом изменить ассортимент выращиваемых в сельском хозяйстве культур, разыскав на земном шаре массу новых видов полезных растений. Экспедиции вавиловского института обследовали все уголки земного шара и собрали огромную коллекцию семян. Основываясь на этой уникальной коллекции, как заявлял генетик, специалисты начнут скрещивать лучшие формы. Он нередко употреблял метафоры вроде того, что «Мы будем проводить опыты на глобусе — земном шаре».
Введением в название института девиза о новых культурах он привлек к себе внимание власти, и, несомненно, слава крупного ученого помогла ему завоевать доверие верхов, а умело разрекламированные обещания практической полезности подобной науки обеспечили такую финансовую подпитку его детища, какой не имело ни одно другое научное учреждение страны в те годы. Достаточно сказать, что в его институте уже в начале 1930-х годов работала почти тысяча научных сотрудников, а через пять лет их стало до тысячи семисот. Эта цифра была невообразимо большой. Для сравнения: в ведущем в стране биологическом научном учреждении — Институте экспериментальной биологии Н. К. Кольцова — штатных сотрудников было около десяти, в главном физическом институте страны — Физико-техническом в Ленинграде, руководимом А. Ф. Иоффе, где работали будущие Нобелевские лауреаты Л. Д. Ландау, П. Л. Капица, Н. Н. Семёнов и И. Е. Тамм, — было сто штатных научных сотрудников. Но как много из этой сотни оказалось по-настоящему великих физиков!
Вавилов пытался с помощью собранных растений быстро получить огромное число новых сельскохозяйственных культур (отсюда вытекало название созданного им института — «новых культур»). Он верил, что решение этой задачи ему по силам, увлеченно говорил об этом в многочисленных выступлениях. В 1932 году напечатал небольшую книжку, названную «Проблема новых культур», в которой перечислил 136 видов растений, которые считал перспективными для внедрения в качестве новых сельхозкультур. Он считал нужным расширить площади под такими культурами, как кукуруза, сорго, соя, земляная груша, батат, клещевина, арахис, и называл потенциально полезными тепари, ворсовальную шишку, американский пырей, судзу, ажгон, бадан, скумпию и много им подобных. Сегодня, спустя более трех четвертей века, приходится констатировать, что воплотить в практику свои грезы Вавилов не смог: эти культуры не вошли в арсенал растениеводства и не революционизировали сельское хозяйство.
Одна из принципиальных трудностей вавиловского проекта скоро выявилась и принесла горькие минуты его автору. Растения дальних стран, приспособленные к климатическим условиям, отличным от российских, — к иной продолжительности дня, к иным сезонным переменам погоды, — либо неравномерно прорастали, цвели и плодоносили, либо вообще теряли всхожесть. Но раз нельзя было добиться их прорастания, развития, не говоря уж о синхронизации в цветении, их нельзя было скрестить друг с другом. Без этого надежды на то, что иноземные формы помогут революционизировать растениеводство, улетучились.
И вдруг Вавилова осенила мысль, что открытие яровизации облегчит выход из положения. Если даже озимые сорта, будучи подвергнуты температурной предобработке, так ускоряют развитие, что колосятся много раньше — в совершенно для них несвойственные сроки, то уж, конечно, можно будет разрешить более легкую задачу — заставить с помощью яровизации прорастать всякие заморские растения в непривычных им условиях и добиться решения более сложной задачи — синхронизации их развития. Все они начнут прорастать, а затем и цвести в одно время с местными сортами, удастся обойти главную трудность: можно будет свободно переопылять цветки любых сортов и получить наконец-то гибридное потомство, а затем из этого моря гибридов отобрать лучшие перспективные формы… Тогда скачок отечественной селекции будет гигантским, разнообразие первичного материала необозримым, успехи неоспоримыми. Быстро сообразивший это Вавилов стал активно помогать Лысенко, который еще не понял возможности, привидевшиеся Вавилову.
Для начала Вавилов дал указание яровизировать пшеницы вировского запаса и высеять их под Ленинградом и в Одессе, где теперь трудился переехавший из Ганджи Лысенко. При этом небольшая часть растений тех сортов, которые под Одессой не колосятся, якобы дали зрелые семена. Лысенко тут же раздул этот результат и представил его как доказательство того, что теперь все сорта можно высевать в необычных для них зонах. Категоричный вывод очень понравился Вавилову, и, поверив на слово, он много раз выступал по этому поводу, захваливая метод яровизации.
Понять радость Вавилова можно. Будучи лично оторванным от экспериментов, погруженный в массу организационных дел и веривший словам других так же, как верил самому себе, он застрял в паутине лысенковских измышлений и обещаний. И не понял, как несовершенна сама лысенковская гипотеза, как далек до завершения процесс ее экспериментальной проверки.
Вавилов продвигает Лысенко в лауреаты и академики
Актом особого расположения Вавилова к Лысенко стали повторявшиеся попытки выдвинуть последнего в академики и лауреаты. Именно Вавилов в 1932 году подписал письмо президенту Всеукраинской академии наук А. А. Богомольцу, в котором сообщил о своей поддержке в выдвижении Лысенко в академики. Однако это инициативное предложение не сработало. Коллеги в том году возразили.
В письме от 16 марта 1933 года, обращаясь в Комиссию содействия ученым при Совнаркоме СССР, которая рассматривала кандидатуры для присуждения премии имени Ленина — высшей в СССР премии за достижения в области науки и техники2, он предложил присудить премию Лысенко. Члены комитета разумно от такого решения воздержались. 8 февраля 1934 года Вавилов послал письмо в Биологическую ассоциацию Академии наук СССР, в котором представил Лысенко в члены-корреспонденты АН СССР. Избрание снова не состоялось: коллеги не послушали Вавилова.
В то самое время, когда Вавилов расточал комплименты в адрес выдвиженца «из народа», сам выдвиженец даже не скрывал своего полупрезрительного отношения к серьезной науке. Например, в том же месяце, когда Вавилов выставлял кандидатуру Лысенко в члены-корреспонденты АН СССР (февраль 1934 года), Лысенко заявил на заседании в ВАСХНИЛ в присутствии Вавилова: «Лучше знать меньше, но знать именно то, что необходимо практике, как на сегодняшний день, так и на ближайшее будущее».
Бахвальство недостатком знаний — такое поведение не могло не настораживать ученых, и мы видим, что раз за разом они выказывали свое отношение: проваливали кандидата и в члены-корреспонденты, и в академики, и в лауреаты. И лишь Вавилов ничего не видел и не слышал. В мае 1934 года он, докладывая в Совнаркоме о достижениях ВАСХНИЛ как президент ВАСХНИЛ, снова подчеркнул заслуги Лысенко.
23 мая 1934 года Вавилов как член Всеукраинской академии наук направил ее президенту А. А. Богомольцу письмо, снова выдвигая в академики «по биологическим или по техническим наукам» Лысенко. На этот раз ученые вняли его уговорам. 27 мая 1934 года (почему-то на следующий день после проведенного для всех кандидатов тура голосования) Лысенко оказался избранным сразу в академики Всеукраинской академии наук (а не в члены-корреспонденты для начала, как это обычно бывает).
К 1935 году Лысенко показал, что он не только далекий от науки человек, но и обманщик и просто очень некультурен. Уже было ясно, что яровизация провалилась и что большинство других предложений Лысенко оказались пустышками. Во время июньской 1935 года выездной сессии ВАСХНИЛ в Одессе Лысенко бахвалился своими мнимыми заслугами и буквально шпынял академиков за их позицию по отношению к нему. Любому грамотному человеку становилось понятно, что за личность представлял собой этот «народный выдвиженец». Но тем не менее имя Лысенко было представлено исключительно положительно в изданном в 1935 году под руководством Вавилова капитальном трехтомном труде «Теоретические основы селекции растений». И сам Вавилов в нескольких статьях, и его коллеги расхвалили достижения «новатора». Имя Лысенко только в первом томе было упомянуто 29 раз, с ним конкурировали лишь Дарвин (27 цитирований) и сам Вавилов (55 упоминаний). Совершенно поразительно звучали слова из выступления Вавилова на заседании Президиума ВАСХНИЛ 17 июня 1935 года: «Лысенко осторожный исследователь, талантливейший, его эксперименты безукоризненны».
Сразу в двух номерах «Правды» за 28 и 29 октября 1935 года была опубликована большая статья Вавилова «Пшеница в СССР и за границей», в которой приведены статистические данные, ссылки на американские, английские и немецкие работы. В этой солидной статье восхваления Лысенко были продолжены. Выступая 27 октября 1935 года с докладом «Пшеница советской страны» на сессии ВАСХНИЛ, Вавилов повторил еще раз полюбившееся утверждение о помощи «теории стадийного развития» в использовании мировой коллекции растений.
Перед наступлением нового, 1936 года, Сталин распорядился провести в Кремле «совещание» руководителей партии и правительства с передовыми колхозниками. Вавилов выступал по традиции от имени Академии сельхознаук и с воодушевлением стал говорить о том, насколько замечательной представляется ему деятельность колхозников-опытников, полуграмотных избачей из хат-лабораторий в деревнях, якобы всемерно содействующих работе серьезных ученых, какое это счастье трудиться в науке рука об руку с простыми крестьянами. Выразил он и самые восторженные чувства к Лысенко:
«Я должен отметить блестящие работы, которые ведутся под руководством академика Лысенко. Со всей определенностью здесь должен сказать о том, что его учение о стадийности — это крупное мировое достижение в растениеводстве (Аплодисменты). Оно открывает, товарищи, очень широкие горизонты. Мы даже их полностью не освоили, не использовали полностью этот радикальный новый подход к растению…
Только тов. Лысенко понял, что получить ценные сорта можно часто из двух несходных географически далеких, казалось бы, мало пригодных сортов; их сочетание дает именно то, что нам нужно.
Одно стало совершенно ясно для нас, что все эти сдвиги, все крупные достижения, взрывы в научной мысли получают свой смысл только тогда, когда они умножаются на колхозную массу… Хаты-лаборатории… — это новое звено, связывающее науку с производством. В этом (единении с колхозниками. — В. С.) — весь смысл наших общих огромных успехов».
Конечно, сегодня многие из тех, кто пишет о Вавилове и пытается осмыслить его поступки, говорят, что такие слова, произнесенные на совещании, проводимом лично Сталиным, были разумным средством самосохранения. Не хвалить людей типа Лысенко и крестьян-избачей могло быть уже не безопасно. Однако на этой же встрече пример совершенно другого рода дал учитель Вавилова академик Дмитрий Николаевич Прянишников. Он говорил действительно о науке, о ее задачах, о возможностях подъема продуктивности полей, совершенно не касался мифического вклада в науку полуграмотных знатоков и умельцев из хат-лабораторий. Характерно, что, даже заканчивая свою речь, Прянишников не прибегнул к вроде бы обязательному штампу и никаких здравиц в честь Сталина и коммунистической партии не произнес. В то же время вряд ли Вавилов лишь играл в уважение к Лысенко, желая показаться лучше, чем он был на самом деле. Против столь простого объяснения говорят другие высказывания, которые Вавилов делал в совсем узком кругу, с глазу на глаз с ближайшими к нему людьми, когда он высказывался о Лысенко более, чем благосклонно. О таком отношении, в частности, говорила А. А. Прокофьева-Бельговская в 1987 году, когда вспоминала что даже в 1936 году Вавилов, обращаясь к ней и к Герману Мёллеру в их лабораторной комнате в Институте генетики в Москве, повторял не раз, как и прежде, что Лысенко — талант, умница, но не обучен тонкостям науки, и надо прилагать усилия к тому, чтобы обучать его всеми доступными средствами.
Крупные ученые в противовес Вавилову критикуют Лысенко
Именно в это самое время академики П. Н. Константинов и П. И. Лисицын открыто и сильно критиковали Лысенко за неудачи с яровизацией. Систематическая проверка яровизации к 1935 году (за 4–5-летний период исследований) дала вполне ясные данные. Их получили на 54 сортоучастках, расположенных по всей стране, эффективность яровизации проверяли для 35 сортов. Вывод проверки в комментариях не нуждался: «В среднем… за пять лет яровизация прибавки (урожайности. — В. С.) почти не дала».
И будто в насмешку над трезвыми расчетами ученых из центральных органов год за годом поступали команды об удвоении и утроении посевов яровизированными семенами.
Заключение
Сказанное выше показывает, что Вавилов не понял антинаучной сути предложений Лысенко, неправомочно захваливал его как у себя на родине, так и за рубежом, ошибочно квалифицировал Лысенко как яркого и самобытного ученого и предпочитал не обращать внимания на критиков Лысенко. Это было серьезной ошибкой в моральном отношении. Это оказалось грубой ошибкой, за которую многим из восхвалителей Лысенко пришлось позже расплатиться, а Вавилову даже собственной жизнью.
Вавилов вступил в борьбу с Лысенко, когда тот пошел в атаку на генетику как науку. В течение трех последних перед арестом лет поведение Вавилова было не просто принципиальным и в высшей мере моральным — оно было истинно героическим. Он вошел в науку как ученый и человек, дань уважения к которому непреложна и огромна. Но было уже поздно. Приобретя огромную административную власть в науке и даже в стране, Лысенко сначала вытеснил Вавилова с начальственных позиций, а затем перешел к открытой борьбе с ним и способствовал в максимальной степени аресту и гибели Вавилова в тюрьме. Те же из известных ученых, кто открыто и беззаветно боролись с Лысенко практически с самого начала его авантюристического внедрения в науку (и прежде всего П. Н. Константинов), остались на свободе. Этот вывод нельзя абсолютизировать, но и отвергать его тоже оснований нет.
Описанные события сказались в целом на прогрессе советской страны. Подмена науки шарлатанством и шаманством нанесла огромный урон в экономическом, политическом и моральном плане. Тысячи и тысячи малограмотных и злобных горлопанов, поддержанные малосведущими партийными чинушами и нередко некритически к ним относившимися научными начальниками проникли в советскую науку, создали совершенно особую атмосферу, которая и до сей поры отравляет жизнь ученым в сегодняшней России и мешает обучению школьников и студентов. Многие выдающиеся направления науки, зародившиеся в этой стране, были задавлены невеждами и политиканами. Это нанесло урон не только России, но и всей мировой науке, поскольку наука не знает государственных и национальных границ.
Валерий Сойфер,
Университет Джорджа Мейсона (США)
1 См. также: Сойфер В. Н. Власть и наука. История разгрома генетики в СССР. Изд. Эрмитаж, Тенафлай, 1989.
2 Во времена сталинского правления (в 1948 году) премию заменили Сталинской; после смерти Сталина эту премию стали именовать Государственной, а Ленинские премии восстановили как самостоятельные.
Это было 90 дет назад ? 3 поколения!!! Лысенко давно нет, а где достижения биологов за это время?
В своей статье я указал на то пагубное последствие сталинщины и лысенковщины, что они задержали и извратили развитие биологии на гораздо больший срок, чем их собственная жизнь. Потому и нет чего-то подобного работам Н.К. Кольцова, о которых я писал в статье о великом Кольцове.
Валерий Сойфер: «В своей статье я указал на то пагубное последствие сталинщины и лысенковщины, что они задержали и извратили развитие биологии на гораздо больший срок, чем их собственная жизнь.»
— на гораздо больший срок это какой?
Абсолютное господство Лысенко длилось менее 10 лет – с августа 1948 по январь 1957 года. С января 1957 года на биологическом факультете ЛГУ – втором по значимости в СССР уже совершенно открыто Лобашевым читались лекции по классической менделевской генетике, за подробностями следует обратится к книге «М. Е. Лобашев и проблемы современной генетики. 2-е изд. Л., 1991;». Так же следует упомянуть что еще в 1953 году правая рука Лысенко – Презент – был с позором изгнан с поста декана ЛГУ при посредничестве ректора Александрова (у которого последним аспирантом был Григорий Перельман, это так, к слову). Лысенко был в ярости но поделать уже ничего не мог, хотя Александров рисковал тогда своей карьерой.
В 1957 году Николай Дубинин, известнейший в СССР генетик, возглавил только что организованный в Новосибирске Институт цитологии и генетики, директором которого он был 2 года до 1959. Вопрос – а Дубинин там то же Лысенковской биологией там занимался? Ответ на это есть в диссертации Шалимова Сергея Викторовича «Развитие генетики в Новосибирском научном центре в 1957-1964 гг.», 2010 г. Весьма рекомендую Валерию Сойферу с ней подробно ознакомится.
Так же следует сказать про нараскаявшегося вейсманиста-морганиста Юрия Полянского, который в период 1939-1941 был заведующим кафедрой генетики и экспериментальной зоологии в ЛГУ и который в 1957 году стал заведующий лабораторией цитологии одноклеточных организмов в институте цитологии АН СССР и де факто был вторым человеком в институте после Насонова. А в его лаборатории про классическую генетику тоже было запрещено говорить? Более того именно он отвечал в 1965 году за выпуск учебника по общей биологии, где подробно были изложены основы менделевской и моргановской генетики. Все это описано в биографии Полянского «Годы прожитые. Воспоминания Биолога» 1997 года. Так же рекомендуется к прочтению.
Переместимся теперь в Москву, а именно в Институт биологии развития, где с 1954 года работал Нейфах. Цитирую по вики: «Главным открытием Александра Нейфаха было обнаружение морфогенетической функции ядер (термин был предложен эмбриологом О.Г. Строевой). Ученый не стал искать объяснения различной радиочувствительности зародышей на разных стадиях развития с точки зрения традиционной радиобиологии. Он подошел к решению проблемы значительно шире, связав ее с исследованиями генетических функций ядер, что и позволило ему впервые поставить вопрос о взаимодействии ядра и цитоплазмы клеток на ранних стадиях развития зародыша. Эти исследования легли в основу его книги «Проблема взаимоотношений ядра и цитоплазмы в развитии», изданной в 1962 г. В том же году им была защищена докторская диссертация».
Т.е де факто вся эта ключевая работа Нейфаха была сделана аккурат в Лысенковское десятилетие, и была опубликована за 2 года до падения Лысенко (1964).
Я привел здесь как минимум 4 крупных исследователей (а за этими людьми стояли кафедры и институты, созданные для них), которые активно работали в области классической генетики как минимум за 7-8 лет до изгнания Лысенко из стен академии. Т.е чистое время отсутствия генетики составило всего 9 лет – могло ли это сказаться на развитии последущих 70 лет генетики в России? Вопрос риторический. Из серии – а могли ли 6 лет второй мировой войны затормозить развитие всей науки в Европе навечно?
Теперь по поводу запрещенных учебников по генетике. Помним что по Сойферу безраздельное властвование Лысенко длилось до 1964 года и все книги о генетике были запрещены и сожжены.
К 1958 году в стенах Ленинградского Университета совершенно свободно ходил переведенный учебник по генетике (название сходу не вспомню, надо смотреть в книге про Лобашова от 1991 года), оригинал которого вышел в штатах в 1955 году и который считался лучшим на то время.
1958 год. Совершенно официально тиражем а 20000! экземпляров вышло такое вот переводное издание «Вагнер Р., Митчелл Г. Генетика и обмен веществ. Перевод с англ. Предисловие проф. А.В. Благовещенского. М. Изд-во Иностранной лит-ры 1958г. 426 с» Приведу оглавление сего замечательного учебника:
«Книга посвящена одному из наиболее актуальных вопросов современной биологии — проблеме биохимических основ наследственности. В ней собран большой экспериментальный материал, характеризующий особенности химического строения и обмена веществ ядра и его компонентов в связи с явлениями наследственности и возникновением мутаций. Предназначена для биологов всех специальностей. Содержание: Глава I. введение в понятие гена. Глава II. Некоторые данные о структуре и функции клетки. Глава III. Мутации. Глава IV. Наследственные химические различия. Глава V. Наследование потребностей в питательных веществах. Глава VI. Некоторые проблемы биохимии. Глава VII. Мутации и факторы, контролирующие обмен веществ. Глава VIII. Пути обмена веществ. Глава IX. Аллелизм, взаимодействие аллелей. Глава Х. Взаимодействие неаллельных генов. Глава XI. Изменения фенотипа под влиянием внешних факторов. Глава XII. Преемственность клеточной организации. Глава XIII. Проблема механизма развития. Глава XIV. Генетика, развитие, питание и заболевание. Ил. 119. Табл. 54. Библиогр.: 749 назв.
1959 год. Издана маленькая книга Шарлотты Ауэрбах (выдвигалась на нобеля за химический мутагенез вместе с Эфроимсоном) — « Ауэрбах Ш. Генетика в атомном веке. М., Атомиздат. 1959 г. 78 с.»
1960 год. Итоги науки. Биологические науки. Выпуск 3. Ионизирующие излучения и наследственность. Под общей редакцией чл.-корр. АН СССР проф. Н.П. Дубинина. М. Изд-во АН СССР 1960г. 344 с.
Содержание: Предисловие. А.А. Прокофьева-Бельговская. Строение хромосомы. Н.П. Дубинин. Механизм действия ионизирующих излучений на наследственность. Н.Л. Делоне. Перестройки хромосом, вызванные ионизирующими излучениями. М.Л. Бельговский. Зависимость радиочувствительности хромосом животных от стадии развития половых клеток. Н.Л. Делоне. Чувствительность разных фаз митоза и мейоза к ионизирующим излучениям. Б.Н. Сидоров и В.В. Хвостова. Факторы, влияющие на генетический эффект ионизирующих излучений. Н.П. Дубинин и М.А. Арсеньева. Радиационная генетика человека. С.3. Миндлин. Радиационная селекция микроорганизмов. Н.П. Дубинин, В.В. Хвостова и Н.Л. Делоне. Ионизирующие излучения и селекция растений. Д.Д. Ромашов и К.А. Головинская. Радиационная биология и генетика рыб.
1961 год. Дубинин Н. П. Проблемы радиационной генетики. М. Госатомиздат. 1961г. 468 с., илл. твердый переплет, обычный формат. Содержание. Структурные, физические и химические основы наследственности. Физическая природа биологического действия радиации. Воздействие ионизирующей радиации на наследственность животных, растений, микроорганизмов и вирусов. Воздействие ультрафиолетовых лучей на наследственность растений, животных, микроорганизмов и вирусов. Радиогенетический эффект видимого света. Радиационная генетика млекомпитающих. Ионизирующие излучения и наследственность человека. Радиационная селекция растений и микроорганизмов. Заключительные материалы.
1962 год. Жакоб Ф., Вольман Э. Пол и генетика бактерий. М. Издательство иностранной литературы. 1962г. 475 с. Твердый переплет, Стандартный формат.
Исследования, проводимые на микроорганизмах, внесли немалый вклад в изучение ряда важнейших биологических проблем. При изучении микроорганизмов обнаружилось, что, помимо свойств, характерных и для высших организмов, у них имеется ряд специфических особенностей, позволяющих по-новому подойти к решению многих вопросов строения и функций основных компонентов живой клетки. Особенно важную роль сыграли исследования явлений трансформации, трансдукции и генетических рекомбинаций. Монография Жакоба и Вольмана представляет одну из блестящих глав этих исследований. Книга посвящена изучению механизма рекомбинаций у бактерий, происходящих вследствие своеобразной формы полового процесса, недавно открытой у микроорганизмов. Помимо этого, значительное место уделено в ней исследованиям такой важной проблемы, как лизогения. Предназначена для биологов разных специальностей, а также для физиков и химиков, интересующихся проблемами биологии.
1963 год. Дубинин Н.П. Молекулярная генетика и действие излучений на наследственность. М. Госатомиздат 1963г. 240. В книге рассказывается о современных поисках в самых глубоких и животрепещущих вопросах молекулярной генетики, таких, как физические и химические основы наследственности, расшифровка генетического кода, молекулярные основы синтеза белка, управление наследственностью, влияние радиации на наследственность человека и другие. написанная доступным языком книга будет полезна широкому кругу читателей, интересующихся современным состоянием науки о жизни и влиянии радиации на наследственность. Большое количество иллюстраций поможет читателю войти в круг наиболее современных вопросов науки.
1963 год. Молекулярная генетика (генетический код). Сборник статей. Перевод с английского и немецкого. Под редакцией и с предисловием И.Л.Кнунянца и С.И.Алиханяна. Перевод с английского и немецкого. Под редакцией и с предисловием И.Л.Кнунянца и С.И.Алиханяна. М. Изд-во иностранной литературы 1963г. 107 с.
Достаточное ли количество изданий по генетике и молекулярной биологии в период 1958-1964 года я привел? Все издано в период монополии Лысенко. Хотелось бы каких то комментариев.
Генетика была востребована в рамках АП СССР. Нужно было разбираться во влиянии радиации на биологические объекты. Т.е. монополия Лысенко не была всеобъемлющей. В конце концов, именно физики из АП инициировали окончательное падение Лысенко.
Это вы зря. Генетика начала использоваться в селекции продуктивных признаков только последнее время. При этом остается еще масса вопросов в области маркерной и геномной селекции. До периода активной работы с ДНК, секвенирования геномов, генетика в сельском хозяйстве носила скорее идеологическую роль (в отличие от медицинской генетики, где моногенные заболевания не редкость). В общем, они только начали.. и рано их судить.
С другой стороны, современные селекционеры в РФ загнаны в каменный век совместными усилиями отечественных биологов и зарубежных селекционных компаний. Даже Сколково построено на полях селекционного НИИ.. Полагаю что лет через десять, маятник качнется опять и неолысенковцы, будут писать стати в этом журнале про биологов -фундаменталов которые виноваты в то и сем.. и надо искоренять фундаментальщину.. Например, предложения по сокращению числа бюджетных мест в ФЕН-НГУ для биологов, с целью улучшения ситуации в области сельскохозяйственной биологии НСО, уже высказывались в т.ч. на уровне губернатора. Определенная логика, к сожалению, в этом есть.
Эти заявления совершенно неверны. После открытия в 1865 г. законов
моно- и двугибридного скрещиваний И.Г.Менделем и хромосомной теории
генетики в 1910-1920-х годах Т.Х.Морганом селекционеры растений
разработали несколько методов, включая метод гетерозиса, который
позволил в 1920-х – 1930-х годах дать огромные практические
результаты. О них в 1939 г. подробно говорил Н.И.Вавилов на
инициированном Сталиным совещании в журнале «Под знаменем марксизма»,
когда Вавилов отвергал решительно Лысенко и Презента, отрицавших
существование генов и практическую пользу генетики (через год Вавилов
был арестован, а затем замучан в тюрьме). В 1940–1950-е гг. генетики
получили огромные результаты, и когда в 1955 В.П.Эфроимсон был
освобожден из второго заключения и был принят на работу в Библиотеку
иностранной литературы её замечательным директором М.И.Рудомино, он
стал изучать работы по практическому результату генетики. Как
Эфроимсон говорил мне, он направил в ЦК КПСС сводку, показавшую, что
финансовый успех приложения генетики только в США превысил расходы на
Манхэттенский проект по созданию атомной бомбы. В 1950-1960-е годы
американский ученый Норман Борлаог (Norman Borlaug), работая в
Мексике, вывел короткостебельные генетические гибриды пшеницы, которые
давали в несколько раз большие урожаи, это привело к Зеленой
революции, спасшей сотни миллионов голодающих людей в Мексике, Индии,
Пакистане, Юго-Восточной Азии, Южной Америке (награжден Нобелевской
премией мира). Разработка ДНК-бомбардмента в конце 1980-х годов
позволила доставлять в ядра клеток экзогенную ДНК и резко ускорила
методы генной инженерии.
« О них в 1939 г. подробно говорил Н.И.Вавилов на
инициированном Сталиным совещании в журнале «Под знаменем марксизма» — любопытный вопрос — коллекция семян Вавилов была сохранена и после его смерти, и пережила блокаду Ленинграда, и сохранилась до сегодняшнего дня. Вопрос — что мешало нагнать упущенное в выведении сортов после 1964 года когда генетикой уже можно было заниматься открыто на всех уровнях, а не только в местах типа ЛГУ или РАН? Вот она — уникальная коллекция семян, бери не хочу. И ничего.
Николай Вавилов то же не смог кстати ее использовать по назначению, возможно потому что не знал базового университетского курса генетики, как это уверенно заявлял в 1936 году Кольцов. И сам Вавилов это свое незнание к слову признал. И ничего, все считают его генетиком.
Кадров не было — не смешите. Сразу после Лысенко появились такие сильные генетики как Корочкин и Инге-Вечтомов, они получили свое образование даже еще до его окончательного падения. Смогли подготовить кадры для фундаментальной науки — смогли бы подготовить и для сельского хозяйства. И ничего.
Литературы не было? Список я давал выше, и это только в период 1953-1964. Была литература и много. И ничего.
А на развитие нового сорта уходит аккурат 10 лет, это не быстрая наука — так что было время нагнать, запад на 10 лет всего имел отрыв. И ничего.
Лысенко виноват? Создали два института в 1957 году против него — и все ничего? Лысенко сильней оказался чем Полянский, Дубинин, Тимофеев-Ресовский? Эта троица была до Лысенко, была и после — и они не смогли переломить ситуацию хотя под них были созданы институты и штат из выпускников университета. Наверное дело вовсе не в Лысенко.
Алексей Лк, с возвращением! ;)
Рекомендую статьи Б.Б.Жукова насчет лысенковщины:
https://bbzhukov.livejournal.com/103366.html
В том числе, в частях 3 и 4 есть попытки дать ответ, почему негативное влияние лысенковщины оказалось столь долгосрочным.
Приведу пока краткий разбор лишь первой статьи https://stengazeta.net/?p=10048418, эти работы я читал r cклову когда то
Цитата “есть, в частности, свидетельства того, как Сталин лично инструктировал основных ораторов Павловской сессии за несколько дней до ее открытия” – скажем так если у нас идет серьезная историческая дискуссия то надо бы дать ссылку на эти свидетельства
Цитата «Да, у великой державы должны быть свои ученые, которые что-то там исследуют. Точно так же, как у нее должны быть писатели, художники, спортсмены. Но все это – лишь украшения на фасаде, и хозяин дома имеет право сам решать, чем ему украсить фасад»
Ответ: «Исходя из этих данных, полученных в ходе изучения статей бюджета СССР, расходы на образование в Советском Союзе не опускались ниже 7,5% от общих расходов, что позволяет сделать следующий вывод — просвещению в те времена уделялось большое внимание, даже несмотря на сложные ситуации (в частности, Великая Отечественная война), которые возникали в стране. Что касается максимального процента трат на образование, он был достигнут в период с 1946 по 1950, и составил 13,9%. Хотя расходы на научные и научно-исследовательские учреждения и не превышали расходов на просвещение и здравоохранение, на их развитие также выделялись немалые средства из госбюджета» https://www.vestifinance.ru/articles/100927
Великоваты траты для фасада не так ли?
Цитата “Судя по всему, Сталин воспринимал науку (по крайней мер фундаментальную) как нечто не имеющее отношения к экономической и военной мощи государства”
Ответ: выше были приведены данные о расходах на науку и образование, пик которых пришелся на 1946-1950 (сразу после войны если что), странно было бы считать что в тот период такие средства стали бы тратиться на «нечто не имеющее отношения к экономической и военной мощи государства”. Другое дело что Сталин безусловно требовал от фундаментальной науки практического результата, цитирую:
«Когда Вавилов вошел в кабинет, Сталин ходил по комнате, опустив глаза и зажав трубку в руке. На приветствие он не ответил, в сторону Вавилова даже не оглянулся. Подождав немного и понимая, что бесцельное стояние на месте все равно ни к чему хорошему не приведет, Николай Иванович начал докладывать о работе своего института. Сталин молчал и по-прежнему метался из угла в угол, словно тигр в клетке. Когда прошло минут пять, Сталин подошел к своему столу, сел и без всяких вводных фраз, прерывая Вавилова на полуслове, изрек:
— Ну, что, гражданин Вавилов, долго вы еще будете заниматься пустяками, цветочками и прочей ерундой? Когда вы станете повышать продуктивность полей?
-Вавилов попытался еще что-то рассказать, изложить свою позицию относительно роли науки, в том числе науки о цветочках для создания прочного задела в сельском хозяйстве, а, значит, через это — и для продуктивности полей. Сталин недолго послушал и кратко бросил:
— Вы свободны. http://www.famhist.ru/famhist/lisenko/00160971.htm
Цитата: «Если бы генетические исследования и нормальная селекционная работа продолжались в СССР беспрепятственно, мы бы сейчас, вероятно, имели не только множество перспективных сортов и пород, но и ряд крайне интересных чисто научных результатов (8) – однако судьба советского сельского хозяйства вряд ли была бы существенно иной. Советская экономика активно сопротивлялась инновациям (особенно требующим высокой квалификации и культуры труда), и сельское хозяйство тут, мягко говоря, не было исключением.»
Ответ: а вот с этим я абсолютно согласен, и это и есть ГЛАВНАЯ ПРИЧИНА, и дальше он пишет:
Цитата: «Поэтому обвинять Лысенко и лысенковщину в неуклонной деградации советского сельского хозяйства нет оснований. Агрономические авантюры «народного академика» и фактическая ликвидация им и его сторонниками нормального агрономического и зоотехнического образования в стране, конечно, немало содействовали этой деградации (не говоря уж о прямом экономическом ущербе), но все же не были его главной причиной. Не бредовая теория породила безумную практику – противоестественная практика «социалистического земледелия» потребовала соответствующей теории. И получила ее»
Ответ: Как я уже неоднократно писал, дело было вовсе не в Лысенко. И статья автора, на которого вы ссылаетесь Алексей Лебедев, лишь подтвердила это, хотя далеко не во всем он прав. Отставание советской генетики было преодоленно в некоторых местах к 1970-ым, смотрите уровень работ Мирзабекова и Спирина. Однако это отставание было завязано вовсе не на личностях типа Лысенко, тут проблема в организации всей науки в целом была, и в ее изолированности от мира, и в ее ресурсоемкости (генетика примерно после 1960 года стала дороже ядерной физики, СССР потянуть бы не смог, об этом еще Овчинников в 1974 году сказали Келдышу и был абсолютно прав ), и в том что на высоком уровне в СССР ее могли делать в 3-5 городах миллионниках в 10-15 лабораториях(а в США в десятках городов и сотнях лабораторий), и в том что оборудовании в СССР из за железного занавеса непроходило или проходило мало, и много еще причин.
И не забывайте – много ли стран в мире за весь двадцатый век смогли успешно вести такие сложные работы в такой области как генетика? Ответ прост – просмотрите список лауреатов генетиков — это 7 много 10 стран, и в основном США. Тут не только СССР не угнался – почти весь мир отстает на парсеки (в том числе и некоторые страны Западной Европы типа Испании или такая технологически развитая страна как Япония или Южная Корея например). Это то же надо понимать. И вопрос — если в СССР в период 1917 по 1948 год были сильные генетики мирового уровня — почему никто из них не получил Нобеля после 1948 года, или Нобелевский комитет так же был подвержен влиянию Лысенко?
Алексей Лебелдев: «В том числе, в частях 3 и 4 есть попытки дать ответ, почему негативное влияние лысенковщины оказалось столь долгосрочным»
Ответ: А вот теперь ДВА САМЫХ ТИПИЧНЫХ ПРИМЕРА ПРИЧИН отставания генетики в СССР/России , исчерпывающе объясняющие все. Взято отсюда https://stengazeta.net/?p=10048470
Цитата “Со временем эти «крупные ученые» (по крайней мере, некоторые из них) даже более-менее усвоили значение этих терминов и основные теоретические положения классической генетики – хотя часто при этом так до конца и не поверили в них. Но вот научная методология – репрезентативность выборки, планирование эксперимента, требования к контрольным сериям, статистическая обработка полученных результатов и тому подобные стороны научной работы – так и осталась для них китайской грамотой. В лучшем случае они приучились проделывать все эти операции или чаще – поручать это аспирантам и молодым сотрудникам, которые уже умели это делать (в некоторых местах для этой работы брали специальных сотрудников – часто без базового биологического образования). Но смысл всей этой деятельности так и остался им неизвестен”
Ответ: так и СЕЙЧАС ВСЕ ТАК ЖЕ даже в тех областях науки что и близко к Лысенко не стояли, например в той нейробиологической лаборатории института РАН где я делал дипломную работу. Видел все это вживую. Прошло 70 лет от Лысенко — изменилось все, не изменилось ничего.
Цитата: «В институты ВАСХНИЛ завозили современное оборудование и принимали на работу выпускников академических вузов, владевших методами современной научной работы. Однако, как свидетельствует сам Сойфер, «через четыре года выяснилось, что, например, из закупленных более сотни голландских теплиц с автоматикой не установлено и трети, и у оставшихся бесхозными теплиц металлические части, проржавев, пришли в негодность, что большинство американских ультрацентрифуг, японских спектрофотометров, шведских установок для разделения веществ и им подобных приборов не используются».
Оказалось, что ни закупка современного оборудования, ни прием на работу некоторого числа квалифицированных специалистов не может изменить той специфической субкультуры имитации научной работы, которая сложилась в этих учреждениях за десятилетия лысенковщины»
Ответ: так и СЕЙЧАС ВСЕ ТАК ЖЕ даже в тех институтах что никогда не страдали от Лысенко, про конфокальные микроскопы за 100000$, простаивающие без дела из за поломки на 200$, и микротомы за 40000$ которые включали раз в год я вам уже, Алексей Лебедев, не раз писал на страницах этого форума.
Вопросы есть?
Ну, от Лысенко конкретно не страдали, но видимо все так или иначе пострадали от советской власти. Или от чего тогда? Нет от Америки же.
Я лично, когда читал часть 3, подумал вот о каком парадоксе: чтобы исправить последствия сталинских действий (по раскручиванию лысенковщины), в кадровой сфере, потребовались бы сталинские же методы: провести новую сессию ВАСХНИЛ с «обратным знаком», посадить Лысенко и иже с ним, выгнать из вузов и институтов всех сторонников и учеников Лысенко, и их учеников и т.д. Но новое руководство страны на это не пошло. Видимо, решили, что оно того не стоит.
Я согласен, что рассуждения о мотивах Сталина у Жукова наиболее легковесны и без ущерба для остального текста могли бы быть исключены. По моему впечатлению за 30 лет, пытаться влезть в голову Сталину, тем более через столько лет — практически безнадежная затея. Никому еще не удалось сделать это всестороннее, непротиворечиво и убедительно. Поэтому более осмыслено заниматься анализом не его мотивов, а конкретных действий и их последствий, как, например, в случае явлений природы. Лысенко же понять гораздо проще, таких и сейчас полно.
» Лысенко же понять гораздо проще, таких и сейчас полно» — абсолютно согласен, такие как он действительно сродни явления природы, возникают снова и снова аки птица феникс, и изучать надо почему это происходит, хотя столько раз уже на грабли наступали. И почему такие как Лысенко даже сегодня продолжают оказывать колоссальное влияние на наше современное общество. И почему против них далеко не сразу возникает мощный противовес (или вообще не возникает).
Во всяком случае, по-моему, если бы Лысенко пытался «продать» свои методы свободным фермерам, а не навязать запуганным колхозным крестьянам, у него возникли бы проблемы гораздо раньше.
https://zen.yandex.ru/media/id/5cab82da84805b00aef6cbb6/goneniia-na-kibernetiku-i-realnye-prichiny-kompiuternoi-otstalosti-sssr-5d503cfa0ce57b00aea5a886
Вот что пишут на «дзене» о параллельной типа «лженауке».
Л.К.
Как в мантре о двух продажных типа деффкахх проклятого империализьма.
https://elementy.ru/nauchno-populyarnaya_biblioteka/434829/N_I_Vavilov_i_T_D_Lysenko_v_prostranstve_istoriko_nauchnykh_diskussiy?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com&noredir=true
Имхо, литература «зашкаливает», и нет автомата, по словам Эйнштейна, чтобы все это читать и, тем паче, обсуждать.
Л.К.
Немножко в сторону от этой конкретной темы.
Что касается «мотивов Сталина» (рассуждение дилетанта от истории :)).
«Залезть в голову» постороннего человека, тем более — сыгравшего в ящик почти 0.7 столетия назад, и провёдшего большую часть жизни в обстановке, не только не прозрачной, но ещё при жизни мифологизированной, конечно, чертовски трудно.
Но задача — ИМХО — не до конца безнадёжная. В деталях мы, естественно, не разберёмся, но нечто общее представить можно.
Для этого нужно — что?
Во-первых, представить (реконструировать) ту самую общую картину мира, которая рисовалась, была принята в среде, в которой формировался и варился объект изучения. А это уже изучению доступно. Попробовать по образу жизни объекта реконструировать его источники (они же — неизбежные фильтры) информации и — возврат к «во-первых» — по действиям объекта реконструировать, как он эту информацию воспринимал.
И — главное (для любого историка) — изучать БЕСПРИСТРАСТНО.
Сейчас такие понятия, как «сталинизм» (в частности), «советский период» (тоже в частности, и пошире) и «коммунизм» (вообще) несут общепринятую негативную нагрузку, забывать про которую… эээ… неприлично. НЕЭТИЧНО. Причём эта негативная нагрузка связана с СОВРЕМЕННОЙ картиной мира.
Но этическое (не научное) по своей природе отношение к проблеме заранее «задаёт» характеристики изучаемого объекта. Которые исследование ДОЛЖНО (неосознанно для изучающего) не ОПРЕДЕЛИТЬ, а ПОДТВЕРДИТЬ.
Это касается не истории одного лишь И.В.Джугашвили-Сталина. Пробежаться по известным историческим личностям (да хоть от античности по сей день) — и нетрудно заметить, как их и нравственный облик, и побуждения подгоняются по соответствие с оценкой их вклада в историю как «прогрессивного», или наоборот.
Когда же мы, Уважаемые Коллеги, закончим заниматься оценкой отечественного (полу-) точного знания нобилеметрией, филдсовометрией и прочей чепухометрией? Не риторический ли вопрос, имхо?!
Конечно, в холодную так называемую войну шло противостояние двух систем и не только экономических, а и большей частью политико- экономических. И не является секретом, что противостояние это выражалось даже в шахматных матчах (Роберт Фишер против ныне живущего Бориса Спасского, и т.д.). А уж от кого хотя бы косвенно зависели и на чьей стороне были «шведские академики»… Пора прекращать наукометрическое школярство: так сталось, как Бог ссудил…
Л.К.
Если бы современные селекционеры имели доступ к выпускникам университетов, если бы не закрыли кучу селекционных станций, если бы современные селекционеры имели доступ к современному оборудованию (не меньший чем имеют биологи из бывшей большой академии), если бы Сколково на полях селекционного НИИ не построили, если бы зарплаты у селекционеров были больше 12 т.р. в месяц. Если бы не гнобили селекционеров , для которых результат исследований часто виден через десятки лет, за слабую публикационну активность, если бы зарубежные компании не приобретали наши плем заводы с целью их закрытия..Может быть в ином варианте у нас достижения были бы и получше? Может эффект Лысенко уже и подразмылся и стал уже поменьше эффектов больших академиков изолировавших сельхоз. науки от остальных наук в т.ч. в части финансирования?
После, не значит вследствие. Эффект гетерозиса, работа с гибридами, имбридинг и прочее можно было разработать и пронаблюдать эмпирически.Собственно анализ эффектов гетерозиса и прогнозирование становится возможным только сейчас , когда появились методы анализа генома и соответствующий биоинформатический аппарат. Как работа Менделя с моно- и двухгибридым скрещиванием могла повлиять на изучение комплексных (чаще всего) фенотипических признаков связанных с продуктивностью? Наследование моногенных признаков да. То есть селекция декоративных растений вполне укладывалась в русло генетики тех времен. Например, породы кур 20х — 70х годов фенотипически весьма различались так как надо же как-то породы было различать? А сегодня различные линии кур часто очень похожи внешне т.к. отбор ведут не по внешним (часто моногенным) признакам а уже по молекулярным маркерам ассоциируемым с полезными признаками или индексам полученным на основе анализа генома. Ну и таки да, 80е годы соглашусь, началась генная инженерия. Короткостебельные гибриды и просто гибриды с эффектом гетерозиса.. есть ли между ними разница? Может классическая генетика позволяла отслеживать наследуемость моногенного признака под названием короткий стебель, но. мне представляется очевидным, что высокая урожайность была следствием именно отбора по продуктивности (комплексному признаку который нельзя анализировать методами аналитического скрещивания).
достижения- это замечательные вкусные сорта яблок, овощей в России (в других странах намного хуже). Искуственная кровь и многое другое.
Копаться в мозгах, имхо, трагически погибшего мученическрй смертью в заключении от пеллагры господина Н.И. Вавилова считаю пустопорожним делом. Он сотворил для науки большое зло, выставив перед собою мнимым щитом проходимца. Это показано в разумной работе мистера Сойфера вполне выпукло, но, имхо, несколько, как все, что в последнее время пишет по истории В.Н. Сойфер, легковесно.
Покуда профессиональным историком науки, в частности биологии, в том числе прикладного аспекта — растениеводства мистер Сойфер не является. Но статья как антиаффторитарная — весьма разумна и этим полезна.
Л.К.
http://www.tks.ru/politics/2019/08/28/0014?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com&noredir=true
Нуждается в независимом подтверждении выхода книги в свет.
Л.К.
«Он сотворил для науки большое зло»- это ложь.
Oснователь и директор Всесоюзного института растениеводства, директор Института генетики АН СССР.
Обосновал учение об иммунитете растений, открыл закон гомологических рядов в наследственной изменчивости организмов.
Внёс существенный вклад в разработку учения о биологическом виде.
Под руководством Вавилова была создана крупнейшая в мире коллекция семян культурных растений стоимостью в миллиард долларов.Заложил основы системы государственных испытаний сортов полевых культур.
Сформулировал принципы деятельности главного научного центра страны по аграрным наукам, создал сеть научных учреждений в этой области.
Кто вы такой, чтобы его критиковать?
Если не понимаете, какой ущерб нанес советcким ученым Лысенко, о чем с вами говорить?
«Умей молчать, когда твое же слово / Калечит плут, чтоб уловлять глупцофф…»
Почему вы, сударь, выпустили из моей процитированной фразы необходимый деепричастный оборот? Какого, позвольте спросить, рожна кастрировали мысль, притом — не вашу?
Кто я такой? Просто человек, всю жизнь сознательную посвятивший точному знанию, по сю пору. Смею надеяться, не покореженный дерьмовым аффторитаризмом и преклонением перед порой излишне дутыми аффторитетами. Чего и вам, сударь, искренне желаю.
Л.К.
Критиковать имеет право каждый, абы обоснованно. А вот накидываться на оппонента, немотивированно обвиняя во лжи — тут, имхо, надо быть изрядным хамом и подлецом.
С такими диалог невозможен. Как и с трусливыми анонимами.
К.
https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Вавилов,_Николай_Иванович
Конечно, кто спорит, имхо, фигура немалая (как впрочем и ныне замолчанный Мичурин). Но как многие крупные фигуры в сталинщину не вполне себе однозначная, наверное, в те тяжкие годы иначе и быть не могло. А совсем легких лет с тех пор на Руси и не было.
Л.К.
Спасибо, Валерий Николаевич, весьма поучительная история об абсолютной необходимости в науке
1) критического мышления
2) внимания к деталям даже у высоких научных бонз
3) разграничения фундаментальной и прикладной науки
4) бескомпромиссности
https://inosmi.ru/social/20190926/245889574.html
Л.К.
2ЛК
Замечательная ссылка. Неполживость иностатьи брызжет с первых же строк. Его уговаривали, а он не хотел писать, его опять уговаривали, а он всё равно не хотел. Хотя
это его тема и книгу о Сталине он написал ещё десять лет назад…
Книга издана АСТом и продаётся в крупнейших книжных магазинах города, но читают её, разумеется, только в пиратской версии…
Надо было написать, что книга запрещёна и если у кого-то находят экземпляр — то сразу расстреливают. Глядишь, лучше будет продаваться. В Финляндии.
А чуть поподробнее — можно (точные вых. данные по АСТ’у, год, яффки, пароли, ключи и отмычки, причем без гнева и пристрастия — не брызжа слюной). Ну не сочтите за труд и ответьте «за базар типа»!
Л.К.
>>А чуть поподробнее — можно
Легко. Свежий тираж запретной книги Хлевнюка напечатан в этом году (2019) http://mdk-arbat.ru/book/13331 ,
предыдущий — в прошлом году (2018) http://mdk-arbat.ru/book/2559980 ,
похоже, в 2016-м и 2017-м книгу также допечатывали, а самый первый тираж вышел ещё четыре года назад, в 2015 году: https://postnauka.ru/books/44493
Продаётся в куче мест. Бери — не хочу.
Спасибо за информацию.
А ваше личное мнение о господине Хлевнюке и об этой конкретной его книге?
Читать довелось ли, и если да, то наличествует ли анализ отношения Джугашвили / Сталина к ученому люду?
Было ли оно по большей части чисто потребительским, или же в каких-то областях имелись проблески уважения к научной деятельности?
Что думается вами А.Т. по этим предметам?
Л.К.
1. Хлевнюк — довольно очевидный антисталинист, состоящий в одной редколлегии с Пивоваровым и Мироненко. Изучать его труды углублённо у меня нет возможности и интереса.
Что касается данной конкретной книги, то выборочное ознакомление показывает довольно поверхностное освещение вопросов, вынесенных на рассмотрение.
Например, главка «Неумелый полководец» ни в коем случае не является сколько-нибудь полным анализом полководческих умений Сталина.
Главка «Угрозы третьей мировой» не содержит почти ни слова о собственно внешних угрозах и сводится к очень котороткому рассказу о советском участии в развязывании корейской войны.
Меня лично не устраивает подобная не-глубина и не-полнота.
2. Отношений Сталина с учёными Хлевнюк в этой книге не касается вообще. Это не его тема. Ближе всего к данной тематике он подходит в книге «Холодный мир. Сталин и завершение сталинской диктатуры» (2011, в соавт. с Горлицким). Несколько страниц про дело Роскина-Клюевой и немного про историю вокруг Ю.Жданова и сессии ВАСХНИЛ 1948 г. Ничего особенного.
Большое спасибо.
По Вашему, А.Т., пункту 1 я понял так, что Вы считаете троих перечисленных неглубокими вульгарными антисталинистами, как говаривал знаменитый генетик Рапопорт, плоско мыслящими и, возможно, с имеющим место на сей раз не про- , а антисталинским карьеризмом?
И посему книжка господина Хлевнюка не стоит трудозатрат на ее прочтение и восприятие (пиар — за скобками! — Л.К.).
Не так ли?
Л.К.
У меня вопросы к специалистам:
— Как тогда, на рубеже 20-30-х годов, генетики представляли себе «устройство» генома? Сейчас-то можно исследовать генетические различия достаточно детально, выявлять локусы, «ответственные» за те или иные особенности фенотипа, прослеживать взаимное влияние локусов, и т.д.
— Как представляли себе мутагенные воздействия?
— Конкретно: проводили ли опыты по скрещиванию озимых и яровых злаков (выяснение: являются ли различия генетическими, или представляют собой различную «норму реакции» единого генома на внешние условия).
Потому что первые «опыты» Т.Д.Лысенко могли — в зависимости от общей картины — выглядеть (в глазах учёных) и откровенной мурой, и «грязными» опытами, которые — тем не менее — показывают, что «в этом что-то есть». И нуждаются только в проверке и доводке.
(Я не говорю про дальнейшую деятельность Лысенко — тут уже «лысенковщина» была подхвачена государственной машиной, с её собственной логикой функционирования.)
Вы спрашиваете: «Как тогда, на рубеже 20−30-х годов, генетики представляли себе «устройство» генома?» Никак не представляли, потому что генетиков почти не было и такой науки еще не существовало. Термин ген был введен в 1909 г., но его понятие было эфемерным, термина геном
не существовало еще более полувека.
На вопрос: «Как представляли себе мутагенные воздействия?» могу заметить, что термин мутация появился в 1900-м году (Хуго де Фриз), но молекулярного толкования термина не существовало вплоть до 1960-х годов (я описал детально эту проблему в 1969 г. в монографии «Молекулярные механизмы мутагенеза» на 506 стр., издательство АН СССР, переведена на немецкий –Molekulare Mechanismen der Mutagenese und Reparatur, Bernin, Akademie Ver.,1975, затем на английский — Molecular Basis of Mutation, 1976).
Опыты по скрещиванию проводили.
Проблема лысенковщины подробно рассмотрена в моей книге «Власть и наука», издана в США на русском языке в 1989, переведена на англ. и издана в США в 1994 – Lysenko and the Tragedy of Soviet Science, перепечатана в России в 1993 и издана с дополнениями на 1000 стр. в Москве в 2002). В этой книге, а также в книге «Красная биология. Псевдонаука в СССР» подробно проанализированы работы Лысенко и подобных ему; Красная биология переведена на чешский язык и издана в Брно.
«Вы спрашиваете: «Как тогда, на рубеже 20−30-х годов, генетики представляли себе «устройство» генома?» Никак не представляли, потому что генетиков почти не было и такой науки еще не существовало. Термин ген был введен в 1909 г., но его понятие было эфемерным, термина геном
не существовало еще более полувека» — ну если понятие гена и генома было эфемерным то о чем же тогда работы нобелевского лауреата 1933 года Томаса Моргана, чья лаборатория впервые составила подробный план расположения генов хромосом дрозофилы (причем на пределе разрешения немолекулярными методами)? Т.е они описали свойства генов, установили их локализацию в хромосоме и разработали сцепленную теорию наследственности – и при этом никак не представляли с чем они работают? Да они не знали что днк носитель генетической информации, работы Эвери были сделаны в 1944 году а признаны к 1950-ым, но это не отменяет ничего – генетики 40-ых не знали о химической природе гена, но знали все остальное, и карты геномов у них были.
«На вопрос: «Как представляли себе мутагенные воздействия?» могу заметить, что термин мутация появился в 1900-м году (Хуго де Фриз), но молекулярного толкования термина не существовало вплоть до 1960-х годов» — как то не соотносится это с работами советского биолога и параллельно сотрудника немецкого института им Кайзера Вильгельма – Тимофеева Ресовского, который вместе с будущим нобелевским лауреатом Максом Дельбрюком как раз и определили минимальный размер участка гена, который способен подвергаться мутации – размер этого участка составил несколько ангстрем, как потом выяснилось они в точности установили размер одной пары нуклеотидных оснований. Это так, навскидку, первое что пришло на ум. К тому же очень бы не помешало узнать что в 1930-1940е годы думала о мутациях нобелевский лауреат Барбра Мак-Клинток, которая открыла мобильные элементы, исчерпывающе описав их свойства на основе классического генетического анализа за 20 лет до описания их молекулярной природы.
И что насчет работ Миллера о мутациях, за которые он в 1946 году получил нобелевскую премию – все эти генетики 30-40ых годов никак не представляли себе мутаций по Сойферу да?
И наконец последний вопрос Валерию Сойферу – на усвоение курса классической генетики исчерпывающе хватает 150-200 часов, и для ее освоения не требуется никаких специальных знаний (Внезапно!). По Сойферу выходит что студенты конца 50-ых и далее так и не смогли освоить этот курс объемом 150 часов, что привело к отставанию генетики в СССР навсегда. Может ли кто то мне сказать – 150 часов курса генетики это непосильный материал для студентов страны с например самой сильной Математической школой в мире! Который так и не был успешно освоен на протяжении 70 лет после Лысенко?
«генетиков почти не было и такой науки еще не существовало» — к слову о кадровом положении в этой науки в 1920-е годы хорошо говорит биография уже упоминавшейся Барбары Мак-Клинток цитирую по вики « В колледже она изучала ботанику и в 1923 году получила степень бакалавра. Интерес к генетике у неё появился в 1921 году, когда она прослушала первые курсы по этой теме. Курсы преподавались селекционером растений и генетиком К. Б. Хатчинсоном и были схожи с теми, которые читались в Гарвардском университете.[21][22]»
добавим к этому списку весьма немаленькую лабораторию Томаса Моргана
— генетиков как профессии значит почти не было в 1920-е годы?
К слову классическая генетики (немолекулярная) полностью закончилась к 1948 году с открытием мобильных элементов (дальше уже все явления в этой области описывались с позиции молекулярки), возникает вопрос к Сойферу — с какого периода такая профессия — классический немолекулярный генетик — все таки была?
и еще по поводу утверждения Сойфера о отставании советской генетики навечно от мировой — хотелось бы получить комментарий о существовании таких людей как Евгений Ананьев, создатель первой синтетической растительной хромосомы, или его работы в СССР были не на мировом уровне?
https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Ананьев,_Евгений_Витальевич
https://trv-science.ru/2017/05/09/k-70-letiyu-ananjeva-1947-2008/
Уважаемый Алексей Лк!
Убедительно прошу Вас по возможности прокомментировать следующий текст с ленты.ру:
https://lenta.ru/articles/2019/10/04/samodoctor/
Заранее признателен,
Л.К.
Я вернулся домой после перенесенной довольно трудоемкой лороперации и потихоньку встраиваюсь в текущие дела.
К.
Работы Е.В.Ананьева и его открытие мобильных элементов были совершенно мирового уровня. Но в Институте молекулярной генетики АН СССР, будучи сотрудником которого Евгений Витальевич это открытие сделал, места для его продвижения не нашлось. Да и у самого открытия оказалось некоторое дополнительное число соавторов.
В институте молекулярной генетики вполне на мировом уровне были и работы Р.Б.Хесина, и много талантливых молодых и не очень сотрудников работали на том уровне, который позволяло оборудование. И даже более высоком, потому что они были чрезвычайно изобретательны.
А я там делала диплом у О.Н.Данилевской, жены Евгения Ананьева в конце 70-х. В то время в лаборатории Р.Б.Хесина работали молодые талантливые аспиранты, молодые сотрудники и не очень молодые, многие из них сейчас профессора университетов в США, Канаде и Европе. Так же, как и Евгений Ананьев, они увезли свои таланты за рубеж, когда здесь работать стало почти невозможно.
«Работы Е.В.Ананьева и его открытие мобильных элементов были совершенно мирового уровня» — все это так, другое дело что сейчас об этом мало кто знает кроме участников тех событий. Сойфер очень любит говорить о отставании генетики в СССР навечно но ни словом не обмолвился о том что Мобильные Элементы впервые были открыты у эукариот именно в СССР в 1977 году Николаем Чуриковым и Евгением Ананьевым, за 2 года до американских работ в этой области. Вот об этом надо говорить — каковы причины такого забвения и утраченного приоритета. И означает ли эта работа, что к 1977 году советская молекулярная биология окончательно преодолела последствия 1948 года?
« Но в Институте молекулярной генетики АН СССР, будучи сотрудником которого Евгений Витальевич это открытие сделал, места для его продвижения не нашлось». — все это так, но тут такой тонкий момент — никто в институте Молекулярной Генетики и не был заинтересован в продвижении Евгения Ананьева, включая самого Р.Б. Много сказано о 1948 годе — но ни слова о там как шла академическая карьера научных сотрудников в отсутствии таких факторов как Лысенко.
«В институте молекулярной генетики вполне на мировом уровне были и работы Р.Б.Хесина, и много талантливых молодых и не очень сотрудников работали на том уровне, который позволяло оборудование. И даже более высоком, потому что они были чрезвычайно изобретательны» — про лабораторию Хесина как раз много написано у Миркина
http://ase.tufts.edu/biology/labs/mirkin/documents/2002MolBiol-Mirkin-RUSSIAN.pdf
Так же не помешало бы упомянуть что именно в СССР третьей в мире под руководством Баева была расшифрована к 1967 году дрожжевая валиновая тРНК — об этом сейчас то же почти никто ничего не знает, однако это однозначный успех и доказательство того, что советская молекулярная биология шла в ногу со временем, по крайней мере в некоторых аспектах. Написано ли об этом у Сойфера и как он объяснил эту работу?
«А я там делала диплом у О.Н.Данилевской, жены Евгения Ананьева в конце 70-х. В то время в лаборатории Р.Б.Хесина работали молодые талантливые аспиранты, молодые сотрудники и не очень молодые, многие из них сейчас профессора университетов в США, Канаде и Европе. Так же, как и Евгений Ананьев, они увезли свои таланты за рубеж, когда здесь работать стало почти невозможно» — косвенное доказательство того что советская молекулярная биология к 1991 году была вполне на уровне, иначе советским молекулярным биологам (что по Сойферу отстали навечно из-за 1948 года) никто бы не предложил например сразу работу на постоянной профессорской должности в Бостоне (как Франк-Каменецкому).
Именно эту историю надо писать, пока она не стёрлась из памяти, а не обсасывать события 80-летней давности, ещё 20 лет назад изложенные в книге Сойфера, по сравнению с которой в статье нет абсолютно ничего нового.
«Именно эту историю надо писать, пока она не стёрлась из памяти» — именно, об этом все мои посты. Или почему о событиях 1960-ых-1980-ых ничего а о 1948 году все.
А пока Сойфер вдохновенно рассказывает о событиях 1948 года, прямо сейчас в Москве 2019 происходят такие вот события:
« Москва. 16 декабря. ИНТЕРФАКС — Правительство лишило Российскую академию наук (РАН) права оперативного управления зданием в Москве по адресу ул. Губкина, дом 3, где зарегистрированы институты РАН и несколько частных компаний.
Восьмиэтажный дом номер 3 по улице Губкина был построен в 1977 году. По данным СПАРК-Интерфакс, в здании в настоящий момент зарегистрированы Институт проблем нефти и газа РАН, Институт общей генетики Н.И.Вавилова РАН, Головной проектный и научно-исследовательский институт РАН (ГИПРОНИИ), а также ряд высокотехнологичных компаний, в том числе в сфере IT.
https://realty.interfax.ru/ru/news/articles/113061
Я-то думал, Вавилов был гениальным генетиком, которого казнили кровавый тиран Сталин вместе со лжеученым Лысенко! А он, оказался авантюристом (взялся руководить институтом генетики, ничего не понимая) и к тому же лопухом — двинул лжеученого Лысенко в академики! Хорошо еще, что профессор Сойфер раскрыл нам на все это глаза.
а в это время….
« Москва. 16 декабря. ИНТЕРФАКС — Правительство лишило Российскую академию наук (РАН) права оперативного управления зданием в Москве по адресу ул. Губкина, дом 3, где зарегистрированы институты РАН и несколько частных компаний.
Соответствующее распоряжение правительства за подписью премьер-министра РФ Дмитрия Медведева опубликовано на официальном интернет-портале правовой информации в понедельник. Здание площадью почти 12,4 тыс. кв.м передано на баланс подведомственного Минобрнауки России бюджетного учреждения «Управление комплексного хозяйственного обеспечения». Тем же распоряжением РАН лишается земельного участка площадью 5,6 тыс. кв. м рядом со зданием на Губкина, 3.
Восьмиэтажный дом номер 3 по улице Губкина был построен в 1977 году. По данным СПАРК-Интерфакс, в здании в настоящий момент зарегистрированы …Институт общей генетики Н.И.Вавилова РАН…
https://realty.interfax.ru/ru/news/articles/113061