Участники его жизни и сторонние наблюдатели

24 декабря 2017 года ушел из жизни выдающийся российский лингвист Андрей Анатольевич Зализняк.

Мировая наука обязана ему исчерпывающим описанием русского словоизменения — он вручную создал «Грамматический словарь русского языка», который стал основой практически для всех компьютерных программ автоматического морфологического анализа. Зализняк расшифровал и ввел в научный оборот тысячи берестяных грамот, описал новгородский диалект и историю русского ударения, лингвистическими методами доказал подлинность «Слова о полку Игореве» — список его научных достижений займет не одну страницу. В 30 лет Андрей Анатольевич стал доктором наук (степень доктора филологических наук ему была присуждена за кандидатскую диссертацию — редчайший случай для филолога!), в 52 года — членом-корреспондентом, а в 62 — академиком РАН. Он был лауреатом Государственной и Солженицынской премий, получил золотую медаль Российской академии наук, его лекции собирали огромные залы, еще при жизни о нем сняли фильм «Яндекс, Гугл и „алгоритм Зализняка“».

Более пятидесяти лет Зализняк преподавал на отделении структурной и прикладной (ныне теоретической и прикладной) лингвистики филологического факультета МГУ, был одним из организаторов олимпиад по языковедению и математике, автором лингвистических задач; его считают своим учителем многие ныне действующие российские лингвисты.

Сразу же после смерти Андрея Анатольевича Зализняка были опубликованы первые воспоминания его коллег и учеников (см. например, подборку мемориальных материалов об ученом в «Троицком варианте» в январе 2018 года¹), а в 2019 году в издательстве «Индивидуум» вышла книга Марии Бурас «Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников», которая сразу же стала бестселлером. И это не удивительно.

Во-первых, вообще наше время можно назвать временем «нон фикшн» — документальной прозы, основанной на воспоминаниях очевидцев и документах. Одним из самых востребованных и одновременно самых трудных жанров документальной прозы являются биографии наших выдающихся современников, не случайно в 2019 году первое место на главной российской литературной премии было отдано не роману, а биографии Венедикта Ерофеева (Олега Лекманова, Михаила Свердлова и Ильи Симановского).

Во-вторых, эта книга — не обычные воспоминания, которые пишутся в тишине кабинета и в которых мемуарист вольно или невольно несколько видоизменяет и приукрашивает историю жизни своего выдающего современника и свои отношения с ним. В основу книги были положены диалоги Андрея Анатольевича Зализняка и известного математика, профессора механико-математического факультета Владимира Андреевича Успенского (в книге они называются инициалами ААЗ и ВАУ, и я, чтобы не повторяться, также буду время от времени пользоваться сокращением ААЗ).

Принято считать, что современники не могут оценить масштаб личности, для этого нужно время, но Владимир Успенский очень рано понял, что его младший друг, Андрей Зализняк — человек совершенно необыкновенный. Я прекрасно помню, как Успенский мне, тогда еще студентке, рассказывал, что ему посчастливилось общаться со многими выдающимися людьми и даже с тремя гениями — Пастернаком, Колмогоровым и Зализняком. Так вот, Успенскому пришла в голову замечательная идея — расспросить Зализняка о его жизни и записать их разговоры на диктофон.

Мария Бурас также еще при жизни ААЗ записала воспоминания его матери — Татьяны Константиновны Крапивиной (которая всю свою долгую, более чем столетнюю жизнь прожила с сыном и его семьей и была очень близка с ним), а затем сразу после его неожиданной кончины стала записывать воспоминания близких ААЗ людей: жены — выдающейся лингвистки и блестящей женщины Елены Викторовны Падучевой; дочери — также замечательной лингвистки Анны Андреевны Зализняк; одноклассников, университетских и походных друзей, коллег, учеников. Мария как будто понимала, что нужно спешить — Владимир Андреевич Успенский пережил Зализняка на полгода, Елена Викторовна Падучева скончалась летом 2019 года (после смерти мужа из нее как будто вынули стержень и жизнь начала рассыпаться на части), один за другим стали уходить одноклассники и друзья юности. И из этого очень разнородного материала как из отдельных частей мозаики Марии Бурас удалось сложить цельную картину — детства, истории семьи, школьной компании, во многом сформировавшей, по словам самого Зализняка, его мировоззрение. В начале своей знаменитой речи на вручении Солженицынской премии, цитата из которой — «Истина существует» — стала названием книги М. Бурас, Андрей Анатольевич сказал: «В моей жизни получилось так, что моя самая прочная и долговременная дружеская компания сложилась в школе — и с тех пор те, кто еще жив, дружески встречаются несколько раз в год вот уже больше полувека. И вот теперь мне ясно, насколько едины мы были в своем внутреннем убеждении (настолько для нас очевидном, что мы сами его не формулировали и не обсуждали), что высокие чины и почести — это нечто несовместимое с нашими юношескими идеалами, нашим самоуважением и уважением друг к другу».

Затем не­ожиданное для мальчика из семьи технарей увлечение немодной в 1950-е лингвистикой; МГУ; учеба в Париже в École normale — и это в 1956/1957 году, когда советские люди не только не ездили за границу, но и не имели вообще никаких представлений о жизни на Западе. Футбол, велосипед, байдарки, женитьба, рождение и воспитание дочери, защита диссертации, инфаркт, операция на сердце, подарившая ему, как считал сам Зализняк, еще одну жизнь для того, чтобы он занялся новгородскими грамотами; «Слово о полку Игореве», опровержение псевдонаучных построений Фоменко и многое-многое другое.

И о каждом периоде жизни Андрея Анатольевича, обо всех событиях рассказывают непосредственные их участники, причем зачастую, как в живом разговоре, перебивают друг друга и даже не во всем сходятся. Так, с одной стороны, все отмечают скромность Зализняка (по словам Константина Богатырёва, «у него была привычка чуть-чуть себя, как бы это сказать, принижать» — и языков он не знает или знает намного меньше и хуже, чем считают окружающие, и память у него плохая), а с другой стороны — говорят о том, что он знал себе цену и понимал, что «играет в высшей лиге». Так, Анна Константиновна Поливанова вспоминает, как во время разговора с Зализняком расплакалась из-за того, что что-то не смогла понять, и он ей сказал: «Ты с кем соревнуешься? С Мельчуком и со мной?» И, как говорит Поливанова, «я поняла, что он попал. Ну, играют дети в футбол, понимаешь, а тут два больших дяди играют в настоящий футбол». Также многие говорят о любви Зализняка к дружескому общению, к застольям, к путешествиям, походам в кино, играм; и одновременно с этим вспоминают, как он много и серьезно работал, как тщательно и скрупулезно относился к решению любой, даже самой скромной научной задачи. Надо сказать, присущая Зализняку моцартианская легкость, с которой он, казалось, относился к своей научной деятельности, вводила в заблуждение даже тех, кто высоко ценил его дар. Я хорошо помню свое удивление, когда Андрей Анатольевич мне сказал, что ему очень страшно, что он стал плохо видеть и, если операция на глазах не поможет (слава Богу, помогла!), он не сможет заниматься делом своей жизни.

Я думаю, что книга Марии Бурас воспринимается совершенно по-разному «участниками жизни» Андрея Анатольевича Зализняка и «сторонними наблюдателями» — теми, кто впервые услышал о нем или слышал, но не был знаком лично. Для «сторонних наблюдателей» — это необычно построенная, новаторская книга серии «Жизнь замечательных людей», из которой можно узнать много нового и интересного об одном из самых выдающихся ученых нашего времени, о людях, его окружающих, о советском и постсоветском времени, быте, образовании и о многом другом. «Участники жизни», конечно, тоже узнают из книги какие-то новые факты из жизни ААЗ — я, например, не знала, почему он учился в École normale, хотя все восемь человек советских студентов должны были учиться в Сорбонне, — что он подписал письмо в защиту Вячеслава Всеволодовича Иванова, которого выгоняли из МГУ за то, что он публично не подал руки литературному критику Корнелию Зелинскому, активному участнику травли Пастернака, — или почему он не летает на самолете. Но все-таки для меня главным были не факты биографии ААЗ, а то, как они воспринимались моими коллегами и друзьями, и я каждый раз удивлялась и радовалась близости наших представлений о жизни.

В книге многие говорят о том, что хотя Зализняк был блестящим преподавателем, учеников в традиционном смысле слова у него практически нет, что он не любил и, как он сам считал, не умел быть правильным научным руководителем. Хотя на вопрос Владимира Андреевича Успенского, кого ААЗ может назвать своими учителями (с ударением на втором слоге), он отвечает и называет несколько значимых имен, я хорошо помню, что мне Андрей Анатольевич говорил, что он не умеет учить мальчиков, потому что те, кого нужно учить и направлять, ему не интересны, он же помнит, что уже лет в 16 считал, что он должен дойти до всего сам, а несамостоятельных девочек, наоборот, учить любит, но понимает, что ученые из них не получатся. Но при этом, как говорит фактический продолжатель дела Зализняка Алексей Гиппиус, «учеником Зализняка являемся мы все вместе — несколько поколений российских лингвистов, учившихся на его курсах и работах», и мне кажется, что ААЗ было бы приятно узнать, что он научил нас главному — серьезному и ответственному отношению к своему делу, которое прекрасно сочетается с любовью и интересом к жизни — к друзьям, разговорам, путешествиям и застольям.

Во вступлении к книге «Истина существует» Мария Бурас по-зализняковски точно (недаром она его ученица) формулирует вопросы, на которые книга должна дать ответы: «Откуда же взялся Андрей Анатольевич Зализняк, он же Заля, как звали его школьные друзья, и чем он так замечателен, что его смерть во вполне уже преклонном возрасте вызвала такую обиду и протест?» Конечно, однозначно на такие вопросы ответить невозможно, но многоголосие и полифония воспоминаний «участников жизни» ААЗ дают возможность читателю самому выбрать один из ответов или дать свой ответ.

Елена Шмелёва,
канд. филол. наук, Институт русского языка им. В. В. Виноградова

¹ trv-science.ru/2018/01/16/fenomen-zaliznyaka/
trv-science.ru/tag/andrejj-zaliznyak/

↑

«…Тот, кто догадывается, счастлив. И я вместе с ним»

О биографии Марии Бурас «Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников»

Что может заставить «технаря» запойно прочесть биографию «гуманитарного» ученого? Причем ученого академического, никогда не выходившего, как Умберто Эко, в пространство художественной литературы, человека, сторонившегося как общественной деятельности, так и роли научпоп-звезды, и даже не эксцентрика? Расскажу на своем примере. Впервые я запомнил имя Андрея Зализняка, обратив внимание на ажиотаж в ленте «Фейсбука», — чуть ли не все «гуманитарные» знакомые обсуждали: идут они на традиционную ежегодную лекцию Зализняка или нет, и если нет, то почему, и с кем идут, и где встречаются, а затем публиковали подробные отчеты о том, как это было. Лекция на узкоспециальную тему (обсуждение недавно найденных берестяных грамот), к которой относятся примерно как к приезду Пола Маккартни, — этим трудно было не заинтересоваться. Найдя в Интернете видео одной из «берестяных» лекций, я понял, что на следующую обязательно пойду сам (увы, та «следующая» лекция 26 октября 2017 года оказалась последней). Еще одним поводом отнестись с интересом и пиететом к личности Зализняка стала его речь, произнесенная на вручении премии А. Солженицына, — речь великая, и что это слово ей не малó, было ясно сразу. Цитатой из нее «Истина существует» названа книга Марии Бурас.

«Счастливая судьба» — одно из главных впечатлений, которые оставляет биография Андрея Анатольевича Зализняка (цитаты из него, следуя книге Бурас, обозначаю аббревиатурой ААЗ). Родился в образованной семье. Ближнее окружение всерьез не коснулись война и репрессии. Блестящие способности, невероятная память. В целом здоров, очень социален. Счастливый характер, близкие друзья, с которыми прошел со школьных лет до старости. В 1956 году отправился на десятимесячную стажировку в Париж — «объяснить запредельность этого никому невозможно!» (ААЗ), — где учился у первейших лингвистов своего времени. Причем попал во Францию почти случайно: учился на «английском» отделении МГУ, но на «французском» отделении мальчиков не было, а девочек посылать боялись. В тридцать лет защитил кандидатскую диссертацию, которую зачли как докторскую. Совершил несколько крупных открытий, написал несколько классических трудов. Два его достижения понятны каждому: лингвистическое доказательство подлинности «Слова о полку Игореве» и фактически исчерпывающее описание русского словоизменения, которое лежит в основе, например, работы поиска «Яндекса». С конца 1980-х читал лекции по всей Европе. Всеми любимый, заслуживший оценку «гений» при жизни, получивший феноменальную для академического ученого популярность (личное воспоминание: на той, последней «берестяной» лекции люди стояли на подоконниках и разве что не висели на люстрах). Умер полным энергии, быстро и неожиданно для всех (это в 82 года), отдыхая после работы. И, наверное, главное, о чем он сказал так: «Мне везло <…> я, в общем-то, занимался чем хотел. В этом смысле счастливым образом практически не приходилось заниматься по чужому приказу — немножко, в начале карьеры. А потом уже более-менее мне дали ту свободу, которая составляет максимальное счастье».

Об этом приятно читать, такому везению завидуешь белой завистью. Но, если присмотреться внимательнее, так ли много здесь чистого везения? Взять случай с поездкой во Францию — Зализняк был выбран, потому что руководству филфака стало известно: «на английском отделении есть один, который разными языками владеет». Можно ли назвать везением, что на несколько факультетов такой оказался один? (Некогда исключенный из детской группы изучения немецкого ввиду отсутствия «способности к языкам» — прекрасная деталь!)

Умение обходиться малым — привычка, воспитанная бедной жизнью, или следствие выбора приоритетов? Врожденное свойство характера или навык, выработанный строгим и экономным умом, — способность, как преодолеть и с блеском завершить «труд, казалось бы, несоизмеримый с возможностями одного человека», так и вовремя «заморозить» иную работу до лучших, порой лежащих за пределами жизни времен, перебросив силы на другие задачи? Можно ли назвать везением найденную им стратегию: периодически менять, смещать, расширять сферу интереса (и научного, и преподавательского), не теряя глубины погружения?

И, наконец, умение распоряжаться своим временем так, чтобы оставалось и на жизнь, и на науку, — это интуиция и «моцартианское начало» или результат опыта, сознательно возведенного в правило? «Я помню, что в середине 1960-х годов я видел Зализняка в университетском дворике, часами проводящего время в прогулках и разговорах, — рассказывает Николай Перцов. — „Как же он вообще успел сделать «Русское именное словоизменение», — подумал я в совершенном ошеломлении, — когда человек так свободно распоряжается своим временем?“ Это невероятно: лучезарный свободный Моцарт — и при этом „Русское именное словоизменение“!»

Ответ на эти вопросы, которые, похоже, складываются в один большой вопрос, может быть разным, и всё же склоняешься к тому, что эта жизнь может многому научить, а значит, не всё в ней обусловлено словами «удача» и «гениальность». По крайней мере, такой вывод можно сделать, узнавая о высказываниях Зализняка, последовательно отрицавшего свое очевидное полиглотство и не слишком высоко ценившего способность ученого держать в уме огромное число фактов, иначе говоря, роль хорошей памяти, каковой он сам обладал в полной мере. «Мне совершенно не требуется, чтобы они что-то запомнили из того, что я им рассказал, — говорил ААЗ о своих преподавательских принципах. — <…> Задача состоит в том, чтобы вы умели найти ответ. А чтоб он нашелся в памяти, это совершенно не требуется. Я одержим этой идеей. <…> Мне нравятся всякие такие игровые вещи. <…> Например, я на начальных арабских занятиях предлагаю сказать, какой город называется по-арабски Аддар-аль-Абйад. Ну они уже знают корень -доро-, и слово „дар“, и корень -бйд-. Знают, что корень -доро- может означать „дом“, а корень -бйд- может означать „белый“. Какой город арабского мира называется по-арабски Аддар-аль-Абйад? И через некоторое время находятся люди (это должен быть лингвист, а не просто так), которые правильно отвечают: Касабланка. И тот, кто догадывается, счастлив. И я вместе с ним».

Книга Бурас хороша и тем, что, как и положено биографии ученого, она приоткрывает для читателя суть самой науки, в которой он работает. Так «технарь» (опять обращусь к своему непосредственному опыту) не без удивления узнает из нее, что лингвистика едва ли не ближе к математике, чем к гуманитарным наукам. Книга доступно описывает открытия Зализняка и освещает научные проблемы, над которыми он работал. Тут и его объяснения о связи ударения в слове с его языковой освоенностью, и пример с неправильным толкованием одной из берестяных грамот, которая в итоге была прочитана Зализняком, предположившим отсутствие так называемой «второй палатализации» (замена одних согласных на другие) в древненовгородском диалекте.

Те же, кому неинтересно вникать в тонкости лингвистических задач, прочтут рассказ о человеке, умевшем, по словам Анны Поливановой, сочетать «удивительную легкость» и «детскую радость жизни» с «чрезвычайной глубиной мысли». Из книги вы узнаете массу вроде бы неважных, но характеризующих эту картину симпатичных и живых деталей — например, что Зализняк, работая во Франции, ежедневно выпивал бутылку вина и съедал камамбер, что стал изучать древнерусский язык, желая «помочь одной очень милой девице, которая не могла сдать экзамен по старославянскому», что обожал фильмы Феллини, что изобрел и сделал двуязычную печатную машинку, что подарил лучшему другу поездку в Италию и что часть своих классических трудов написал, лежа на спине.

Когда читателю начинает казаться, что перед ним жизнеописание идеального человека, ему предлагаются и примеры, корректирующие слишком однотонную картину: периодические вспышки гнева, воспитательные поучения, обращенные к жене и дочери, что Зализняк не любил хлопотать за своих студентов и аспирантов и почти отказался от активного «гражданского» участия в общественной жизни. Считать ли последнее недостатком для человека, который необыкновенно эффективно тратил время на задачи, с которыми никто другой бы, вероятно, не справился, — вопрос открытый; и тем замечательней исключения из этого правила — подпись Зализняка в защиту своего учителя Вячеслава (Комы) Иванова, изгнанного из университета, и его «война» с лженаучной теорией Фоменко.

Но главное воздействие биографии человека, который жил так полно и так осмысленно, мотивирующее. Хочется немедленно перестать терять время зря и углубиться в какую-то новую и не сиюминутную работу.

Уже поэтому книга Марии Бурас конгениальна ее герою и стоит времени, затраченного на ее чтение.

Илья Симановский,
канд. физ.-мат. наук