Говоря о будущем языка, можно иметь в виду два принципиально разных взгляда. Один, социолингвистический, — это своего рода макровзгляд. Социолингвисты смотрят на язык в целом и исследуют, среди прочего, как он взаимодействует с другими языками. Языки конкурируют друг с другом, вытесняют друг друга, и можно прогнозировать развитие событий, то есть степень опасности, нависшей над языком. Второй взгляд обращен вовнутрь, на языковую систему, то есть на устройство языка. Лингвиста интересуют изменения в лексике, грамматике, синтаксисе, в том числе очень мелкие вещи: ударение в конкретном слове, глагольное и предложное управление и т. п. Это своего рода микровзгляд.
При макровзгляде на русский язык оказывается, что он вполне благополучен. Он устойчиво входит в десятку самых распространенных языков мира, как их ни считай: в качестве родного или по общему числу говорящих (т. е. как второй, третий и т. п. язык). На нем есть СМИ и «Википедия», образование и воспитание (детские сады, школы, университеты), литература и вывески.
И тем не менее в обществе бродят страшилки о судьбе русского языка. Основных таких страшилок две. Первая состоит в том, что английский язык, ставший мировым, через некоторое время вытеснит все остальные. Действительно, во многих странах, например в Швеции, Дании и некоторых других европейских странах, многие жители — чуть ли не большинство — билингвы.
Здесь надо оговориться, что есть два сценария вытеснения. В первом случае носители языка перестают говорить на родном языке и целиком переходят на английский. В названных странах этого не наблюдается. Английский доминирует лишь в определенных областях: в науке, бизнесе… В России, кстати, это тоже встречается, но в гораздо меньших масштабах: отчасти в науке, а в бизнесе, пожалуй, только в международных компаниях.
Полный переход на английский для России всё же невозможен. И здесь я еще раз повторю фразу, которую говорил уже много раз. У русского языка есть две опоры: великая русская литература и великая русская лень, которая мешает огромному количеству носителей выучить иностранный язык, что легко подтвердить цифрами. Так, по переписи населения 2010 года, русским языком владело почти 100% населения России (сейчас, по-видимому, меньше), а английским около 5,5% (сейчас, по-видимому, больше).
Второй сценарий вытеснения заключается в лингвистической диффузии, а проще говоря, в огромном количестве заимствований из английского языка. Это действительно происходит и в русском языке, но нельзя не признать, что русский язык замечательно справляется с этими заимствованиями, встраивая их в свою систему, например, порождая большое количество родственных слов (лайк, лайкать, лайкнуть, лайкануть, полайкать, облайкать и т. п. или хайп, хайпить, хайповать, хайпануть, хайпожор, антихайп и т. п.). 1990-е годы, период самого интенсивного заимствования английской лексики, показали, что русский язык, даже значительно меняясь, остается русским языком.
Вторая страшилка еще более фантастична. В ней тоже русский язык вытесняется мировым языком, но только в качестве мирового гипотетически рассматривается китайский, который в этой роли заменяет английский.
Эта страшилка почему-то страшнее первой. По-видимому, китайская цивилизация в целом воспринимается как очень далекая, то есть совсем чужая (в отличие, скажем, от европейской), а переход на китайский язык, таким образом, символизирует захват нас чужой культурой и, соответственно, цивилизацией.
Само предсказание основывается на том, что китайцев очень много. В списке самых распространенных языков (по числу говорящих как на родном) китайский с огромным отрывом занимает первое место. Кроме того, Китай очень успешен в экономическом отношении, впрочем, «китайская угроза» существовала в народном сознании задолго до китайского экономического чуда.
Однако придется расстроить любителей хоррора. Этот сценарий крайне маловероятен, а если отбросить научные церемонии, просто невозможен. И это притом что китайское государство очень грамотно продвигает китайский язык, точнее, один из его вариантов — путунхуа, используя в качестве инструмента «институты Конфуция».
Что же помешает китайскому языку вытеснить прочие языки или хотя бы стать главным мировым языком даже с учетом экономических и политических успехов? Прежде всего, его непохожесть на английский и другие европейские языки. В особенности это касается иероглифической письменности и фонетики, включающей тоны, с чем европейцам трудно справиться. Интересно, что в списке самых распространенных языков мира (но уже по числу говорящих) первое место китайского языка уже не бесспорно: его практически догоняет английский. Иначе говоря, китайский язык как иностранный учит не так много людей. А уж представить себе, что все русские люди за 50 лет выучат китайский и забудут русский, просто невозможно.
Обе страшилки популярны еще и в связи с тем, что являются продолжением актуального жанра — плача по русскому языку и даже доведением его до логического конца. Но нет, русский язык никуда не денется, если, конечно, не брать в расчет совсем уж эсхатологические сценарии о гибели человечества или отдельных народов (от глобального потепления, вирусов или других напастей).
Невозможность серьезных лингвистических предсказаний на 50 лет вперед определяется тем, что судьба языка связана со множеством внеязыковых факторов: политикой, экономикой, культурой и, что часто недооценивается, техническим и научным прогрессом.
Назову только два направления исследований, которые стремительно приближают к нам реальность, еще 10 лет назад казавшуюся фантастической. Это компьютерная лингвистика и нейролингвистика.
В сегодняшней компьютерной лингвистике достигнут большой прогресс в области автоматического перевода. А ведь еще в начале нашего века казалось, что область его применения очень ограничена. Изобретение идеального письменного и голосового перевода абсолютно изменит языковой ландшафт. Зачем учить английский язык, не говоря уж о каком-то другом, если ты можешь говорить на родном, а собеседник услышит твои слова на его родном. Вся существующая иерархия языков обрушится, и наступит эпоха процветания всех языков, которые к тому времени еще сохранятся.
В нейролингвистике изучается активность отдельных областей мозга в процессе восприятия и порождения речи, что в конечном счете может привести к созданию языковых карт мозга и, соответственно, гаджетов для общения без или вне речи. Грубо говоря, мы будем читать мысли друг друга, хотя правильнее было бы говорить не о мыслях, а о внутренней речи. Что в этом случае произойдет с языками, даже трудно представить. Остается надеяться, что этот процесс затянется до конца века.
Итак, русский язык переживет нас. И это хорошая новость. Но он, конечно же, изменится. Однако на вопрос «как?» снова нет хорошего ответа. Иначе говоря, микровзгляд в будущее не просто сложен, но очень объемен, потому что тогда пришлось бы разбирать всё: от сдвига ударения в глаголе звонить до многозначности предлога на (на столе, на измене, на районе, на галстуке и пр.) и судьбы упомянутых выше заимствований.
Впрочем, на один актуальный вопрос я все-таки отвечу. Через 50 лет мы всё еще будем склонять числительные (пусть хотя бы только в уме), и всё еще с ошибками. Некоторые тенденции в языке тоже бывают вечными.
До встречи в 2070-м!
Максим Кронгауз,
лингвист, профессор НИУ ВШЭ и РГГУ