Иван Курилла, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, рассказал ТрВ-Наука о новом исследовании Вольного исторического общества.
События последних лет подсказывают, что профессиональные горизонтальные связи активизируются не только в целях поддержания существования «цеховых» сообществ, но и выходят за рамки собственно профессиональных задач. Ученые выступали против реформы РАН, актеры и режиссеры защищали свободу творчества, а волна «профессиональных» обращений-протестов прошлого лета и нынешней весны показала, что где-то здесь надо искать последние бастионы гражданского общества, возвысившего свой голос против полицейского произвола и пыточного следствия. Уже по этим причинам кажется давно назревшей идея изучения ценностей и практик профессиональных групп российского общества.
Историки были одной из групп, рано понявших необходимость координации усилий. Политическое давление на историческую науку, «дело Мединского», попытка создать «единый учебник истории», закон, запретивший, среди прочего, «Распространение выражающих явное неуважение к обществу сведений о днях воинской славы и памятных датах России, связанных с защитой Отечества», побудили часть историков к самоорганизации. Так в начале 2014 года появилось Вольное историческое общество.
Однако члены ВИО — это, конечно, относительно небольшая, пусть и весьма активная, доля от всех историков России. Представляется важным понять, каковы историки «в целом». Как структурировано историческое сообщество? Как историки относятся к работе по поддержанию сообщества (если такая работа не оплачивается)? Что они думают по поводу исторической политики, проводимой государством?
Именно эти вопросы поставили перед собой организаторы — члены Вольного исторического общества — в ходе исследовательского проекта «Историки в современной России: структура и самоопределение сообщества» [1]. Основным методом работы было распространение и последующая обработка (с помощью «Левада-центра») анкеты, а также последующее обсуждение предварительных результатов в нескольких фокус-группах.
Уже в начале работы стали понятны ограниченные возможности ВИО: историки не социологи, и изучение «самих себя» оказалось непростым делом; у организаторов не было четкого представления о генеральной совокупности историков, и анкета распространялась по принципу «снежного кома» — допустимый в исследованиях такого рода метод, но не дающий возможности утверждать что-то о долях историков, придерживающихся тех или иных взглядов. Тем не менее проект оказался весьма полезным для понимания тенденций развития профессиональной среды историков, позволил понять или уточнить наши представления об истории и, надеемся, создал задел для последующих исследователей.
Среди выводов, к которым пришли организаторы исследования, я бы выделил следующие.
Историки в течение своей научной карьеры расширяют область своих интересов и зачастую пересекают формальные границы исторических субдисциплин: историки зарубежных стран публикуют работы по отечественной истории и по истории искусства, а все вместе они начинают проявлять интерес к источниковедению и историографии. Это может говорить как о растущей рефлексии над собственными методами, так и о напряжении между формальной структурой диссоветов и спросом на специалистов (чаще всего историки осваивали в качество «второй» субдисциплины, по которым существует мало диссертационных советов).
Большинство опрошенных историков продолжают писать для коллег, а не для общества в целом. Поскольку мы исходим из предположения, что были собраны анкеты относительно более общественно активных историков, то общий вывод состоит в том, что позиции «публичного интеллектуала» (какими являются в большинстве историки, например, Франции) российские коллеги предпочитают позицию ремесленника, работающего для товарищей по цеху. Показательно и то, что меньшинство ответивших считают, что историки играют важную роль в формировании исторического сознания общества, и видят в этом проблему.
Опрошенные историки раскололись на большие части по поводу необходимости интеграции в мировую науку. В то время как многие историки публикуются на иностранных языках, участвуют в международных конференциях и поддерживают контакты с зарубежными коллегами, есть и такие (в основном среди историков отечества), кто исповедует «академический изоляционизм».
Весьма высока оказалась готовность опрошенных историков работать на благо сообщества, хотя различима была и усталость от перегруженности преподавателей, проявлявшаяся в раздраженных ответах на вопросы из этого блока.
Среди историков выделяется часть, участвующая в разного рода активности за пределами профессиональной сферы, — от просветительства до участия в политике, но она составляет очевидное меньшинство опрошенных. Свою общественную обязанность они видят прежде всего в «историческом просвещении общества».
Отдельная группа вопросов должна была помочь выявить отношение историков к общественному обсуждению исторических вопросов и к исторической политике государства. При высокой степени недовольства тем, как государство и общество «учитывают уроки истории», только примерно половина опрошенных считает, что дело в сознательном «заказе» со стороны государства на «историческое обоснование решений актуальных политических задач». Некоторые ответившие сообщили о своем непонимании термина «историческая политика».
Вместе с тем более трети ответивших на вопросы анкеты считает, что государство должно проводить историческую политику (хотя, вероятно, не такую, как сегодня), тогда как немного большая часть (но тоже менее половины) опрошенных выступила категорически против государственной исторической политики.
В целом проект лишь приоткрыл нам интереснейший мир профессиональных взаимодействий историков в тот самый момент, когда им приходится реагировать на вызовы со стороны государства и общества. Исследование показало, насколько велики пространства неизученного в этом направлении, и, надеюсь, привлечет к продолжению работы новые группы обществоведов.
Иван Курилла