Какой будет поэзия через 50 лет? Поставленный редакцией вопрос с неизбежностью вызывает другой: возможно ли было, скажем, в 1920 году представить (и угадать) то, какой будет поэзия в 1970-м? Или из 1970-го мысленно перенестись в наш 2020-й?
Мне кажется, что чем ближе к сегодняшнему дню, тем труднее не то что угадать, но даже предположить что-то определенное. Не в последнюю очередь потому, что исчезло «основное направление». Все жанры, все тенденции уравнены в правах. Никакой общепризнанной иерархии. Собственно, не исключено, что именно это равенство всего перед всем и есть на данный момент главное «новое». Если еще 25 лет назад большинству пишущих было примерно понятно, что такое стихотворение, то сегодня это совсем не очевидно.
Рискуя вызвать законное раздражение (сколько можно?!), отмечу общеизвестное: время пошло быстрее. То, на что раньше уходило 30 лет, происходит сегодня за 10, а то и за год. А искусство — простите меня еще раз за трюизм — теснейшим образом связанно со временем, с состоянием его (времени) нервной системы, с его цветом и ритмами. Один из уроков, который человечество худо-бедно научилось извлекать из происходящего, можно сформулировать так: стабильности не существует, завтра будет не таким, как сегодня. А значит, и поэзия будет другой, непохожей на нынешнюю.
Может быть, стихи будут писаться исключительно гласными буквами, а читать их нужно будет снизу вверх. Или — если в нашей стране победит оруэлловский сценарий — будет создан специальный электронный банк вдохновения, подключиться к которому смогут только члены разрешенного творческого союза, а вся поэзия сведется к сочинению торжественных од, прославляющих великих правителей. Поэтов-диссидентов, черпающих вдохновение из других источников и позволяющих себе писать что-то еще, будут физически уничтожать.
А может быть, в обществе окончательно возобладает бездуховный, чтобы не сказать «бездушный» консьюмеризм, и поэзией будут называться низкопошибные развлекательные песенки, а ничего больше просто не останется.
Или возникнут неведомые сейчас формы и жанры, которые окажутся такими популярными, что стихами начнут интересоваться не жалкие два-три процента населения, как сегодня, а 90. Или наоборот, всем станет настолько не до стихов, что число любителей поэзии сократится до 15 человек по всей стране, а фамилия Пушкин не будет вызывать никаких ассоциаций.
Но если стреножить не в меру распрыгавшееся воображение, то, по-моему, есть все основания полагать, что и через 50 лет знающим русский язык будет не скучно читать Пушкина (несмотря на естественный рост устаревших слов и понятий), а следовательно, сохранится и традиционный стих и то, что можно назвать пушкинской составляющей: воздушность, ясность, более или менее легко вычленяемая сюжетность, регулярные размеры, рифмы (да, я надеюсь, что рифмованные стихи выживут) и пр.
Мне кажется, что останутся и будут развиваться достижения главных новаторов прошлого века — обэриутов, будут продолжать «работать» находки минималистов и конкретистов. Разумеется, не будут забыты ни Мандельштам (в самом деле изменивший нечто в самом строении и составе нашей поэзии), ни Пастернак, ни Цветаева, ни многие другие.
Вероятно, иное качество приобретет русский верлибр — сегодняшние многочисленные попытки вывести его на новый уровень не могут пропасть даром. Конечно, никуда не денутся стихи — отклики на всякие политические и социальные события, так называемая гражданская лирика (с рифмами и без) в ее разных формах.
Хочется верить, что поэты будущего не оставят «погружений» в глубины языка, сознания и подсознания, то есть продолжат исследовательскую поэтическую линию, всегда немного алхимическую и магическую и, конечно, требующую от читателей особых интеллектуальных и душевных затрат. Тем более что русская практика этого рода сравнительно молодая — нашим опытам немногим больше 100 лет.
Разумеется, поэзии придется осваиваться в новом — еще неразличимом сегодня — технологическом пространстве, но фантазировать о характере этого будущего взаимодействия мне не хочется. Как бы сильно ни переменились в техническом и архитектурном отношении наши города, насколько непохожими на сегодняшний день ни оказались бы транспорт, средства связи, одежда и т. д. и т. п., поэзия едва ли изменится до неузнаваемости хотя бы потому, что, как и всякое искусство, включает в себя не только время, но еще и личность художника, и нечто такое, что больше и художника, и его времени. А для этих двух последних компонентов 50 лет не срок.
Ну вот, вначале я сказал, что всё будет по-другому, а теперь получается, что все основные «элементы» сохранятся и в 2070 году. Парадокс? Но поэзия — всегда парадокс. Собственно, этим она и отличается от обычной речи. А что касается «еще никогда не бывшего», то, в отличие от будущей архитектуры или будущей одежды, которые можно хоть как-то представить и изобразить, в области поэзии это принципиально невозможно. Новое в поэзии (а оно обязательно будет, конечно) на то и новое, что всегда «настигает внезапно, врасплох», и предсказать тут ничего нельзя.
Дмитрий Веденяпин, поэт, переводчик,
лауреат Большой премии «Московский счет»