Арамейский — язык без армии и флота

Лингвист Сергей Лёзов, профессор Института классического Востока и античности НИУ ВШЭ, продолжает рассказывать об исследованиях арамейского языка (см. ранее [1]).

Несколько тезисов перед началом нашего разговора:

1. Арамейский — это живой язык с трехтысячелетней письменной историей. (Таких на Земле мало, сравнимы, пожалуй, лишь греческий и китайский.) И надо сказать, что само слово «язык» тут неточно. Арамейский — он «язык» в том же примерно смысле, что и «славянский», то есть группа родственных языков с общим предком. (То же верно для китайского, да и для греческого.)
2. Арамейский — это язык, у которого, вероятно, есть лишь один всем известный носитель, но зато какой, — Иисус из Назарета. О том, как этот факт сказался на изучении арамейского языка, я, быть может, сумею упомянуть в одной из заметок этого цикла.
3. Арамейский — язык «без армии и флота». Есть известный всякому филологу афоризм, приписываемый лингвисту Максу Вайнрайху, специалисту по идишу: «A language is a dialect with an army and navy» («Язык — это диалект с армией и флотом»). Смысл этого высказывания в том, что разница между языком и диалектом иной раз определяется внешними условиями. «Army and navy» емко указывают на статус языка как государственного.

А арамейский почти всю свою историю прожил без государственности. И, стало быть, не только «без армии и флота», но — что действительно важно для языка — без школы и, стало быть, без нормы. Однако и тут не обошлось без исключения: в персидской империи Ахеменидов, первой сверхдержаве в истории человечества (539–331 годы до н. э.), арамейский язык был официальным и в этом качестве использовался больше, чем древнеперсидский, родной иранский язык династии Ахеменидов.

Когда человек-нефилолог думает и говорит о языке, то в большинстве случаев он на самом деле думает не об устройстве самого языка, а о литературной норме и письме. О той норме, что часто устанавливается специальными документами. Меня в средней школе восемь лет учили русскому языку, то есть правилам — как именно писать непроверяемое слово корова через -о- и как выделять вводные слова запятыми. (Люди, то есть управомоченные на это инстанции, время от времени меняют правила — вовсе не обязательно потому, что сам язык изменился.)

А моя мама любила слушать радиопередачу о русском языке, в которой дело шло преимущественно об орфоэпии, то есть о нормативном произношении. Из этих передач мама (родом из Харькова) усвоила старшую московскую норму и распространила ее среди меня-ребенка: сасиськи, жыра, высокый. В «Доживем до понедельника», одном из лучших русских фильмов, принципиальный учитель истории Илья Семёнович Мельников выговаривает учительнице начальных классов: «„Лóжить“ – нет такого глагола, голубушка Таисия Николаевна, где вы его взяли, мы же не на рынке!»

То есть у И. С. Мельникова жестко легалистский подход: говорить подобает так, как предписано публичной нормой, а на рынке — вообще не язык. И глагола такого нет, да и многих всем известных существительных нет.

Но языки в большинстве своем живут и умирают без литературной нормы и письма. Арамейский тут интересен тем, что он протянул таким манером три тысячи лет, и за это время некоторые — совсем немногие — его разновидности всё же (к нашему счастью) подвергались кодифицированной записи, нормированию.

Я понимаю, что многие современники нарушают норму в отличие от несчастной Таисии Николаевны сознательно, иной раз в порядке игры. Однако представим себе, что «правильного» языка школы, на котором учительница в 1968 году должна была говорить с учениками и коллегами, просто нет. (И в какой-то мере это отражает то, что происходит с русским языком последних тридцати лет, но мы тут не будем отнимать хлеб у Максима Кронгауза.)

И здесь мы возвращаемся туда, где автор этих строк оставил читателя в предыдущей заметке: январь 2018 года, разведывательная экспедиция, город Мидьят в турецкой Верхней Месопотамии, первое столкновение нашей группы с бесписьменным арамейским языком туройо. Бесписьменный — это в нашем случае значит «ненормированный», полевые записи — т. е. первые из них — были опубликованы в 1881 году.

По-английски мы говорим о родственных языках, что они «сестры» (как, скажем, кастильский и каталанский) или «дочки-матери» (как вульгарная латынь Иберийского полуострова и современные иберо-романские языки). Тогда про туройо можно сказать, что это «племянница» классического сирийского, самого известного из древних арамейских языков. Или, быть может, «внучатая племянница».

Kлассический сирийский — это один из древних арамейских языков, общий язык арамейского христианства в I тысячелетии н. э. До арабских завоеваний VII века н. э. арамеи-христиане Месопотамии были разделены между Византией и сасанидским Ираном и почти никогда не имели собственной государственности. (Сирийский язык, вопреки своему названию, использовался скорей в современной Турции, Ираке и Иране, нежели в современной Сирии.) Так вот, на этом языке между III и XIII веками н. э. был создан большой и разносторонне интересный корпус христианской литературы.

Для нашего разговора тут важно одно: язык этого корпуса высоко стандартизован. Чтобы заметить грамматические различия между сирийскими текстами III и XIII веков, нужно знать, чтó искать, на какие грамматические параметры обращать внимание. То есть «армии и флота» у сирийского не было, но норма — была. Вероятно, ему очень хорошо учили в церковных и монастырских школах, составлялись грамматики и словари, то есть церковная структура заменяла тут государственную. (Собственно, это и до сих пор так: я знаю людей, которые пишут книги на этом языке, подобно тому как в Европе ученый человек и сейчас может написать текст на латыни.)

Откуда же взялся наш бесписьменный язык туройо, спросит читатель.

Литературный сирийский язык основан, как принято считать, на диалекте Эдессы (по-сирийски Orhāy), это современный турецкий город Шанлыурфа (или просто Урфа), расположенный несколько к западу от Мидьята, центра нашей экспедиции в 2018–2020 годах. В силу исторических причин именно этот говор получил статус стандартного письменного языка для двух восточных христианских конфессий, которые в Европе часто называют яковитами и несторианами.

Меж тем в 250 км к востоку от Эдессы, на западном берегу Тигра, в нагорье под названием Турабдин говорили на другом диалекте арамейского. Это была «мать» туройо и «сестра» эдесского диалекта. «Сестры» были очень похожи, однако методы исторического языкознания позволяют нам найти различия между ними — различия, заметные уже в ранние века христианской эры.

Литературный сирийский, подобно стандартной латыни, со временем стал «равен себе»: он не менялся, в отличие от породившего его диалекта (вернакуляра, как говорят лингвисты). В результате исторических потрясений в Урфе перестали говорить на местном арамейском, меж тем как в Турабдине арамейский тихо жил и менялся, никем не замеченный, пока в последней трети XIX века на него не набрели немецкие востоковеды Ойген Прим и Альберт Социн. Но об этом я расскажу позднее.

Сергей Лёзов

1. trv-science.ru/2020/04/21/istoki-i-podlinnoe/