Ксения Гилярова, преподаватель французского языка, доцент кафедры европейских языков Института лингвистики РГГУ:
В последний раз я была на работе в понедельник, 16 марта. Когда я пришла после занятий на кафедру, нам объявили: «Отныне вы ведете пары дистанционно, дорогие преподаватели». Хорошо помню растерянность на лицах коллег в этот момент: большинство из нас никогда не преподавали онлайн, да и с компьютером дружат не все — мы гуманитарии, и многие не такие молодые. К счастью, одна моя коллега уже умела работать с некоторыми программами и тут же взялась всех обучить. На следующий день, во вторник, мы осваивали Zoom через Zoom, сидя по домам, а в среду самые смелые и передовые из нас уже вели занятия дистанционно. Руководство РГГУ среагировало не столь быстро, но на произвол судьбы своих сотрудников не бросило: к концу недели были выпущены подробные и толковые инструкции по работе с разными платформами для удаленного преподавания, а также было организовано очное обучение этой работе для всех желающих.
Я не устаю восхищаться коллегами по Институту лингвистики: они перешли на «дистанционку» мгновенно, вообще без буфера. Zoom, Discord, Skype, Jitsi Meet, Google Classroom, YouTube, WhatsApp, «ВКонтакте», Adobe Connect, электронная почта — чего они только не использовали; буквально через три дня после прекращения очных занятий преподаватели пенсионного возраста уже записывали целые лекции на платформах, о которых прежде даже не слышали. На нашей кафедре европейских языков успешно прошла онлайн ежегодная конференция по переводу и переводоведению, коллеги с русской кафедры провели диалектологический семинар, а древники (так мы называем сотрудников кафедры древних языков) самоотверженно ездили в университет и вели занятия из компьютерных классов, пока было можно.
Боюсь, у человека, далекого от преподавания, после такого бодрого отчета может возникнуть впечатление, что учить удаленно — это легко. Это действительно было бы не очень сложно, будь у учителей заранее записанные в профессиональной студии лекции и уже готовые задания и автопроверяемые тесты в электронном виде. Но их нет, и времени готовить их параллельно с преподаванием тоже нет.
Работа на ставку — это около 15 пар в неделю, то есть 30 часов непосредственного сидения в Zoom. К этим парам в непривычном формате надо готовиться дольше обычного, а потом начинается самое «интересное» — проверка домашних заданий. Наша кафедра — иностранных языков, и совсем избежать письменных заданий нельзя. Надо или срочно создавать их онлайн, чтобы облегчить проверку, или читать с экрана написанное от руки и присланное по почте в виде фотографий сомнительного качества. Даже собрать со студентов эти задания — уже долго: надо открыть каждое письмо, скачать файлы, поместить их в одну папку. Потом проверить с экрана и каждому послать комментарии — по крайней мере если ты еще не освоил планшет со стилусом и программы по редактированию JPEG-файлов. Когда всё это делать человеку, имеющему по 15 пар в неделю? А сейчас еще и время защит курсовых и дипломов, которые тоже надо когда-то читать и править с экрана. Большинство из нас сидит за компьютером не отрываясь с утра до ночи и уже имеет из-за этого проблемы со здоровьем.
Вдобавок вместе с новой системой преподавания пришла и новая система отчетности. Все преподаватели должны заполнять и отсылать в отдел кадров контрольный журнал, а также давать в личном кабинете сотрудника объявления о предстоящих парах и способе их проведения. Объявления формально адресованы студентам, но те их не читают, зато для руководства университета активность в личном кабинете преподавателя — маркер добросовестности его работы.
Большинство занятий на нашей кафедре — семинарские, это специфика преподавания иностранных языков. Вести дистанционно семинары труднее, чем лекции: у всех участников должна быть хорошая связь; надо всех опросить так, чтобы остальные не заскучали; всё время кто-то «вылетает» из конференции и стучится обратно; большинство участников с выключенными камерами, и непонятно, кто сейчас говорит; любой разговор происходит медленнее, чем на уроке в классе. Продолжая поддерживать беседу с черными квадратиками на экране и исправляя ошибки, надо еще писать в чат новые слова и слать ссылки и файлы с заданиями. Такая многозадачность утомительна, да и студенты от сидения перед экраном устают больше, чем в классе, и их труднее увлечь и научить.
Зато для изучения иностранных языков есть много ресурсов в Интернете, и мы стараемся их использовать. Например, я составляю модули по пройденным темам в программе Quizlet и задаю их на дом, студенты учат новые слова с помощью специального приложения на смартфоне и проходят тесты, а я как учитель вижу, как далеко они продвинулись. На занятиях мы устраиваем командные бои в Quizlet.live — каждый участник азартно жмет на кнопки на своем телефоне дома, а на экране компьютера виден прогресс команд и результат.
Отмечу, что во время очных занятий такое редко бывало возможным, потому что большинство аудиторий РГГУ не оснащено доступом к сети Wi-Fi и проекторами. Теперь же Интернет есть у всех участников занятия, и можно на уроке смотреть самые свежие видео на языке, читать горячие новости и тут же их обсуждать. Также можно обсудить и новости из регионов, так как студенты разъехались по домам по всей России и делятся происходящим в их городе и крае. Даже разговоры о погоде стали живее: пока в Москве идет снег, в Новокузнецке +29 — так за один раз можно повторить всю соответствующую лексику. А недавно у меня было самое интересное занятие по теме «Мой дом» за всю мою преподавательскую практику: студенты провели видеоэкскурсии по своим комнатам. Получилось хорошо — было ощущение встречи, будто в гостях друг у друга побывали.
Жаль, что использовать онлайн-ресурсы можно весьма ограниченно, в нагрузку к основной программе, а не вместо нее. Большую часть времени мы занимаемся по тем же учебникам, что были у нас до перехода на дистант. Чтобы полностью заменить нашу стандартную программу на онлайн-курс, нужно провести огромную подготовительную работу в свободное от преподавания время; мы не можем перекраивать учебный план и программы на ходу, это всё равно как копать канал и одновременно по нему плыть — далеко не уплывешь. Кроме того, многие ресурсы в Интернете платные, а РГГУ пока что оказывает преподавателям информационную поддержку, но не финансовую. Так, на пятьдесят сотрудников кафедры нам выдали три платных аккаунта Zoom.
В заключение хотела бы написать пару слов о студентах. Для них «дистанционка» — проверка на прочность, индикатор, насколько они сильны в своем желании изучать именно то, что изучают. Раньше главным было дойти до «универа», а там уже учеба увлекала и закручивала; было общение в перерывах, была преподавательская «палка» в виде контрольных и экзаменов. Теперь же все внешние мотиваторы ослабли — нет интересной студенческой жизни, контрольные при желании легко списать; прогулять, сославшись на технические проблемы, тоже стало проще.
Между студентом и предметом изучения теперь ничего нет, кроме внутренней мотивации — желания научиться и готовности работать. Заставить себя что-либо делать в период всемирных катаклизмов и постоянной неопределенности особенно трудно. Но если есть между студентом и преподавателем взаимное доверие, терпимость, желание вместе работать — всё получится.
Мария Фаликман, профессор, руководитель департамента психологии НИУ ВШЭ:
Нужно просто начать
Мне довелось наблюдать переход в онлайн-формат целого психфака и даже непосредственно в этом участвовать. И нужно сказать, что, за отдельными исключениями, это произошло почти незаметно. Сложнее всего было договориться об общей платформе, но в итоге решили этого просто не делать, а разрешить каждому работать там, где удобнее, лишь бы студенты были в курсе дела. Правда, студентам в итоге досталось больше всего: именно им пришлось перепрыгивать из Zoom в MS Teams, из MS Teams — в Webinar.ru, а потом переходить сдавать зачет в Skype. Но и здесь постепенно все разобрались: в конце концов, чем это хуже перехода из одной аудитории в другую или даже из корпуса в корпус?
Вообще говоря, за время «полного онлайна», как его нежно обозначило вышестоящее руководство, произошло много всего удивительного: от студенческих предзащит и вступительных экзаменов в аспирантуру до настоящих защит кандидатских диссертаций с комитетом из четырех стран. Некоторые из коллег собирались в апреле приехать в Москву, но в итоге очень продуктивно встретились на онлайн-площадке, выпустив в жизнь двух новых кандидатов психологических наук. А моим самым первым онлайн-приключением стал запланированный на конец марта День открытых дверей для школьников. К этому времени я еще не придумала, как организовать рабочее место, поэтому пришлось возвести большую пирамиду из книг, а дети по столь важному поводу просто не смогли не вытащить из клетки шиншиллу.
Что касается преподавания, то я поначалу слегка схалтурила. Читала курс психологии для экономистов, и к началу карантина мы как раз добрались до темы «Познавательные процессы». А поскольку я в свое время записала на эту тему пятнадцать мини-лекций для портала «ПостНаука», отправила студентов слушать их. Потом, конечно, пришлось встать в строй с очными лекциями, но было время оглядеться, познакомиться с разными платформами и с опытом коллег.
Больше всего меня удивили, конечно, коллеги-психотерапевты, которые ухитрились стремительно перевести в онлайн-формат обучение работе с клиентами (впрочем, сейчас и онлайн-психотерапия становится всё более востребованной). У меня самой за это время были только лекции, и мне показалось немного трудным работать без непосредственной обратной связи. Когда спрашиваешь: «Всё ли понятно? Есть ли вопросы? Можно ли задержать вас на пять минут?» — и наступает долгая пауза, во время этой паузы несколько раз успеваешь подумать, что связи нет и не было на протяжении всей предыдущей части лекции, и только потом оживает чат, и там появляется «Да», или «Нет», или просто «Спасибо». И можно выдохнуть.
Моя главная печаль — аудиторные демонстрации: пока не придумала, как их реализовать в онлайн-формате, а в некоторых случаях это и невозможно. Увы, именно они становятся обычно «якорями» курса, запоминаются лучше всего и вспоминаются много лет спустя. Именно пережитое в аудитории изумление становится стимулом для дальнейшего самостоятельного изучения области. И если некоторые зрительные иллюзии или ошибки внимания можно показать на разделенном экране, то демонстрации, требующие взаимодействия нескольких участников, уходят из курса. И он просто становится не таким ярким и увлекательным, как мог бы быть, и от этого немножко грустно.
Пока не очень понимаю, как проводить в онлайн-формате семинары. Но не исключаю, что нужно просто начать. Однако очевидно, что и там возникнет та же проблема аудиторных демонстраций, которых не заменить видеозаписями. Поэтому, конечно, офлайн в каких-то количествах нужен. К тому же в когнитивных исследованиях — точно так же, как в экспериментальной биологии, химии и физике, — студентов нужно учить еще и работать руками: регистрировать движения глаз, записывать электроэнцефалограмму и так далее. Поэтому часть практикумов у нас переехала на осень — конечно, в расчете на то, что офлайн все-таки вернется.
А я думал, что РГГУ — приличное заведение.(: 15 пар в неделю, а теперь еще и новая отчетность? Они деньги за вход с преподавателей не берут еще?
Госпожа Фаликман!
В начале 80-х я письменно общался с Вашим однофамильцем, судьба которого мне и поныне не известна.
Дмитрий Ихилович Фаликман, рождения конца 40-х, сын поэтессы киевской Доры Григорьевны Хайкиной и писателя (на идише, Совьетиш Геймланд и т.п.) фронтовика Ихила Фаликмана, ученик по московскому мехмату проф. Сергея Васильевича Фомина, затем работал в одном киевском отраслевом институте до репатриации / эмиграции в Израиль (конец 80—х — начало 90-х, точно не знаю). Там, кажется, работал математиком в Технионе в Хаифе, затем следы теряются. Известен решением одной важной математической задачи из теории матриц специального вида, поставленной голландцем Бартелем Лендертом Ван дер Варденом — премия имени проф. Фалкерсона Американского Математического об-ва за, кажется, 1982 год (в годе могу врать — Л.К. — но при Вашем интересе могу и уточнить!).
Фаликман — фамилия среди русских евреев — не частая, может Вы знаете что-либо о Д.И?
Надеюсь на это и на Ваш ответ, с уважением,
Л.К.
Вообще то — не странно ли? Мы сели на карантин, когда картина по заболевшим и умершим за день была в разы краше, чем сейчас … когда карантин начали снимать. Воля Лидера — считать народ в опасности или считать опасность миновавшей — так что ли? Как повелел Лидер, так и будет — считать эпидемию заканчивающейся!? Как Государь Император Николай 1-й некогда начертать соизволил — «считать девственницей!».
Кстати — «эффект метро» — по анализу статистических данных типичный интервал от заражения ковидом до начала заболеваний — 6 дней, а от начала заболевания до смерти больного — максимум обычно на 12 дней. После очередей в метро 13 апреля через 6 дней локальный пик заболеваемости по Москве — рост примерно на 500 человек за день, а еще через 10-11 дней — пик смертности, примерно на 30-40 человек, треть от всех умерших от ковида 29-30 апреля. Как полагаете, Прокуратора будет предъявлять иск к полиции и Мэрии Москвы «за ненадлежащее исполнение служебных обязанностей, повлекшее гибель 2-х и более человек»? А родственники предположительно умерших от «эффекта метро» не подадут иски о возмещении? И ведь это ТОЛЬКО первая волна — статистика не позволяет надежно выделить эффект «заболевших от избыточно заболевших».