Один из самых успешных адвокатов России, глава «Команды 29» Иван Павлов о том, как едва не выбрал карьеру военного, о преследовании российских ученых, важности права на информацию и защиты этого права и о том, почему адвокатское сообщество в России не так сильно, как могло бы быть. Беседовала Наталия Демина.
— Насколько я знаю, в деле ученого Виктора Кудрявцева, обвиненного в госизмене, произошли перемены. В середине июня его ученику, руководившему Центром теплообмена и аэрогазодинамики ЦНИИМаш, Роману Ковалёву вынесли приговор — семь лет колонии строгого режима. Как это отразится на деле Кудрявцева?
— Теперь эти дела будут рассматривать отдельно друг от друга. То, в какой атмосфере секретности дело Ковалёва выделили из дела Кудрявцева и как скоро его рассмотрели, наводит на подозрение, что первый заключил сделку со следствием — или, иначе говоря, досудебное соглашение.
Условием подобных сделок является не только признание вины (а мы из СМИ знаем, что Ковалёв признал себя виновным), но и дача изобличающих показаний на иное лицо. На кого такие показания мог бы дать Ковалёв? Вариантов немного. Заключить сделку со следствием в свое время предлагали и Виктору Кудрявцеву. Через несколько месяцев после его заключения под стражу в Лефортово ему предложили смягчение меры пресечения в виде домашнего ареста при условии, что он даст показания на своего ученика Романа Ковалёва.
Но 75-летний ученый отказался от предложения, посчитав, что это будет сделка не с правосудием, а с собственной совестью, поскольку он убежден как в собственной невиновности, так и в невиновности своего ученика.
Однако утверждать, что Ковалёв заключил сделку со следствием, мы пока не можем, поскольку еще не видели приговора и материалов по его делу. Скоро эти материалы попадут в дело Кудрявцева, и на определенном этапе мы получим к ним полный доступ. Тогда всё прояснится. (ТАСС сообщил, что обвинения в госизмене были предъявлены коллеге Романа Ковалёва Сергею Мещерякову, работавшему в Центре теплообмена и аэрогазодинамики. С июля 2019 года он находится под домашним арестом. — Ред.)
— А сейчас Кудрявцев продолжает проходить лечение от рака легких и его свободе пока ничего не угрожает?
— Да, так и есть. Он проходит лечение, но, к сожалению, его здоровье продолжает ухудшаться. Следственные действия с ним пока не проводятся.
— Недавно была опубликована информация, что еще один ученый, обвиненный по той же статье, сотрудник ЦНИИМаш Владимир Лапыгин, которому скоро исполнится 80 лет, сможет выйти на свободу по УДО, отбыв в заключении четыре года из семи. Насколько его освобождение кажется вам вероятным? Меня очень насторожил тот факт, что прокуратура подала апелляцию на решение суда, освободившего Лапыгина по УДО.
— В том, что прокуратура подала апелляцию на решение суда, нет ничего удивительного: ФСБ лишь в исключительных случаях допускает выход на свободу по УДО фигурантов дел государственной важности. Так, в 2003 году нам удалось добиться выхода по УДО журналиста Григория Пасько, обвиненного в госизмене. Тогда суд удовлетворил наше требование, хотя и прокуратура, и Минюст, и УФСИН, и администрация колонии попытались оспорить это решение, но у них ничего не получилось. Пасько освободили. С тех пор многое изменилось. Например, два года назад Зубово-Полянский районный суд отказал в удовлетворении ходатайства об условно-досрочном освобождении другого нашего подзащитного Геннадия Кравцова.
— В вашем ведении не появилось нового дела об ученых-«шпионах»?
— Увы, появилось. Теперь мы защищаем 78-летнего Валерия Митько, президента российской Арктической академии наук, академика РАЕН, профессора, доктора технических наук, известного специалиста в области гидроакустики и арктических исследований. В феврале 2020 года против него возбудили уголовное дело, но мы (адвокаты «Команды 29». — Ред.) вступили в него только недавно, в начале июня. Видимо, из-за пандемии коронавируса и истории с Кудрявцевым Митько поместили не в СИЗО, а под домашний арест. Конечно, первое время он и его семья были в шоке от случившегося и не решались вступать в активную борьбу за справедливость.
После того как Валерию Митько и членам его семьи удалось немного прийти в себя, они обратились к нам, в «Команду 29». Это дело очень похоже на дела Лапыгина — Кудрявцева — Ковалёва. Мы видим в этом проявление тренда «атака на науку». Ученые находятся в группе риска, являясь легкой добычей для тех, кто стремится сделать карьеру на делах госважности.
— А как ученые могут подстраховаться? Как им не попасть в такую историю?
— К сожалению, обезопасить наверняка может только отъезд из России, но мне бы не хотелось пропагандировать такой выход из ситуации. В современных реалиях любой международный контакт ученого, участие в международном проекте могут стать поводом для преследования. Логика чекистов такова: раз ученый, носитель определенных знаний, обладает международными контактами и выезжает за границу, то он потенциальный враг. И за ним надо как минимум наблюдать, как максимум — преследовать. Это некая установка — преследовать ученых, имеющих международные связи. И в этих условиях наука, как мне кажется, развиваться не может.
— Как складывался ваш путь в адвокатуру? Посмотрела сейчас ваше жизнеописание в «Википедии»: вы стали адвокатом в 26 лет. Вы с детства хотели быть правозащитником?
— Знаете, я в детстве хотел стать военным — в моем роду все мужчины военнослужащие как по папиной, так и по маминой линии. Я готовился поступать в Военно-космическую академию имени А. Ф. Можайского, все документы у меня уже были подготовлены для подачи, но незадолго до выпускных экзаменов я получил травму, лежал в больнице… С военной карьерой, увы, не сложилось.
Потом я поступил в первый же вуз, который мне посоветовал приятель: им оказался Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет (ЛЭТИ). По первому образованию я программист (что, в общем, мне пригодилось и в работе адвоката). Но уже на третьем курсе понял, что хочу стать адвокатом. Именно адвокатом — не следователем, не судьей, не юристом.
И в 1993 году я поступил на юридический факультет СПбГУ, который тогда открыл специальное отделение для тех, у кого уже есть высшее образование. На первом же курсе юрфака я пошел в коллегию адвокатов, где встретил выдающихся представителей профессии, у которых мне посчастливилось учиться.
Прежде всего хотел бы отметить Артемия Котельникова, президента Международной коллегии адвокатов. Он взял меня к себе помощником. Тогда я готов был работать безвозмездно ради опыта. В итоге опыт, полученный в работе с ним, оказался бесценным. Котельников не только погружал меня в профессию, но и показывал, как устроена адвокатура, как работают органы адвокатского самоуправления.
Вторым моим учителем стал Юрий Шмидт, который в то время вел дело эколога Александра Никитина, обвиненного в госизмене за подготовку доклада «Северный флот — потенциальный риск радиоактивного загрязнения региона». В команде Шмидта пригодились мои познания в IT. Я работал с Юрием Марковичем всё то время, пока длилось дело Никитина, которое, кстати, закончилось оправдательным приговором — уникальный результат для этой категории дел.
Участвуя в этом знаковом деле, я определился со специализацией. Меня всегда интересовали информационные технологии и право людей на свободу информации. Уголовные дела, связанные с госизменой, гостайной, шпионажем, так или иначе затрагивают вопросы открытости и распространения информации.
В 2009 году я защитил кандидатскую диссертацию «Правовое обеспечение доступа к официальной информации в Российской Федерации». С тех пор я возглавлял несколько некоммерческих организаций, работавших в этой сфере. А в 2015 году появилась «Команда 29» — независимое объединение юристов и журналистов, созданное для отстаивания справедливости в делах, касающихся свободы информации и госбезопасности.
Цифра «29» в названии неслучайна: 29-я статья Конституции посвящена свободе информации, а 29-я глава Уголовного кодекса — государственной безопасности.
— Я уже спрашивала у ряда ваших коллег-адвокатов, что надо будет делать в час X, когда наступит время создания прекрасной России будущего. Что бы вы поменяли (если считаете нужным поменять) в российской системе правосудия?
— Законы в России достаточно хороши — плоха практика их применения. И беда здесь не в судебной системе. Даже сейчас можно что-то изменить к лучшему, не дожидаясь прекрасной России будущего. Я считаю, что адвокатура как институт гражданского общества недостаточно использует свои возможности, позиционирует себя не так, как того заслуживает. Поэтому в России выносится всего 0,17% оправдательных приговоров.
Адвокатуру в России не воспринимают как сильную структуру, несмотря на то что у адвокатов есть для этого все возможности и ресурсы. Мы можем диктовать свои условия, но этого почему-то не происходит.
Что касается глобальных перемен, то надо проводить серьезную реформу органов государственной безопасности в России и пересмотр института государственной тайны. Там накопился огромный пласт проблем, которые, как мы видим, рушат судьбы людей.
Суды же, на мой взгляд, подстраиваются под устройство всей системы власти. Они чувствуют сигналы, которые идут от власти, и эти сигналы реализуют.
— Что вас больше всего увлекает в профессии адвоката?
— Быть адвокатом для меня — это и работа, и хобби. Самое ценное, конечно, свобода. Ты волен сам выбирать дело, в котором хочешь участвовать. У меня уже есть определенная известность, которая подразумевает, что я не ищу дела — они находят меня сами, а у меня есть возможность выбирать.
Также мне интересно наше адвокатское сообщество. Многие мои коллеги — интересные личности и отличные профессионалы, с которыми интересно общаться, обсуждать проблемы и достижения.
— А самый неприятный момент в вашей работе?
— Разочарование оттого, что не все видимые мною возможности реализуются. Выше я уже сказал, что адвокатура, к большому сожалению, не делает всё возможное для того, чтобы защита прав человека в России стала более эффективной. Да и права самих адвокатов в России недостаточно защищены. Я, со своей стороны, прикладываю довольно много усилий для борьбы с этой проблемой. Например, я являюсь полномочным представителем Адвокатской палаты Санкт-Петербурга по защите профессиональных прав адвокатов. Также сейчас по моей инициативе учреждается Комитет защиты адвокатов.
— Я прочитала, что вы и «Команда 29» занимались делом шведского дипломата Рауля Валленберга, представляя в российских судах интересы его родных. Вы требуете, чтобы ФСБ представила все документы, связанные с его судьбой. На ваш взгляд, откроется ли наконец завеса тайны над этим делом? И когда это произойдет?
— Мы надеемся, что всё тайное когда-нибудь станет явным и что родственники Рауля и те люди, которые заинтересованы в исторической правде, получат доступ к документам, которые мы запрашиваем. Может быть, это случится нескоро, но мы готовы ждать. Мы понимаем, что для достижения результата предстоит одолеть длинную дистанцию. Часто работа адвоката— это марафон, а не спринт.
Иван Павлов
Беседовала Наталия Демина