Эволюция календарей Древнего Востока

Шумеролог Владимир Емельянов, профессор кафедры семитологии и гебраистики восточного факультета СПбГУ, рассказывает о предыстории и перспективах грантового проекта «Календарные праздники Древнего Востока: календарный ритуал и роль темпоральных представлений в формировании традиционного сознания народов Древнего мира».

Дальнозоркость астральной теории

Когда в студенческие годы я стал читать шумерские и аккадские литературные тексты, то понял, что они связаны с различными ритуалами. Ряд текстов в Институте востоковедения читали со студентами в свободное время И. М. Дьяконов и И. Т. Канева, после их семинаров можно было приступить и к самостоятельному чтению других литературных текстов. К сожалению, в программу кафедры истории стран Древнего Востока, которую я окончил в СПбГУ, не входил курс по истории месопотамской религии. Мы читали преимущественно царские надписи и хозяйственные тексты. А семестровый курс шумеро-аккадской литературы был настолько несвязным, что мы не прочитали ни одного текста целиком, перескакивая с литературных сюжетов на сюжеты из коллекций глиптики. Так что знания о связи между литературой и религией древней Месопотамии пришлось добывать из книг конца XIX — начала XX веков, преимущественно немецких.

Немецкие ассириологи того времени, особенно панвавилонисты, связывали происхождение ритуала с наблюдениями за звездным небом и знаками Зодиака. Такие ученые, как Г. Винклер, П. Йензен, А. Иеремиас, предполагали, что жители Древней Месопотамии создали календарь, наблюдая за звездным небом, и затем на базе месопотамского календаря возникли все календари соседних областей, а монотеистические религии Древнего Ближнего Востока — иудаизм, христианство, ислам — механически впитали в себя вавилонское наследие. Панвавилонисты зашли так далеко, что представили себе Иисуса Христа как Солнце, а двенадцать апостолов — как созвездия Зодиака, не поняв, что в религиях эпохи поздней античности реальные события истории могли зашифровываться в символах.

Впоследствии на базе этих идей появилась концепция первого исследователя календарей Ближнего Востока Стивена Лэнгдона, согласно которой все календари и календарные мифы древности зависят от созвездия, близ которого находится точка весеннего равноденствия. Лэнгдон в 1933 году предположил, что шумерская календарная мифология началась в 3000 году до н. э., когда точка весеннего равноденствия находилась в Тельце и Плеядах, — и в мифологии бронзового века центральным символом был бык. А после 1100 года до н. э. мифология начинает отсчитываться от Овна, и, соответственно, мифология железного века выдвигает на первый план образ жертвенного Агн­ца. Это позднее позволило К. Г. Юнгу и Э. Хоувелл создать теорию синхронизма астрологических знаков и эпох, разделив всю историю и культуру человечества на эры Тельца, Овна и Рыб. Разумеется, самими древними текстами такие построения не подтверждаются. Но у астральной теории есть рациональное зерно: панвавилонисты заметили, что доминантой месопотамской религии является культовый календарь.

Конечно, основной тезис астральной теории не мог меня удовлетворить. Я был не готов разделить гипотезу Винклера о происхождении религий на основе наблюдений за знаками Зодиака. Еще в студенческие годы я читал книгу П. В. Щеглова «Отраженные в небе мифы Земли». Там совершенно справедливо замечено, что все названия созвездий связаны с мифологическими представлениями охотников и земледельцев. Поэтому главный пункт астральной теории я отверг сразу, поняв, что причинно-следственная связь должна развиваться в противоположном направлении: от праздников к наименованию созвездий. Но, тем не менее, чтение панвавилонистов было серьезной школой. Стало ясно, что в основе религий Древней Месопотамии лежат календарные представления, и праздники — не что иное, как формализация этих представлений.

Шумеры не воспевали ячмень

Далее я стал интересоваться трудовой теорией происхождения праздников. Естественно, она господствовала в пору моего студенчества, но и до сих пор ее разделяет большинство этнографов. Мне давно была заметна одна вещь: в месопотамских текстах ничего не говорится о праздниках, посвященных труду, более того — там никогда не воспеваются сельскохозяйственные культуры. Там нет праздников урожая ячменя, пшеницы или полбы. Месяц может называться словом «жатва», но нет никаких песен в честь жатвы, нет представлений о том, что ячмень — необыкновенное сакральное существо. Могла почитаться богиня учета ячменя Нисаба (но уже как богиня школы и грамоты), есть даже текст о споре богини зерна Ашнан и богини скота Лахар. Но празднеств в честь самих злаковых культур или трудовых процессов в клинописных текстах нет. Даже шумерская песня о праздничной пахоте оказалась не связана непосредственно с сельским хозяйством. Хлеб в южном Ираке сеют осенью, и землю распахивают непосредственно перед севом. А шумерская песня посвящена весенней символической пахоте, во время которой плуги водят по сырой целине, имитируя акт священного брака между городскими богами. Именно шумеро-аккадские тексты заставили меня усомниться в том, что трудовая теория праздников верна. Если сами древние ничего не пишут о культе труда, если сами древние не прославляют сельскохозяйственные культуры и урожай, значит, в их представлении это не столь существенно. А что же существенно?

Борьба двух миров

И вот на пятом курсе я решил заняться этим более основательно. Я понял, что главный культурный институт, который определяет всё мировоззрение Древней Месопотамии, — это именно календарь и связанные с ним праздники. И здесь мне очень повезло, потому что именно тогда, когда я начал заниматься этой темой, стали одна за другой выходить монографии по культовым календарям Древней Месопотамии и, самое главное, монографии, где были изданы так называемые пояснительные тексты — клинописные комментарии на месяцы и праздники. Ассириологи раньше не работали с этой группой текстов — они были опубликованы только на рубеже 1980–1990-х годов, некоторые из них — еще позже. Эти тексты дали мне возможность понять саму логику шумеров, вавилонян и ассирийцев, их понимание того, что такое календарь как система.

Моя кандидатская диссертация называлась «Ниппурский календарь как источник шумеро-аккадской культуры». Я увидел, что многие пояснительные тексты связаны со строчками уже известных литературных текстов. Удалось понять, что целый ряд памятников шумеро-аккадской литературы является не чем иным, как аранжировкой праздничного ритуала того или иного месяца. В конце концов я пришел к выводу, что ниппурский календарь, который служил эталоном для всех последующих календарей Древней Месопотамии и стал календарем евреев в период после Вавилонского пленения, является семантической системой.

Основной фабулой этой системы является борьба двух миров: верхнего, мира живых, и нижнего, мира мертвых. Верхний мир — это ­период первого полугодия календаря, от весны до начала осени, а нижний мир — второе полугодие. В этой фабуле четыре основных сюжета. Весна — это время абсолютного триумфа мира живых над миром мертвых, что выражается в победе молодого героя над хаотическими существами, будь то победа Нинурты над Асагом у шумеров или Мардука над Тиамат у вавилонян. Лето — это время активного проникновения сил верхнего мира в нижний мир. Герои совершают путешествия к мертвым или попадают туда силой судьбы (как Гильгамеш или Думузи). Осень — это время равновесия между мирами. Зима — это наступление сил нижнего мира и временное поглощение мира верхнего.

Дальше стало ясно, что система ниппурского календаря, насколько ее позволяют понять разнообразные пояснительные тексты, никоим образом не связана с воспеванием культа труда, деятельностью как таковой. Нужно расстаться с этими простейшими интерпретациями, которые студенты слышат уже на первых лекциях по истории Древнего мира. Календарь описывает смену явлений природы, и прежде всего — изменение температуры воздуха, влажности и яркости солнечного света, т. е. погодных условий в целом. Человеческий коллектив должен приспособиться к этим изменениям, и мифология является не чем иным, как формой адаптации, от биогормональной и психофизиологической до когнитивной, — формой вырабатывания специфических мифологических моделей, связанных с тем или иным сезоном. На смену трудовой теории может прийти, условно говоря, климатическая теория происхождения культового календаря и, соответственно, происхождения религии на Древнем Ближнем Востоке.

Ближневосточные календари: единство и многообразие

По мере того как я формулировал эту теорию, меня интересовало, что происходило на соседних территориях, можно ли так же скрупулезно проследить эволюцию календарных представлений на примере памятников других регионов Ближнего Востока. До поры до времени на этот вопрос я ответить не мог. Меня увлекла другая тема. Я начал заниматься эволюцией календарей и календарных праздников Месопотамии.

В самых ранних городских календарях были окказиональные месяцы и праздники: то есть месяцы назывались в честь каких-то событий местного масштаба, зачастую незначительных, и потом это название менялось на другое, когда в следующем году в том же месяце происходило другое событие, которое всем запоминалось. Типичные названия окказиональных месяцев, например, такие: «месяц, когда человек Урука пришел в третий раз», «месяц, когда светящаяся большая звезда упала», «месяц, когда коза кричала». К стабильным названиям месяцев пришли не сразу, — вероятно, только к концу XXIV века до н. э., уже во время династии Саргонидов.

К сожалению, таких комментариев, как по ниппурскому календарю, ни по одному другому календарю Древней Месопотамии написано не было, потому что эти календари не были эталонными. О праздниках в этих календарях мы можем судить только по косвенным источникам: по хозяйственным и литературным текстам, частным письмам. В целом можно сказать, что городские календари Месопотамии нельзя назвать ни чисто земледельческими, ни чисто скотоводческими. Названия их месяцев обозначают различные жертвоприношения, виды ирригационных и земледельческих работ, празднества в честь богов и даже культовые сооружения. Другие ближневосточные источники оказались гораздо менее информативными по сравнению с месопотамскими. Скажем, городские культуры Сирии и Палестины, которые использовали клинопись (Мари, Эмар, Мегиддо, Хацор), очень внимательно относятся к календарным праздникам, а те более поздние культуры, которые пользуются алфавитом и оставляют надписи на камне или папирусе, уже менее внимательны к календарям, потому что появляется идея единого Бога, свободы человека от природы, неба и всех естественных процессов. И зависимость идеологии, мировоззрения от календарных праздников отодвигается в прошлое. Тем не менее древние праздники продолжали существовать, но в другой ситуации, когда их изначальная климатическая мифология была перекодирована на события священной истории.

Я проследил параллельно все ближневосточные месяцы и праздники (кроме некоторых периферийных, в которых названия месяцев плохо поддаются переводу), свел их в таблицу — и получилась некая система. Многие ближневосточные месяцы — сирийские, палестинские и даже иранские — оказались зависимы от месопотамского культового календаря. Там наблюдалось влияние клинописной писцовой традиции. Есть более независимые календари, например хеттский или аравийский, но и там прослеживаются параллели между местными и месопотамскими месяцами и праздниками. И тогда я окончательно понял, что панвавилонисты были неправы. Нельзя утверждать, что все праздники и календари Ближнего Востока пришли из Месопотамии. Наоборот, нужно говорить о месопотамском культовом календаре как о частном случае календаря ближневосточного.

Семантика сезонных ритуалов

Это привело меня к рассмотрению системы ценностей, присущей праздникам каждого конкретного сезона. В последнее время появилось много статей о влиянии сезонов на поведение человека. Их пишут специалисты по биологии, психологии, психофизиологии и новому научному направлению, которое называется хронопсихологией. Действительно, можно заметить, что каждому сезону присуще определенное ценностное ядро.

Для весенних праздников большое значение имеет жертва. Молодой герой воюет с силами хаоса, побеждает их и расчленяет. Из частей тел чудовищ возводится новый мир.

Моя докторская диссертация была посвящена религиозной категории Ме (то есть жизненной силы) и связи этой категории с весенними праздниками. Чем больше жертв поступает в храмы, тем больше у них появляется таких сил, которые в Месопотамии считались основами для созидательной деятельности.

Летние ритуалы связаны с ценностью жизни и игры. Игра — это имитация борьбы; ее цель — показать нижнему миру, что живые крепко стоят на ногах и не собираются сдаваться. Летом устраиваются спортивные игры в честь героев. Оплакивание бога плодородия Думузи тоже чрезвычайно важный ритуал лета.

Для осени характерно очищение и раскаяние. Солнце поворачивает на зиму; становится холоднее и темнее. Это усиливает депрессивные состояния. Если для зимы характерна агрессия к другому, то для осени характерна аутоагрессия. Это депрессивное состояние в календарях Древнего Востока имеет отражение в мифологеме суда, который происходит во время осеннего равноденствия. Возникает огромное количество постов, запретов на разнообразные виды деятельности — всё это готовит человека к полному очищению, раскаянию и новой жизни.

И наконец, зима — это время наступления сил хаоса (холодов и дождей, а на севере страны еще и снега). Сезон дождей начинается в октябре, пик приходится на январь-февраль. Главной ценностью этого времени является спасение. Зимний период — это рассказ о потопе и о том, как человечество спасается от разнообразных катастроф.

Человек — это слепок со времени

Таким образом, удалось понять, что люди Древней Месопотамии воспринимали историю как естественный процесс. У них даже было представление о том, что все человеческие дела возвращаются на свое место, подобно тому как возвращаются на свои места небесные светила, поэтому можно вернуть справедливость, закон и так далее. Цари Месопотамии периодически издавали эдикты о справедливости, в которых отменялись все несправедливые деяния и сделки. Люди Двуречья не верили в вечность какого-либо социального порядка, потому что, по их представлениям, за каждым периодом стабильности обязательно наступает время катаклизма. У шумеров и вавилонян нет эсхатологии, потому что любая катастрофа для них носит временный характер и вписана в мировой порядок, а конца дней не будет никогда. Жизнь коллектива и человеческая жизнь воспринимаются в аспекте календаря. Отсюда берет начало астрология как специфически месопотамское явление, основанное на представлении, что человек воспринимает все те особенности климата, природы, которые ярко выражены в момент его рождения. Иными словами, человек — это слепок со времени.

Дальше я стал читать очень интересные календарно-медицинские тексты, написанные в конце VIII — начале VII веков до н. э. и позже, уже в Селевкидский период, о влиянии месяцев календаря на поведение и характер человека, на органы человеческого тела. Оказывается, древние люди занимались этой темой глубоко и принципиально. Заодно стало понятно, что представление о двенадцати знаках Зодиака непосредственно связано с двенадцатичастным календарем. Поначалу Зодиак был лунным и состоял из восемнадцати созвездий, но потом их решили уравнять с календарными месяцами. Зодиак стал солнечным. Мы можем датировать где-то концом VIII века до н. э. появление представлений о том, что характер и здоровье человека определяются моментом времени, когда он родился. Появляется множество ассиро-вавилонских текстов, в которых разные объекты (например, тело человека или печень ягненка) делятся на двенадцать частей. Этот культ числа 12, конечно, связан с месяцами календаря. И только в эпоху персидского господства в Вавилонии судьбу и самочувствие начинают связывать уже не с месяцами, а с созвездиями Зодиака. Это происходит в конце V в. до н. э.

На пути к энциклопедии календарей

Дальше возник вопрос: а как обстоят дела с календарями в Египте, Индии? Мне пришло в голову, что нужно сравнить календари Древнего Востока, построить базу данных, провести линии заимствований, подробно рассмотреть сходства и различия. Тогда можно понять, например, насколько влиятельны в индийском календаре иранские и месопотамские праздники. Сверхзадача состоит в том, чтобы понять, каким образом календарные праздники формируют и регулируют деятельность людей, их религиозное сознание и мировоззрение.

С этой целью я собрал научную группу из шести человек и подал заявку в РНФ. В 2019 году мы выиграли грант. В мою группу входят московские и петербургские специалисты по Египту (А. В. Миронова), Иудее (М. В. Вогман), Малой Азии (В. Ю. Шелестин), Ирану (В. Ю. Крюкова), Индии (И. Ю. Котин). Каждый из этих специалистов к моменту подачи заявки уже опубликовал статьи или даже монографии по теме гранта. Сам я занят месопотамским разделом.

Мы начали работать в нескольких направлениях. Во-первых, мы создаем на университетском сайте базу данных по праздникам народов Древнего Востока. Сайт будет доступен на английском и русском языках, он будет содержать ссылки на другие ресурсы, самостоятельные переводы текстов и фотографии памятников изобразительного искусства. Во-вторых, мы работаем над англоязычной монографией, посвященной восприятию времени на Древнем Востоке. В-третьих, мы создаем предварительную теорию происхождения древневосточного календаря и праздников. Разумеется, мы ни в коем случае не хотим ставить телегу впереди лошади: сперва мы проводим частные исследования, а затем выйдем к более общим выводам.

Только что вышла моя книга «Между жертвой и спасением. Календари и праздники Ближнего Востока». Я намеренно не стал затрагивать в этой книге турецкий календарь, потому что он в своей основе связан с другим регионом. Хотя календарь османского времени впитал память о сирийском средневековом календаре, который был образован на базе вавилонского, но по своей природе он другой. Им должны заниматься специалисты по Дальнему Востоку и Центральной Азии.

Дальше хотелось бы создать энциклопедию календаря, лучше всего электронную. Она могла бы включать календари не только Древнего мира, но и вообще всех народов. Можно устанавливать генеалогические связи между календарями, изучать влияние праздников на мировоззрение людей. Календари учитывали изменение климата; этот аспект чрезвычайно важен и для древних, и для нас. Есть российская двухтомная энциклопедия «Мифы народов мира», но энциклопедии календаря нет. В 1999 году в Русском этнографическом музее была проведена конференция «Время и календарь в традиционной культуре». Я участвовал в ней, у меня сохранился сборник ее трудов. Мне кажется, там была заложена основа того, что можно назвать энцик­лопедией календаря.