Научная журналистика — ключ к пониманию науки

1 сентября 2020 года были оглашены итоги конкурса European Science Journalist of the Year. Победительницей стала россиянка Мария Пази — лауреат присуждаемой с 2019 года премии Rusnano Russian Sci&Tech Writer of the Year. Основатели российского конкурса из Ассоциации коммуникаторов в сфере образования и науки (АКСОН) научные журналисты Александра Борисова и Ольга Добровидова рассказывают о двухлетней истории премии, планах на будущее и, главное, о виновнице торжества.

Когда в 2018 году мы в ­АКСОН собрались с духом реализовать давнюю мечту — сделать российский аналог «Научного журналиста года», именно в ТрВ мы написали своеобразный манифест о том, зачем и как мы решились учредить премию. Текст назывался «Сверить часы» [1] — это мы и хотели сделать.

Это не была первая в России премия для научных журналистов, но мы впервые решили объединить разнородное сообщество тех, кто пишет о науке и технологиях, через институт признания лучших в нем. Неслучайно поддержать нас согласился Фонд инфраструктурных и образовательных программ (ФИОП): наша премия и мыслилась не столько как соревнование, сколько как элемент инфраструктуры. Мы не только награждали лучших, мы каждый год выпускали сборник всех вошедших в шорт-листы текстов ([2] и [3]), которые мыслились как та самая «сверка часов» — возможность посмотреть на других и обдумать свою работу.

А еще мы хотели, чтобы Россия перестала быть белым пятном на карте мировой научной журналистики и о нас узнали. Эта задача, впрочем, мыслилась как стратегическая и долгосрочная, мы и надеяться не смели, что уже через год молодая российская журналистка — лауреат нашей премии, выдвинутая на европейский конкурс нашей ассоциацией, станет лучшим научным журналистом года в Европе. Впервые за почти десятилетнюю историю этой премии.

Конечно, главный герой этой истории — Мария Пази из журнала «Русский репортер». Советуем почитать ее тексты-победители ([3] [4] [5]) и другие ее работы — жюри европейского конкурса ставило восклицательные знаки напротив ее фамилии совсем не зря. Но для нас это не точка, а один из шагов — будем надеяться, на длинном пути.

Как мы делали премию

Первое, без чего невозможна премия, — это участники. Два года подряд на конкурс приходило более полутора сотен статей из десятков изданий. Статьи выдвигали сами редакции (только в этом году мы открыли возможность самовыдвижения), что стало дополнительным фильтром. Участвовали все: классические научно-популярные журналы, отделы науки больших СМИ, современные научпоп-сайты, СМИ региональные и корпоративные. Это разнообразие отражается и в списке победителей и призеров: в нем есть как совсем молодые авторы — Мария Пази, Евгения Щербина («Чердак»), Марат Кузаев (ТАСС), так и мэтры научной журналистики — Алексей Водовозов («XX2 век»), Алексей Алексенко (Forbes), Алексей Понятов («Наука и жизнь»).

Это понятный результат работы экспертного совета, который не только провел отличную экспертизу, но и участвовал в совершенствовании процедуры [7] конкурса. Особую благодарность хочется выразить двум председателям совета — Егору Задерееву (2019) и Данилу Фёдоровых (2020), а также Даниелу Карабекяну, который поделился своей методологической экспертизой.

Rusnano Russian Sci&Tech Writer of the Year — это действительно большая работа не отдельных людей, но сообщества, где вклад каждого был определяющим. Это вселяет в нас веру, и мы дерзаем поставить следующие задачи — взамен так быстро и счастливо решенных.

Куда пойдем?

Во-первых, конечно, вперед: очередной раунд подачи заявок на премию, как всегда, стартует в начале года (теперь — 2021-го). Идти есть куда: в этом году AAAS Science Journalism Awards, самая престижная награда в мировой научной журналистике, отмечает 75-летний юбилей. Мы хотим создать долговременный профессиональный институт, который станет приливом, поднимающим лодки, корабли и катера российской научной журналистики благодаря естественному росту профессиональных стандартов — и в таком виде переживет всех нас. Мы планируем сделать программу премии круглогодичной, дополнив ее профессиональными образовательными мероприятиями (первое состоялось уже в этом году [8] вопреки COVID-19 — и еще одну мастерскую мы планируем перед IV Российским форумом по научной коммуникации 16 октября 2020 года).

Но премия для нас — это не только двигатель профессионального развития сообщества, это еще и, если хотите, заявление о природе научной журналистики, которую слишком долго считали эдакой «морской свинкой», не имеющей отношения толком ни к науке, ни к журналистике. Возможно, пандемия 2020 года навсегда выбьет из умов и учебников представления о том, что место науки в медиа — где-то «за печкой», там, куда ходят только какие-то особые предельно мотивированные читатели и где работают странные авторы, подхватившие у своих героев из науки флер «не от мира сего».

На наш взгляд, результат работы научного журналиста не инфотейнмент, а сама она не хобби и не вынужденное пристанище для несостоявшихся ученых. Научный журналист помогает своей аудитории ориентироваться и принимать решения в мире, который всё сильнее зависит от успехов науки; это требует чутья, набора особых навыков и большого опыта, которые появляются в результате упорной и непростой работы. Научная журналистика заслуживает слова excellence — «выдающееся мастерство», которое обычно используют в описании профессиональных наград. И премия для научных журналистов — это не только про взгляд в будущее и стремление к росту, это и про внимание к настоящему и признание того, что мы делаем сейчас, имеющим значение.

В непростой ситуации с пандемией дело дошло до того, что коллеги-журналисты просили нас об интервью в качестве экспертов (и такая смена ролей происходит не только в России — о ней говорили и коллеги из других стран, обсуждая COVID-19 на недавно завершившейся Европейской конференции научных журналистов в Триесте). Нас поставили перед этической дилеммой, ведь роль журналиста плохо совместима с ролью эксперта. Однако в конечном итоге этика предписывает руководствоваться интересами читателя, а просившие у нас комментариев журналисты были уверены, что медики и вирусологи не смогут объяснить ситуацию с вирусом так же понятно и дать такую же полную картину, как научные журналисты.

Это тоже прямое признание того, что наука не пресловутый сферический конь в вакууме, а инструмент понимания окружающего мира и научная журналистика необходима мейнстримовым медиа как ключ к этому инструменту. И мы надеемся, что премия станет, помимо прочего, одной из возможностей выхода научной журналистики в большой мир.

1. trv-science.ru/2019/02/12/sverit-chasy/
2. bit.ly/3iJ8IQh
3. bit.ly/2RDSigb
4. expert.ru/russian_reporter/2019/16/kiber-dnk/
5. expert.ru/russian_reporter/2019/03/tsifrovaya-lyubov/
6. expert.ru/russian_reporter/2019/22/chelovek-evolyutsioniruyuschij/
7. bit.ly/33Wpx4n
8. akson.science/project-list/virtualnaja-masterskaja-vokrug-mediciny/

Писать лучше, больше, смелее

Победитель Rusnano Russian Sci&Tech Writer of the Year и European Science Journalist of the Year Мария Пази рассказала о своей работе и о своих планах.

Как-то так получается, что я нечасто говорю себе, что молодец. А тут сказала трижды: когда вошла в шорт-лист Rusnano Russian Sci&Tech Writer of the Year во второй раз, победила в российском этапе и вошла в шорт-лист европейского конкурса. Так что к объявлению победителя на конференции в Триесте я подошла со стойким ощущением, что лимит «молодец» за 2020 год у меня исчерпан. Поэтому даже не сразу поняла, что произошло: «Ну, назвали третьей, значит, я третья. Почетная бронза». А бронза вдруг оказалась золотом.

Я молодец? Неправда. Мы молодцы. Я написала статьи, но дальше они начали жить своей жизнью: мой редактор Андрей Константинов номинировал меня от «Русского репортера» на российскую премию, экспертный совет конкурса проделал огромную работу и выбрал финалистов, Ассоциация коммуникаторов в сфере образования и науки построила инфраструктуру, которая сделала участие в европейском конкурсе возможным; от ассоциации я была номинирована на европейский конкурс. Поэтому я не чувствую себя вправе обнять звание научного журналиста года и шептать: «Моя прелесть» — это общая победа. И я надеюсь, что она станет вдохновением для других авторов, для Ассоциации коммуникаторов — мы делаем важное и нужное дело, и делаем его хорошо.

Я довольно «зеленый» автор. От первой публикации до победы в конкурсе «Научный журналист года Европы» прошло три с половиной года. Такое бывает? Для меня это невероятный сюжет, и до конца поверить в него пока не получается. Стоит ли говорить, что я очень рада и польщена? Я вне себя от радости, чуть от нее не лопнула, прыгаю до потолка и допрыгала до седьмого неба от счастья — и всё одновременно.

Но ожидать и требовать от себя я теперь стала, наверное, большего: планочка, к которой всё время приходится тянуться, резко скакнула. Появилось такое приятно-неприятное чувство, что расслабляться нельзя

Так что план — соответствовать своим ожиданиям: писать лучше, больше, в чем-то смелее. Может, попробовать себя в другом жанре: вдруг получится записать хороший подкаст? И наверное, я немного обидела те темы, которыми занимаюсь в научно-исследовательской лаборатории, — депривация сна, нейродегенерация, белки теплового шока — и ничего про них не писала. Постараюсь это исправить

Редактор — лучший друг человека, в смысле — автора. Это правда. Во-первых, Андрей Константинов меня привел в «Русский репортер» практически «с улицы»: на тот момент у меня не было опыта, не считая курса «Мастерская научной журналистики» и двух плохоньких статей в газете биофака, которые я сейчас читаю зажмурившись. И довольно быстро доверил писать большие, срочные тексты. Надо обладать какой-то внутренней смелостью и чутьем, чтобы вот так вытащить человека из толпы и сказать: «Да, пиши». Кроме того, я ни разу присутствовала на планерке (она в Москве, а я — в ­Петербурге), и именно Андрей озвучивал и отстаивал мои идеи, выбивал дополнительные тысячи знаков на статью. При этом было очень много степеней свободы в выборе темы: процентов восемьдесят текстов — это то, о чем я хотела написать, а не задания от редакции. За всё это я очень признательна.

Андрей в своей прощальной колонке (на закрытие «Русского репортера») написал следующее: «Считается, что научные журналисты пишут про науку. Мы всё делали наоборот. Писали об искусстве и о спорте, о смайликах и о гопниках, о городских легендах и о будущем религии, о снах и о моде, — в общем, обо всем интересном, — а нам всё было интересно. Научная журналистика для нас была не описанием научных достижений, а возможностью взглянуть с точки зрения науки на что угодно — и на актуальные события, и на привычные вещи, о которых мы редко задумываемся. К своим текстам мы подходили как к исследованиям — пускай неполным и нестрогим, не столько научным, сколько журналистским…

Как научный журналист может исследовать реальность? Например, поговорить с несколькими учеными из совершенно разных областей… для текста о шизофрении понадобилось собрать за одним столиком кафе психиатра, философа и психолога, а для текста про футбольных болельщиков — историка, антрополога, исследователя субкультур, спортивного психолога… Непривычно много гуманитариев, да? Мне кажется, мы были самой гуманитарной научной редакцией в стране. Ведь наука — не только про коллайдеры (про них-то мы конечно тоже писали, и внутрь забирались, и как же это было интересно!) — но и про нашу жизнь».

Этот подход — писать не только о науке, но о жизни, — судя по всему, и оценило компетентное международное жюри.