Полная версия. В .pdf и в бумажной газете опубликован сокращенный вариант.
Автобиографическая книга Дмитрия Зимина «От двух до… Книжка с картинками» (М.: Гелиос, 2020) — расширенная версия книги 2007 года «От 2 до 72». Добавление значительно не объемом, а содержанием: за 13 лет радикально изменились мир, страна и жизнь автора.
Драматизма, впрочем, хватает и в предыдущих главах. Редко кому удается вместить в свою биографию три совершенно разные жизни. Советский радиоинженер, работающий на переднем крае радиофизики, крепя обороноспособность родины, завершил карьеру доктором технических наук, лауреатом Премии им. А.С. Попова АН СССР и Государственной премии РФ за создание первой в мире противоракетной системы. Распад советской власти, застав его предпенсионером, вынудил начать жизнь предпринимателя. Результат и награда — первая российская компания, признанная главной биржей мира и заработавшая ее акционерам внушительные деньги.
Третья жизнь началась в 2001 году, когда советский радиоинженер и крупный российский предприниматель навсегда ушел из коммерческого бизнеса и занялся совершенно некоммерческим делом — тратой своих личных денег на поддержку фундаментальной науки и просвещения в России. Учрежденная им в 2008 году премия «Просветитель» фактически воскресила популяризацию науки в России, за что Дмитрий Зимин в 2015 году был награжден первой премией «За верность науке» Министерства oбразования и науки РФ, а три месяца спустя решением Минюста РФ фонд Зимина —причислен к иностранным агентам.
Достижения Д. Б. Зимина обязаны не только его уму, энергии и целеустремленности, но еще и везучести. Ему везло с детства. Даже в том, что лишился отца он в двухлетнем возрасте, поэтому утрату не запомнил, а мама, тети и бабушка своей любовью старались восполнить безотцовщину. Ему повезло со школьным учителем физики, который взял его в соавторы книжки «Школьная УКВ радиостанция». Повезло с научным руководителем кандидатской диссертации. И повезло с директором закрытого Радиотехнического института, где беспартийный (!) Дмитрий Зимин прошел путь до начальника отдела с сотней сотрудников.
Репутация, заработанная в советское социалистическое время, в новую эпоху помогла Дмитрию Борисовичу набрать в своем институте команду работоспособных соратников, а энтузиазм (не по возрасту) и надежность слова помогли привлечь внимание молодого (и некрупного) предпринимателя из США, приехавшего вскоре после путча в новую Россию в поисках новых возможностей. Американец годился Зимину в сыновья, но их союз оказался удивительно плодотворным. Главный плод сотрудничества — компания сотовой связи, которой предстояло большое будущее по имени «Билайн».
На пути к этому Зимин, с помощью своего партнера, в условиях реальной российской политэкономии прошел ускоренный курс мировой политэкономии и предпринимательства. Удачи преследовали его и в бурном море бизнеса. Награда за смелость? Думаю, что еще и за честность, которая в бизнесе дорого ценится. Цитируя как-то фразу первого в мире долларового миллиардера: «Готов рассказать о происхождении всех моих миллионов, кроме самого первого», — Зимин добавил: «А я могу рассказать и о самом первом». Поэтому, наверное, через полгода после его самоувольнения он получил российскую премию «Бизнес-Олимп» в категории «Репутация». И по той же причине, вероятно, собственного миллиарда недозаработал.
Какой удачей был (своевременный) конец его бизнес-карьеры, он осознал лишь пару лет спустя, когда «делом ЮКОСа» обозначилось крутое изменение политэкономии страны в направлении «держать и не пущать». Зимин тогда уже вовсю занимался своим антикоммерческим бизнесом, по-прежнему стремясь к эффективности — к эффективности своих личных вложений в поддержку науки и просвещения. Вложения эти заведомо не могли окупиться деньгами. А окупились ли они в других измерениях, я бы спросил читателей ТрВ, знакомых с темой по личному опыту и по статьям в этом лучшем органе научно ориентированной публицистики (см. trv-science.ru/?s=Дмитрий+Зимин).
На мой-то взгляд, профессия филантропа-просветителя сейчас самая главная для России (филантропия, напомню, переводится как «человеколюбие»). К этой, третьей профессии Зимина готовили обе предыдущие и — не менее значительно — его до-профессиональная жизнь, начиная с арбатского босоногого (!) детства.
В новой книге Дмитрий Зимин, по сути, рассказывает об этой подготовке, о терниях на пути к звездам, о счастливых случайностях и забавных подробностях, а заодно о стране, в которой всё это происходило.
Пора сказать, что многие подробности жизненного пути Дмитрия Зимина я узнал задолго до этой книги, узнал от ее автора, с которым знаком почти 20 лет и провел много часов в исследовательском историко-научном общении. Познакомила нас книга об Андрее Сахарове, вскоре после выхода которой я получил e-mail от неизвестного мне читателя, с теплыми словами и предложением встретиться. Имя и должность читателя — «генеральный директор АО „ВымпелКом“» — ничего мне не говорили. Но, пошарив в Интернете, я обнаружил, что читатель этот в советское время создавал систему противоракетной обороны, а именно из-за этой обороны Сахаров совершил самый крутой поворот в своей жизни. Так открылась первая тема для беседы. За ней последовали не менее интересные.
Поэтому на роль беспристрастного рецензента новой книги Дмитрия Зимина я не гожусь — слишком много знаю. Но в этом есть и плюс: я готов под присягой засвидетельствовать, что книга говорит языком Зимина — лаконичным, основанным на фактах, уверенным в продуманных оценках одних важных явлений и признающим свое непонимание других, не менее важных.
Картинки, обещанные в названии книги, — это не только фотографии, но еще и выразительные документы, а также злободневные когда-то публикации в СМИ. В результате получилось выразительное досье — собрание фактов, которые, быть может, и не «говорят сами за себя», но дают возможность читателю самому дополнить лаконичные пояснения автора, составить общую картину и расставить свои акценты. Впрочем, слово «досье» слишком скучное. В этой книге я лично вижу эскиз сценария для приключенческого фильма. Как минимум трехсерийного — для трех жизней Зимина, наполненных судьбоносными встречами, драматическими столкновениями характеров, моральных постулатов и даже цивилизаций.
Всего этого было так много, что в книгу не попали некоторые ярко документированные эпизоды. Например, письмо «запорожца» (Д. Зимина) «турецким султанам» (руководителям РТИ) весной 1995 года:
«Сложившаяся в последнее время ненормальная ситуация во взаимоотношениях между руководством Радиотехнического института им. акад. А.Л. Минца и МАК «Вымпел» с одной стороны и конверсионными предприятиями, созданными в стенах РТИ, с другой стороны вынуждают нас обратиться к вам со следующими вопросами.
Предприятия ЗАО «ВымпелКом», «КБ Импульс», в которых трудятся сотни сотрудников РТИ, поставлены в условия жесткого противодействия. Мало того, что вы не в состоянии обеспечить возможность для своих сотрудников реализовать их право на труд, вы умышленно препятствуете реализации этого права.
Возникает вопрос: почему эти предприятия поставлены в положение пасынков?
Почему предпочтение отдается посторонним коммерческим структурам, нисколько не заинтересованным в судьбах работников института?
Почему не объявляется открытого конкурса на аренду или покупку помещений?
Мы просим, если не предоставления льготных условий для людей, отдавших десятки лет институту, то хотя бы равных со всеми условий.
Если вас не устраивает цена, по которой мы должны оплачивать арендованные помещения, то скажите об этом прямо, и этот вопрос можно решить ко взаимному удовлетворению…»
Взаимности не получилось. К осени 1996-го закрытое АО, покинув стены когда-то родного института, подготовилось к открытию, предложив свои акции мировому рынку. Вход первой российской компании в мировую экономику был отмечен статьей в The New York Times. Один заголовок чего стоил: «The Russians Are Coming, to Big Board Trading». Слова «Русские идут!» имели драматическую историю в Америке. Паническая фраза журналиста в начале холодной войны стала названием комедии в 1960-е, когда американцы пытались смехом заглушить свой страх перед военным коммунизмом. А в 1990-е это был вздох облегчения: наконец-то русские бросили строить коммунизм и занялись делом…
Беседы с Зиминым в начале XXI века меня, историка науки, чрезвычайно просветили. Он говорил о своем опыте, о конкретных сплетениях радиофизики, экономики, психологии. И, казалось, сам удивлялся тому, сколько вместил в одно десятилетие своей уже немолодой жизни. Радиофизик-практик использовал лексикон физика-теоретика Сахарова и точно так же не претендовал на абсолютную истину. Зимин посоветовал мне поговорить с «соучастниками» его жизни, имевшими, как я обнаружил, иные точки зрения и иные оценки некоторых событий. Он даже предложил устроить нечто вроде своей «очной ставки» с видным деятелем РТИ, чтобы выявить расхождения в «показаниях». И они выявились, помогая мне увидеть объемную картину событий, а разномыслящим не мешая уважать друг друга.
К эмпирическим наблюдениям и теоретическим соображениям Зимина я прибавил собственный семилетний опыт жизни в стране самой продвинутой науки и техники, а также, по нестранному совпадению, и высшей экономической эффективности. И впервые ясно понял, что совместно с исследователями и изобретателями мировую историю двигают предприниматели. Что только сочетание этих трех очень разных видов творческого труда обеспечило победу в соревновании двух социальных систем. И что сама возможность такого сочетания определяется представлениями данного общества о том, что такое хорошо и что такое плохо в отношениях между людьми. В частности, понял я, почему электромагнитный телеграф и радио, впервые изобретенные в России, не были тут же и там же «внедрены в жизнь», а позже импортировались с Запада.
На Запад — в Америку — я попал в 1993 году, выиграв конкурс на стипендию в новорожденном Институте истории науки и технологии при MIT. Продвинутые историки науки со всего мира занимались там своими проектами благодаря предпринимателю (в области электротехники), энтузиасту истории науки и филантропу Берну Дибнеру (1897–1988), который родился в царской России и подарил изрядную часть своего состояния и собранные им коллекции на создание нового института.
В центре моего проекта был вопрос: как это «чистым» физикам-теоретикам удалось изобрести советскую термоядерную бомбу? И лишь переход к работе над биографией Сахарова вынудил меня втянуться в исследование военно-технических и социально-экономических факторов эпохи холодной войны. Треугольник наука — экономика — психология оказался почти равносторонним. По сути, об этом говорит название нобелевской лекции Сахарова 1975 года: «Мир, прогресс, права человека». И, думая об этом треугольнике, расспрашивал я Дмитрия Борисовича Зимина. И соединял его живой опыт с опытом жизни Сахарова, с мыслями Эйнштейна и Бора о мире, в котором появилось ядерное оружие. Решив, что проблемы послесоветского мира даже важнее проблемы квантования гравитации, я захотел поделиться возникшим пониманием с читателями журнала «Знание — сила», в котором публиковался еще с советских времен.
Мою статью1, однако, Зимин принял скептически, недоумевая, зачем я так подробно объясняю очевидную роль частной собственности. Я спросил, а понимал ли он всё это в 1988 году, когда в СССР родился «закон о кооперации», в котором не было страшного слова, пахнущего капитализмом. Зимин ответил: «Ни черта не понимал. Но это же когда было!»
В его предпринимательском кругу общения, конечно, не надо было объяснять роль частной собственности. А среди моих вполне образованных, казалось бы, знакомых в России само слово «предприниматель» звучало подозрительно. И я придумал эксперимент. Поговорив с коллегами по Институту истории естествознания и техники РАН, я пригласил Зимина встретиться с ними, ответить на их вопросы, задать свои. Историки науки и техники, кандидаты и доктора, свободно спрашивали и высказывались. Зимин так же свободно отвечал и спрашивал, под конец с трудом сдерживая ироническую улыбку. А когда мы вышли, он грустно промолвил: «Да-а-а… Если столь ученые люди так понимают, точнее, не понимают, как работает здоровая экономика, то что ожидать от других…» Я оправдывал коллег тем, что они, занятые выживанием и своими узкими темами, не прошли тот курс повышения квалификации, который послесоветская история предоставила Зимину и который он окончил с отличием. Предположил я, что, как и в науке, новое поколение гораздо легче усвоит новые (и хорошо забытые старые) представления.
Вскоре обнаружилось, что новое поколение не спешит проявляться. В респектабельном издательстве «Вагриус» в 2004 году переиздавали мою книгу о Сахарове. Когда книга была уже на выходе, я предложил им новую — на основе серии статей в «Знание — сила» об упомянутом треугольнике в свете опыта Зимина. Неделю спустя главная редакторша сообщила, что их отдел маркетинга не видит коммерческих перспектив такой книги. А неформально пояснила: «Наш средний читатель не поверит, что в России честный человек может стать богатым, и сходу решит, что это — „заказуха“; а кто же на такое потратит свои кровные?! И ваша репутация пострадает. Вот если бы вы историю Зимина преподнесли в художественной форме…»
Всё это я вспомнил, читая книгу Зимина в 2020 году. И спросил себя, может ли она просветить «нашего среднего читателя», как она просветила меня. У этого читателя, увы, не прибавилось оснований верить, что честный человек может стать богатым. Как говорят экономисты, роль малого и среднего бизнеса в экономике России за последние полтора десятилетия резко уменьшилась, а крупные деятели великодержавного капитализма недосягаемо вознеслись от народа.
Поэтому, подозреваю, и поныне средний российский читатель в рассказах Дмитрия Борисовича, скорее, заподозрит художественный вымысел (а то и хитрый умысел). А несредних, кому судьба дала возможность личного знакомства с миром свободного честного предпринимательства, вроде бы и просвещать не надо? Есть от чего прийти в уныние. Но этот смертный грех, по моим наблюдениям, Зимину не угрожает. При том, что реальность он не идеализирует.
Уйдя из бизнеса, он еще некоторое время оставался членом бюро правления РСПП и в наших первых беседах, листая буклет с составом Бюро, лаконично характеризовал своих коллег — видных предпринимателей страны. Интеллект всех оценивал высоко, сравнивая с хорошо знакомой ему научно-технической элитой. Но моральный уровень лишь примерно половины считал достойным уважения. Критерием был выбор средств к достижению успеха. Для кого-то бизнес-цель оправдывала любые средства. Другие учитывали не только деньги, но и невидимые моральные ценности.
Всё как у людей. Ведь и в мире науки моральное разнообразие заметно. Академик В. Л. Гинзбург когда-то заметил: «К сожалению, в пределах имеющихся у меня сведений нет никаких оснований утверждать, что занятие наукой способствует воспитанию высоких нравственных качеств. Вместе с тем такой вывод меня самого удивляет. Видимо, многие другие факторы значительно сильнее и раньше влияют на формирование личности, чем облагораживающее воздействие занятий наукой».
Да, значительно сильнее и раньше. Личность формируется, приобщаясь к культурной традиции с самого раннего детства, усваивая вместе с родным языком важнейшую часть культуры — моральные постулаты. Взрослея, человек может осознать их и словесно оформить, но лишь чрезвычайное давление извне или сила характера изнутри способны существенно изменить моральную систему ценностей. Отсюда устойчивость (она же консервативность) культурных традиций, которые могут сосуществовать в одном географическом пространстве. Это ярко выразила русская литература XIX века, а убедительный социологический опрос зафиксирован в собрании русских пословиц В. И. Даля и в народных сказках. Совокупность этих проявлений народной мудрости говорит не только мне, что советское прошлое — это не главная причина нынешних бед России, а следствие российского позапрошлого.
Дмитрий Зимин цитирует Максимилиана Волошина, который в 1919 году написал: «Они пройдут — расплавленные годы / Народных бурь и мятежей: / Вчерашний раб, усталый от свободы, / Возропщет, требуя цепей». Семьдесят лет спустя на всю страну транслировались выступления Андрея Сахарова, народного депутата СССР, в высшем органе государственной власти. Тогда не только Дмитрий Зимин и пишущий эти строки верили, что обломки самовластья не сложатся опять в руководящую и направляющую силу, — в это верил и знаменитый социолог Юрий Левада2. Единственный известный мне пример трезвой проницательности проявил тогда философ Мераб Мамардашвили, заметивший в 1990 году: «Я вижу миллионы людей, готовых сейчас любовно отдаться хозяину»3.
Свободолюбивому меньшинству очень не хватало трезвой просвещенности; не хватало понимания, что люди, привыкшие к рабской жизни, со страхом думают о свободе, считая ее синонимом вольной воли и произвола, — и не знают, что истинная свобода возможна лишь в комплекте с ответственностью и за свою свободу, и за свободу ближнего своего. Это — трудное понятие для привычно-рабского сознания, и оно входило в историю человечества лишь путем просвещения и изобретения новых форм социальной жизни. Но сначала всегда было и есть слово. Только слово может побудить человека начать выдавливать из себя раба. Выдавливать по капле. Это Чехов написал за сто лет до горького наблюдения Мамардашвили, актуально это и сегодня.
В одной бардовской песне поется: «А если что-то надо объяснять, / То ничего не надо объяснять. / Но если всё же стоит объяснить, / То ничего не стоит объяснить». Этот совет, возможно, имеет некий смысл в личных отношениях, но не в деле просвещения, необходимость которого для России глубоко понимали еще в XIX веке Н. С. Лесков и В. И. Даль4.
Главная цель просвещения, на мой взгляд, — помочь желающим ответить на вопрос Раскольникова-Достоевского: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» — а прежде всего — задать этот вопрос внятно. Что такое «тварь дрожащая», Родя прекрасно знал. Видел во «всех» окружавших его, хоть выразил почему-то иностранно: «О, как я понимаю „пророка“, с саблей, на коне. Велит Аллах, и повинуйся „дрожащая“ тварь!.. Повинуйся, дрожащая тварь, и — не желай, потому — не твое это дело!» А вот на что он имеет право, Родион толком не понимал. В романе не раз упоминается Америка, куда можно «убежать», но нет и намека, что там, за океаном, уже сто лет основной закон страны провозглашал исходной самоочевидной истиной, что все люди созданы равными в своем неотъемлемом праве на свободу стремиться к счастью, а чтобы обеспечить это право, учреждают правительство, власть которого основана на согласии управляемых.
Лишь так понимаемое право позволяет сделать вопрос Раскольникова историческим: кто мы, человеки, — твари дрожащие или неповторимые личности, равно наделенные неотъемлемым правом на свободу? Первый вариант ответа, если его принимает большинство, соответствует самодержавной вертикали власти. Во времена Достоевского второй вариант ответа еще не звучал громко и на западе Европы, а в России о нем слышали всего лишь доли процента населения. К нашему времени, согласно соцопросам, свою свободу проявляют уже около 10% россиян. Самопросвещению содействует современная жизнь с открытыми границами и хорошие книги. Не в последнюю очередь и книги, участвующие в конкурсе премии «Просветитель». Книги эти, на мой взгляд, прежде всего просвещают потенциальных просветителей, дают им реальные факты и доводы, укрепляющие веру в силу просвещенного свободолюбия.
По моим представлениям, среди читателей ТрВ процент свободолюбов, неленивых и любознательных, гораздо выше 10%. Рекомендуя им книгу Дмитрия Зимина, я вспоминаю обидевшее меня предложение изложить опыт его жизни в художественной форме. И предложил бы смотреть на его собственное документальное жизнеописание как на эскиз сценария невероятной докудрамы. За его лаконичной прозой встает драматургический образ человека, по ходу пьесы предприимчиво изобретающий следующий ее эпизод, с учетом новых обстоятельств. Образ свободного человека в не очень свободной стране, человека, который в изобретательном поиске научных истин и в поиске искусных инженерных решений видит идеал общественной жизни. И щедро вкладывается в продвижение этого идеала в сознание общества.
«Научным» мы считаем метод, основанный на глубоком изучении фактов, теорий и взглядов,
предполагающий непредвзятое, бесстрастное в своих выводах, открытое обсуждение.
Андрей Сахаров. Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе (1968).
Геннадий Горелик
1 Горелик Г. Чего не понимали Эйнштейн, Бор и Сахаров? // Знание — сила. 2002. № 9.
3 Мамардашвили М. Философ можeт не быть пророком // Человек. Октябрь 1990 года.
4 Горелик Г. Что такое просвещение? // ТрВ-Наука. № 280 от 04.06.2019.
Фрагменты из книги «Дмитрий Зимин. От двух до… Книжка с картинками»
Задачи, решаемые СПРН и системой контроля космоса, представлялись тогда (да и сейчас) вполне осмысленными. Что же касается самой идеи создания весьма сложной и разорительно дорогой ПРО одного города — Москвы… то это вопрос более дискуссионный… не пытались ли мы ставить рекорды в области, в которой с нами соревноваться никто не собирался и не собирается?
И, между прочим, кое-кто из нас, кто был крупным акционером, как-то одномоментно стал официально и публично богатым человеком.
А я так вообще через год-другой оказался в списке бизнес-лидеров и «олигархов». Для простого советского человека — странная и тогда (хотите верьте, хотите не верьте) не сразу осознанная метаморфоза.
А в конце апреля, как гром среди ясного неба — без какого-либо разговора со мной, без каких-либо обсуждений получаем акт о признании фонда «иностранным агентом».