И давным-давно распиленное,
склеивается опять бревно…
Александр Фролов. Возвращение бревна
Автор опубликованной недавно в «Московском комсомольце» статьи о необходимости немедленно остановить «конвейер» «Последнего адреса» [1], скромно подписавшийся «внук репрессированного офицера Красной Армии», неосторожно призвал всех неравнодушных принять участие в обсуждении проекта «Последний адрес». Думаю, что ни «внук репрессированного» Дмитрий Кузьмин (на самом деле — заместитель начальника Российского союза промышленников и предпринимателей Александра Шохина), ни активисты проекта не ожидали такой бурной ответной реакции: помимо ответа «Последнего адреса», также опубликованного на страницах «Московского комсомольца» [2], было несколько возмущенных публикаций в разных изданиях и еще множество открытых писем в социальных сетях от людей, которых письмо Кузьмина задело лично.
В статье г-на Кузьмина много прямой неправды (или незнания?) и передергиваний, но основное возмущение вызвал тезис о том, что увековечивать память о репрессированных надо за заслуги, а не «всех без разбору». И это — главное, чего не понял (или сделал вид, что не понял) «внук репрессированного» в сути народной инициативы. Суть не в том, чтобы разобраться, кто достоин памяти, а кто недостоин (для этой задачи существует процедура установки мемориальных досок). «Последний адрес» создан для того, чтобы сохранить память о людях, которые были убиты государством. А потом реабилитированы. То есть государство вроде бы принесло им извинения, и выжившие родственники даже получили какие-то льготы и компенсации за свою искалеченную жизнь. Только вот «ни креста, ни могилы» у этих погибших. Повезло тем, о ком помнят хотя бы родственники.
Теперь эти родственники — или любой неравнодушный человек — могут подать заявку в «Последний адрес» на установку памятного знака для репрессированного. «Последний адрес» не берет на себя функцию судей, он лишь выполняет заявки. И главная работа тут не в том, чтобы прикрутить табличку к стене дома. Сначала нужно выяснить, соответствует ли заявка исторической правде: с помощью общества «Мемориал» ищутся документы на репрессированного, в частности (это важно!) документ о реабилитации. Потом нужно получить согласие собственников дома (или не получить и уйти восвояси, в надежде, что это удастся когда-нибудь позже). А потом, с помощью родственников и любых доступных источников, собрать всю возможную информацию о погибшем.
На сайте «Последнего адреса» о каждом человеке, которому установлена табличка, есть текст [3]. Иногда он очень короткий: человек не был знаменит, родственников не осталось, документы не сохранились или они недоступны — только сухие факты, найденные в архиве. Совсем иначе выглядит текст, составленный по воспоминаниям родственников, которые иногда еще даже помнят уведенного на смерть человека: такие тексты бывает трудно читать без слез. Мне по крайней мере, ведь я тоже — внучка репрессированного и с детства помню бабушкины рассказы про то, как дедушку арестовывали, как вчерашние друзья перестали здороваться, про тюремную камеру для жен изменников Родины, про бесплодные попытки найти мужа спустя «десять лет без права переписки».
Но это я отвлеклась, я хотела о другом. Ковш репрессий черпал всех без разбора — чистильщик обуви, машинистка, рабочий, дворник, домохозяйка (называю профессии тех, в память о ком уже установлены таблички), — но всё же с особой яростью, прицельно, били по независимым, критически мыслящим, компетентным. Поэтому особую группу среди репрессированных составляют ученые: тех, от кого зависит будущее страны, уничтожали с особым рвением. Академика Вавилова допрашивал (и пытал заодно) следователь НКВД Хват.
«Каждый раз, когда ученого вводили, Хват задавал ему один и тот же вопрос:
— Ты кто?
— Я академик Вавилов.
— Мешок говна ты, а не академик, — заявлял доблестный старший лейтенант и, победоносно взглянув на униженного „врага“, приступал к допросу» [4].
Табличка Николаю Ивановичу Вавилову была установлена в Петербурге в марте 2017 года. Заслуги академика нет смысла перечислять, они хорошо известны. А вот всем ли известны следующие факты? «Только по одному акту изъятия лейтенант ГБ Кошелев постановил „…уничтожить, как не имеющие ценности: 1. Черновые материалы ВАВИЛОВА Н. И. по заграничным поездкам в Абиссинию, США, Англию, Японию и другие страны. Всего в 92 папках. 2. Записных книжек и блокнотов с различными записями — 90 штук…“. Всего в этой описи 26 пунктов». Вменялась в вину академику «контрреволюционная антисоветская и вредительская деятельность». Вредительство было направлено «к подрыву и запутыванию семенного и селекционного дела в СССР».
В январе 2019 года «Последний адрес» установил табличку ученику академика В. И. Вернадского геохимику Вениамину Аркадьевичу Зильберминцу, расстрелянному за «шпионаж в пользу Германии и вредительство». Какой шпионаж, почему в пользу Германии? Оказывается, в 1905 году его задержала полиция за агитацию — он призывал голосовать за социал-демократическую фракцию на выборах во вторую Государственную Думу, — но, продержав в участке два дня, освободила. «Освобождение из участка через два дня без последствий <…> свидетельствует о вербовке в агенты царской охранки». Ну, а раз завербован в 1905-м, значит, ясно, что в 1934-м стал шпионить на немцев. А вот доказательства вредительства: «Целый год был затрачен на разработку методики извлечения из золы углей германия <…> С вредительской целью не изучал редкие металлы в углях тех месторождений, в которых они были». Вернадский, сам чудом уцелевший в годы репрессий — возможно, благодаря тому, что ушел со всех административных постов, — пытался вмешаться, но его письма в разные инстанции не спасли ученика от расстрела.
В июне 2019 года были установлены памятные таблички сразу двум видным микробиологам. Георгий Адамович Надсон, сделавший блестящую карьеру в Ленинграде, переехал в Москву, чтобы возглавить Институт микробиологии АН СССР. Уже через три года, в 1937 году, академик Вернадский, друг и сосед Надсона по дому, записывает в дневнике: «Кругом террор. И на каждом шагу его следствия. Надсон рассказал вчера, что велено уничтожить культуру вируса, привезенную Зильбером. У Надсона из лаборатории удалено и арестовано здесь в Москве много сотрудников». Через месяц Надсон был арестован, обвинен в «контрреволюционной деятельности и участии в террористической организации», через год исключен из Академии наук (восстановлен посмертно в 1956 году), а еще через год расстрелян. Институт микробиологии был фактически разгромлен: множество сотрудников — репрессировано, а детище Надсона — отдел изменчивости, где изучалась изменчивость и наследственность микроорганизмов, — ликвидирован.
Ученик Вернадского Владимир Антонович Любарский посвятил себя борьбе с туберкулезом; с опасностью для жизни он несколько раз ставил опыты на себе, как это нередко практиковалось в то время. Арестовали его в рамках начавшейся весной 1937 года кампании «по борьбе с вредительством», однако обвинение было выдвинуто стандартное — «участие в контрреволюционной террористической организации».
Якуб Оскарович Парнас был арестован за «совершение разведывательной деятельности против СССР по заданию иностранного государства». Вот как пишет о нем Н. Ф. Гамалея в письме Сталину, еще не зная, что в день составления этого письма — 16 марта 1949 года — Парнаса уже нет в живых: «Якуб Парнас является выдающимся биохимиком. До 1939 года он был профессором Львовского университета, где своими работами и исследованиями приобрел мировое имя. После присоединения Западной Украины к Советскому Союзу он переехал в Москву. За свои новые исследования, обогатившие советскую науку, он избран был в годы Великой Отечественной войны действительным членом Академии наук Союза ССР, куда, как известно, избираются ученые, обогатившие науку трудами первостепенного значения». К несчастью, попав в Советский Союз после жизни за границей, ученый не понимал многих советских реалий, в том числе опасности активного общения с иностранцами. Впрочем, если бы и понимал — кто знает, спасло ли бы это его?..
Я перечислила всего лишь несколько выдающихся ученых с близкими специальностями, которым были установлены памятные таблички, — а ведь есть еще невыдающиеся… Есть студенты, из которых, возможно, вышел бы новый Вавилов, если бы их жизнь не оборвалась всё с той же формулировкой — «шпионаж», «участие в контрреволюционной террористической организации» и подобный бред, выдуманный следователями.
В списке установленных табличек «Последнего адреса» — имена ученых из самых разных отраслей науки. Физики Матвей Петрович Бронштейн (муж Лидии Чуковской), Пётр Кириллович Нечипоренко, Павел Тимофеевич Соколов. Математик Борис Иванович Извеков. Химик-технолог Николай Фёдорович Юшкевич. Философ Густав Густавович Шпет (участвовал в составлении «фашизированного большого немецко-русского словаря»). Геолог Яков Самойлович Эдельштейн. Историки — первый декан МГУ Григорий Самойлович Фридлянд, Аркадий Владимирович Бородин, Николай Николаевич Ванаг. Статистик и экономист Ликарион Витольдович Некраш. Педагог Роман Иванович Млиник. Историк искусства Николай Николаевич Пунин. Новгородский искусствовед Борис Владимирович Шевяков, подвижник, занимавшийся сохранением памятников древнерусской культуры. Дюжина филологов, среди них: специалист по русской литературе Григорий Александрович Гуковский, выдающиеся ленинградские востоковеды Юлиан Константинович Щуцкий, Александр Давидович Мейсельман и Александр Николаевич Самойлович, несколько фигурантов «дела славистов» («участие в организации, ставившей своей целью свержение Советской власти») — начиная с Николая Николаевича Дурново и его 28-летнего сына Андрея Николаевича.
И это еще далеко не все репрессированные ученые, взятые из очень маленькой выборки — людей, которым установлены памятные таблички «Последнего адреса». Судьбы разные, а обвинения повторяются: «вредительство», «шпионаж», «контрреволюционная агитация». Нередко — «участие в контрреволюционной террористической организации», обычно в реальности не существовавшей. Так, Щуцкий якобы участвовал в «антисоветской, анархо-мистической, террористической организации „Орден тамплиеров“». Юшкевич представлен членом «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра». Ванаг, возглавивший группу составителей учебника по истории СССР, который лег на стол Сталину и — о ужас! — Сталину не понравился, был обвинен в участии в «контрреволюционной правотроцкистской организации», ставившей своей целью ни много ни мало — «подготовку террористических актов против членов Политбюро ЦК ВКП(б)». Впрочем, расстрелянный с ним в один день Фридлянд признал вину в «убийстве Кирова и в подготовке убийства Сталина, Кагановича, Орджоникидзе».
На момент написания этого текста всех табличек — и в России, и в других странах (Украина, Чехия, Грузия, Германия, Молдавия) — установлено 1111. Ровно столько заключенных было убито при расформировании Соловецкого лагеря (такое было принято решение: в связи с ликвидацией лагеря тяжелых преступников самых «преступных» заключенных — ликвидировать, остальных перевести в менее строгие лагеря; искусствовед Борис Шевяков попал на одну из барж, которые были утоплены вместе с заключенными).
Так что конвейером скорее можно назвать машину репрессий. А память возвращается — по крупицам.
«Последний адрес» не спорит о числе репрессированных, о роли Сталина, о достижениях советской науки и прочих темах, разделяющих сегодня российское общество на два непримиримых лагеря. Он говорит: пожалуйста, давайте вспомним вот этого человека. В этом доме он жил, занимался своей биологией-физикой-литературой, растил детей, мечтал о внуках, — а его выдернули из жизни, и он исчез навсегда: «ни креста, ни могилы». Казалось бы, что тут можно возразить? Но возражений полно, и это говорит о том, что ничего не изжито — ни энтузиазм карательных органов, ни в печенках сидящий страх населения перед государством. А раз не изжито, значит, этому суждено повториться?
Так оно и повторяется. Нужно очень не хотеть смотреть по сторонам, чтобы не заметить, что с каждым годом всё больше ученых попадает под каток силовых органов; если среди ваших знакомых таких, к счастью, нет, почитайте подробный обзор репрессий ученых, опубликованный недавно в «Новой газете» [5]. Основные статьи УК — «госизмена» и «разглашение гостайны»: чем не «вредительство» и «шпионаж»? Да и «участие в контрреволюционной террористической организации» сразу приводит на ум созданное провокаторами «Новое величие» и «Дело Сети», фигуранты которого давали показания под пытками. Разница, впрочем, есть: сейчас не судят «тройки», нет заранее составленных «расстрельных списков», времена, можно сказать, вегетарианские.
75-летний физик Виктор Кудрявцев, обвиненный в госизмене за обмен научной информацией с иностранными коллегами, через год вышел из тюрьмы в связи с ухудшившимся состоянием здоровья (тяжелая форма рака легких). Специалист по космической плазме Валентин Данилов, обвиненный в шпионаже в пользу Китая за передачу сведений, которые к тому моменту давно не являлись секретными, вышел по УДО, отсидев 8 лет (сейчас ученому 72 года). Радиоинженера Геннадия Кравцова приговорили к 14 годам заключения за отправку резюме в Швецию — но потом срок снизили до шести лет, недавно он вышел на свободу. Конечно, во времена Большого террора все эти люди давно были бы расстреляны.
Беда в том, что количество таких дел растет. Вот и сейчас, на наших глазах, развивается «шпионско-госизменническое дело» ученого Анатолия Губанова, за которого активно вступаются коллеги и друзья. («Губановы — это династия ученых, работающих в „ЦАГИ“, семья, три поколения которой неразрывно связаны с авиацией. Анатолий Александрович — отец пятерых детей, трое из которых являются работниками „ЦАГИ“» [6]).
Владимир Буковский сказал: «Освобождение не приходит к человеку извне. Оно должно прийти изнутри». Спецслужбы как газ: они занимают столько места, сколько им оставишь. И пока мы не осознáем наше прошлое, мы не сможем эффективно сопротивляться наступлению мрачного настоящего.
Фото с сайта проекта «Последний адрес»
Фото на обложке: Сергей Пархоменко
- mk.ru/social/2020/12/02/konveyer-poslednego-adresa-nado-ostanovit. html
- mk.ru/politics/2020/12/14/posledniy-adres-ne-konveyer-a-chelovecheskoe-soobshhestvo.html
- poslednyadres.ru/installed/
- sgtnd.narod.ru/wts/rus/Vavilov.htm
- novayagazeta.ru/articles/2020/11/27/88134-berut-lyudey-s-opytom-lomayut-zhizni-otnimayut-rabotu-i-zdorovie
- mbk-news.appspot.com/suzhet/kollegi-uchenogo/
Валерий Сойфер
В важной и своевременной публикации Лариса Мелихова упомянула расстрелянного при Сталине академика Г.А.Надсона, который помимо других важных работ вместе с Г.С.Филипповым обнаружил в 1925 г. индукцию мутаций ионизирующим излучением у низших грибов. Однако против такого вывода выступил генетик А.С.Серебровский, заявивший, что у микроскопических грибов нет хромосом (их открыли в конце концов у грибов), и никакого открытия мутаций у них быть не может, что Надсон ошибся. Серебровский «прославился» еще и тем, что, как показал в своих статьях и книгах А. Шварц, направлял с женой доносы на генетика С.С. Четверикова, первым начавшего преподавать генетику в Московском университете (Четверикова из МГУ убрали, а Серебровский занял его место и возглавил кафедру). А через два года после Надсона и Филиппова, в 1927 г., американский ученый Г. Дж. Мёллер доказал индукцию мутаций у плодовых мушек и в 1946 г. ему присудили зп это открытие Нобелевскую премию по медицине.
Существует тренд рассматривать сталинские репрессии как результат внутрипартийной борьбы, и, соответственно, смотреть на жертв репрессий как на проигравших в этой борьбе. На этом и построена аргументация «внука репрессированного офицера Красной Армии«. Крайне возмутительный и оскорбительный взгляд, к тому же не имеющий под собой никакой почвы. Среди жертв репрессий были люди на всех уровнях, которые никаким образом не имели никакого отношения ни к какой политической борьбе и их было большинство.