«Решение об РФФИ — как гром среди ясного неба»

В новогодние праздники Борис Салтыков, президент Политехнического музея, дал постъюбилейное интервью нашей газете. Беседовала Наталия Демина.

— Расскажите, пожалуйста, как складывалась борьба за РФФИ? И какова была роль Владимира Фортова?

— В 1993 году шла борьба за то, как будет устроен РФФИ. Сам фонд был создан 3 ноября 1992 года постановлением и. о. премьер-министра Егора Гайдара. Академия наук тогда, как вы знаете, противилась реформе, и я боялся, что из этого фонда, который должен был стать вневедомственным, доступным любому исследователю, Академия наук сделает «ручной» фонд.

Чтобы создать фонд, мы были вынуждены пойти на компромисс с РАН и согласиться с тем, чтобы первым председателем фонда стал первый вице-президент РАН Андрей Александрович Гончар, который занимался распределением финансов внутри Академии наук. Однако юридический отдел правительства РФ констатировал, что у Гончара возникает явный конфликт интересов, так как он курирует финансы Академии, а будет еще и распоряжаться финансами фонда. И я стал с помощью Николая Владимировича Арзамасцева, моего ближайшего помощника, ранее работавшего в Отделе науки ЦК и хорошо знавшего многих ученых, искать нового кандидата на пост председателя РФФИ. Арзамасцев предложил мне рассмотреть кандидатуру Владимира Фортова, директора Института теплофизики экстремальных состояний ОИВТ РАН. Владимир Евгеньевич, как и я, был выпускником Физтеха, только на пять лет моложе.

И я позвонил Владимиру Евгеньевичу и предложил встретиться. На встрече объяснил ему, что пост председателя РФФИ — это почти государственная должность. По указу Бориса Ельцина РФФИ выделялось 3% от всех ассигнований на науку. Я пообещал Фортову повысить бюджет РФФИ до 4%.

Но Владимир Евгеньевич от этой должности стал отказываться, сказал, что хочет оставаться в науке. Фортов был выдающимся ученым, и когда он впоследствии получил европейскую премию, то полушутя-полусерьезно сказал, что следующей премией будет Нобелевская. Он сказал, что ему предстоит провести эксперимент: «Мне надо довести до ума мою бочку». Это уникальный объект, стальная «бочка» примерно три метра высотой, в которой можно было производить мощные взрывы. Владимир Евгеньевич занимался высокотемпературной плазмой. Однако на доведение до финала всей экспериментальной установки не хватало приличных денег. Я его уговорил тем, что пообещал выделить деньги из резерва министра науки на доведение до ума его «бочки». Я как министр мог давать гранты или субсидии на хорошие проекты без конкурса, на этот резерв выделялся 1% от бюджета на науку.

В итоге Владимир Евгеньевич согласился, и в июле 1993 года состоялось собрание совета РФФИ. Я зачитал отзыв юристов правительства: академик РАН А. А. Гончар не может занимать пост главы совета РФФИ ввиду конфликта интересов, и мы предлагаем кандидатуру В. Е. Фортова. Состоялось голосование, и Владимир Евгеньевич был избран председателем РФФИ. Надо отдать должное Андрею Александровичу Гончару. Он провел важную предварительную работу: договорился с Президиумом РАН и для РФФИ арендовал 21-й этаж «Золотых мозгов» (затем РФФИ занял 20-й и 21-й этажи) и провел первые кадровые назначения. А его работу продолжил Владимир Евгеньевич, набрав специалистов на работу по отделам. Была создана система независимой научной экспертизы. В мае 1996 года постановлением Виктора Черномырдина бюджет РФФИ был увеличен до 6%. Фортов успешно руководил фондом до апреля 1997 года.

Летом 1996 года у Бориса Ельцина случился первый инфаркт, всё зашаталось, и Виктор Черномырдин предложил всем членам правительства написать заявления об уходе. Всё правительство ушло в отставку, и началась чехарда премьеров.

В один из дней июля или начала августа 1996 года мне позвонил Владимир Фортов и сказал: «Борис, надо встретиться». Я еще был и. о. министра, так как уже, как и другие министры, написал заявление о своей добровольной отставке. Фортов приехал и сказал: «Что мне делать? Черномырдин предложил мне занять твое место». Я ему: «Соглашайся немедленно. В этих условиях непонятно кого могут назначить, в том числе и совершенно некомпетентного человека. А ты знаешь научную сферу, и я совершенно в тебе уверен». И Фортов занял пост министра науки, потом до 1997 года был и вице-премьером.

Хотел бы подчеркнуть, что несмотря на то, что Фортов занимал высшие государственные должности, он оставался блестящим ученым, и его шуточки насчет Нобелевской — это почти правда. И ведь он добился того, чтобы на МКС провели придуманный им эксперимент с плазменными кристаллами.

Владимир Евгеньевич, помимо всего прочего, был и яхтенным капитаном. Ему с командой удалось обогнуть мыс Доброй Надежды в Африке и пройти гигантский путь на яхте. Он много об этом рассказывал, и мне было интересно, ведь в студенчестве в лагере Физтеха я тоже увлекался яхтенным спортом. Фортов был человеком спортивным, любил бурные волны и дальние походы на яхте.

— Как бы вы прокомментировали решение о присоединении РФФИ к РНФ, несмотря на протесты ученых?

— Решение о ликвидации РФФИ для меня — как гром среди ясного неба. То, что сейчас происходит с РФФИ, на мой взгляд, вызвано в том числе и стремлением сократить число субъектов, имеющих право финансировать науку. Я понимаю, что прошло почти 30 лет и, может быть, надо что-то менять, но РФФИ — это прежде всего поддержка фундаментальной науки, там нужна другая экспертиза. Я надеюсь, что РФФИ останется в качестве департамента внутри РНФ и будет иметь возможность проводить собственную экспертизу. Меня беспокоит судьба инициативных грантов, о которых говорится в заявлениях ученых в защиту РФФИ. Первый конкурс таких грантов был объявлен в декабре 1992 года. Создание РФФИ было первым серьезным шагом по обновлению структуры научной сферы, потом появились государственные центры и другие фонды. Подождем и посмотрим, что произойдет с РФФИ в будущем.

— Недавно вы отметили свое 80-летие. Извините за высокопарность, но в чем с высоты ваших лет вы видите смысл человеческой жизни?

— Я думаю, смысл жизни в том, чтобы оставить после себя добрый след, добрую память, сделать что-то полезное для твоего сообщества. Творческие люди стремятся сделать что-то новое: написать книгу, картину или музыку, что-то изобрести. От миллионов людей вообще никаких следов не остается, но остаются их дети, которым, может быть, повезет больше, и они будут успешнее родителей.

— Какие события в жизни были для вас самыми счастливыми?

— Тут зависит от трактовки слова «счастье». Если говорить о личностно-эмоциональной трактовке, то, конечно, это первая любовь, влюбленность, безумное счастье юношеских лет, а если говорить о счастье в карьерном смысле, самореализации, то, конечно, самыми счастливыми были 1993–1996 годы, когда я был министром науки и технической политики. Тогда появился шанс сделать что-то полезное и оставить свой след в том времени, которое нам досталось. «Времена не выбирают…»

— А какие этапы в жизни были самыми сложными?

— Как ни странно, как раз эти годы были и самыми сложными, потому что и работали по 12 и больше часов в день, торопились успеть сделать всё задуманное, потому что всё могло пойти не в ту сторону. И это были действительно сложные годы.

Кстати, когда меня пригласили стать директором Политехнического музея в 2010–2012 годах, то были очень похожие годы. Надо было радикально реформировать музей, в котором более 600 сотрудников со средней зарплатой в 11 тыс. рублей. И тоже удалось сделать то, что обещал: а именно сократить численность сотрудников в два раза и в четыре раза поднять зарплату, найти место для временного пристанища музея во время реконструкции и передать бразды правления новому директору — Юлии Шахновской. Она продолжила проводить реформу и организовала сложнейшую реставрацию исторического здания музея.

Я надеюсь, что в конце мая — начале июня 2021 года состоится полное открытие обновленного музея. Хотя для меня смена директора Юлии Шахновской, которой Министерство культуры 13 декабря 2020 года не продлило контракт, на Елену Проничеву была неожиданным и шоковым событием. Новый директор меня поздравила с 80-летием, за что я ей очень благодарен.

— Есть ли у вас какой-то жизненный девиз?

— Я об этом как-то не задумывался, но очень часто Егор Гайдар произносил известную фразу, и мы все считали, что это наш девиз: «Делай что должно — и будь что будет». Не мной он придуман, но он мне подходит. В те сложные годы мы делали то, что считали нужным и должным.