Энергия освобождения: антисталинская речь Юрия Орлова

Полная версия материала. В .pdf и в бумажной газете опубликована сокращенная.

Двадцать пятого февраля 1956 года, после того как ХХ съезд исчерпал повестку дня, на закрытом заседании (в отсутствие зарубежных гостей) Хрущёв прочел свой сенсационный доклад. Делать записи делегатам съезда было запрещено.

В докладе подробно рассказывалось о репрессиях второй половины 1930-х, о фальсификации следственных дел, о пытках и истязаниях, которым подвергались арестованные во время следствия. Прозвучали обвинения в адрес Сталина за катастрофические просчеты, допущенные накануне и в начале Великой Отечественной войны. Депортации народов были названы «грубым попранием основных ленинских принципов национальной политики».

В то же время годом начала массовых репрессий был назван 1934-й, что исключало из числа «ошибок» и «преступлений» репрессивные акции, предпринятые до этого («шахтинское дело» (1928), «процесс промпартии» (1931) и другие), а также раскулачивание и голод 1932–1933 годов. К жертвам «культа личности» были отнесены в первую очередь коммунисты, не участвовавшие в партийных оппозициях.

В печати появилось лишь краткое сообщение о названии прочитанного Хрущёвым доклада и о том, что съезд его одобрил. Секретный пункт постановления съезда предусматривал рассылку текста доклада партийным организациям без опубликования в открытой печати. На протяжении марта и апреля 1956 года доклад Хрущёва зачитывался на партийных собраниях в десятках тысяч партийных организаций СССР. После прочтения брошюра с текстом доклада согласно указанию ЦК подлежала уничтожению.

Доклад Хрущева вызывал шок у слушателей. На собраниях, где его зачитывали, звучали выступления, в которых прорывались жгучие боль и гнев, накопленные за многие годы. В сообщениях с мест партийные комитеты информировали ЦК о том, что люди (иногда публично) снимали, разрушали и уничтожали изображения Сталина (портреты, бюсты) — непременные атрибуты советских учреждений. Началась и консервативная фронда. Наиболее заметным ее проявлением стали события марта 1956-го в Тбилиси — массовые выступления в защиту Сталина, которые были подавлены армией.

Трактовка Хрущёвым причин тирании вызвала критику у интеллектуалов, и, по-видимому, именно ученые первыми заговорили о необходимости демократических гарантий от произвола. Подобные речи затрагивали стержень системы — диктатуру партийной верхушки, что тревожило ее гораздо сильнее, чем разрушение символов «культа».

О большинстве вольнодумных выступлений советская печать не сообщала. Исключением стали речи на партийном собрании в Теплотехнической лаборатории Академии наук СССР (так тогда назывался будущий Институт теоретической и экспериментальной физики). О них узнала вся страна. Статью о неправильных выступлениях напечатала «Правда». Больше того, из Москвы в руководящие партийные органы (ЦК компартий союзных республик, крайкомы, обкомы, горкомы и райкомы) было разослано особое письмо. Послания подобного рода назывались закрытыми — это был непубличный способ коммуникации с региональными структурами КПСС и партийными массами.

Это письмо доводило до сведения функционеров: тем, кто зайдет в своей критике слишком далеко, необходимо давать отпор, а затем примерно наказывать (об арестах пока не было сказано ни слова). Постановление Секретариата ЦК готовила особая комиссия, в ее составе были М. Суслов, Д. Шепилов, П. Поспелов, Л. Брежнев, Н. Беляев, Е. Фурцева. Решение комиссии утвердил Президиум ЦК (высшая руководящая структура партии) 5 апреля. На места был разослан текст письма-постановления «О враждебных вылазках на собрании партийной организации Теплотехнической лаборатории Академии наук СССР по итогам ХХ съезда КПСС».

Первым же пунктом утверждалось исключение из партии всей четверки смутьянов. Вторым — назначалась процедура проверки лояльности. Для этого был избран необычный способ: в парторганизации Теплотехнической лаборатории предписывалось провести поголовную перерегистрацию коммунистов, чтобы «оставить в рядах партии только тех, кто на деле способен проводить генеральную линию партии и бороться за выполнение решений ХХ съезда КПСС». Парторганизация лаборатории как бы создавалась заново.

Если постановляющая часть была четкой, то содержание выступлений в постановлении характеризовалось без подробностей. В письме-постановлении хватило одного абзаца:

«Младшие научные сотрудники Авалов Р. Г., Орлов Ю. Ф., Нестеров В. Е. и техник Щедрин Г. И. выступили с клеветническими, злобными провокационными заявлениями, ревизующими генеральную линию Коммунистической партии, решения, принятые ХХ съездом КПСС, порочили демократический характер советского строя и восхваляли фальшивые свободы капиталистических стран, предлагали развязывание пропаганды в нашей стране враждебной буржуазной идеологии. Они пытались повернуть собрание от принципиального обсуждения итогов ХХ съезда КПСС и осуждения культа личности к дискредитации партии, партийных и советских органов, клевете на ЦК КПСС и Советское правительство»¹.

Немногословно о речах было сказано и в статье «Коммунистическая партия побеждала и побеждает верностью ленинизму» (номер «Правды» вышел 5 апреля — в тот самый день, когда Президиум утвердил постановление о крамольных речах):

«Вместе с тем нельзя проходить мимо таких фактов, когда отдельные гнилые элементы пытаются использовать критику и самокритику для всякого рода клеветнических измышлений и антипартийных утверждений. Так, например, на собрании партийной организации одной из научных лабораторий сотрудники Авалов, Орлов, Нестеров и Щедрин использовали внутрипартийную демократию для выступлений клеветнического характера, направленных против политики партии, ее ленинских основ. Коммунисты партийной организации не проявили должной большевистской воинственной непримиримости к этим антипартийным вылазкам»².

Записи вольнодумных речей в Теплотехнической лаборатории много лет были недоступны и пылились в недосягаемых для независимых исследователей партийных архивах. Только в начале 1990-х, уже в постсоветские времена, появилась возможность прочесть речь Юрия Орлова — ее воспроизвел по памяти он сам.

К тому времени его имя приобрело международную известность. Юрий Фёдорович Орлов стал правозащитником, участвовал в создании Московской Хельсинкской группы и возглавил ее, побывал в лагерях и ссылке. В 1986 году его доставили из Якутии в Москву, лишили гражданства и выслали в США. Досрочное освобождение и обмен предпринимались для деэскалации советско-американских отношений. Воспоминания Орлова «Опасные мысли» первоначально вышли на английском. Книгу «Dangerous Thoughts: Memoirs of a Russian Life» напечатали в Нью-Йорке в начале 1991 года, а уже в следующем году — в Москве.

Событиям в Теплотехнической лаборатории в мемуарах посвящена отдельная глава «Меньшевистские песни». В начале 1990-х — вероятно, в том же 1992 году — Юрию Фёдоровичу передали официальную запись его антисталинской речи. Это сделал другой участник собрания — физик-теоретик Вадим Нестеров. Орлов пишет в воспоминаниях, что речь сохранил у себя дома его отец.

Впервые официальная запись речи была напечатана в 2008-м, в новом издании «Опасных мыслей»³. Стоит сказать несколько добрых слов о Людмиле Михайловне Алексеевой, которая содействовала этой публикации. В 1976 году она по приглашению Юрия Орлова стала необъявленным секретарем Московской Хельсинкской группы, а в постсоветской России возглавила воссозданную группу и руководила ей более двух десятилетий (1996–2018).

Людмила Михайловна обратилась к участникам исследовательской программы «Мемориала» «История инакомыслия в СССР» с просьбой составить комментарии к «Опасным мыслям». В этой работе принимали участие Н. Васильева, Д. Зубарев, О. Колганов, Н. Костенко, А. Макаров, А. Эйсман. (Министерство юстиции РФ включило «Мемориал» в реестр НКО, «выполняющих функции иностранного агента»; «Мемориал» оспаривает это решение в судебном порядке. — Ред.)

Читателям повезло, что Людмила Михайловна отнеслась к подготовке книги как историк-профессионал. Даже крупные издательства не стремятся осложнять себе жизнь и экономят на элементарном справочном аппарате. Выпускница исторического факультета Московского университета, автор первой монографии об инакомыслии в Советском Союзе хорошо знала, как следует публиковать мемуары. Именно Людмила Михайловна настояла на том, чтобы воспоминания Юрия Фёдоровича были впервые изданы с комментариями.

Далее мы публикуем историко-документальный коллаж, в центре которого — антисталинская речь Юрия Фёдоровича Орлова. Цитаты из мемуаров даны курсивом, текст документов — полужирным шрифтом.

Прежде всего приведем речи коллег Орлова⁴.

«Наше бюро (Юрий Орлов был членом партийного бюро. — Г. К.) собиралось дважды, чтобы спланировать мартовское собрание. Чтобы задать тон, мы решили выступать первыми. Клава, секретарь и машинистка бюро, должна была стенографировать. Первым вышел Роберт Авалов⁵, грузин, ортодоксальный ленинец, окончивший физтех вместе со мной».

В директивах XX съезда КПСС уделяется большое значение развитию производства атомной энергии в мирных целях.

О теоретическом росте. У нас сейчас работает сектор над вопросами квантовой механики, мы должны подготовить работников для работы на ускорителе. Тов. Орлов Ю. работает над проектированием ускорителя. Наш сектор принимает участие в создании реактора. Создание инженерной группы по реакторостроению дало бы большую пользу.

О секретности. Иной раз секретность даже мешает общему делу. Например, засекречивание учебника, отсутствие которого мешает в работе сектора. В этом необходима помощь политотдела. Пренебрежение зарубежной наукой, бюрократизм, догматизм наложили свой отпечаток и в области науки.

Удивляет, почему съезд не обсуждал доклад тов. Хрущева «О культе личности и его последствиях?» Почему у нас возник культ личности? Об этом нет обоснованных объективных объяснений со стороны наших учебников, литературы. Нужно рядовым членам партии высказывать свое мнение по всем вопросам жизни страны. Этого не было до сих пор. Например, и тов. Хрущев, и тов. Булганин в своих выступлениях на XIX съезде так же, как и другие, восхваляли Сталина⁶. Они не высказывали своего мнения тогда. Теперь мы узнали, что у них о Сталине было почти противоположное мнение тому, что раньше высказывалось. Где причина, приведшая к культу личности? Народ был бессилен, поэтому удалось небольшой группе людей установить свою диктатуру. Не культ личности привел к тем явлениям, которые в докладе т. Хрущева характеризуются как последствия культа личности, а скорее наоборот. Именно то, что в руках небольшой группы была сосредоточена вся полнота власти и всякий, кто не поддерживал эту группу, рисковал жизнью, именно это и привело к тому, что стали восхвалять Сталина.

Самой радикальной мерой изжития вредных явлений в нашей жизни может быть вооружение народа. Это на первый взгляд кажется смешным, но если как следует задуматься над той опасностью, которая грозит стране, если допустить рецидивы случившегося, то, безусловно, следует продумать все меры к устранению причин случившегося, несмотря на то, что некоторые из них на первый взгляд вызывают смех. У меня нет никаких сомнений, что если бы существовавший до сих пор режим продолжался еще несколько десятилетий, то нам пришлось бы от социализма к коммунизму переходить путем вооруженного восстания⁷.

«Володя Судаков⁸, талантливый теоретик и секретарь партбюро, сам не выступал, спокойно предоставляя слово каждому, кто просил. Он дал его Вадиму Нестерову⁹, экспериментатору».

Доклад начальника политотдела меня не удовлетворил, так как такой доклад можно было слышать после XIX съезда в эпоху культа личности, но не после XX съезда. О выступлении тов. Хрущева о культе личности. Ведь жутко, что 70% XVII съезда и членов и кандидатов ЦК были расстреляны. Это говорит о слабости нашей партии: в 30-х годах коммунистов, наверное, погибло больше, чем в Октябрьскую революцию, и это в самой демократической стране мира.

Полностью согласен и подписываюсь под выступлением тов. Орлова. Огромный вред нашему партийному делу приносит пустозвонство, общие слова везде: в прессе, радио, ежеминутно нам доказывают превосходство социализма над капитализмом. Это глупо.

У нас хромает политическая работа, так как она построена формально, не на живом деле, не на борьбе мнений, а на цитировании, мы глушим радиостанцию Би-Би-Си, а это неправильно, что мы боимся ее пропаганды. Работа парторганизации должна быть в корне перестроена.

Заканчиваю выступление словами американского писателя Марка Твена: «Господь бог наделил американцев тремя свободами: свободой совести, свободой слова и благоразумной решимостью не пользоваться ими». Эти слова относились к капиталистическому обществу, но, к сожалению, относятся и к нам. Нужно, чтобы так больше не было».

Из докладной записки начальника политотдела Теплотехнической лаборатории (31.03.1956):

«<…> продление собрания для принятия решения было перенесено на 26 марта. 24 марта утром политотдел начал по протоколу и личным записям воспроизводить более подробно речи выступающих коммунистов, допустивших в своих выступлениях серьезные политические ошибки. Для того, чтобы принять меры партийного воздействия на этих коммунистов, в это время вызвал начальник Политуправления [Мезенцев¹⁰. — Г.К.] со всеми материалами собрания. В Политуправлении трое присутствующих на собрании — я, инструктор т. Трубников¹¹ и зам. начальника политотдела т. Анисимов¹² восстановили по протоколу и нашим записям выступления тт. Авалова, Орлова и Нестерова»¹³.

«И последним из нас выступил член бюро техник Щедрин»¹⁴ (его речь прозвучала не 23, как полагал Орлов, а 26 марта. — Г.К.):

В народе говорят, что на съезде была подана тов. Хрущеву записка: «А где Вы были?». Обратившись к делегатам съезда тов. Хрущев спросил: «Кто написал?» и, не получив ответа, заявил: «Боитесь. И мы вот также боялись»¹⁵. <…>

Мы говорили о силе партии и власти народа, ее не было и нет. Мы за Сталиным пошли бы к фашизму. Мы сейчас повторяем культ личности, возвеличивая т. Хрущева, его доклад о культе личности с умом не обсуждали на съезде. Тов. Хрущев в докладе навалил великую кучу, а мы, малые люди, теперь разбирайся в этом. Поднял демократию вокруг вопроса о культе личности, по мертвому лицу, а на мертвого можно теперь все валить. Сталина знали все. Знали его Черчилль и Рузвельт. Мы, коммунисты, знали его как Генералиссимуса, а кто же ему присвоил это звание и за что, нам теперь становится непонятно, а что же мы знаем о Булганине, был пред[исполкома] Моссовета и стал маршалом. Мы, коммунисты, воспитывали наших детей в любви к Сталину. В прессе сидели жулики и прохвосты, которые 5-6 лет все газеты посвящали поздравлениям, восхвалениям Сталину, а почему Хрущев сделал доклад, и делегаты съезда разбежались, а почему доклад не был обсужден, где же критические выступления на съезде, где решение съезда по докладу о культе личности?

Наша партия была слаба. Разве в том сила партии, что один человек держал в кулаке 8 миллионов коммунистов, а члены ЦК 22 года молчали. А кому же писать Устав?

С трибуны французского парламента выступает коммунист и критикует правительство, и его в тюрьму не садят, а почему у нас в Верховном Совете нет критики Правительства.

Верховный Совет, разве это демократический орган? О досрочном прекращении договора с Финляндией по передаче ей Поркалла-Удд не спросили у народа, парламента, а передали миллиарды безвозмездно¹⁶. Ведь добро народное! Только на 1 миллиард можно было бы 10 миллионам пенсионеров обеспечить по 1000 рублей в течение года. Разве это парламентский орган, который фиксирует в своих решениях прошлое? (Из зала реплика т. Рыжасова: «Плохо изучаешь демократический централизм».)

А теперь товарищам говорят, что выступления нехорошие. Мы пережили у себя в Лаборатории романовскую диктатуру и знаем, что такое «критика». На съезде, а мы материалы читали в газетах, ни разу никто с критикой по отчету секретаря не выступил. Надо критику развивать и поддерживать.

Теперь представим развернутую запись речи Юрия Орлова.

ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА № 1
общего закрытого партийного собрания парторганизации
Теплотехнической Лаборатории АН СССР
от 23 марта 1956 года

ВЫСТУПЛЕНИЯ:

— ХХ съезд партии принял много хороших хозяйственных решений, но особое значение имеют политические решения. Это — осуждение культа личности и политики террора, проводившейся при Сталине, изменение политики по отношению к социалистическим партиям, решительная поддержка политики мирного сосуществования. Это несомненно прогрессивные решения. Еще не все вопросы решены, некоторые только поставлены, но и это сыграет определенную прогрессивную роль.

Политика террора, проводившаяся при Сталине, привела к далеко идущим последствиям. О последствиях в хозяйственной жизни здесь уже много говорилось, я скажу о последствиях в партийной, государственной и общественной жизни.

К чему пришла в те годы страна в государственной области? Она была страной социалистической, но не демократической. Ходячее мнение, что социалистическая система хозяйства, как более демократическая по сравнению с капиталистической, автоматически обеспечивает демократию и в государственной жизни — неправильно. Зачем нас сравнивать с капитализмом? Конечно, по сравнению с капитализмом социализм, при котором собственность принадлежит народу, гораздо более демократичен. И тем не менее он сам по себе не обеспечивает полной демократии автоматически. Мы в этом убедились. Ведь опыт показал нам, что собственность может принадлежать народу, а [может — вычеркнуто] власть [это слово вписано от руки над строкой] кучке прохвостов (Берия).

Самое плохое то, что террору и репрессиям подвергались не только люди, которые высказывали мнения, не совпадающие с официальным, но также и те, относительно которых какой-нибудь агент ложно показывал, что они это говорили.

Это привело к всеобщей боязни высказывать какие бы то ни было самостоятельные мнения. Партия тогда пропиталась казенным, я бы сказал, рабским духом. Товарищей арестовывают — молчим, пропадают без следа — молчим, расстреливают — молчим! Позор!

Это позорная страница в истории нашей партии. Появилась масса людей, из страха приспосабливающих свою совесть к текущим событиям. Этого за 3 года не переделаешь. Таких людей и сейчас еще, к сожалению, много в нашем партийном и государственном аппарате.

Этот дух не так легко изжить. Лет 10 еще люди будут говорить с оглядкой.

«В зале сидели такие же, как я, члены партии, в большинстве не карьеристы, не фанатики. Теперь многие из них, кто с опаской, кто смелее, открывали глаза и начинали думать: „как избежать повторения сталинизма“ (хотя самого этого термина еще не существовало). Казалось, им нравилось, что я говорил».

т. ОРЛОВ

/продолж./ — За эти годы воспиталась целая орава писателей, философов, экономистов, которые занимались только тем, что держали нос по ветру. Не скоро мы от них избавимся.

Заседания Верховного Совета проходили мимо наболевших острых вопросов нашей внутренней жизни. Такую же картину представляли наши съезды с их парадностью и шумихой. Да и сейчас многое еще не изжито. Как мне кажется, делегаты съезда могли бы многое сказать о наших недостатках также прямо, как это сделала, например, тов. Ковригина¹⁷.

Трудно понять, что доклад тов. Хрущева по такому тяжелому для нашей партии вопросу, как культ личности, не обсуждался на съезде. Ведь последствия этого культа мы переживаем до сих пор. Как же о них не поговорить.

В лице Госбезопасности мы вырастили ребенка, который бил нас сам по морде. Когда-то мы гордились нашими чекистами, а потом-то пришлось стыдиться.

Я не знаю, совершенно ли безопасно и в настоящее время высказывать мнения, расходящиеся с общепринятым мнением. Вот тов. Платонов лучше знает это дело, пусть он ответит¹⁸. [Абзац отчеркнут на полях]

Я считаю, что каждый коммунист должен глубоко продумать имевший место тяжелый этап в жизни нашей партии и в своей собственной жизни. Одни из нас заблуждались, другие приспособлялись. И то, и другое плохо. Нужно во чтобы то ни стало не допустить повторения.

Выписка верна:
Начальник Политотдела
в/части 64843 [кодовое обозначение Теплотехнической лаборатории]
И. ШМЕЛЕВ¹⁹.

Один тезис из этой записи исчез. Его можно назвать кодой речи Орлова. В записке, которую тот же Шмелёв составлял для ЦК, он был:

«Нужна полная демократизация нашей жизни, когда будет полная уверенность в том, что можно жить не оглядываясь, тогда будет социализм»²⁰. 

Юрий Фёдорович запомнил финал своего выступления так:

«— Чтобы больше не повторилось то, что произошло, нам нужна демократия на основе социализма!

Так я закончил. Мои слова о терроре и убийцах никого не шокировали. Антимарксистская идея (которой я очень гордился) об отсутствии детерминизма, была теоретической тонкостью, которая никого, похоже, не заинтересовала. Шумно хлопали не этому, а идее „демократии на основе социализма“».

Эпилог

В ЦК доложили не только о свободомыслии ученых, но и о том, как они держались, когда через неделю после собрания всех четверых вышибли из партии. «Каяться» никто из них не захотел.

Записка секретаря парткомиссии при политуправлении Министерства среднего машиностроения (МСМ) М. Петрова о персональных делах членов КПСС Орлова, Нестерова, Щедрина и Авалова

2 апреля 1956 г. 

ЦК КПСС

2 апреля 1956 года партийная комиссия при политуправлении МСМ разбирала персональные дела членов КПСС Орлова, Нестерова, Щедрина и Авалова. 

Считаем необходимым сообщить ЦК КПСС о поведении указанных товарищей во время разбора их дел.

Во время обсуждения персонального дела Орлова тт. Нестеров, Щедрин и Авалов, находясь в приемной, в грубой форме потребовали от помощника члена партийной комиссии т. Мишина одновременного рассмотрения их дела, заявив при этом: «Что это у Вас за гнилая система?»

Орлов в ходе обсуждения сказал, что его выступление на партийном собрании было правильным по содержанию, а по форме неправильным, резким. Отстаивая свое мнение, высказанное на собрании о нашей печати, Орлов в частности заявил:

«Где, в какой газете, хотя бы один журналист говорил правду о нашем сельском хозяйстве? А Вы говорите, это клевета, Вы меня оскорбляете этим, как раз Вы против Советской власти, а я за Советскую власть».

Орлов повторил свое утверждение, что социалистический строй может быть недемократическим.

Нестеров подтвердил, что он полностью поддерживает выступление Орлова на партийном собрании. Он заявил: «Как может наше радио говорить, что трудящиеся одобряют доклад т. Хрущева Н. С. на съезде, когда они его еще не успели прочитать?

Зачем наша печать пишет, что во время подписки на заем имеет место ликование народа, тогда как на самом деле подписка проходит не всегда гладко?»²¹

Ссылаясь на высказывание т. Хрущева Н. С. о литературе и искусстве, Нестеров заявил, что наш народ не читает советскую литературу, так как читать ее тошно.

Нестеров не согласен с тем, что глушат передачи радиостанции Би-би-си. Щедрин также отстаивал свои антипартийные высказывания, допущенные им на партийном собрании. Он утверждал, что буржуазный парламент является более демократическим органом, чем Верховный Совет СССР, ссылаясь при этом на факт выделения средств американским конгрессом на поездку делегации на Женевское совещание с опубликованием об этом в печати²², тогда как у нас, по его заявлению, решения Верховного Совета (о подарках другим странам, о передаче базы Поркалла-Удд и др.) принимаются без ведома народа, задним числом, когда уже решение осуществлено.

Щедрин считает неправильным, когда делегаты XX съезда КПСС не обсудили доклад т. Хрущева Н. С. о культе личности и его последствиях.

Авалов в ходе обсуждения подтвердил, что он твердо стоит на тех позициях, которые он отстаивал на партийном собрании. «Мы не гарантированы, — заявил он, — что органы госбезопасности в будущем не станут над народом, поэтому лозунг “вооружение народа” я считаю правильным». На поставленный ему вопрос, что он понимает под «вооружением народа», Авалов ответил, что он считает целесообразным при местных советах иметь свои вооруженные отряды или что-нибудь другое для контроля над деятельностью органов госбезопасности.

Партийная комиссия своим решением единогласно исключила тт. Орлова, Нестерова, Щедрина и Авалова из рядов КПСС.

Секретарь парткомиссии при политуправлении МСМ
М. Петров

Геннадий Кузовкин