Каким увидели проект «5–100» сотрудники вузов

Проект «5–100» (далее — Проект), ставивший целью вхождение к 2020 году хотя бы пяти российских вузов в первую сотню лучших согласно международным рейтингам, уже долгое время «на слуху». Происходящее в вузах — участниках Проекта активно изучалось, и особое внимание уделялось изменениям в их научной деятельности. Оценивалась динамика публикационной активности, факторы, которые обеспечивают ее рост (соавторство, аффилиации, публикации в индексируемых сборниках конференций и др.).

Фокус на библио­метрию объясним: во-первых, это более-менее доступные данные, причем позволяющие проследить динамику. Во-вторых, в Проекте большое внимание уделялось именно публикационной активности. Она стала учитываться при аттестации, продвижении, найме. Это привлекло повышенное внимание к вопросам измерения научной продуктивности.

Вместе с тем не так хорошо известно, что знают о Проекте сотрудники вузов, в нем участвовавших, как они его воспринимают, что ценят и чем недовольны. Сейчас Проект завершился, итоги подведены и официальные выводы сделаны. Казалось бы, какое имеет значение отношение к нему сотрудников вузов. Однако новая программа «Приоритет-2030», которая должна начаться в этом году, наследует ряд подходов и целевых индикаторов Проекта. Поэтому имеет смысл разобраться, что было удачно и что — не очень, а что можно было бы улучшить.

Такая попытка была предпринята в ходе опроса преподавателей и исследователей вузов на основе слабоструктурированных интервью. Исследование еще не завершено; оно проводится при финансовой поддержке РНФ в рамках проекта «Человеческое измерение трансформационных процессов в российских университетах: исторический опыт, тенденции и ответы на вызовы современности» (№ 19–18–00485), который реализуется на базе Тюменского государственного университета.

Здесь мы поделимся некоторыми результатами опроса сотрудников двух вузов технического профиля. Один из вузов расположен в Москве, другой — в Санкт-Петербурге; по численности студентов один в пять раз превосходит другой; внебюджетные доходы на одного научно-педагогического работника (НПР) также различаются — почти в три раза в пользу «маленького» вуза; различается и продуктивность по числу статей на 100 НПР: в небольшом вузе она в 2,5 раза выше. Несмотря на все эти различия, результаты опроса оказались во многом схожи. В каждом вузе было опрошено около 20 человек, представлявших в основном технические науки. Большинство — кандидаты наук молодого и среднего возраста.

Выяснилось, что о Проекте так или иначе имели представление все опрошенные в обоих вузах. В единичных случаях респонденты слышали о Проекте, но он их никак не затронул. Абсолютное большинство высказалось о Проекте положительно, назвав его «полезным». Смешанных или отрицательных оценок было немного. Негативное отношение было связано в основном с двумя обстоятельствами: публикационной гонкой, которая воспринималась как базовая идеология Проекта, и разросшейся бюрократией, следящей за выполнением установленных показателей. При этом негативные оценки давали как молодые ученые, так и представители старшего поколения. В целом нельзя было выделить какую-либо возрастную или профессиональную группу, в которой высказывались оценки, заметно отличавшиеся от «среднестатистических» по всей выборке.

Любопытно, что в крупном вузе респонденты в основном рассказывали о том, как программа повлияла лично на них, тогда как в другом — предпочитали говорить о воздействии на вуз или даже на вузовскую науку в целом. И именно в этом, последнем вузе программа критиковалась значительно меньше. По всей видимости, здесь сказалось более осторожное отношение к опросу, что и проявилось в одобрении Проекта без уточнения, в чем его польза именно для респондентов. Однако в целом многие респонденты испытывали сложности с описанием того, как программа повлияла на них лично. Нередко они предпочитали переходить к обобщениям, хотя вопрос ставился именно о влиянии на личное профессиональное положение или его изменение в связи с Проектом.

Чаще всего позитивное влияние Проекта упоминалось в контексте возросшей включенности респондентов в международную кооперацию. Некоторые также в связи с этим указывали на рост своей продуктивности. Характерно обобщающее высказывание респондента: «…Я смог поучаствовать в конференциях, которые проводились за рубежом, соответственно, получилось наладить какие-то общие контакты, также увеличилась, наверное, общая мотивация к публикационной деятельности». Больше всего о развитии международной мобильности говорили молодые ученые — по всей видимости, именно им удалось в первую очередь воспользоваться возможностями, которые предоставлял Проект. Так, один из молодых респондентов отметил, что «раньше, до программы „5–100“, было достаточно тяжело обосновать причину, почему нужно поехать на зарубежную конференцию».

Влияние на вуз в целом описывалось более широко, но в общих выражениях: рост научной результативности; развитие международного сотрудничества; рост мобильности, особенно для молодых ученых; обновление оборудования; новая организация исследовательского процесса; развитие междисциплинарной кооперации. Последнее рассматривалось как направление более глубоких трансформаций внутри вуза:

«…По-другому стали смотреть в принципе на научно-исследовательскую деятельность. Мы же переходим на то, что мы делаем междисциплинарные какие-то наши исследования, то есть мы уже начинаем переплетать кафедры между собой, они начинают довольно серьезно взаимодействовать в рамках научной деятельности, то, чего раньше не было, было очень мало взаимодействий… Это приводит к совершенно другим результатам».

Примерно половина респондентов высказала те или иные замечания к Проекту. Ожидаемо главным объектом критики были установленные показатели публикационной активности. Что важно, рассказывалось о последствиях публикационного гонки — привлечении иностранцев исключительно ради наращивания числа публикаций, «накрутке» показателей, снижении качества публикаций. Характерно, что это отмечали ученые разных возрастов, в том числе молодые ученые. Такая ситуация — демотиватор в научной работе. Вот некоторые высказывания молодых ученых:

«…Это приобретает какие-то гротескные формы, когда создают специально оплачиваемую конференцию, Scopus’овскую, пишут статьи вместе, ссылаются друг на друга по десять раз, чтобы повысить индекс Хирша. Так вот происходит»;

«…Во многом университеты начали привлекать иностранцев, как студентов, так и сотрудников, только потому, что они иностранцы»;

«…Первоначально повысилось количество публикаций очень сильно, но при этом понизилось их качество — среднее, конечно. То есть, допустим, количество качественных публикаций осталось таким же, а добор был за счет менее качественных, зато более быстрых публикаций в менее престижных журналах с меньшим количеством цитирований».

Второе направление критики — бюрократизация в связи с отчетностью по показателям:

«…У нас вот привело это к сильной бюрократизации и к тому, что деньги тратились не на развитие все-таки института как целого, а на отдельные какие-то показатели, которые нужно было обеспечить».

Критические замечания в обоих университетах были схожими. Хотя степень раскрытия проблемы была разной, но сама она была очевидным образом идентифицирована.

Что касается предложений, то только около четверти опрошенных в крупном вузе и чуть более трети — в небольшом высказали разнообразные идеи по поводу корректировки программы.

Больше всего предложений касалось поддержки молодежи, пересмотра системы показателей, интеграции вузов с другими организациями. Были единичные пожелания по усилению поддержки лабораторной базы и изменению сроков реализации программы в целом и периодичности ее оценки (делать программы более длительными, а оценивать результаты — спустя какое-то время после их появления, а не через год).

Поскольку установленные благодаря Проекту показатели оценки научной результативности подверглись критике в наибольшей степени, не­удивительно, что был ряд предложений по изменению системы оценки. Основные идеи были связаны с сокращением числа отчетных показателей и изменением системы подсчета публикаций (в том числе путем введения фракционного счета, более точно учитывающего вклад авторов и делающего невыгодными множественные аффилиации).

Интересно, что респонденты из обоих вузов указали на важность интеграции с другими организациями, а именно с научными институтами и предприятиями:

«…Интеграция — академических институтов и университетов… это действительно такая очень правильная вещь. Вот этого не хватило программе „5–100“, этого, я бы даже сказала, не было»;

«…Там не хватает связи с предприятиями, надо, чтобы эта идея звучала более выраженно…»

Следует подчеркнуть, что предложения были связаны именно с возможными направлениями развития самой программы, а не с совершенствованием процедур, принятым в том или ином вузе.

Таким образом, можно сделать два основных вывода — о положительном и об отрицательном влиянии Проекта.

Опрос показал сильную сосредоточенность респондентов, в стиле общественного дискурса, на показателях и публикациях. По частоте упоминаний это самый болезненный вопрос и главная ассоциация, которая возникала при обсуждении Проекта. Из оценок респондентов следует, что изначально жесткая ориентация на формальные показатели привела к появлению негативных побочных эффектов — и это в первую очередь не бюрократизация, а искажение стимулов к научной деятельности и нарушение этики научной работы. Такое последствие опасно тем, что может трансформировать культуру исследовательской деятельности.

Очевидная область позитивных изменений — появившаяся благодаря Проекту возможность наладить международные связи, причем ученым разных возрастов. Важно, что респонденты говорили об этом не в «прагматическом» ключе, как, например, о способе наращивания публикаций за счет международного соавторства. Они подчеркивали ценность обмена идеями, появления новых контактов; говорили о том, что стали лучше понимать устройство науки в других странах. В некоторых, к сожалению малочисленных, случаях расширение международных связей стало стимулом к изучению иностранного языка. При всех проблемах и ограничениях «повышение открытости» — это в современных условиях очень ценный результат.

Ирина Дежина, докт. экон. наук, руководитель группы
анализа научно-технологического развития Сколковского института науки
и технологий, вед. науч. сотр. Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара