«Если бы Сахаров был жив, мы жили бы в другой стране»

В конце мая 2021 года Сахаровский центр* провел Международную онлайн-конференцию «Тревога и надежда. XXI век» [1], приуроченную к 100-летию Андрея Дмитриевича Сахарова. В предыдущем номере ТрВ-Наука опубликовала выступление Виктора Васильева [2], академика РАН, главы Комиссии РАН по противодействию фальсификации научных исследований, и речь Леонида Марголиса [3], профессора МГУ, руководителя отдела Национального института здоровья США. Сегодня мы публикуем фрагменты выступлений на пленарной секции конференции.

«Делай что должно, и будь что будет»

Конференцию открыл Вячеслав Бахмин, председатель правления Сахаровского центра*, сопредседатель Московской Хельсинкской группы. Он отметил, что Андрей Сахаров одним из первых заявил: в современном мире судьба человечества едина, его будущее — не во вражде и разделении, а во взаимном уважении и сотрудничестве. В центре этого сотрудничества должны быть права и достоинство человека. Сахаров видел, что мир к этому движется, хотя с трудом и неравномерно, и хотел передать это видение будущего нам.

Тезис о неразрывной связи между прогрессом, миром и правами человека Бахмин считает наиболее важным для Сахарова и самым ценным для нас. Прогрессом движет наука, но как распоряжаться его плодами, решают власти и крупные корпорации. Поэтому так важна ответственность ученых. Физик и правозащитник прекрасно понимал хрупкость существования человечества. Он ощутил ее одним из первых, увидев разрушительную мощь созданного им и его коллегами ядерного оружия. Андрей Дмитриевич видел опасность гибели, самоуничтожения разделенного человечества.

Государства склонны нарушать права своих граждан. Суверенитет для них важнее, чем права и жизнь отдельного человека. Защищать права граждан должно прежде всего гражданское общество и независимые СМИ. Государство, систематически и массово нарушающее права своих граждан, становится опасным для других. Поэтому права человека не могут быть суверенным делом государства, их защита становится предметом международной озабоченности и контроля.

Сочетание идеализма и реализма проходит через всю жизнь Андрея Сахарова. Он видел, каким должно стать будущее мироустройство, и старался, насколько возможно, его приблизить. То, что происходит вокруг, не добавляет нам оптимизма. Но Сахаров привык действовать в любых обстоятельствах, следуя лозунгу «Делай что должно, и будь что будет», и верить, что правда и разум в конце концов победят. «У нас тоже нет другого выбора», — заключил Вячеслав Бахмин.

Что Сахаров сказал бы в 2021 году?

«Что бы Сахаров сейчас думал о России?» — с этого вопроса начал выступление Сергей Ковалёв, советский диссидент и политзаключенный, первый Уполномоченный по правам человека в РФ. Он считает, что Сахаров не мог бы примириться с путинской моделью государственности. Идея открытого общества была центром сахаровских представлений об общественном и государственном устройстве. Владимир Путин построил максимально закрытую систему, которая обслуживает властную вертикаль, реконструировал и модернизировал советские механизмы подавления свободы.

«Невозможно представить себе Сахарова пассивно относящимся к антиконституционным законам», — продолжил Ковалёв, упомянув законы об экстремизме, о защите прав верующих, «закон Димы Яковлева» и закон о досудебном блокировании веб-сайтов. Невозможно представить себе академика молча присутствующим при разгроме независимых СМИ, бешеном разгуле пропаганды в государственных медиа. Сахаров заведомо не захотел бы согласиться даже с самим появлением на политической сцене подполковника КГБ. Легко угадать, как отнесся бы он к отторжению грузинской территории, к аннексии Крыма и разжиганию гражданской войны в Украине.

Главная черта сахаровской позиции — наднациональный характер его политического мышления. Он раньше и глубже всех понял глобальную опасность беззаконий, совершаемых в тоталитарных странах. Сахаров был убежден, что человечество неделимо. Отсюда его постоянные призывы оказывать давление на СССР, мировой центр тоталитаризма. Тогда они воспринимались как кощунство и самоубийственный шаг.

А что о Сахарове думает Россия? «Самый короткий ответ — ничего не думает», — продолжил Ковалев. Живой образ Андрея Дмитриевича сохранился лишь в небольшом круге людей, озабоченных проблемами открытого общества. Это люди из общественных организаций, становящихся объектом нарастающих преследований. Для них Сахаров — гражданин мира и человек, чувствовавший собственной кожей чужую беду. Академик выдвинул два принципиально важных тезиса: 1) лишь преодоление политической разобщенности и вражды дает человечеству шанс на выживание и развитие; 2) единственная надежная опора для наших усилий по преодолению политической разобщенности — это права человека, особенно интеллектуальная свобода.

Свобода мысли — основа всех других свобод. Только она может противостоять страху. Сахаров обладал ею в высочайшей степени, это делало его неуязвимым для страха. Глядя на него, освобождались от страха и другие. Соблюдение прав человека А. Д. считал самостоятельной моральной ценностью и непременным условием разрешения важных для общества проблем. В предложениях выдающегося физика для СССР не было, казалось, ничего радикального. Но когда Михаил Горбачев 20 лет спустя попытался осуществить сахаровскую программу, это привело к самоликвидации советского режима.

Правозащитная активность Сахарова была неотъемлема от его политических взглядов. А. Д. не был ни чистым правозащитником, ни политиком в традиционном понимании этого слова. Он синтезировал эти два принципиально разных подхода к общественным проблемам. В рамках этого нового мировоззрения борьба за права человека приобретает особую глубину и значимость, ведь это и борьба за будущее человечества. Переходит в новое качество и политическая активность, ведь меняются критерии ее оценки. Политические абстракции типа «национальных интересов» уступают место обеспечению прав и интересов каждого человека. Эти особенности сахаровского подхода к общественным проблемам тесно связаны с его научным мышлением. Сахаров был паладином разума. Отсюда и его демократические убеждения, ведь демократия — единственная в истории попытка устроить общество на разумных основаниях.

Мой раввин, мой учитель

«После долгой борьбы за право жить в Израиле 35 назад я был буквально за один день перемещен из Лефортовской тюрьмы в Израиль», — так начал свой рассказ Натан Щаранский, советский диссидент и политзаключенный, государственный деятель Израиля. В Израиле он работал на множестве государственных должностей, был министром в четырех правительствах. По протоколу, в этих кабинетах висели портреты президента и премьер-министра страны. Эти портреты менялись. Единственный портрет, который сопровождал Щаранского во всех кабинетах, — портрет Сахарова. «Я сказал бы о Сахарове „мой раввин“, но он не был евреем, — отметил Щаранский. — Он оказал огромное влияние на меня и на всё человечество».

Мы искали возможность убежать от лживой идеологии, от жизни, в которой ты боишься сказать правду, в науку и искусство, говорит Щаранский. И вот человек, который уже стоит на вершине [научных достижений], говорит: «Нет, там не будет свободы, нельзя убежать [от несвободы в науку]. Надо просто говорить правду, жить по совести». Такой была реакция Щаранского на прочитанную в 1968 году брошюру Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном существовании и интеллектуальной свободе».

В 1970-е годы Щаранский был переводчиком Сахарова на его встречах с иностранными корреспондентами и дипломатами. На их вопросы Сахаров никогда не отвечал быстро, он всегда задумывался, перед тем как ответить, подыскивал нужные слова, чтобы объяснить свою точку зрения. А потом проверял на слух каждое слово: действительно ли это именно то, что он имел в виду. Много раз на кухне на улице Чкалова Натан Борисович слышал, как А. Д. еще и еще раз объясняет, почему права человека тесно связаны с мировой безопасностью.

Доказать это было очень непросто. Тем более что это было время real politic, когда президент Никсон и госсекретарь Киссинджер пытались дружить с СССР. Сахаров же раз за разом объяснял: если правительство не доверяет своим гражданам, не готово дать им свободу, оно всегда будет видеть в свободном мире своего врага, опасность, угрозу. На этот счет не должно быть никаких иллюзий.

Вторая, более эмоциональная часть бесед Сахарова и Боннэр с иностранными корреспондентами касалась судьбы политзаключенных. Они настаивали, чтобы корреспонденты писали не об Андрее Дмитриевиче и Елене Георгиевне, а о политзаключенных: это единственная возможность им помочь. Сахаров ездил на суды по делам против политзаключенных. «Неделю он стоял рядом с моей матерью перед зданием суда на моем процессе», — вспоминает Натан Щаранский. Почему он стоял у судов, невзирая на погоду? Не только из чувства солидарности, но и понимая, что журналисты придут к зданию суда, если там будет Сахаров. Это была возможность поговорить с ними, объяснить ситуацию.

Картер, следующий президент США, объявил права человека приоритетом американской дип­ломатии, привнеся эту тему в американскую политику. И вот в январе 1977 года, вспоминает Щаранский, один американский знакомый предложил ему передать письмо в администрацию Картера. На подготовку письма было два часа. Натан Борисович привел американца на сахаровскую кухню. Оставался час на написание письма, потом американец должен был улетать. 10 минут Сахаров и Боннэр обсуждали общие принципы: как поблагодарить Картера за то, что он поставил права человека во главу угла в международных отношениях. Остальное время ушло на обсуждение того, кого из политзаключенных нужно упомянуть в письме.

Назвать всех было невозможно. И тогда в письме осталась единственная просьба: предоставить им канал, чтобы можно было говорить о проблеме политзаключенных в СССР, об их судьбе. Эта просьба была удовлетворена: через несколько недель Картер ответил, Сахаров был приглашен в американское посольство, это подняло отношения на новый уровень. На таких встречах он думал прежде всего о тех, кто находился за решеткой. О жертвах государственного произвола, о тех, с кем власти расправились, несмотря на реакцию мировой общественности.

Сахаров говорил: «Они думают, что мы поймем: пользы от критики нет, — и замолчим. Но мы этого не сделаем, чтобы оставаться честными, порядочными людьми. Мы не ляжем на дно и не будем молчать, мы будем жить по правде». «Своим примером А. Д. оказывал на всех нас огромное нравственное влияние», — говорит Щаранский. Второй уровень его влияния — объяснение глубокой политической связи между безопасностью и правами человека: он убеждал политиков, что им выгодно говорить о правах человека. Третий уровень — забота о конкретных политзаключенных. Продолжать наследие Сахарова сейчас можно, пытаясь помочь нынешним политзаключенным в России, Китае, Саудовской Аравии и т. д. Будь благословенна память этого великого человека!

Россия-2021: политический режим опаснее, чем в СССР

«100-летний юбилей Сахарова мы встречаем в период резкого обострения политической ситуации в России и в мире», — отметил Лев Пономарёв*, правозащитник, создатель движения «За права человека»*. Сейчас в России, полагает он, сформировался политический режим, оказавшийся опаснее того, при котором жил и работал Сахаров. При всей жесткости советского тоталитаризма, в СССР страной руководили политики, и это руководство было коллективным. Более-менее работали механизмы сдерживания безумия лидеров. Спецслужбы, всегда готовые пренебречь человеческими жизнями, были подконтрольны Политбюро.

В современной России сложилась исторически беспрецедентная ситуация: вся полнота власти принадлежит могущественной корпорации спецслужб во главе с ФСБ. Основу правящей элиты, включая президента, составляют выходцы из силовых структур. В экономике, во внешней и внутренней политике используются методы спецслужб, предназначенные не для мирного развития, а для борьбы с врагом. Ядерное оружие становится не инструментом сдерживания, а средством шантажа и угроз. Фактически ликвидирована демократическая Конституция 1993 года. Законы принимаются в интересах силовиков и для защиты политического и экономического господства узкой группы людей.

Судебная система полностью подчинена властной вертикали и не защищает права граждан. Инакомыслие и любые формы политической конкуренции жестко пресекаются. Счет политических заключенных идет на сотни, а никак не связанных политикой случайных жертв произвола и безнаказанности силовиков — на тысячи. Почти все правозащитные организации объявлены иностранными агентами и подвергаются сильнейшему давлению. Второй человек в политическом руководстве страны, секретарь Совбеза Николай Патрушев говорит, что западные универсальные ценности чужды сегодняшней России, хотя приверженность им закреплена в Конституции РФ и международных договорах, ратифицированных нашим государством.

Режим, возрождающий тоталитарные практики, является угрозой миру и прогрессу, источником опасности для человечества. Это главный урок, извлеченный из ужасов Второй мировой войны, который привел к принятию Декларации прав человека ООН, Европейской конвенции по защите прав человека и основных свобод. Диалог с Россией должен сохраняться и поддерживаться, но ключевым требованием в нем должно стать выполнение нами обязательств по защите прав человека внутри страны, освобождение политзаключенных, восстановление честных и конкурентных выборов как способа мирного разрешения вопроса о власти.

Располагая средствами, чтобы добиться выполнения этих требований, Запад в переговорах с Россией действует сугубо прагматически. В год 100-летия Сахарова важно вспомнить его слова: «В конечном итоге нравственный выбор оказывается самым прагматичным». Сегодня эти слова обращены к политикам Запада, но еще больше они значат для россиян.

Мы научились нахваливать мертвых, петь дифирамбы тем, кого уже не вернуть. Но мы не историки, не наблюдатели и не исследователи, мы — участники событий, мы влияем на их ход и несем историческую ответственность за судьбу России. То, что происходит с Россией сегодня, происходит с нами. Сегодня возможен только один нравственный выбор — сопротивляться установлению в России тоталитаризма всеми доступными мирными средствами. «Мы должны идти путем Сахарова, — отметил Лев Александрович, — проявляя ту последовательность и мужество, которые проявлял он, — иначе стыдно вслух произносить его имя».

«Сейчас мы находимся в гораздо более благоприятных исторических условиях, чем советские диссиденты», — продолжил Пономарев.

1) Нас много. Против поправок в Конституцию проголосовали миллионы людей. Они готовы голосовать против власти на выборах, среди них велика доля молодежи.

2) Мы пока еще пользуемся немыслимой для времен Сахарова свободой — возможностью искать и распространять информацию в Интернете, встречаться, проводить открытые дискуссии, у нас есть доступ к достижениям мировой науки и культуры. Этой свободы у нас с каждым годом меньше, и цена ее все выше, но было бы преступлением отказаться от нее совсем.

Мы должны рассказывать согражданам правду о происходящем в стране, об опасности, которая грозит всем ее жителям. Никто из нас больше не вправе ограничиваться ролью правозащитника, ученого, писателя, стыдиться своих политических предпочтений, сохранять статус нейтрального наблюдателя. Мы должны бросить власти открытый вызов, как это сделал в свое время ­Сахаров, сохраняя ­приверженность мирным средствам борьбы за права человека и гражданские свободы.

Без «обратной связи» государства не живут

«В сети часто обсуждается, что было бы с А. Д. Сахаровым в 1990-х и сегодня, был бы он сейчас иностранным агентом или нет», — отметил Ян Рачинский, председатель правления Международного общества «Мемориал»*. Ошибочна сама постановка этого вопроса. Если бы Сахаров был жив, мы жили бы сегодня в другой стране.

В адрес Горбачева высказывают множество обвинений, но воспринимать Михаила Сергеевича и Андрея Дмитриевича как оппонентов было бы ошибкой, считает он. Для России было колоссальным везением и счастьем, что во главе страны и во главе оппозиции тогда оказались люди, лишенные вождистских замашек, сосредоточенные на решении проблем, а не на сохранении или получении власти. После смерти Сахарова другого такого лидера у оппозиции не нашлось. Многое в дальнейших событиях объясняется отсутствием во главе оппозиции такого нравственного и интеллектуального авторитета.

«Что сейчас думают о Сахарове в России?» — спрашивал Сергей Ковалев. Действительно, думают мало: круг людей, знакомых с его идеями и наследием, не слишком широк. Власть совершенно не стремится популяризировать его наследие, имитирует уважение к его памяти.

Для нас очень важен призыв А. Д. к интеллектуальной свободе. Она составляет единый комплекс с правами человека и правдой об истории. Вместе он обеспечивает «обратную связь», без которой не могут существовать и развиваться сложные системы. Государство не может двигаться вперед, не понимая, что думают люди и как они живут. Для этого нужны интеллектуальная свобода, права человека (защищающие возможность открытого высказывания) и правда об истории (не понимая, откуда мы вышли, невозможно понять, что происходит сейчас).

При жизни академика было бы сложнее начать войну в Чечне и другие авантюры. Сахаров был огромным авторитетом, который противостоял бы соображениям «революционной целесообразности». Поэтому уход А. Д. — самая большая трагедия за последнее время. Сахаров — одна из немногих фигур, которые останутся от XX века с безусловно положительным знаком.

Триада Сахарова

«Как сегодняшний мир отражается в сахаровской триаде „Мир, прогресс, права человека“?» — с этого вопроса начал свое выступление Сергей Лукашевский, директор Сахаровского центра*. Другой российский нобелевский лауреат, Александр Солженицын, назвал Сахарова «чудесным явлением» российской общественной жизни. Действительно, это было своего рода чудом, что страна, пережившая кровавую революцию, страшную войну и массовые политические репрессии, явила миру не только отрицательный урок строительства тоталитарной утопии, не только героический подвиг в войне вопреки бесчеловечности тоталитарных вождей, но и пример морального сопротивления, пример отстаивания гуманистического идеала.

В 1968 году Сахаров выступил с призывом ко всему миру преодолеть разобщенность ради общей ответственности за судьбу цивилизации и планеты. Основой такого объединения он видел интеллектуальную свободу — не только как политическую гарантию свободы мысли и слова, но и как подход, предполагающий открытость, непредвзятость и интеллектуальную честность. Позднее А. Д. приходит к синтезу глобальной борьбы за предотвращение ядерной войны и локальной защиты конкретных узников совести. Он провозглашает, что мир, прогресс и права человека неразрывно связаны и нельзя достигнуть одной из этих целей, пренебрегая другими.

Из этой формулы проистекают вполне конкретные следствия. Невозможно устойчивое мирное сосуществование с режимами, грубо нарушающими права человека. Отсутствие внутренних ограничений и пренебрежение судьбой собственных граждан легко переносятся во внешнюю политику, провоцируя конфликты. Прогресс, не ограниченный гуманистическими принципами и соблюдением прав человека, оборачивается эксплуатацией работников, хищническим отношением к природным ресурсам, к экологии.

«Конец XX века позволял надеяться, что мы вступили в новый мир свободы, демократии, устойчивого развития, объединенного человечества», — продолжил директор Сахаровского центра*. Но с начала 2000-х годов стало возрастать чувство, что новый век не оправдывает наших ожиданий. Он оказался отмечен ростом числа вооруженных конфликтов, терроризма, экологических угроз, глобальным неравенством, появлением новых разделительных линий политического и идеологического противостояния. Едва ли мы можем сказать, что права человека действительно определяют международную политику и международные отношения. Не оказались ли чаяния и призывы Сахарова утопией? «Думаю, это не так», — считает Сергей Лукашевский.

Идеалы всегда недостижимы. Это вектор, с которым мы должны сверять свой путь. Но сегодня мы всё больше смотрим на нашу жизнь и события в мире сахаровским взглядом. Мы более отчетливо, чем раньше, видим проблемы расизма и дискриминации, проблемы бедности, экологические проблемы. И хотя в мире стало меньше нищеты и насильственных смертей, мы справедливо ужасаемся новостям из регионов вооруженных конфликтов, из стран, где политические режимы подавляют стремление людей к свободе. Улучшение жизни миллионов людей — это статистика, а бедствие каждого отдельного человека и народа — трагедия. Помня историю XX века, мы должны твердо сознавать, что цивилизационный прогресс — не гарантия от жестокости и бесчеловечности. Ткань цивилизации всегда тонка, и там, где она рвется, снова и снова проступает способность людей совершать самые страшные преступления против себе подобных.

Мы уже тридцать лет живем без А. Д. Сахарова, но с его наследием. Сахаровский подход, увязывающий воедино мир, прогресс и права человека, релевантен и при описании проблем сегодняшнего мира. Технический и экономический прогресс, развивающийся вне связи с гуманитарными вопросами, — это источник глобальных угроз. Диспропорции глобализации, неравномерный доступ к плодам прогресса рождает политические кризисы, подъем националистических движений даже в традиционно демократических странах, а в странах со слабой демократией влечет за собой откат к авторитаризму.

Цифровые технологии обеспечивают необычайную скорость обмена информацией, создают новые возможности для контактов, солидарности и развития, но они же угрожают нашей приватности и создают возможности для изощренного полицейского контроля. Всё больший вес в мире приобретает авторитарный Китай, усилившийся благодаря западным инвестициям и технологиям. Он использует лагеря гулаговского типа для перевоспитания неблагонадежного населения и подавляет борьбу за свободу. В России снова ведутся списки политзаключенных, которые включают сотни людей.

Сегодня мы, как и раньше, нуждаемся в интеллектуальной свободе. Ей угрожают не только авторитарная цензура и пропаганда, но и энтропия информационного пространства. Свободная мысль и открытая дискуссия нередко тонут в гуле сетевых медиа, где эмоции превалируют над разумом, а стремление поддержать своих и осудить чужих — над способностью к диалогу.

За последние десятилетия наш мир в целом стал лучше, если иметь в виду угрозу насильственной смерти или физический голод. «Но он точно не стал проще», — отметил С. Лукашевский, процитировав в заключение слова Андрея Сахарова: «Я склонен думать, что лишь моральные критерии в сочетании с непредвзятостью мысли могут явиться компасом в этих сложных и противоречивых проблемах, и воздерживаюсь от конкретных прогнозов. Но сегодня, как и всегда, я верю в силу человеческого разума и духа».

Борис Грозовский, обозреватель,
автор телеграм-канала EventsAndTexts

Фото Андрея Рушайло-Арно

1. 100.sakharov-center.ru
2. trv-science.ru/2021/06/argumenty-v-polzu-svobodnogo-prosvetitelstva
3. trv-science.ru/2021/06/nuzhny-moralnye-avtoritety-sredi-uchenyx

* Отмеченные звездочкой организации и физические лица внесены Минюстом РФ в реестр выполняющих функцию иностранного агента.